Великий маг Каладиус. Хроники Паэтты. Книга IV
– Завтра поутру отправимся к портному, – объявил Клай, заглянув перед сном к Олни. – Нужно одеть тебя во что-то приличное, не можешь же ты продолжать позорить меня своим видом! Постарайся забыть своё происхождение – отныне люди будут видеть тебя таким, каким ты им себя преподнесёшь. Заодно и поглядим, научил ли я тебя чему-нибудь…
Олни, хотя и не считал, что его внешний вид способен кого-то опозорить, возражать, разумеется, не стал. Он уже ест как барин, спит как барин. Если он ещё и одет будет как барин – он станет барином! Парень был достаточно самоуверен, чтобы быть уверенным в том, что в достаточной мере освоил уроки мессира.
Пока же он с блаженным стоном рухнул на свою безграничную постель, утонув в мягкой перине, словно в поляне одуванчиков. В камине весело потрескивали дрова, нагревая воздух и наполняя его приятным лёгким запахом дымка, так не похожим на тяжёлый чад от их домашнего очага. Мысли о домашнем очаге вновь вернули его воспоминания к маме, но он не успел даже как следует огорчиться, поскольку спустя несколько мгновений уже захрапел.
***
– Вполне неплохо, – оценивающе оглядев принарядившегося Олни, одобрительно кивнул Клай. – С десяти шагов и не скажешь, что ты родился в хлеву!
Они стояли у мутного зеркала в платяной лавке, и Олни с трудом узнавал в неясном отражении себя. Никогда ещё он не выглядел даже вполовину так блистательно как теперь. Вот бы в этаком виде появиться в его деревушке! Олни даже зажмурился от удовольствия, представляя себе эту сцену.
– Что ж, теперь можно отправляться к портному, – хлопнув парня по спине, объявил Клай.
– Для чего ещё портной? – приятно удивился Олни, искренне недоумевающий, что ещё могло не нравиться мессиру.
– Не можешь же ты появиться в обществе в этом, – скривился Клай. – Тебя примут за торговца лесом, или, в лучшем случае, за мелкопоместного дворянчика вроде моего кузена. Истинный дворянин никогда не купит себе наряд в лавке готового платья! Мы отыщем маэстро, который сошьёт такую одежду, которая подчеркнёт все твои достоинства и скроет многочисленные недостатки. Нам нужно спешить – я хочу, чтобы твой первый наряд был готов уже к этим выходным. Уверен, что даже в городишке вроде Токкея найдутся какие-нибудь развлечения для нас.
С Олни никогда не снимали мерку, и он понятия не имел, как это делается. Оказалось, что нужно почти три четверти часа стоять в самых нелепых позах, покуда мелкий седовласый старичок с беспокойными пальчиками ощупывал его повсюду, отмеряя что-то атласной лентой, на которой он ставил пометки.
Это была весьма неприятная и нудная процедура, однако же Олни её выдержал. Правда, потом ему очень долго (едва ли не два часа) пришлось ожидать Клая, который весьма требовательно подошёл к снятию мерки, и ещё дольше потом определялся с тканями и расцветками. Но всё же стоять в примерочной было куда легче, чем мотыжить землю, поэтому юноша не выказывал никакого нетерпения или недовольства.
Ну а затем для Олни началась светская жизнь. Клай довольно быстро оброс связями, став желанным гостем в лучших домах города. Несмотря на то, что он хранил инкогнито, местное дворянство своим безошибочным провинциальным чутьём сразу распознало в нём человека весьма знатного и, что важнее, явно столичного.
И это нежелание раскрыть себя не только не оскорбляло достойных горожан, но наоборот – приятно волновало их, добавляя пикантности. Они чувствовали, что за этим скрывается какая-то захватывающая история, и, не имея возможности узнать её, не могли отказать себе в удовольствии угадывать и представлять самые невероятные вещи. Клай нисколько не мешал этому, ведь всё это играло ему на руку.
Что касается Олни, то он вёл себя тише воды, ниже травы. Он беззвучной, едва заметной тенью следовал за наставником, оглушённый и ослепший от величия и сияния той среды, в которую попал. Он с удовольствием сидел бы в своей комнате, но мессир строго-настрого наказал ему всюду сопровождать его, и ослушаться юноша не смел. Однако эта робость была воспринята знатью Токкея как скромность и благовоспитанность, а поскольку это были как раз те качества, которыми редко могла похвастать современная золотая молодёжь, то можно сказать, что Олни был принят с не меньшим радушием, чем его учитель.
Как мы видим, высший свет Токкея не распознал с первого взгляда в изящно одетом и изящно выглядящем юноше деревенского пастушка – Клайдий излучал такое количество столичного лоска, что его с лихвой хватало на двоих. Конечно, не обошлось без пересудов о том, кем приходился молодой человек этому великолепному вельможе.
Высказывались разные точки зрения – кто-то утверждал, что они братья, хотя, скорее всего, не единоутробные; другие склонны были подозревать, что молодой, вероятно, был незаконнорождённым сыном того, что постарше. Наиболее впечатлительные натуры и вовсе чувственным шёпотом намекали на то, что здесь имеют место чувства, далеко выходящие за рамки обычной мужской привязанности. Правда, Клай вскорости развеял эти нелепые подозрения своими любовными похождениями.
К чести нашего героя нужно отметить, что и в дальнейшем всё расширяющийся круг его знакомых так и не сумел разгадать загадку его происхождения. Во всём, что касается этикета, Клайдий оказался на удивление талантливым учителем, а поскольку и ученик попался ему подстать, то, немного освоившись, Олни всё больше входил в роль знатного и таинственного юноши, поразив немало сердец.
Здесь, в Токкее, Клай уже не считал нужным скрывать свои магические способности, полагая, что публика тут куда более просвещённая. И тот факт, что внезапно прибывшие в город незнакомцы оказались ещё и магами, ещё больше подогрел и без того горячий интерес к ним. Для Олни подобный интерес был скорее в тягость, поскольку он ощущал себя лжецом, похитившим чужие одеяния, чтобы выдать себя за кого-то другого. Он поминутно ждал разоблачения, и поэтому в обществе обычно бывал очень скован. Он неохотно отдалялся от Клая, предпочитая пребывать в его спасительной сени, а потому старался вежливо отвергать всевозможные предложения, которые так и сыпались со стороны его сверстников, горящих желанием поближе сойтись со столичным магом.
В первые недели Клай с пониманием относился к этому, не требуя от воспитанника невозможного. Однако спустя некоторое время он стал категорически настаивать на том, чтобы Олни как можно больше времени проводил в обществе молодых дворянских сынов (и дочерей тоже), вероятно, желая устроить своему протеже настоящий экзамен.
И нужно отметить, что бывший пастушок с честью выдержал это испытание. Недостаток врождённого благородства он с лихвой компенсировал знаниями, почерпнутыми из уроков мессира, а также из книг. Кроме того, Олни обладал весьма острым умом и, как выяснилось, невероятной внутренней чуткостью, помогавшей ему быстро приспосабливаться к новой среде так, что никто не мог заподозрить подвоха.
Правда, Олни неприятно поразила некая незрелость новых товарищей. Ему, которому благо учиться свалилось буквально с неба, было непонятно, как эти богатые сынки богатых родителей, имея возможность нанимать лучших учителей и покупать лучшие книги, предпочитали всему этому почти что детские проказы, пирушки и интрижки. Можно было смело сказать, что он, ещё год назад читавший едва по складам, сейчас был на голову выше любого образованного молодого хлыща Токкея.
В этом смысле отрадой для него стало знакомство, сведённое Клаем с местным магом по имени Доруман. Доруман был весьма обеспеченным человеком, состояние которого складывалось не только из дворянской ренты и наследства родителей, но и из жалования, которое он получал, имея официальную должность руководителя магической обороны города.
Вообще Токкей, несмотря на то что находился не так уж далеко от границ Латиона, за последние лет сорок не видел ни одного нашествия воинственного южного соседа. Дело тут было и в естественных препятствиях местности – она здесь изобиловала болотами, и в том, что Токкей не лежал на пути к Шинтану, и потому был не особенно интересен для латионских легионов в тех искусственных войнах, которые разыгрывались будто спектакли. И тем не менее, в городе существовал не только обычный военный гарнизон, но даже и подразделение магической защиты, насчитывающее, правда, кроме мессира Дорумана ещё всего лишь трёх магов средней руки. Должности были весьма необременительны, и приносили при этом неплохой доход.
Конечно, ожидать встретить сильных магов в подобной глуши было нечего – здесь оставались лишь те, кому недоставало либо способностей, либо амбиций, чтобы перебраться в столицу. Однако же, мессир Доруман оказался весьма интересным собеседником, с которым можно было поговорить о магических практиках, а главное – у него была весьма недурная библиотека томов на шестьсот. В глазах Олни это было истинное богатство, и он готов был бы поселиться в этой библиотеке насовсем, спать на соломенной подстилке рядом с этими драгоценными шкафами, покинув свою респектабельную комнату.
К счастью, подобных жертв от него никто и не требовал – добряк Доруман охотно предоставлял юному коллеге любые книги, которые тот просил, разрешая даже забирать их с собой. У Олни разбегались глаза – он не знал, за какой том хвататься, ему хотелось иметь дюжину голов с двумя дюжинами глаз, чтобы читать по нескольку книг сразу. Не зная, сколь долго они проведут в Токкее, он страшно досадовал, что ему необходимо было тратить часть драгоценного времени на сон и светские выходы.
Среди бесценных фолиантов мессира Дорумана были и тома по магическим практикам – ничего особенного, совершенно стандартный набор. Однако же Олни с жадностью проглатывал их страница за страницей, с радостью находя подтверждения тем идеям, до которых он ранее додумался сам. Теперь ему как никогда хотелось больше времени проводить с мессиром, обсуждать новые знания, что он почерпнул из книг…
Однако Клай, вырвавшись наконец из мучительной провинциальной скуки, словно пытался компенсировать все свои потери. Он кутил напропалую, заводил интрижки с замужними и незамужними красотками, возвращался под утро с балов и приёмов. Нельзя сказать, что он совершенно потерял интерес к своему педагогическому эксперименту, но всё же характер брал своё. Он исправно уделял своему ученику время – минимум по часу каждый день, но именно сейчас Олни этого было мало как никогда. С горечью, но и некоторым приятным волнением юноша осознал, что теперь он должен будет стать сам себе учителем и наставником.
Глава 7. Каррис
В первое же утро их пребывания в Токкее Клай, едва появившись в комнате Олни, тут же заявил:
– С этого дня, парень, ты должен забыть своё имя. Придумай себе что-то более подходящее случаю.
– А что плохого в моём имени? – обиженно удивился юноша.
– Дворяне не дают своим детям имя Олни, – невозмутимо пояснил маг. – В лучшем случае они могут назвать так свою собаку. Ты начинаешь новую жизнь, и тебе потребуется новое имя. Мне, кстати, тоже. Что скажешь о имени Каладиус? Мессир Каладиус, – растянуто произнёс Клай, вслушиваясь в звучание.
– Мне нравится, – пожал плечами Олни, который всё равно не знал настоящего имени мессира.
Как мы видим, Клай добавил к своему имени окончание «ус», означавшее, что он принадлежит не просто к касте магов, но является магом, чьи заслуги уже известны и подтверждены Латионской академией высоких наук. Лишь выпускники этой академии, причём зарекомендовавшие себя с лучшей стороны, получали право трансформировать своё имя подобным образом. Однако Клайдий, очевидно, не слишком-то тяготился подобными формальностями, решив, что если начинать жизнь с чистого листа, так почему бы сразу не повысить свой статус.
Очевидно, что имя Каладиус было образовано от имени Клайдий. Почему предприимчивый авантюрист изменил звучание, а не назвался Клайдиусом, как, казалось бы, должен был? Трудно ответить на этот вопрос. Может быть, имя Каладиус показалось ему более звучным, а может быть, он всё ещё продолжал опасаться той истории с Шатсли, а потому хотел немного запутать следы. Но так или иначе, а именно в этот день, в одиннадцатый день месяца постремия 968 года Руны Кветь мир впервые услышал это имя, ставшее впоследствии столь великим и грозным, хотя прославит его совсем другой человек.
– Мне тоже нравится, – улыбаясь, кивнул Клай. – Теперь нужно придумать что-то подходящее для тебя. Как насчёт имени Каррис? Был у меня такой приятель в детстве.
– Нормальное имя, – снова пожал плечами Олни, в глубине души чувствующий, что ему не очень-то хочется быть Каррисом или кем-то иным.
– Ну значит так и будет, – удовлетворённо улыбнулся Клай. – Постарайся поскорее привыкнуть к новому имени – оно теперь твоё, как вторая кожа. И постарайся поставить себя так, чтобы тебя величали мессиром Каррисом.
Та лёгкость, с какой его учитель создавал новую реальность, казалась новоиспечённому Каррису головокружительной. Он тогда ещё не до конца осознал, что мессир решил полностью изменить его личность, и не слишком-то представлял – каково это будет изображать из себя кого-то другого. Однако мы уже знаем, что с этой задачей он справился блестяще, показав себя достойным учеником мессира Каладиуса.
***
Больше всего Олни нравилось, когда они с мессиром посещали Дорумана. Здесь не бывало приторно-бессмысленных светских бесед, не обсуждались кружева на корсаже какой-либо баронессы, не кичились своим невежеством. Конечно, мессир Доруман далеко не был образцом мудрости, но всё же книги, что стояли на полках его библиотеки, стояли там не зря. Кроме того, маг был прост в общении, не прибегая к хитросплетениям слов, предписанных этикетом. И с ним можно было говорить о магии.
Может быть, он не был столь даровит как Клайдий, но он прожил на свете вдвое дольше, и имел больше опыта, в том числе и боевого. Олни, или Каррису, как нам бы пора уже привыкнуть называть нашего героя, было интересно всё, что относилось к боевой магии. Он со всепоглощающим интересом слушал о захватывающих магических битвах между магами Палатия и Латиона во время той или иной войны, не замечая саркастической улыбки, что то и дело пробегала по губам Клая.
Да, добряк Доруман, очевидно, привирал, особенно когда рассказывал о собственных подвигах, но юноше не было до этого дела. Он то и дело перебивал рассказчика, прося более детально рассказать о том или ином приёме, применённом в бою. Несколько раз замявшись после таких просьб, Доруман стал несколько сдержаннее, отчего рассказ его, несомненно, проиграл в красочности, но зато выиграл в достоверности.
Тем не менее, пожилой маг отнёсся к приезжим с почти отческой теплотой и участием, особенно на первых порах, когда они ещё только обосновывались в городе.
– Не стеснены ли вы в средствах? – в одну из первых встреч поинтересовался он. – Если это так, я мог бы ссудить вам определённую сумму. Я живу один, и бо́льшая часть денег просто лежит у меня безо всякого дела. Прошу вас, не стесняйтесь, если вам что-либо нужно, в этом нет ничего зазорного. Я сам в своё время прибыл в этот город без гроша в кармане, так что в полной мере понимаю, какой обременительной может быть бедность.
– Благодарю вас, мессир, – учтиво отвечал Клай. – Но ежели что и обременяет меня, так это вес моего кошелька. Проклятая серебряная система – она словно нарочно придумана для того, чтобы искривить мой позвоночник17! Поверьте, наши семейства достаточно богаты, чтобы мы с мессиром Каррисом ни в чём не испытывали нужды.
Больше на эту тему разговор не заходил, да Доруман вскоре и сам смог убедиться, что его новые знакомцы просто набиты деньгами. Клай вознаграждал себя за вынужденный год воздержания от светской жизни, вскоре став главной звездой токкейского небосклона. Кажется, в нём проснулись былые повадки и жажда наслаждений. К счастью, Олни достиг уже того этапа, когда мог быть сам себе учителем, благо, к его услугам были библиотека мессира Дорумана вкупе с ним самим. Молодой мессир Каррис бросился в учёбу с тем же упоением, с каким его воспитатель мессир Каладиус бросился в пучину развлечений.
***
Зима в таком городе как Токкей совсем не то же самое, что зима в родной деревушке Олни. В разгар зимы домишко, в котором жили они с мамой, иной раз заносило до самой крыши, и ему приходилось буквально прорываться сквозь толщу снега, чтобы отыскать колодец. Здесь, во всяком случае в той части города, где находилось их жилище, снегу не давали слёживаться целые армии дворников. После каждого снегопада улицы тщательно вычищали, а снег вывозили на городские пустыри.
Читал Каррис теперь при свечах, а не в тусклом свете лучины; в камине всегда горели дрова, и ему даже не приходилось самостоятельно колоть их – каждое утро слуга заполнял до верху небольшую нишу рядом с камином. Четыре раза в день ему подавали пищу, и он, как бы ни был занят, обязательно воздавал ей должное. Спал он на мягкой постели, где бельё менялось каждые две недели, а не после того, как ноги начинали увязать в дырах.
Время проходило быстро и удивительно. Временами Каррис ловил себя на том, что очень боится проснуться, потому что всё это было слишком уж похоже на сон. Успокаивало лишь то, что мозг его вряд ли смог бы породить столь изощрённое и столь реалистичное сновидение.
Всё время, каждый день молодой ученик мага продолжал постигать различные науки, львиную долю времени отдавая магии. Как-то он наткнулся на книжных полках мессира Дорумана на некий фолиант, который, судя по обилию пыли, скопившейся на нём, уже много лет не видел солнечного света. И, прочитав название, Каррис выдохнул от восхищённого изумления.
Это был знаменитый «Магия граней» – труд, написанный ещё во времена империи великим магом Реввиусом. Олни уже слышал об этом сочинении, встречал его название на страницах других книг, но не думал, что сможет когда-либо подержать его в руках. Дело в том, что мессир Реввиус очень подробно занимался созданием магических артефактов на основе кристаллов, а тема эта давно уже интересовала юношу, который мечтал научиться многократно усиливать свою природную мощь.
– О, вы истинный ценитель, мессир Каррис, – с лёгкой усмешкой протянул Доруман, когда Олни появился с ценной книгой в руках. – Но не слишком ли сложный трактат вы выбрали на сей раз?
– Я хотел бы попытаться разобраться в нём, мессир, – с просительными нотками в голосе произнёс Каррис. – Эта тема всегда была мне интересна.
– А насколько вы знакомы с геометрией, друг мой? – поинтересовался Доруман. – Я в своё время наткнулся на эту любопытнейшую книгу и отдал за неё небольшое состояние, но, вынужден признать, так и не осилил её содержания. Здесь нужно быть, по меньшей мере, учёным академиком.
– Если позволите мне взять её, я попытаюсь понять, мессир. Увы, я не знаком с геометрией, но мой учитель всегда отмечал мои большие способности к математике. Быть может, это поможет мне.
– Что ж, друг мой, берите эту книгу, – улыбнулся Доруман. – Оставьте её себе на память о старом провинциальном маге, с которым вас на время свела судьба. Надеюсь, когда-нибудь вы помянете меня добрым словом. Я вижу в вас огромный потенциал, юноша, и он заключён отнюдь не в величине ваших магических способностей, которые, тем не менее, весьма велики. Но вы открыты знаниям, вы впитываете их подобно губке. Человек с вашей головой может дойти до головокружительных высот. Не потеряйте этот дар.
В далёком будущем великий маг Каладиус действительно не раз вспомнит этого добродушного старика, который оказался в некотором смысле настоящим пророком.
И вот теперь долгими зимними вечерами Каррис упорно штудировал полученную книгу, продираясь сквозь непроходимые дебри одновременно и теоретической магии, и математики. Временами хотелось просто бросить всё это, бросить в прямом смысле слова – наотмашь, о стену, чтоб разлетелись аккуратно сшитые пергаменные листы. Но через какое-то время что-то заставляло юношу вновь возвращаться к книге и к своим многочисленным записям.
Дошло до того, что он видел эту книгу во сне. Однажды Каррису приснилось, что мессир вместе с сеньором Шейнвилом вдвоём втолковывают ему какое-то непонятное место из «Граней», смеются над его тупостью и даже злятся. В какой-то момент сеньор Шейнвил, выведенный из себя, отдаёт приказ пороть неспособного ученика. Юноша проснулся в холодном поту, чувствуя, как ноют рубцы на пояснице. Однако же он внезапно осознал, что понял то самое место в книге, над которым бился последние дни.
К сожалению, если Олни действительно с каждым днём всё больше превращался в мессира Карриса, то вот вновь наречённый мессир Каладиус своими повадками всё больше напоминал былого Клайдия Сарамагу. Как ни презрительно относился он к провинции, но сладость светской жизни Токкея, пусть и пресноватая в сравнении со столичной, вскружила ему голову после долгого сидения в деревне. Причём случилось это неожиданно даже для него самого – Клай долгое время самоуверенно считал, что излечился от былых грехов.
Каррис, конечно, был весьма огорчён подобными переменами. Он настолько привык к постоянному обществу мессира, что теперь чувствовал себя покинутым. Богемная жизнь совершенно не прельщала, и даже пугала бывшего деревенского мальчишку. Он изо всех сил тянулся к знаниям, и пусть сейчас уже уроки его покровителя были не столь важны, поскольку он вполне способен был учиться самостоятельно, но какая-то почти детская зависимость всё же сохранялась. Кроме того, Каррису больно было видеть, как мессир, имея столь светлую голову и великие способности, растрачивает всё это на пустую светскую суету.
Вероятно, единственным человеком во всём городе, исключая самого Карриса, который был недоволен тем, как складывались дела, был мессир Доруман. Старый отшельник даже в молодости чурался развлечений, считая это недостойным занятием для тех, кто дерзает называть себя магами. Вот и сейчас он с плохо скрываемым неодобрением отмечал всё более частые случаи отсутствия Каладиуса, тогда как его ученик, напротив, не упускал случая, чтобы навестить начальника магической обороны.
– Как долго вы собираетесь пробыть в Токкее? – однажды, не сдержавшись, спросил Доруман во время одного из визитов, когда Каррис в очередной раз пришёл один.
– Ещё какое-то время, – с кривой ухмылкой ответил юноша.
Дело в том, что он буквально накануне задал тот же вопрос мессиру, и теперь мог дословно процитировать его ответ.
– Я не могу не признаться, что меня тревожит поведение мессира Каладиуса, – озабоченно продолжил старый маг. – Он растрачивает себя на какую-то пустоту, на пену… Это прискорбно, учитывая его потенциал. Будь я даже вполовину так же силён как он, я бы обязательно пробовал себя в Латионской академии, и сделал бы куда более блестящую карьеру, нежели теперь…
– Думаю, он контролирует ситуацию, – неуверенно ответил Каррис.
– Возможно он тоже так думает. Но что если это не так? Он всегда был таким?
– Мы знакомы не так давно, – осторожно проговорил юноша, боясь попасть впросак. – Но всё это время он был полностью сосредоточен на моём обучении.
– И он преуспел в этом! Но сейчас вам нужно нечто большее. Молодой человек, я хотя и не могу похвастаться великими способностями, но достаточно опытен для того, чтобы сказать: вы – совершенно необычайны. Ваши способности к обучению просто потрясают, и доказательством тому служит то, как просто вы разобрались в «Магии граней». Кроме того, я ощущаю в вас могучий потенциал, гораздо превосходящий даже потенциал мессира Каладиуса. Вы должны развивать его! Будет преступлением пойти стопами вашего учителя и тратить себя на светскую жизнь. Подобно мотыльку, вы сожжёте свои крылья в огне лампы. О, я вижу, что вы – серьёзный молодой человек! – торопливо воскликнул Доруман, видя, что Каррис хочет ему возразить. – Но самообучение при всей его ценности обладает одним существенным недостатком – ограниченностью. Вам нужны достойные учителя, которые поднимут вас на принципиально иной уровень.
– Ваша библиотека, мессир, это бесценный кладезь знаний, который мне ещё не скоро исчерпать.
– Это произойдёт скорее, чем вы думаете, друг мой, – покачал головой старый маг. – Вот что я скажу вам. Вы должны как можно скорее отправляться в Латион. Сейчас зима, и война затихла до поры. А быть может, с благословения Арионна, она и вовсе закончится, как это обыкновенно бывает. Отправляйтесь в Академию, там вас примут с распростёртыми объятиями! Заручитесь рекомендацией мессира Каладиуса – рекомендация выпускника Академии дорогого стоит!
Каррис лишь кивнул в ответ. Признаться, он очень сомневался, что его учитель, несмотря на гордое окончание его имени, действительно обучался в Латионской академии. Но, конечно же, он и виду не подал о своих сомнениях.
– Я слишком многим обязан мессиру Каладиусу, чтобы покинуть его теперь. Может быть позже мы отправимся вместе, может быть однажды он сочтёт, что я готов к самостоятельному пути, но пока что я чувствую, что должен остаться рядом с ним. Ваш совет хорош, и он исходит от доброго сердца, но я не могу принять его.