168 часов до Парижа

– Толмачом?

– Ну да. Послушайте, ваш знакомый абсолютный младенец в лингвистике. Невероятно, но факт.

Меценат, отложив очки в золотой оправе, принял извинение любовницы с утомлённым лицом великодушного кредитора:

– Пустое, сам был не в духе. – Когда актриса произвела намеренно шумный выдох, указывающий на страдания раненной души, поинтересовался: – Не знал, что владеешь иностранным. Это какой? Ничего подобного до сих пор не слышал.

– Морозов, невероятно, но я его понимаю.

– Итак, Фима, начинайте уже говорить туда-обратно! – подбодрил маэстро актрису, смущённую открывшимся талантом.

– Позвольте представиться, Ленар, импресарио театрального агентства. В результате недоразумения и скверного характера оказался в пустынных землях без средств к передвижению и вовсе без всяких средств. Выручайте коллегу. Готов быть полезным в меру сил и воспитания. Согласен на любую должность не ниже директора, – он повернулся в профиль, чтобы показать высокую черту лба, которой очень гордился.

Меценат, слегка опешив от щедрого предложения, тщательно осмотрел нахального гостя и после солидной паузы вынес вердикт:

– Сразу видно человека с амбициями. Давайте так, – он перебрал пальцами в раздумье, – я доверюсь Серафиме: у неё верный глаз. Устраивайтесь в гостинице. Затем, милости прошу на беседу. Подробно расскажите свои таланты. – Второй скандал Савве был без нужды, и отослав соискателя на совсем занятую должность, он хотел выспросить, где любовница нашла необычного импресарио.

Уже собравшись идти, Ленар заметил на стене цветной плакат с рекламой экзотического устройства и начал подозревать, что оказался совсем не на той Земле, где цветёт садами Армавир и грассирует шансоном Париж. Требовался звонок на родину, чтобы прояснить географию. Конечно, телефонистка мгновенно донесёт в ЦК, но кому нужен неучтённый турист? Никто не станет гоняться за одиноким путником по бескрайним просторам Российской Империи. Для полноты картины маэстро поинтересовался:

– Весьма признателен за внимание. Извините, крайняя нужда позвонить. Ещё немного и у домашних сделается нервный тик от моих настроений.

– Телефон потеряли? Как же вы так? Серафима, помогите господину Ленару.

Актриса достала из объёмного ридикюля серебряную коробочку с перламутровыми кнопками, и вонзив штепсель в фарфоровую розетку, занесла руку над устройством:

– Говорите номер?

– Какой номер? – Ленару стало интересно, что от него хотят услышать. Конечно, он читал о подобных устройствах, но в империи арнов уже несколько веков пользовались услугами молоденьких барышень с Земли.

– Ну куда вы собираетесь звонить?

– Поместье Ленара. Где аппарат? – Маэстро подробно осмотрел кабинет. – Дайте трубку, я сам всё объясню телефонистке.

– Телефонистке?! – Савва с Фимой уставились на Ленара, отчего тому стало совсем всё неприятно.

– Вы откуда к нам прибыли, дражайший, из прошлого? – осторожно поинтересовался меценат.

«Ну вот проколол билетик на трамвай. Сам в лабиринте и других запутал. Лет сто не летал в Россию. Одичал до неприличия. Наверняка, эта коробочка и есть телефон», – мелькнуло в голове у маэстро.

– Я без номера успешно обхожусь. Это чё получается, у вас номера есть, а барышень нет? – попробовал свести всё на шутку. – Вот это ракурсы в профиль! И что сердечнику делать в планетарии?

– Звоните в свой театр. Хоть какой-то номер должны помнить, коль импресарио? – предложил Савва, не любивший юмора подобного сорта.

– Ага, только сейчас начинает доходить – у меня образовалась качественная амнезия от здешнего климата.

– Это очень подозрительно. Сейчас вызову полицию. Вдруг вы революционер? – быстро перевела Фима опасения мецената, явно волнуясь за своего протеже.

Савва пододвинул к себе коробочку и начал жать выпуклые кнопки с арабскими цифрами. Что совсем не понравилось маэстро.

– Это вы совершенно зря придумали. Не советую, могу зарезать. – Ленар выхватил стилет. – У меня катастрофический цейтнот: ровно неделя на все коврики-дорожки. И нет никакого желания тратить его в липких объятьях власти, – с круглыми от удивления глазами актриса продолжала переводить необычный диалог между жертвой и злодеем, сверкавшим в полумраке кабинета острейшим лезвием.

– Подождите, подождите, если нужда в деньгах, – Савва торопливо защёлкал ящиками, – то могу посодействовать. Вот ключи.

Ленар мгновенно прижал к горлу мецената холодный метал:

– Сидеть! Фимочка, будьте любезны, покажите сокровищницу Мидаса3.

Актриса распахнула денежный шкаф и не сдержавшись вскрикнула:

– Морозов, ты негодяй! Труппа сидит без зарплаты, а здесь Клондайк! И где мы прогорели? Жмот потомственный! – Тирада не нуждалась в переводе. Любой мужчина с лёгкостью читает международный язык рассерженной женщины. Впрочем, Ленару не было никакого дела к финансам любовников.

– Барышня, уж извините за форс-мажоры, но не могли бы вы озвучить сколько надобно денег, чтобы путешествовать в Париж с хорошим шампанским? Этого хватит? – Он показал на стопки денег в недрах железного ящика.

– И останется на цыган с медведем.

– Тогда отсчитайте необходимую сумму, остальное передайте служителям Мельпомены4.

– Вы Робин Гуд! – воскликнула актриса и, наградив презрительным взглядом «близкого друга», начала строить пирамиду на зелёной столешнице. Ленар выразительно хлопнув ресницами, сделал комплимент:

– Ну зачем так сразу. Это ваша неземная красота творит магию. Захотелось произвести впечатление. Романтик, знаете ли.

– Впечатлили. Молния, а не человек.

– Предлагаю удвоить сумму для столицы Франции?

Фима в нерешительности застыла над билетами свободы. Задание партии требовалось выполнить, но предложение посетить Париж выглядело крайне соблазнительно. Как любая красивая женщина, она решила перенести на потом сложный выбор. Если мужчина в интересе, то обязательно найдёт способ добиться своего, если же нет, то без нужды показывать слабость перед вояжем в столицу моды.

– В чём кроссворд? – удивился маэстро, не понимая для чего нужна арифметика в театре. До сих пор подобные варианты не встречали сопротивления у провинциальных актрис.

Временно выпавший из дискуссии меценат придумал изобразить резкий старт из кабинета, но упал, споткнувшись об английский сапожек Серафимы. Тогда ловко перевернувшись на спину, начинал палить из браунинга, зажмурив глаза. Маэстро пришлось метнуть стилет в горло напуганного мецената, отчего тот выронил пистолет, схватившись обоими руками за покрытую алмазами рукоятку.

Осторожно выглянув из-за стола, за которым пережидала артобстрел, Серафима встала и медленно открыла застёжку ридикюля, решая про себя сложную финансовую задачу. Ей жалко было товарищей по цеху, но в конце концов выкрутятся, не в первый раз. А у неё чрезвычайно важное дело, которым она никак не могла пренебречь. Вполне хватило сегодняшнего унижения, чтобы не желать повторения упрёков от соратников по борьбе.

– Обойдутся! – наконец решительно заявила, посмотрев на дрыгающего лакированными штиблетами покровителя искусств. – Фофанов вообще прошлый раз в пьяном виде сорвал спектакль, а Сапрыкин на банкете лез целоваться с мокрыми губами. – Сдвинув брови, начала загружать ассигнации в металлическую пасть ридикюля.

– Тогда надо бежать и очень быстро. Я не хочу резать вашего Сапрыкина. Гуманист, знаете ли! Нужен чёрный ход. Фима, слышите, чёрный ход! – вытирая стилет о золотые огурцы на жилете мецената, потребовал Ленар.

– Перестаньте кричать! Идёмте как обычно. Мы ведь не знаем, что здесь произошло? – ответила актриса, забирая в сумку браунинг.

– Вообще были в соседнем коридоре, – мгновенно подхватил маэстро, удивлённый хладнокровием актрисы.

Чтобы выиграть время, она закрыла дверь на ключ и пошла к служебному выходу с томным видом драматической примы. На вопрос администратора о выстрелах ответила:

– Онегина репетируем. Фофанов опять напился и палит в разные стороны из браунинга, как бешеный.

– Так там же вроде дуэльные пистолеты должны быть.

– Вот идите и объясните ему! Дерзит режиссёру, грозиться всех перестрелять, если не выдадут жалование.

– Увольте. Мне здесь неплохо. А насчёт денег он прав, – отговорился старик, поправляя на носу круглые очки в черепаховой оправе.

Когда локомобиль оказался далеко за городской чертой, Фима до этого в крайнем возбуждении крутившая руль, наконец задала давно терзавший её вопрос:

– Товарищ, вы из какой партии? Понимаю, конспирация, но можете довериться полностью. Это мне поручили Морозова. Признаюсь, смалодушничала, не смогла ликвидировать. Он хитроумно обольстил дорогими подарками. Почувствовал гад смертельную угрозу. Я сразу догадалась, что вы из наших. Готова понести любое, самое суровое наказание от соратника по борьбе.

«Да-с, замечательный крюшон образовался. Не успел выйти от пирса, а в кильватере труп мецената, и нервная дамочка размахивает браунингом. Знатное начало, господин Ленар!» – мысленно похвалил себя маэстро.

– Этого вашего газолина до ближайшего города хватит?

– Вы о чём таком говорите? Аптеки на каждой станции. Товарищ Ленар, повторяю, можете положиться на меня во всём.

– Дорогая Серафима, вам придётся стать нелегалам, всё-таки убийство и грабёж богатого человека.

– Ой, как здорово, давно мечтала обрезать эти противные локоны: Морозову очень нравились.

– Прекрасный повод, браво! Рад, что помог избавиться от деспота. Так вы за революцию или личный фронт не устраивает?

– О чём таком говорите? Савва отказался спонсировать «Искру». Представляете! Партия рассчитывала на него, а он заявил, что рабочие бастуют, начитавшись газет. Жмот упёртый!

– Так зачем амуры делали? Порядочного человека совратили?

– Вы что себе позволяете! – гневно вскинула подбородок актриса.

– А есть ли в империи полёты на аэропланах? – перебил Ленар, чтобы не участвовать в глупом на его взгляд споре.

– Завтра из Ростова вылетает «Максим Горький» под управлением Левоневского. Хотите принять участие в митинге? – в свойственной женщинам манере легко перескочила на другую тему революционерка.

– Мечтаю, я, знаете ли, поклонник «сталинских соколов»!

– Каких, позвольте, соколов?

«Всё, жить нет никакой возможности, что не скажу, то всё сразу мимо! Это куда же меня высадил Семён? Телефоны необычные, полярники летают из Ростова!» – мысленно возмутился Ленар.

– Фимочка, а что это у вас за аппараты с кнопками. У нас на болотах связь не имеет такой подвижности.

– Держите, только нужна розетка.

Маэстро покрутил в руках прямоугольную штуку с огоньками под выпуклым стеклом: «Бледный Космос! Ерунда какая-то! Цифры, кнопки…» – Пришлось успокоить начавшую подозрительно коситься актрису:

– Фимочка, душа моя, я только что сбежал с каторги, а там, сами понимаете, вечный курорт от центральной прессы. Помогите беглецу позвонить в Индокитай. Большая нужда сообщить своим, что повезло с Армавиром.

– Теперь понятно, почему так странно говорите. У красных кхмеров сидели?

– У них проклятых. Свирепые до невозможности, чуть что и бьют по голове нещадно, видите, падежи путаю!

На предельно чёрном небе Кубани появилась луна в окружении звёзд Млечного пути. Впереди из-за холма с кучерявыми зарослями орешника показались мерцающие огни атмосферного электричества на воротах придорожной гостиницы. В ресторане газолиновая люстра бросала размытый свет сквозь пыльные плафоны. Ленару стало совсем грустно. И что за беда выбросила его из уютного дивана в холодную ночь чужой страны? Это ведь надо ещё постараться, чтобы найти столько гвоздей в одном месте и сразу!

Вонзив штепсель в фарфоровую чашку, Серафима достала из ридикюля крошечные счёты и, бодро перебрав костяшки, набрала длинный номер. Затем протянула с довольным видом светящуюся коробочку.

– Вот.

Маэстро с недоверием взял и осторожно приложив к уху, спросил:

– Гектор?

– Поместье Ленара Тринадцатого, представьтесь, пожалуйста? – раздался механический голос.

– Ты, железный болван, что не узнаёшь? – обрадованно закричал маэстро, не желая называть своё имя агентам ЦК, прослушивающим звонки из мира людей в империю.

– Кого, позвольте, я должен узнать? – невозмутимо произнёс камердинер.

– Пригласи к аппарату Семёна немедленно! – с рычанием потребовал Ленар.

– Извините, сударь, у меня большое подозрение, что вы ошиблись адресом. Обратитесь с жалобой на станцию. Впредь прошу не беспокоить, – камердинер разорвал соединение. Ленар мысленно издал вопль обиженного барсука: «Ой, ой, ей, что это получается, у Гектора профессиональный глюк или провода окислились от болотных туманов? Так, из хорошего: поместье существует, стоит на месте, как Московский кремль. Остаётся придерживаться плана и добраться в Париж к сроку. По крайней мере, там есть квартира. Конечно, можно позвонить родным-знакомым, но уж больно нелепая ситуация, когда придётся объяснять бывшей жене, почему оказался под Армавиром. Сто процентов идиотская тропа! Запишут в сумасшедшие, и прощай веками выстраданная репутация непробиваемого циника-одиночки».

Конечно Ленар рассчитывал на всяческие там приключения, но начинать дорогу с убийства – это решительный моветон5. Актрис за свою жизнь он насмотрелся больше чем арабский шейх наложниц, и очередная прима нисколько не впечатлила, за исключением хладнокровия, с которым смотрела на умирающего любовника. Могла бы для приличия вскрикнуть, упасть в обморок, наконец, однако ж нет, забрала деньги и перешагнула через тёплый труп, как ни в чём не бывало. Впрочем, маэстро никогда не имел дел с революционными натурами, у которых, вполне может быть, что в голове всё совсем по-особенному устроено. И обычные проявления чувств у них имеют другое назначение, вывернутое от нормального.

– Серафима, просветите иностранца, а чем таким насолил господин в огурцах, что непременно хотели убить?

– Не понимаю, а за что вас отправили на каторгу? Неужели уголовник?

– Скажите тоже, чтобы импресарио и деклассированный элемент. Обыкновенное вольнодумство: хотел жить на болотах без касательства к власти. Крамола!

– А разве такое возможно?

– Что именно?

– Чтобы отправляли на каторгу из болот? Тогда какая это каторга, сплошное удовольствие, санаторий.

– Вот и я так считал, и что вы думаете – одуванчики помяли, видели бы вы эти безобразные траншеи в девственно белом одеяле. Варвары!

– И что такое сделали?

– Украл садовую беседку.

– И за это на каторгу? Ерунда какая-то! Вы меня обманываете.

– Вместе с чиновником первого класса, а это уже не шутки.

– Здесь поверю. И что чиновник?

– Неубиваемый, пробовал травить, представьте себе казус, в его организме яд потерял убойную силу. Эх, если бы вы были рядом, непременно бы закатил глаза. В вас есть энергия, превращающая смерть в нечто демоническое.

– Опять комплименты. Экий вы неутомимый.

– Подождите, вдруг наш союз благословили небеса? Возьмите факты: у вас осечка с Морозовым, мне каторгу сделали. А вместе мы сила – чик, и покойник в луже крови. Я думаю, здесь есть о чём подумать.

Наблюдение иностранца озадачили Серафиму. Она как личность, достигшая определённого успеха в жизни, с вниманием относилась к приметам. Новое поприще требовало помощника. Абсолютная глупость – отвергать руку судьбы. Однако требовалось выработать некоторые правила, прежде чем начинать отношения с новым человеком, к тому же способным на убийство.

– Скажите тоже, вы, например, весьма искусно метнули кинжал.

– Форменный плагиат.

– В чём же?

– Петь дифирамбы. Но не скрою, из ваших уст они звучит, как песнь ангела. Впрочем, вы и есть ангел.

– Прекратите склонять моё имя. Я говорю серьёзно, а вы снова за старое.

– Так в чём серьёзность? Удачная смерть, не более того. Хотя, вполне может быть, что руку направляла именно ваша воля. Скрытое желание получило материальное воплощение. Я этого не исключаю.

Описывать иголки на мексиканских кактусах не имело никакого смысла. Да и что мог рассказать маэстро актрисе с Земли? Разве она в состоянии понять бессмертного арна, его уставшую душу? Подняла бы на смех в обязательном порядке. Тут вон любовник неправильный попался и сразу за браунинг. Чем он таким особенным отличается от мецената? В таком же порядке возил театры по гастролям и держал актёров впроголодь, чтобы лучше работали. И угроз отрезать голову тоже наслушался довольно, правда, от арнов: они знали предмет. Но внешне всё более чем похоже. А теперь попробуй детализировать для революционерки вторжение обер-камергера, разрушавшего жизнь в обмен на фестиваль, который и без него Ленар мог устроить. Не в том масштабе, конечно, но зато без долгов перед империей.

Глава 3 Трудные переговоры

На горизонте топырились молодыми опятами позолоченные маковки православных церквей. Аэродром, устроенный за чертой города, гудел от криков восторженных любителей авиации, собравшихся проводить в небо восьмимоторного исполина «Максим Горький». Впервые в мире должен был начаться перелёт по маршруту: Ростов – Санкт-Петербург – Берлин. Суетились фотографы, репортёры спешили занять выгодные места, автобудки размахивали прожекторами и кинокамерами на подвижных шарнирах из чёрного металла, лопались от неловкости и суеты электрические лампочки.

Закрывая рукой глаза от вспышек магния и снисходительно улыбаясь, из спортивного автомобиля выбрался Зигмунд Левоневский. Известного лётчика мгновенно окружила стайка поклонниц в экзотических боа из перьев марабу. На трибуне, украшенной кумачовыми лентами, пилота ждали седовласый губернатор, облачившийся ради такого случая в расшитый золотом парадный мундир, и депутат думской партии социал-демократов с красным бантом на кожаной тужурке.

Что происходит с пространством и временем, постичь невозможно. У Ленара сложилось впечатление, что участвует в спектакле психбольницы. Но выбирать не приходилось. Он давно заметил: стоит на мгновение усомниться в действительности, как сразу в организме образовывается острая нехватка эндорфина, оттого что только он способен подружить две абсолютно враждебные субстанции – правду и вымысел. В них надобно верить одновременно, иначе жизнь приобретает совсем никчёмный смысл, этакое броуновское движение атомов в безграничном космосе. Во всяком случае, маэстро решил не подавать вида, что смущён местными субботниками и обратиться к Фиме с невинным вопросом:

– У вас всегда так, или крупно повезло с забегом?

– Что? С каким забегом?

– Левоневский с губернатором целуются? Неприлично ведь коммунисту, прославленному лётчику с царским генералом и взасос?

– Совсем обарсучились на своих болотах! Вы что думаете, сейчас это важно? Перед лицом мировой угрозы все патриоты обязаны крепко сцепить локти для отпора акулам империализма! Не сегодня завтра война, а мы отношения начнём выяснять у всех на виду?

– А как увязываются с этим эксы, убийства правительственных чиновников?

– Боевая организация эсеров стоит на другой политической платформе, чем марксисты. Они приспособленцы, – с негодованием ответила Фима. – Даже не понимаю, как я могла им доверять раньше. В 1905 году отказались нас поддержать. А я им средства добывала для борьбы.

– Ага, ничего не понял, но на душе стало значительно легче.

– Вот, видите, – сверкнув глазами, констатировала Фима, по-своему истолковав реплику. – Что планируете делать?

– Примем участие в качестве смелых зайцев. Поддержим авиацию империи, так сказать, персонально! Воспользуемся митингом и проникнем в чрево пролетарского писателя. Идёмте, надо срочно найти комбинезоны и бочку с топливом.

– Подождите, а как я объясню товарищем свой полёт с идейным врагом?

– Для контроля. Нельзя, чтобы коммунисты бессовестно занимались агитацией пролетариата, в то время как вы рискуете жизнью, уничтожая душителей народа. Согласны?

– Точно, потом в «Правде» напечатаю статью о перелёте.

– В «Правде»? Разве это не рупор большевиков? Или я что-то не понимаю?

– У них и напечатаю, чтобы не зазнавались! А кто мне запретит?

– Серафима, вам никто. Только безумец решится на подобный выстрел.

– Правильно. Лично ликвидирую, как врага народа.

– Извините за глупый вопрос, а Максим Горький уже умер?

– С чего вы взяли? Жив и здоров, теперь главный редактор. Пусть только попробует отказать!

– Ага, а самолёт – это… – Ленар изобразил на лице вопрос.

– Идея товарища Сталина. А в чём дело?

– Восхищён новаторским решением! Ну так что, идём?

Быстро привыкнув к удовольствиям обеспеченной жизни, актриса постоянно откладывала убийство мецената. Серафиме было приятно, когда состоятельный мужчина бросался исполнять её желания по первому знаку. Когда все сроки вышли, арестовали Горького за участие в студенческих волнениях. Только благодаря деньгам Морозова удалось освободить автора «Буревестника». Но и этого оправдания хватило ненадолго. Столкнувшись с чёрной неблагодарностью рабочих, объявивших забастовку, фабрикант отказался давать деньги марксистам, зовущим пролетариат к организованной борьбе за свои интересы.

Месть партии настигла жадного фабриканта, деньги для нового акта лежат в ридикюле из прочной тафты. Серафима чувствовала облегчение. Казалось, дело устроилось как нельзя лучше, однако оставался один и самый главный вопрос – кто такой Ленар, и почему решился на убийство Морозова? Его легенда с каторгой у кхмеров выглядела фантастично, но другой не было. Конспирацию, как говорится, никто не отменял, значить так надо, решила Серафима.

Из рупорных динамиков пульсировали низкой частотой горячие призывы развивать «Добровольное Общество Авиаторов», прерываемые духовым оркестром, игравшего по очереди «Дунайские волны» и «Марш Энтузиастов». Ничего не меняется в человеческой натуре, проходят века, а люди неистребимо шлифуют эволюцию вида. Думаете, в империи арнов по-другому? Вовсе нет! Нельзя растопырить пальцы на весь рояль сразу. Вера в нравственные ценности движет паровозы истории к очередной войне, локальной или мировой уже неважно. Главное, нельзя жить в государстве без этой самой веры, веры в институты насилия. Не имеет значения в какой форме, интеллектуальная лоботомия одна из них. А как не лоботомия, когда марксисты заседают в Государственной Думе, но при этом затевают свержение монархии? Хорошо, пусть будет, но зачем в этот дурдом приехал Левоневский? Здесь интеллект Ленара, казалось, ко всему приученный, начал искрить встречными токами, не имея чётких маршрутов.

Каждый раз, наблюдая пропаганду очередных истин, Ленар задавался вопросом: может ли разумное существо отказаться от борьбы за свою единоличную жизнь для царства Бога на Земле, и приходил к неутешительному выводу – Может! Только вот вопрос, когда цель достигнута, где будет Бог, где будет находиться эта самая вечно недостижимая истина – Умрёт? Ведь любая абсолютная победа – это крик обезумевшей от горя матери над телом поверженного героя. Миллионы людей идут погибать ради лучшей жизни, и что-то не случается им её увидеть? Да и какой разумный человек готов умереть, чтобы жить потом в песнях? Можно, конечно, найти пару сотен безумцев, а вероятно и тысячи, но чтобы миллионы? Начинаешь сомневаться в разумности подобных граждан. Массовое помешательство указывает со всей очевидностью на «Дунайские волны», которые непременно закончатся «Маршем Энтузиастов», и «энтузиасты» здесь ключевое слово.

В огромном ангаре из гофрированного железа беглецы, воспользовавшись шумным митингом, облачились в спецовки и покатили бочку с надписью: «Осторожно ртуть!» под мелодию «Боже, Царя храни». Провожавшие, сорвав головные уборы, запели нестройными голосами:

Боже, Царя храни

Сильный, державный,

Царствуй на славу нам,

Царствуй на страх врагам,

Царь православный.

Боже, Царя храни!

«Да, чувствуется, идеи воздушного террора ещё не дали всходов в гипоталамусе человечества. Придётся выступить новатором», – отметил про себя Ленар, беспрепятственно поднявшись в салон небесного гиганта. Закатив бочку с опасным содержимым в библиотеку, нашёл каюту с иллюминатором, смотрящим вперёд из крыла самолёта. Серафима тут же расположилась у металлического зеркала, чтобы срезать вьющиеся локоны маникюрными ножницами. Получилось не очень: барышня обрела вид калёной рецидивистки из жёлтого дома с пузатым ридикюлем, на которой красовалась серебряная надпись Stephen Fry.

– Решительная вы барышня, однако. И что, обязательно лишать себя красоты, в угоду барабанам прошлого? Морозова уже нет, а вы мстите его светлой памяти?

В толстом стекле иллюминатора было видно, как жандармы оттеснили восторженную публику, освобождая взлётную полосу. Один за другим заработали восемь авиамоторов по 900 лошадиных сил каждый, двухметровые колёса в аэродинамических обтекателях запрыгали на стыках бетонных плит. Земля нехотя, с тяжёлым вздохом отпустила гудящий от нетерпения самолёт в небесные просторы. Фима, насладившись панорамой, ответила: