Век мой, зверь мой (сборник)

Европа

Как средиземный краб или звезда морская,Был выброшен водой последний материк;К широкой Азии, к Америке привык,Слабеет океан, Европу омывая.Изрезаны ее живые берега,И полуостровов воздушны изваянья;Немного женственны заливов очертанья:Бискайи, Генуи ленивая дуга.Завоевателей исконная земля,Европа в рубище Священного союза;Пята Испании, Италии медуза,И Польша нежная, где нету короля;Европа цезарей! С тех пор, как в БонапартаГусиное перо направил Меттерних, —Впервые за сто лет и на глазах моихМеняется твоя таинственная карта!

Посох

Посох мой, моя свобода —Сердцевина бытия,Скоро ль истиной народаСтанет истина моя?Я земле не поклонилсяПрежде, чем себя нашел;Посох взял, развеселилсяИ в далекий Рим пошел.А снега на черных пашняхНе растают никогда,И печаль моих домашнихМне по-прежнему чужда.Снег растает на утесах —Солнцем истины палим…Прав народ, вручивший посохМне, увидевшему Рим!

Ода Бетховену

Бывает сердце так сурово,Что и любя его не тронь!И в темной комнате глухогоБетховена горит огонь.И я не мог твоей, мучитель,Чрезмерной радости понять —Уже бросает исполнительИспепеленную тетрадь.………………Кто этот дивный пешеход?Он так стремительно ступаетС зеленой шляпою в руке,…………С кем можно глубже и полнееВсю чашу нежности испить;Кто может, ярче пламенея,Усилье воли освятить;Кто по-крестьянски, сын фламандца,Мир пригласил на ритурнельИ до тех пор не кончил танца,Пока не вышел буйный хмель?О Дионис, как муж, наивныйИ благодарный, как дитя,Ты перенес свой жребий дивныйТо негодуя, то шутя!С каким глухим негодованьемТы собирал с князей оброкИли с рассеянным вниманьемНа фортепьянный шел урок!Тебе монашеские кельи —Всемирной радости приют,Тебе в пророческом весельиОгнепоклонники поют;Огонь пылает в человеке,Его унять никто не мог.Тебя назвать не смели греки,Но чтили, неизвестный бог!О, величавой жертвы пламя!Полнеба охватил костер —И царской скинии над намиРазодран шелковый шатер.И в промежутке воспаленном,Где мы не видим ничего, —Ты указал в чертоге тронномНа белой славы торжество!* * *Уничтожает пламеньСухую жизнь мою,И ныне я не камень,А дерево пою.Оно легко и грубо;Из одного кускаИ сердцевина дуба,И весла рыбака.Вбивайте крепче сваи,Стучите, молотки,О деревянном рае,Где вещи так легки.* * *И поныне на АфонеДрево чудное растет,На крутом зеленом склонеИмя Божие поет.В каждой радуются кельеИмябожцы-мужики:Слово – чистое веселье,Исцеленье от тоски!Всенародно, громогласноЧернецы осуждены,Но от ереси прекраснойМы спасаться не должны.Каждый раз, когда мы любим,Мы в нее впадаем вновь.Безымянную мы губимВместе с именем любовь.* * *

«Hier stehe ich —

ich kann nicht anders…»

«Здесь я стою – я не могу иначе»:Не просветлеет темная гора —И кряжистого Лютера незрячийВитает дух над куполом Петра.

Аббат

О, спутник вечного романа,Аббат Флобера и Золя —От зноя рыжая сутанаИ шляпы круглые поля;Он всё еще проходит мимо,В тумане полдня, вдоль межи,Влача остаток власти РимаСреди колосьев спелой ржи.Храня молчанье и приличье,Он должен с нами пить и естьИ прятать в светское обличьеСияющей тонзуры честь.Он Цицерона на перинеЧитает, отходя ко сну:Так птицы на своей латыниМолились богу в старину.Я поклонился, он ответилКивком учтивым головыИ, говоря со мной, заметил:«Католиком умрете вы!»Потом вздохнул: «Как нынче жарко!»И, разговором утомлен,Направился к каштанам парка,В тот замок, где обедал он.* * *От вторника и до субботыОдна пустыня пролегла.О, длительные перелеты!Семь тысяч верст – одна стрела.И ласточки, когда летелиВ Египет водяным путем,Четыре дня они висели,Не зачерпнув воды крылом.* * *О свободе небывалойСладко думать у свечи.– Ты побудь со мной сначала, —Верность плакала в ночи, —Только я мою коронуВозлагаю на тебя,Чтоб свободе, как закону,Подчинился ты, любя…– Я свободе, как закону,Обручен, и потомуЭту легкую коронуНикогда я не сниму.Нам ли, брошенным в пространстве,Обреченным умереть,О прекрасном постоянствеИ о верности жалеть!* * *Бессонница. Гомер. Тугие паруса.Я список кораблей прочел до середины:Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,Что над Элладою когда-то поднялся.Как журавлиный клин в чужие рубежи —На головах царей божественная пена —Куда плывете вы? Когда бы не Елена,Что Троя вам одна, ахейские мужи?И море, и Гомер – всё движется любовью.Кого же слушать мне? И вот, Гомер молчит,И море черное, витийствуя, шумитИ с тяжким грохотом подходит к изголовью.* * *С веселым ржанием пасутся табуны,И римской ржавчиной окрасилась долина;Сухое золото классической весныУносит времени прозрачная стремнина.Топча по осени дубовые листы,Что густо стелются пустынною тропинкой,Я вспомню Цезаря прекрасные черты —Сей профиль женственный с коварною горбинкой!Здесь, Капитолия и Форума вдали,Средь увядания спокойного природы,Я слышу Августа и на краю землиДержавным яблоком катящиеся годы.Да будет в старости печаль моя светла:Я в Риме родился, и он ко мне вернулся;Мне осень добрая волчицею была,И – месяц Цезаря – мне август улыбнулся.* * *Я не увижу знаменитой «Федры»В старинном многоярусном театре,С проко́пченной высокой галереи,При свете оплывающих свечей.И, равнодушен к суете актеров,Сбирающих рукоплесканий жатву,Я не услышу обращенный к рампе,Двойною рифмой оперенный стих:– Как эти покрывала мне постылы…Театр Расина! Мощная завесаНас отделяет от другого мира;Глубокими морщинами волнуя,Меж ним и нами занавес лежит:Спадают с плеч классические шали,Расплавленный страданьем крепнет голос,И достигает скорбного закалаНегодованьем раскаленный слог…Я опоздал на празднество Расина…Вновь шелестят истлевшие афиши,И слабо пахнет апельсинной коркой,И словно из столетней летаргииОчнувшийся сосед мне говорит:– Измученный безумством Мельпомены,Я в этой жизни жажду только мира;Уйдем, покуда зрители-шакалыНа растерзанье Музы не пришли!Когда бы грек увидел наши игры…

Из других редакций «Камня»

* * *

Из полутемной залы, вдруг,Ты выскользнула в легкой шали —Мы никому не помешали,Мы не будили спящих слуг…* * *Душный сумрак кроет ложе,Напряженно дышит грудь…Может, мне всего дорожеТонкий крест и тайный путь.* * *Паденье – неизменный спутник страха,И самый страх есть чувство пустоты.Кто камни нам бросает с высоты —И камень отрицает иго праха?И деревянной поступью монахаМощеный двор когда-то мерил ты,Булыжники и грубые мечты —В них жажда смерти и тоска размаха…Так проклят будь, готический приют,Где потолком входящий обмороченИ в очаге веселых дров не жгут!Немногие для вечности живут;Но если ты мгновенным озабочен,Твой жребий страшен и твой дом непрочен!* * *Поговорим о Риме – дивный град!Он утвердился купола победой.Послушаем апостольское credo:Несется пыль и радуги висят.На Авентине вечно ждут царя —Двунадесятых праздников кануныИ строго-канонические луныНе могут изменить календаря.На дольный мир бросает пепел бурыйНад Форумом огромная луна,И голова моя обнажена —О, холод католической тонзуры!* * *Есть ценностей незыблемая ска́лаНад скучными ошибками веков.Неправильно наложена опалаНа автора возвышенных стихов.И вслед за тем, как жалкий СумароковПролепетал заученную роль,Как царский посох в скинии пророков,У нас цвела торжественная боль.Что делать вам в театре полусловаИ полумаск, герои и цари?И для меня явленье Озерова —Последний луч трагической зари.* * *Ни триумфа, ни войны!О железные, доколеБезопасный КапитолийМы хранить осуждены?Или, римские перуны —Гнев народа – обманув,Отдыхает острый клювТой ораторской трибуны;Или возит кирпичиСолнца дряхлая повозкаИ в руках у недоноскаРима ржавые ключи?

Encyclica

Есть обитаемая духомСвобода – избранных удел.Орлиным зреньем, дивным слухомСвященник римский уцелел.И голубь не боится грома,Которым церковь говорит;В апостольском созвучьи: Roma!Он только сердце веселит.Я повторяю это имяПод вечным куполом небес,Хоть говоривший мне о РимеВ священном сумраке исчез!* * *Обиженно уходят на холмы,Как Римом недовольные плебеи,Старухи-овцы – черные халдеи,Исчадье ночи в капюшонах тьмы.Их тысячи – передвигают все,Как жердочки, мохнатые колени,Трясутся и бегут в курчавой пене,Как жеребья в огромном колесе.Им нужен царь и черный Авентин,Овечий Рим с его семью холмами,Собачий лай, костер под небесамиИ горький дым жилища, и овин.На них кустарник двинулся стенойИ побежали воинов палатки,Они идут в священном беспорядке.Висит руно тяжелою волной.* * *– Я потеряла нежную камею,Не знаю где, на берегу Невы.Я римлянку прелестную жалею, —Чуть не в слезах мне говорили вы.Но для чего, прекрасная грузинка,Тревожить прах божественных гробниц?Еще одна пушистая снежинкаРастаяла на веере ресниц.И кроткую вы наклонили шею.Камеи нет – нет римлянки, увы!Я Тинотину смуглую жалею —Девичий Рим на берегу Невы.

Tristia

* * *

– Как этих покрывал и этого убораМне пышность тяжела средь моего позора!– Будет в каменной ТрезенеЗнаменитая беда,Царской лестницы ступениПокраснеют от стыда…………И для матери влюбленнойСолнце черное взойдет.– О, если б ненависть в груди моей кипела —Но, видите, само признанье с уст слетело.– Черным пламенем Федра горитСреди белого дня.Погребальный факел чадитСреди белого дня.Бойся матери ты, Ипполит;Федра-ночь тебя сторожитСреди белого дня.– Любовью черною я солнце запятнала!Смерть охладит мой пыл из чистого фиала.– Мы боимся, мы не смеемГорю царскому помочь.Уязвленная Тезеем,На него напала ночь.Мы же, песнью похороннойПровожая мертвых в дом,Страсти дикой и бессоннойСолнце черное уймем.

Зверинец

Отверженное слово «мир»В начале оскорбленной эры;Светильник в глубине пещерыИ воздух горных стран – эфир;Эфир, которым не сумели,Не захотели мы дышать.Козлиным голосом, опять,Поют косматые свирели.Пока ягнята и волыНа тучных пастбищах водилисьИ дружелюбные садилисьНа плечи сонных скал орлы, —Германец выкормил орла,И лев британцу покорился,И галльский гребень появилсяИз петушиного хохла.А ныне завладел дикарьСвященной палицей Геракла,И черная земля иссякла,Неблагодарная, как встарь.Я палочку возьму сухую,Огонь добуду из нее,Пускай уходит в ночь глухуюМной всполошенное зверье!Петух и лев, широкохмурыйОрел и ласковый медведь —Мы для войны построим клеть,Звериные пригреем шкуры.А я пою вино времен —Источник речи италийской,И, в колыбели праарийской,Славянский и германский лён!Италия, тебе не леньТревожить Рима колесницы,С кудахтаньем домашней птицыПерелетев через плетень?И ты, соседка, не взыщи, —Орел топорщится и злится:Что, если для твоей пращиХолодный камень не годится?В зверинце заперев зверей,Мы успокоимся надолго,И станет полноводней Волга,И рейнская струя светлей —И умудренный человекПочтит невольно чужестранца,Как полубога, буйством танцаНа берегах великих рек.* * *На розвальнях, уложенных соломой,Едва прикрытые рогожей роковой,От Воробьевых гор до церковки знакомойМы ехали огромною Москвой.А в Угличе играют дети в бабкиИ пахнет хлеб, оставленный в печи.По улицам меня везут без шапки,И теплятся в часовне три свечи.Не три свечи горели, а три встречи —Одну из них сам Бог благословил,Четвертой не бывать, а Рим далече —И никогда он Рима не любил.Ныряли сани в черные ухабы,И возвращался с гульбища народ.Худые мужики и злые бабыПереминались у ворот.Сырая даль от птичьих стай чернела,И связанные руки затекли;Царевича везут, немеет страшно тело —И рыжую солому подожгли.

Соломинка

Когда, соломинка, не спишь в огромной спальнеИ ждешь, бессонная, чтоб, важен и высок,Спокойной тяжестью – что может быть печальней —На веки чуткие спустился потолок,Соломка звонкая, соломинка сухая,Всю смерть ты выпила и сделалась нежней,Сломалась милая соломка неживая,Не Саломея, нет, соломинка скорей.В часы бессонницы предметы тяжелее,Как будто меньше их – такая тишина, —Мерцают в зеркале подушки, чуть белея,И в круглом омуте кровать отражена.Нет, не соломинка в торжественном атласе,В огромной комнате над черною Невой,Двенадцать месяцев поют о смертном часе,Струится в воздухе лед бледно-голубой.Декабрь торжественный струит свое дыханье,Как будто в комнате тяжелая Нева.Нет, не Соломинка – Лигейя, умиранье, —Я научился вам, блаженные слова.

Я научился вам, блаженные слова:Ленор, Соломинка, Лигейя, Серафита.В огромной комнате тяжелая Нева,И голубая кровь струится из гранита.Декабрь торжественный сияет над Невой.Двенадцать месяцев поют о смертном часе.Нет, не Соломинка в торжественном атласеВкушает медленный томительный покой.В моей крови живет декабрьская Лигейя,Чья в саркофаге спит блаженная любовь.А та – Соломинка, быть может – Саломея,Убита жалостью и не вернется вновь.* * *Мне холодно. Прозрачная веснаВ зеленый пух Петрополь одевает,Но, как медуза, невская волнаМне отвращенье легкое внушает.По набережной северной рекиАвтомобилей мчатся светляки,Летят стрекозы и жуки стальные,Мерцают звезд булавки золотые,Но никакие звезды не убьютМорской воды тяжелый изумруд.* * *В Петрополе прозрачном мы умрем,Где властвует над нами Прозерпина.Мы в каждом вздохе смертный воздух пьем,И каждый час нам смертная година.Богиня моря, грозная Афина,Сними могучий каменный шелом.В Петрополе прозрачном мы умрем, —Здесь царствуешь не ты, а Прозерпина.* * *Не веря воскресенья чуду,На кладбище гуляли мы,– Ты знаешь, мне земля повсюдуНапоминает те холмы…………Где обрывается РоссияНад морем черным и глухим.От монастырских косогоровШирокий убегает луг.Мне от владимирских просторовТак не хотелося на юг,Но в этой темной, деревяннойИ юроди́вой слободеС такой монашкою туманнойОстаться – значит, быть беде.Целую локоть загорелыйИ лба кусочек восковой,Я знаю: он остался белыйПод смуглой прядью золотой.Целую кисть, где от браслетаЕще белеет полоса.Тавриды пламенное летоТворит такие чудеса.Как скоро ты смуглянкой сталаИ к Спасу бедному пришла,Не отрываясь целовала,А гордою в Москве была.Нам остается только имя:Чудесный звук, на долгий срок.Прими ж ладонями моимиПересыпаемый песок.* * *Эта ночь непоправима,А у вас еще светло!У ворот ЕрусалимаСолнце черное взошло.Солнце желтое страшнее —Баю-баюшки-баю —В светлом храме иудеиХоронили мать мою.Благодати не имеяИ священства лишены,В светлом храме иудеиОтпевали прах жены.И над матерью звенелиГолоса израильтян.Я проснулся в колыбели,Черным солнцем осиян.* * *Золотистого меда струя из бутылки теклаТак тягуче и долго, что молвить хозяйка успела:– Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла,Мы совсем не скучаем, – и через плечо поглядела.Всюду Бахуса службы, как будто на свете одниСторожа и собаки, – идешь, никого не заметишь.Как тяжелые бочки, спокойные катятся дни:Далеко в шалаше голоса – не поймешь, не ответишь.После чаю мы вышли в огромный коричневый сад,Как ресницы, на окнах опущены темные шторы.Мимо белых колонн мы пошли посмотреть виноград,Где воздушным стеклом обливаются сонные горы.Я сказал: виноград, как старинная битва, живет,Где курчавые всадники бьются в кудрявом порядке,В каменистой Тавриде наука Эллады – и вотЗолотых десятин благородные, ржавые грядки.Ну а в комнате белой, – как прялка, стоит тишина.Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала.Помнишь, в греческом доме: любимая всеми жена —Не Елена – другая – как долго она вышивала?Золотое руно, где же ты, золотое руно?Всю дорогу шумели морские тяжелые волны,И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,Одиссей возвратился, пространством и временем полный.* * *Еще далёко асфоделейПрозрачно-серая весна,Пока еще на самом делеШуршит песок, кипит волна.Но здесь душа моя вступает,Как Персефона, в легкий круг;И в царстве мертвых не бываетПрелестных, загорелых рук.Зачем же лодке доверяемМы тяжесть урны гробовойИ праздник черных роз свершаемНад аметистовой водой?Туда душа моя стремится,За мыс туманный Меганом,И черный парус возвратитсяОттуда после похорон!Как быстро тучи пробегаютНеосвещенною грядой,И хлопья черных роз летаютПод этой ветряной луной.И, птица смерти и рыданья,Влачится траурной каймойОгромный флаг воспоминаньяЗа кипарисною кормой.И раскрывается с шуршаньемПечальный веер прошлых лет —Туда, где с темным содроганьемВ песок зарылся амулет;Туда душа моя стремится,За мыс туманный Меганом,И черный парус возвратитсяОттуда после похорон!* * *Собирались эллины войноюНа прелестный остров Саламин —Он, отторгнут вражеской рукою,Виден был из гавани Афин.А теперь друзья-островитянеСнаряжают наши корабли —Не любили раньше англичанеЕвропейской сладостной земли.О Европа, новая Эллада,Охраняй Акрополь и Пирей!Нам подарков с острова не надо —Целый лес незваных кораблей.

Декабрист

– Тому свидетельство языческий сенат —Сии дела не умирают!Он раскурил чубук и запахнул халат,А рядом в шахматы играют.Честолюбивый сон он променял на срубВ глухом урочище Сибири,И вычурный чубук у ядовитых губ,Сказавших правду в скорбном мире.Шумели в первый раз германские дубы.Европа плакала в тенетах.Квадриги черные вставали на дыбыНа триумфальных поворотах.Бывало, голубой в стаканах пунш горит.С широким шумом самовараПодруга рейнская тихонько говорит,Вольнолюбивая гитара.– Еще волнуются живые голосаО сладкой вольности гражданства!Но жертвы не хотят слепые небеса:Вернее труд и постоянство.Всё перепуталось, и некому сказать,Что, постепенно холодея,Всё перепуталось, и сладко повторять:Россия, Лета, Лорелея.* * *

А. В. Карташеву

Среди священников левитом молодымНа страже утренней он долго оставался.Ночь иудейская сгущалася над ним,И храм разрушенный угрюмо созидался.Он говорил: «Небес тревожна желтизна.Уж над Евфратом ночь, бегите, иереи!»А старцы думали: не наша в том вина;Се черно-желтый свет, се радость Иудеи.Он с нами был, когда, на берегу ручья,Мы в драгоценный лен Субботу пеленалиИ семисвещником тяжелым освещалиЕрусалима ночь и чад небытия.* * *Твое чудесное произношенье —Горячий посвист хищных птиц;Скажу ль: живое впечатленьеКаких-то шелковых зарниц.«Что» – голова отяжелела.«Цо» – это я тебя зову!И далеко прошелестело:Я тоже на земле живу.Пусть говорят: любовь крылата,Смерть окрыленнее стократ;Еще душа борьбой объята,А наши губы к ней летят.И столько воздуха и шелкаИ ветра в шепоте твоем,И, как слепые, ночью долгойМы смесь бессолнечную пьем.* * *Что поют часы-кузнечик,Лихорадка шелестит,И шуршит сухая печка —Это красный шелк горит.Что зубами мыши точатЖизни тоненькое дно —Это ласточка и дочкаОтвязала мой челнок.Что на крыше дождь бормочет —Это черный шелк горит.Но черемуха услышитИ на дне морском: прости.Потому что смерть невинна,И ничем нельзя помочь,Что в горячке соловьинойСердце теплое еще.* * *Когда на площадях и в тишине келейнойМы сходим медленно с ума,Холодного и чистого рейнвейнаПредложит нам жестокая зима.В серебряном ведре нам предлагает стужаВалгаллы белое вино,И светлый образ северного мужаНапоминает нам оно.Но северные скальды грубы,Не знают радостей игры,И северным дружинам любыЯнтарь, пожары и пиры.Им только снится воздух юга —Чужого неба волшебство,И все-таки упрямая подругаОткажется попробовать его.

Кассандре

Я не искал в цветущие мгновеньяТвоих, Кассандра, губ, твоих, Кассандра, глаз,Но в декабре – торжественное бденье —Воспоминанье мучит нас!И в декабре семнадцатого годаВсё потеряли мы, любя:Один ограблен волею народа,Другой ограбил сам себя…Когда-нибудь в столице шалой,На скифском празднике, на берегу Невы,При звуках омерзительного балаСорвут платок с прекрасной головы…Но если эта жизнь – необходимость бредаИ корабельный лес – высокие дома, —Лети, безрукая победа,Гиперборейская чума!На площади с броневикамиЯ вижу человека: онВолков горящими пугает головнями —Свобода, равенство, закон!* * *В тот вечер не гудел стрельчатый лес органа,Нам пели Шуберта – родная колыбель!Шумела мельница, и в песнях ураганаСмеялся музыки голубоглазый хмель.Старинной песни мир – коричневый, зеленый,Но только вечно-молодой,Где соловьиных лип рокочущие кроныС безумной яростью качает царь лесной.И сила страшная ночного возвращеньяТа песня дикая, как черное вино:Это двойник – пустое привиденье —Бессмысленно глядит в холодное окно!* * *На страшной высоте блуждающий огонь,Но разве так звезда мерцает?Прозрачная звезда, блуждающий огонь,Твой брат, Петрополь, умирает.На страшной высоте земные сны горят,Зеленая звезда мерцает.О, если ты звезда, – воде и небу брат,Твой брат, Петрополь, умирает.Чудовищный корабль на страшной высотеНесется, крылья расправляет —Зеленая звезда, в прекрасной нищетеТвой брат, Петрополь, умирает.Прозрачная весна над черною НевойСломалась. Воск бессмертья тает.О, если ты звезда, – Петрополь, город твой,Твой брат, Петрополь, умирает.* * *Когда в теплой ночи замираетЛихорадочный форум МосквыИ театров широкие зевыВозвращают толпу площадям —Протекает по улицам пышнымОживленье ночных похорон:Льются мрачно-веселые толпыИз каких-то божественных недр.Это солнце ночное хоронитВозбужденная играми чернь,Возвращаясь с полночного пираПод глухие удары копыт.И как новый встает Геркуланум,Спящий город в сияньи луны:И убогого рынка лачуги,И могучий дорический ствол.* * *Прославим, братья, сумерки свободы,Великий сумеречный год!В кипящие ночные водыОпущен грузный лес тенет.Восходишь ты в глухие годы —О солнце, судия, народ!Прославим роковое бремя,Которое в слезах народный вождь берет.Прославим власти сумрачное бремя,Ее невыносимый гнет.В ком сердце есть – тот должен слышать, время,Как твой корабль ко дну идет.Мы в легионы боевыеСвязали ласточек – и вотНе видно солнца; вся стихияЩебечет, движется, живет;Сквозь сети – сумерки густые —Не видно солнца и земля плывет.Ну что ж, попробуем: огромный, неуклюжий,Скрипучий поворот руля.Земля плывет. Мужайтесь, мужи.Как плугом океан деля,Мы будем помнить и в летейской стуже,Что десяти небес нам стоила земля.

Tristia

Я изучил науку расставаньяВ простоволосых жалобах ночных.Жуют волы, и длится ожиданье,Последний час вигилий городских.И чту обряд той петушиной ночи,Когда, подняв дорожной скорби груз,Глядели вдаль заплаканные очиИ женский плач мешался с пеньем муз.Кто может знать при слове – расставанье,Какая нам разлука предстоит?Что нам сулит петушье восклицанье,Когда огонь в акрополе горит?И на заре какой-то новой жизни,Когда в сенях лениво вол жует,Зачем петух, глашатай новой жизни,На городской стене крылами бьет?И я люблю обыкновенье пряжи:Снует челнок, веретено жужжит.Смотри: навстречу, словно пух лебяжий,Уже босая Делия летит!О, нашей жизни скудная основа!Куда как беден радости язык!Всё было встарь. Всё повторится снова.И сладок нам лишь узнаванья миг.Да будет так: прозрачная фигуркаНа чистом блюде глиняном лежит,Как беличья распластанная шкурка,Склонясь над воском, девушка глядит.Не нам гадать о греческом Эребе,Для женщин воск – что для мужчины медь,Нам только в битвах выпадает жребий,А им дано гадая умереть.* * *На каменных отрогах ПиэрииВодили музы первый хоровод,Чтобы, как пчелы, лирники слепыеНам подарили ионийский медИ холодком повеяло высокимОт выпукло-девического лба,Чтобы раскрылись правнукам далекимАрхипелага нежные гроба.Бежит весна топтать луга Эллады,Обула Сафо пестрый сапожок,И молоточками куют цикады,Как в песенке поется, перстенек.Высокий дом построил плотник дюжий.На свадьбу всех передушили кур,И растянул сапожник неуклюжийНа башмаки все пять воловьих шкур.Нерасторопна черепаха-лира,Едва-едва, беспалая, ползет.Лежит себе на солнышке Эпира,Тихонько грея золотой живот.Ну кто ее такую приласкает,Кто спящую ее перевернет —Она во сне Терпандра ожидает,Сухих перстов предчувствуя налет.Поит дубы холодная криница,Простоволосая шумит трава,На радость осам пахнет медуница.О, где же вы, святые острова,Где не едят надломленного хлеба,Где только мед, вино и молоко,Скрипучий труд не омрачает небаИ колесо вращается легко.* * *В хрустальном омуте какая крутизна!За нас сиенские предстательствуют горы,И сумасшедших скал колючие соборыПовисли в воздухе, где шерсть и тишина.С висячей лестницы пророков и царейСпускается орган, святого духа крепость,Овчарок бодрый лай и добрая свирепость,Овчины пастухов и посохи судей.Вот неподвижная земля, и вместе с нейЯ христианства пью холодный горный воздух,Крутое «Верую» и псалмопевца роздых,Ключи и рубища апостольских церквей.Какая линия могла бы передатьХрусталь высоких нот в эфире укрепленном,И с христианских гор в пространстве изумленном,Как Палестрины песнь, нисходит благодать.* * *Сестры – тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы.Медуницы и осы тяжелую розу сосут;Человек умирает. Песок остывает согретый,И вчерашнее солнце на черных носилках несут.Ах, тяжелые соты и нежные сети!Легче камень поднять, чем имя твое повторить.У меня остается одна забота на свете:Золотая забота, как времени бремя избыть.Словно темную воду, я пью помутившийся воздух.Время вспахано плугом, и роза землею была.В медленном водовороте тяжелые нежные розы,Розы тяжесть и нежность в двойные венки заплела.* * *Вернись в смесительное лоно,Откуда, Лия, ты пришла,За то, что солнцу ИлионаТы желтый сумрак предпочла.Иди, никто тебя не тронет,На грудь отца в глухую ночьПускай главу свою уронитКровосмесительница-дочь.Но роковая переменаВ тебе исполниться должна:Ты будешь Лия – не Елена,Не потому наречена,Что царской крови тяжелееСтруиться в жилах, чем другой, —Нет, ты полюбишь иудея,Исчезнешь в нем – и бог с тобой.* * *Веницейской жизни, мрачной и бесплодной,Для меня значение светло:Вот она глядит с улыбкою холоднойВ голубое дряхлое стекло.Тонкий воздух кожи. Синие прожилки.Белый снег. Зеленая парча.Всех кладут на кипарисные носилки,Сонных, теплых вынимают из плаща.И горят, горят в корзинах свечи,Словно голубь залетел в ковчег.На театре и на праздном вечеУмирает человек.Ибо нет спасенья от любви и страха:Тяжелее платины Сатурново кольцо!Черным бархатом завешенная плахаИ прекрасное лицо.Тяжелы твои, Венеция, уборы,В кипарисных рамах зеркала.Воздух твой граненый.В спальне тают горыГолубого дряхлого стекла.Только в пальцах роза или склянка —Адриатика зеленая, прости!Что же ты молчишь, скажи, венецианка,Как от этой смерти праздничной уйти?Черный Веспер в зеркале мерцает.Всё проходит. Истина темна.Человек родится. Жемчуг умирает.И Сусанна старцев ждать должна.

Предыдущая 1 2 3 4 5...9 Следующая

Авторизация