Книга Чужая жена – потемки - читать онлайн бесплатно, автор Галина Владимировна Романова. Cтраница 4
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Чужая жена – потемки
Чужая жена – потемки
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Чужая жена – потемки

И вновь – этот нехороший взгляд из-под растрепанной белобрысой челки. Вот этим она его разозлила, да так, что он готов был ей на голову выплеснуть остатки ромашкового чая, который она не допила – и ему не позволила.

Что за намеки, черт побери?! Это его – Влада Ковригина – бизнес! Пусть никак там его имя не фигурировало – в то время нельзя ему было светиться, он состоял на службе в муниципалитете и рассчитывал сделать со временем политическую карьеру. Со временем, правда, одумался. Но в тот момент пришлось ему фирму оформить на тестя. Больше не на кого было. Потом он тысячу раз об этом пожалел, конечно, дурак! Лучше бы на соседа оформил, чем на этого упыря! Но дело-то и деньги были не тестя! Деньги-то и сам бизнес были его – Влада. Ленке ли не знать?! Почему же она щурится? Чего язвит?

– Вот, могут и фирму сюда приплести. И интерес твой в его смерти увидеть, – вялым голосом продолжила она. – Народишко, он такой… Ему только повод создай для фантазии, такого нагородит.

Влад внутренне взорвался, но кое-как совладал с собой. Медленно вылез из-за стола, хотя – видит бог! – очень ему хотелось швырнуть стул на пол и вместе с ним – что-нибудь и из посуды грохнуть. Да так, чтобы позвончее, чтобы с боем стеклянным! Чтобы Ленкино посеревшее от страданий лицо вытянулось, чтобы глаза ее – сухие, пустые и холодные – наполнились все же слезами.

Сладил он со злостью, молодец. Отвернулся от жены, подошел к раковине, тщательно вымыл чашку, ситечко, все убрал в шкаф. Постоял минутку и, поворачиваясь, напомнил Ленке с нежной улыбкой:

– Так ведь и ты, Лен, не без греха. И ты, помнится, несколько недель тому назад шептала мне, как сильно ненавидишь их и все чаще и чаще думаешь о том, чтобы их не стало. Забыла?

– Нет. Не забыла, – она скорчилась так, что стала как будто еще меньше, чем в пору их влюбленной розовой молодости. – Потому и больно мне теперь из-за тех моих слов. Потому я и корю себя.

– А зачем тебе себя корить. Лен? – Влад сжалился и подошел к ней, присел рядышком, обнял, положил ее непричесанную головку себе на плечо. – Для чего тебе себя корить, это же не ты их застрелила?

Она в мгновение ока сделалась словно бы деревянной. Вот только что, обмякнув, она повисла в его руках, слабой ладошкой схватилась за его колено, холодными губами прикоснулась к его щеке. И сразу – бац, и будто окаменела!

– Ты почему так сказал, Влад? – зазвеневшим треснутым хрусталем голосом спросила Ленка и резко отодвинулась от мужа. – Почему?! Ты что, меня подозреваешь?!

– Сдурела, что ли?

Он растерянно заморгал, забыв уже и о ее противных намеках, и о взглядах, словно кричавших – красноречиво и осуждающе. Он совсем, совсем ее не узнавал – свою жену Ленку, с которой прожил четыре года бок о бок и о которой знал, кажется, все. Вплоть до того, с какой заторможенной неторопливостью она шевелит своими извилинами. Прежней Ленки перед ним больше не было, была какая-то другая, непонятная. И он совсем не знал, радоваться ли этому, огорчаться или опасаться ее?

– Это не я! – Она высокомерно подняла подбородок, до удивления сделавшись похожей на своего покойного отца. – Я их не убивала, запомни это, когда станешь трепаться о тех моих словах направо и налево!

– Сдурела, что ли?! – повторил он, но уже с нажимом. – Что ты такое болтаешь, хоть понимаешь сама?! Кому я стану трепаться?!

– В полиции, к примеру. Нас пока щадят, не допрашивают. Но это благодатное время скоро закончится, поверь! Скоро за нами придут…

И вот сегодня, посматривая на разошедшуюся, раскуражившуюся толпу «скорбящих», Влад вдруг понял, что Ленка была не так уж и не права. Мотивов для убийства пожилой четы Иванцовых у них всех – не счесть. Причем у множества самых разных людей. Но беда была в том, что ни Влад, ни Ленка не знали об этих контактах своих дорогих покойников. Мобильные телефоны тестя и тещи оказались пустыми, так сказали им сотрудники полиции. Никакой их картотеки ни Влад, ни Ленка так и не нашли, хотя успели перерыть весь дом до приезда представителей органов правопорядка. Они даже картошку в подвале всю перелопатили – ничего! Компьютером Константин Сергеевич не пользовался, он его презирал и не доверял этой технике. Его жена – тем более. Какой компьютер, если она занозу из собственного пальца вытащить не могла?! Ни тетрадок каких-нибудь, ни записной книжки, ни ключа от банковской ячейки – ничего!

– Лен, как же он дела свои вершил? – спросил Влад в тот вечер у жены.

Запыхавшийся и злой, он старательно обходил взглядом остывшие к тому часу тела тестя и тещи и все настаивал на том, чтобы побыстрее вызвать полицию.

– Погоди, еще не время, – уговаривала его Ленка, трясясь всем телом, как огромное сливовое желе. – Надо… Надо ЭТО найти, милый…

Что – ЭТО? Как ЭТО выглядело? Что конкретно ЭТО нечто могло в себе таить?

На эти вопросы у них ответов не было. Знали, оба знали: что-то быть непременно должно, потому что оба понимали, чем именно промышляла пожилая супружеская парочка. Но найти им ничего так и не удалось.

– Что-то пропало из дома? – это было первое, о чем спросили приехавшие полицейские.

– Нет, – твердо ответила его жена. – Деньги, документы, драгоценности – все на месте.

– Хм, странно… – пробормотал себе под нос полицейский, все время что-то вымерявший, рассматривавший комнаты под разными углами. – Почему же тогда их убили, как вы думаете?

– Мы об этом не думали никогда! – поспешно, пожалуй, слишком поспешно ответил за Ленку Влад и тут же вспомнил о ее страшном желании – навсегда и поскорее стать круглой сиротой. – То есть я хотел сказать, что…

– Да понял я, – отмахнулся от него полицейский, толстый малый в дешевом пиджаке, с потными подмышками. – Разве ждешь ее, беду-то, так?

– Так, – кивнул согласно Влад.

– Так, – повторила следом за ним Ленка. – Ничто, как говорится, не предвещало…

Да и в самом деле не предвещало, подумал только теперь Влад, пригрозив суровым взглядом некой молодой даме: та распоясалась настолько, что возжелала танцевать. Ничто не предвещало такой трагедии. Нет, конечно, Константин Сергеевич сволочью был порядочной. Но он этой самой сволочью был всю свою сознательную жизнь. И делами всяческими он прежде ворочал куда активнее, нежели в старости. Пару месяцев тому назад, пригласив Влада в баню, он под кружку пива с вяленым лещом отчасти зятю проговорился.

– Не тот я стал… – тесть со вздохом сравнил свой отвисший морщинистый торс с крепким бугристым телом Влада. – Не тот я стал, савраска старый… Бывало-то как…

– Да ладно вам, Константин Сергеевич, – смутился тогда из-за того, что, ощупав зятя взглядом, тесть полез к нему руками. – Вы еще молодцом. Боец, можно сказать!

– Тю-у-у, какой из меня теперь боец, Владик? Так, пыль одна. Давно уже ничего серьезного не рою. Очень давно! Не те времена, не тот народец. Опасно сейчас, в эпоху таких-то там технологий, находить применение моей предприимчивости. Очень опасно стало. Так, знаешь, осталась пара-тройка незавершенных дел, да выеденного яйца-то они и не стоят. Вот с твоей бы помощью, тогда – конечно. Но ты ведь у нас чистоплюй, не так ли?

Влад покрутил шеей, словно ему воротник тесной сорочки на горло давил, хотя сидел он на деревянной банной скамье совершенно голый, лишь простыней прикрытый.

– Вот и я говорю, что прошли те времена… – вздохнул тесть.

За что же их обоих уложили-то? И кто?..

Влад внимательно осмотрел загулявшуюся публику. Публика-то была вся на вид приличная: должностная, ранговая, денежная. Абы с кем Константин Сергеевич дружбы не водил. Дружить он умел насмерть. То есть так прилипал к человечку со своим умасливанием и шутливым шантажом, что тот и рад бы, но отделаться от Иванцова никак не мог.

Кто из них желал и мог его убить? И за что? Какая пара-тройка незавершенных дел тревожила его покойного тестя? Что-то было, точно. И это что-то пропало. Они с Ленкой ничего не нашли. Стало быть, все ЭТО забрал с собой убийца. И ЭТО, интересно, тесть сам отдал или убийца очень постарался, чтобы ему ЭТО отдали?

Синяки и ссадины на теле тестя свидетельствовали о том, что его били. Нет, пыткой это назвать сложно, сказали эксперты. Но избиению подверглись оба – и тесть, и теща.

– Доигрались, – произнес вдруг кто-то вполголоса у Влада над головой.

Он резко дернулся, оборачиваясь, но никого, кроме молодой официантки, за своей спиной не обнаружил.

– Что вы сказали, простите?

– Я? – та оторопело заморгала. – Я ничего не говорила!

– А кто тогда говорил? – он разозлился.

Что эта кукла тут комедию ломает? Он дурак, что ли, совсем? Отчетливо слышал, как кто-то со вздохом произнес у него за спиной – «доигрались». Причем сказано это было так, как будто итог кто-то некий подвел.

– Мужчина, я ничего такого не говорила, – раскрашенная, как апачи на тропе войны, официантка поджала губы, начав с остервенением швырять скомканные бумажные салфетки на поднос. – Я на работе, мне говорить и не положено, и некогда.

– Кто-то только что за моей спиной произнес – «доигрались»! – нервно поводя подбородком, проговорил Влад.

Почему-то вдруг ему показалось, что это может быть важным. Что человек, который многозначительно прошептал это словцо у него за спиной, сделал это не просто так. И почему именно за его спиной? Или… Или за Ленкиной? Она ведь сидит рядом.

– Лен, ты слышала? – дернул он ее за рукав черного траурного платья.

– Что слышала? – Она вздрогнула, поднимая на него пустые невыплаканные глаза.

– Кто-то вполне отчетливо произнес за нашими с тобой спинами – «доигрались»! – достаточно громко, потому что он уже завелся, повторил Влад. – Или ты тоже ни черта не слышала, как и эта?

– Я – не эта! – возмутившись, выдала свистящим шепотом официантка и гневно выпрямилась. – Вы, мужчина, вместо того чтобы оскорблять обслугу, жене выпить бы налили. На ней же лица нет!

Господи! Господи, почему он выбрал именно этот ресторан?! Что за манеры у этой обслуги?! И недешево здесь, и душно, и гости с красными рожами после третьей выпитой рюмки сидят. Одной Ленке, кажется, зябко. Обняла себя за плечи, трясется вся и смотрит на него с открытым ртом.

– Что, Лен? – Влад со вздохом потянулся к бутылке вина, налил ее фужер до краев, вложил в ледяные пальцы жены, приказал: – Пей.

Она послушно выпила, до самого дна. Отдала бокал ему, но трястись почему-то не перестала.

– Может, еще?

– Хватит с нее уже, – вновь встряла официантка с тяжелым вздохом. – Достаточно, ее сейчас стошнит, наверное. Идемте, женщина, я вас до туалета доведу.

Ленка послушно поднялась с ее помощью. И даже позволила этой хамоватой девке обнять себя за талию. И они мелкими шажками двинулись к выходу из обеденного зала. Но у самого выхода официантка вдруг оглянулась на Влада.

– Мужчина, – позвала она и, когда он обернулся, неуверенно улыбнулась: – Не могу утверждать точно, но кто-то стоял у вас за спиной, когда я подошла к вам с подносом.

– Кто?! – Он почувствовал, что бледнеет.

Ну вот! Он же не параноик! Он отчетливо все слышал. Правда, не смог никого рассмотреть, потому что народ в тот момент рядом задвигался, принявшись вскакивать со своих мест, пересаживаться, выходить в фойе, туалет, покурить.

– Кто это был?

– Не знаю… Не помню… Может, мужчина, а может, и женщина.

Понятно, что не лошадь! Он чуть не фыркнул от злости. Вовремя спохватился. Его гневливая веселость, пусть и саркастическая, может быть воспринята окружающими… неадекватно. Это им положено ржать, рассказывать анекдоты на поминках, тискать женщинам коленки под длинной скатертью, назначать им свидания…

Ему нельзя! Он – зять! Он – в числе скорбящих!

– Не помню, не могу сказать. Что-то темное на человеке надето было, мешком сидело, то ли пиджак, то ли кофта, – она продолжила перечислять подробности, которых было негусто, наморщив лоб. – Невысокий какой-то человек – это точно. Но не знаю – мужчина или женщина.

И она потащила Ленку в туалет, на ходу уговаривая ее держаться, а еще бы лучше – поплакать.

Влад посмотрел им вслед, мысленно – мимолетно – покощунствовал, что траур Ленке весьма к лицу. И что несколько дней скорби словно «слизали» с ее тела лишние килограммы, будто их и не было. И тут же вновь переключился на встревожившие его мысли.

Итак, какой-то хрен в мешковатом то ли пиджаке, то ли кофте, черного или просто темного цвета, подкрался к нему – или к ним обоим – сзади и прошептал одно-единственное слово – «доигрались». Владу в этом шепоте уже мерещилось что-то мерзкое и зловещее. Будто этот бесполый человек-невидимка угрожал им – или предупреждал их о чем-то.

Только вот для кого именно из них обоих прозвучало это предупреждение или угроза, для кого?..

Глава 4

У нее совсем не оказалось вещей. Наживала, наживала, на что-то копила, выкраивая из заработной платы, а брать-то с собой оказалось нечего. Из зимних вещей – один короткий полушубок и пара замшевых сапог. Осенняя куртка, как оказалось, никуда не годилась, и Дина без сожаления сунула ее в большой мусорный пакет. Шапок она не носила принципиально, пряча голову от холода под капюшонами. Из летних вещей тоже мало что годилось для того, чтобы забрать с собой «в ссылку». Все подходило больше для офисной жизни. Не станет же она по деревне «рассекать» на шпильках, в юбках «карандаш», в пиджаках в обтяжку, в маленьких черных и синих платьицах и дорогих шелковых брюках? Туда нужно было взять с собой что-нибудь подемократичнее. Какие-то футболки, джинсы, шорты – лето же на подходе. Ветровка не помешала бы. А у нее не было ничего такого. Не тратилась она на такое, поскольку в этом ей некуда было отправляться. Для дома – два халата. Для спанья – две пижамы. Отдыха за городом у нее не случалось, она постоянно работала. И даже в выходные торчала за компьютером, предпочитая работу тряске в пыльном загородном транспорте. Да и ехать отдыхать на шашлыки ей было не с кем.

Нет, парни с работы регулярно и с завидным упорством пытались ее завлечь, кто на дачу, кто на озеро – имелся километрах в ста от города шикарный водный простор.

Дина от подобных приглашений отшучивалась, потом как-то пару раз все же поучаствовала в массовых выездах. Устала – от приставаний пьяных коллег, от комаров, от неудобных провисших раскладушек в бревенчатых домиках, больше напоминавших амбары. И зареклась иметь дело со всеми этими выездами «на отдых», после которых полноценного нормального передыха требовалось дней десять, никак не меньше. Вот потому она и не тратила деньги на ненужную одежду, а как бы она теперь ей пригодилась!

Дина с сомнением осмотрела две дорожные сумки, наполненные лишь наполовину. Пошарила в шкафах. Ничего вроде не забыла. Перекинула через плечо сумку с документами и деньгами, отперла замок, взялась за ручку двери, потянула ее – и тут же с визгом отпрянула.

Прямо ей на лицо упала сложенная в несколько раз газета с вложенным в нее тугим конвертом – без ее собственного адреса и без адреса отправителя. Осторожно высунув нос из-за двери и убедившись, что на лестничной клетке никто не прячется, никто ее не подстерегает, не хихикает в кулак и не перезаряжает пистолет, Дина вновь нырнула в недра своей квартиры, тщательно заперев дверь.

Она швырнула послание, адресованное ей и никому иному – тут и думать было нечего – на журнальный столик, выделенный ей административно-хозяйственным отделом фирмы. Со склоненной к плечу головой она несколько минут это послание внимательно рассматривала, предаваясь идиотским мечтам.

Может, местные баптисты снова активно взялись за ее агитацию, а?! Они уже неоднократно предпринимали попытку пополнить количественно свою паству за ее счет. Может, устав ее уговаривать, они решили свои публикации ей сунуть? Вот сейчас она развернет газету, а там во всю страницу – портрет их «спасителя мира». А в конверте – душеспасительная брошюрка и чистые анкетные листы.

А может, в конверте письмо «счастья», а? Ну, пусть оно там будет, господи! Пусть корявым неверным почерком некто неизвестный призовет ее переписать глупое послание пятнадцать раз и отправить своим друзьям, чтобы через пятнадцать дней в ее жизни случилось счастливое событие. Да она не то что пятнадцать, она сорок, сто сорок все раз перепишет, лишь бы там не было ничего такого…

Было!!! И еще как! Но все – по порядку.

Сначала газета порадовала ее огромным портретом – но не «угодника святого» баптистской паствы, нет. С первой страницы, стоило ей газету развернуть, на Дину глянул Валерий Юрьевич, ныне покойный! Фотография была очень удачной, и ровесником покойника изображенный на снимке человек никак быть не мог. Там Валерию Юрьевичу, навскидку, было лет двадцать пять, никак не больше. Он выглядел удивительно пригожим и смотрел на Дину хорошо, без своеобычного тяжеловесно-вредного, излишне проницательного прищура. Да и волос на голове у ее бывшего босса было поболе, нежели в последние времена.

Под фотографией было напечатано, что такой-то и такой-то был убит выстрелом в голову в собственной квартире, по причине, никому не понятной, поскольку человек он якобы был хороший, неконфликтный, ни в каких темных делах не замеченный. Полиция на сей счет хранит гробовое молчание, версий никаких не выдвигает и своими соображениями ни с кем не делится…

Дина с судорожным всхлипыванием отбросила подальше газету, тут же вспомнив про противных пацанов на скамейке у подъезда. Все подслушали, стервецы, вдруг сдадут ее куда надо? Наверняка и приметы ее уже у сыщиков имеются. А если еще и охранник рот откроет и скажет, что она незадолго до смерти босса клянчила его адрес, то тогда для нее вообще все кончено.

Конверт можно было не распаковывать. Там явно скрывается что-то не лучше этой газеты. Может, там просто другая газетенка – и в ней напечатано про гибель супругов Иванцовых, где она тоже засветилась, мама, не горюй!

Газеты в конверте все же не было, зато там оказались фотографии. Профессиональные, красивые, выхватывающие ее лицо, фигуру, ноги, грудь – в самых выгодных ракурсах и в самые неожиданные моменты.

И когда она к дому Иванцовых подходила, и когда дом тот обходила, и как над трупом Константина Сергеевича склонилась и трогала его рукой – все запечатлела чья-то камера. И еще был снимок, когда она к дому Валерия Юрьевича приблизилась. И как потом с перекошенным лицом оттуда бежала.

– Все! – Дина выпустила снимки из рук и без сил рухнула на стул возле столика. – Это конец!

Кто-то, какая-то сволочь, может быть, даже сам убийца, наблюдал за ней. Вел ее всю дорогу от самой конторы, потому что и такая фотка там была! Все тщательно заснял, проявил и распечатал. Дождался газетных публикаций – и прислал ей потом все вместе, рядом.

Только вот зачем?! С какой целью?! С целью шантажа? Так что с нее взять?! У нее всего добра-то – две неполные дорожные сумки. И даже летних вещей толком нет, между прочим! Деньги? Денег у нее тоже почти нет. Пятьдесят тысяч рублей на банковской зарплатной карточке, которые она бережно расходовала, деньгами считать нельзя – для такого-то урода, с таким-то размахом, это чепуха!

Нет, тут было что-то еще. Что-то еще от нее потребовалось кому-то… Вопрос – что?

Она, конечно, не уродина, далеко не уродина, но представить себе, что какой-то мужчина, прельстившись ее прелестями, начал вдруг убивать людей, заманивать ее в ловушку, потом эту ловушку с лязгом захлопывать, – было очень сложно. Почти невозможно было себе представить такого мужчину! Если, конечно же, он не был законченным психом или маньяком. Что участи ее отнюдь не облегчало – совершенно не облегчало!

Дина растерянно взглянула в прихожую, где сиротливо жались бок о бок ее две дорожные сумки. Есть ли теперь смысл в ее бегстве? Куда ей бежать и – от кого?

Нет, пункт назначения она выбрала, но где гарантия, что этот псих не последует за ней и не станет каждый день снимать ее фотоаппаратом, а то и видеокамерой? Бегство в данном случае – не выход. Пойти в полицию и все рассказать? А что она им расскажет, что?! Что директор послал ее к Иванцовым, передать пустую коробку, что там она обнаружила пару трупов и, вместо того чтобы вызвать полицейских, помчалась прямиком к своему директору? А у директора утешений для нее не нашлось, зато он сам «нашелся» – с простреленной башкой?

Если ее рассказу и поверят и не отправят ее сразу же в камеру, то в психушку-то засунут – непременно и немедленно. Ей самой все произошедшее показалось бредом сивой кобылы, едва лишь она попыталась переложить все случившееся с нею в стройный и достойный слушания рассказ. А что же на все это скажут в органах?..

Дина не помнила, как долго она просидела с неестественно выпрямленной спиной на стуле, смиренно сложив на коленках руки. Может, десять минут, может, час; спина и шея у нее затекли, в пояснице начало покалывать. Может, она и до утра так просидела бы, не позвони кто-то в дверь.

Почему-то она не вздрогнула, не испугалась, а послушно пошла открывать.

Не пришло ей как-то в голову, что за дверью может стоять то самое чудовище, приславшее ей газету и фотографии. Она открыла дверь – и попятилась.

На пороге стоял персонаж всех ее последних десятилетних ночных кошмаров: отвратительно скалился и смотрел на нее без тени добра или сочувствия.

– Привет, дылда, – произнес он сквозь зубы, не переставая растягивать губы в подлой усмешке. – Я войду?

Мог бы и не спрашивать: уже вошел и даже по-хозяйски дверь запер.

– Как жизнь, дылда? – спросил он, осматриваясь в ее тесной прихожей и цепляя бейсболку на крюк вешалки. – Явно, не очень-то… Куда-то собралась? Вижу, сумки собраны у тебя?

Оказывается, он уже прошел в комнату. Пнул по пути ее дорожные сумки, подошел к столику, полистал газету, раскидал длинными пальцами фотографии. По одной из них щелкнул ногтем:

– Вот тут ты особенно хороша, дылда. Кстати, как тебе мои работы?

– Так это… Это ты?!

Странно, что у нее еще сохранилась способность говорить. Причем вполне сносно: она не сипела, не хрипела, слезами не давилась.

– Конечно, я! Кто же еще для тебя так постарается? – фыркнул ее мучитель и уселся, развалившись, на диване. Похлопал рукой рядом с собой: – Ты присаживайся, чего столбом торчать? Больше уж не вырастешь, да и не надо. Ты и так дылда.

– Прекрати, – Дина поморщилась и упорно уселась на стул, стоявший у журнального столика. Кивнула на фотографии: – Значит, и убил всех этих людей тоже ты?

Он дернулся и подскочил, будто через пухлые диванные подушки пропустили ток. Сузил темные глазищи, его губы, щеки, лоб побелели. Минуту, может, чуть дольше, он смотрел на нее, как на гадину. Вдохнул, выдохнул, расслабился и произнес с хохотком:

– А-а-а, ну да, конечно! Я же априори для тебя – убийца! Если в радиусе полумили от меня случается некое преступление, то кто это сотворил? Правильно – Данила Кузьмин! Более достойной кандидатуры нет. У кого папа высокого полета? У кого мама инвалид, а дядя, в свою очередь, военком, – трогать того не смей. А кто просто всяким дылдам улыбаться хорошо умеет, тот и под подозрение попасть не может. Так, дылда?

Она молча пожала плечами, старательно уводя глаза в сторону от Данилы.

Он упрекает ее? Наверное. И, наверное, он имеет на это право. С ее слов, с ее молчаливого согласия с Данилой Кузьминым десять лет тому назад приключилась беда. Правильнее сказать, беда приключилась с его одноклассником, который ухаживал тогда за Диной. Этого паренька компания Кузьмина… убила.

Убийство по неосторожности – такую статью инкриминировали потом Кузьмину. Но Дина-то знала, что не было это убийство проявлением ничьей «неосторожности». Была мерзкая драка пьяных уродов. И даже, что еще более верно, было избиение одного несчастного парня пятью пьяными уродами. Кто из них конкретно нанес ему тот смертельный удар носком зимнего ботинка по голове – неизвестно до сих пор. Ей – неизвестно. Тогда Дине казалось, что сделал это именно Данила. Следователь как-то очень настойчиво к этому клонил… И на суде прокурор тоже почти уговаривал ее быть понастойчивее и поувереннее в своих показаниях.

Она не особо-то старалась, давая эти самые показания. Мямлила что-то неразборчивое, плакала, просила оставить ее в покое. С ней даже случилось что-то вроде обморока. Правда, упав на чьи-то руки, Дина отчетливо видела глаза Кузьмина: он смотрел на нее из-за решетки. Он смотрел на нее так… так неправильно! Как-то слишком уж мягко и без упрека. А потом и вовсе сделал движение губами, будто целовал ее.

Наверняка ее сознание все же сыграло тогда с ней злую шутку. И не мог быть Данила мягким в тот момент и уж тем более посылать ей поцелуй через весь зал суда – не мог. Потому что после суда ее проклинали все: соседи, родители Данилы, ее собственные родители, и даже родители погибшего парня не одобрили ее действий.

– Витю теперь не вернуть, а с Данилой не надо бы так, Диночка, – плакала, встретив ее на улице, мать убитого Витьки. – Ведь десять лет прокурор запросил! Это же вся жизнь! Он, болтают, и не трогал Витю вовсе. Болтают, что в тот момент он как раз за угол… в туалет отошел.