Маленькие друзья больших людей. Истории из жизни кремлевского ветеринара

На меня вдруг нахлынуло такое чувство, словно я оказался неподготовленным к сдаче самого серьезного экзамена по клинической дисциплине. Может быть, даже не к экзамену, потому что я всегда без особого волнения их сдавал. Скорее всего, к важному испытанию – испытанию своего умения и профессионального мастерства. Мне предстояло проявить себя достаточно грамотным, правильно мыслящим ветеринарным врачом, который в случае необходимости сможет найти неординарный способ лечения одной из труднейших для отоларингологов запущенных болезней – гнойного отита. Но каким образом? Этого я пока не знал.

Однако я отдавал себе отчет в том, что риск оказаться в беспомощной ситуации и стать «крайним» был слишком велик. В любой момент хронический гнойный отит мог перекинуться на оболочки головного мозга и вызвать их воспаление. Вот что, по-видимому, так пугало всех предыдущих коллег. Если лечение хронического гнойного отита представляло для врачей сложность и вызывало неуверенность в исходе лечения, то посмертный диагноз – энцефалит, менингит или менингоэнцефалит – пуделю был бы поставлен патологоанатомами безошибочно. И наверняка все «шишки» достались бы мне. Но меня это, в общем-то, не пугало. А то, что собака принадлежит столь известным и могущественным людям и в случае неудачи могут возникнуть какие-то неприятные последствия, меня не останавливало. Год-то на дворе был не 1937-й!

Мое внутреннее состояние как бы говорило, что я спасу эту милую добрую собачку с седенькой мордочкой и чрезвычайно страдальческим выражением умных глаз, так жалобно просивших меня о помощи.

Но как помочь Жуне? Чем его лечить? Вопросы, вопросы и еще раз вопросы…

А в мыслях звучало тревожное сообщение Галины Леонидовны о том, что многолетний недуг сделал с Жунечкой свое черное дело. Животное уже несколько лет не играло в свои любимые игрушки. Пес даже отказался грызть привезенную в подарок одним крупным чиновником МИДа импортную ароматную «косточку» из сухожилья быка, с которой раньше так любил весь день забавляться.

– Какое там грызть косточку!.. Жуне-то даже мясо поглощать трудно, – высказал я свое мнение, прервав невеселые раздумья. – Любые движения челюстей тут же отдают в ушах страшной болью. Гнойный хронический отит, да еще в такой запущенной форме, представляет для ни в чем не повинной собаки уже не болезнь, а просто инквизиторскую пытку. А за столько лет безмерного тягостного терпения Жуни болезнь не только стала хронической, но и лишила малыша всякой надежды на выздоровление, – грустно подытожил я.

Во время осмотра понурый Жуня сидел, сжавшись и сутулясь, с выражением нескрываемого ужаса на мордочке. Зрачки его темно-карих глаз от страха были расширены, как будто он находился в ночной мгле, а маленькая пасть плотно сжалась, словно он боялся залаять или нечаянно тяпнуть меня за руку. Но надевать намордник или завязывать челюсти бинтом Жуне я не стал, это было бы слишком унизительно для такого умного создания. Я мог биться об заклад, что во время моей консультации собака кусать меня не станет. Тем не менее осмотр больного я проводил с особой щадящей аккуратностью, чтобы не причинить лишнюю боль. Созерцая ужасную картину, творившуюся в собачьих ушах, я представил себе муки, которые выпали на долю маленького животного. Казалось, страдания Жуни стали невольно передаваться и мне…

А как могло быть иначе, когда ты видишь, что шерстный покров со стороны основания внутренней поверхности ушной раковины сплошь покрыт как давно засохшими, так и свежими гнойными и сукровичными выделениями. А сама нежная кожа внутренней поверхности?! На ней не осталось ни одного живого места – вся экзематозная, отечная и устрашающего красно-бурого цвета. И что еще мне совсем не понравилось – ее страшно изъязвленная поверхность, которая возникла от царапанья острыми когтями и от постоянного контакта с гнойными выделениями. Но это для меня уже большого значения не имело, так как означало, что обычным способом, известным как медикам, так и ветеринарам, с применением перекиси водорода и использованием ватного тампона, накрученного на палочку, при всем желании воспользоваться будет просто невозможно.

При первом же легком прикосновении пальцами к нижней части уха Жунечка начал дрожать мелкой дрожью. А из страдальческих глаз обильно потекли слезки. Словно извиняясь за свою собачью несдержанность, он тут же своим бархатисто-нежным языком начал усиленно лизать мою руку, в то же время как будто выражая благодарность за то, что я, в отличие от предыдущих врачей, стараюсь не причинить ему резкую боль.

– Не волнуйся, Жунечка, не волнуйся. Все будет хорошо. Вылечу твои ушки, непременно вылечу, – успокаивал я пуделя.

И он, как ни странно, понял. Перестал дрожать и только внимательно следил за моими действиями, время от времени издавая короткие жалобные стоны.

Глядя на нас, дамы дружно отметили: Жунечка не сделал ни одной, даже слабой, попытки спрыгнуть с журнального столика, на котором я его осматривал, и убежать от меня прочь. Как я уже сказал, он только внимательно следил за моими руками и время от времени смотрел прямо в глаза, словно считывая в них свою дальнейшую судьбу. Я же в свою очередь не отводил взгляда. Жуня, по-видимому, отлично понимал мое внутреннее состояние. И, наверное, от этого был послушен и чрезвычайно сдержан в своих эмоциях. А может быть, умный и сообразительный пес за такое щадящее обращение с ним мне просто дружески подыгрывал.

Наблюдая за осмотром своего любимца, Галина Леонидовна тихо роняла слезы в промокший носовой платок. Она мне потом призналась, что была крайне удивлена поведением своего любимца. То, как Жуня вел себя во время осмотра, ее страшно поразило и тронуло.

Ко всем предыдущим докторам Жуня был нетерпим. Как только врач бесцеремонно брал его за ухо и поднимал ушную раковину для осмотра, он сразу же начинал душераздирающе верещать и грозно щелкать зубами, пытаясь избавиться от бинтовой повязки – импровизированного намордника. А уж когда начиналась чистка ушей от скопившегося гноя перекисью водорода – сплошной лязг зубов и жалобный поросячий визг, насквозь пронизывающий чувствительное женское сердце хозяйки.

Страшная боль, исходящая от воспалившихся ушей, эхом отдавалась и в сердце самого больного. Со слов Галины Леонидовны, однажды, при очередной процедуре лечения ушей, Жунечка, перестав истошно вопить, вдруг резко обмяк и, словно подкошенный, упал навзничь. Его маленькое тельце похолодело, а розовый язык в один момент превратился в синий, как у чау-чау.

Благо, что ветеринар оказался из питомника КГБ. Опытный врач не растерялся и не запаниковал. Он быстро снял с челюстей собаки тугую завязку и открыл окно для доступа свежего воздуха. Пес вскоре пришел в сознание и самостоятельно задышал. Молодость взяла свое. Собака хотела жить.

Вот на этом инциденте лечение Жунечкиного отита и закончилось. Пудель не выносил боль, а ветеринарные врачи, вроде бы крепкие люди, не выдерживали столь сильных нервных потрясений. Пес в любой момент мог умереть. Случись это с любимой собакой Генерального секретаря ЦК КПСС во время лечения – строгий партийный выговор, не говоря уже об исключении из рядов… По мнению партийных докторов, риск был слишком велик… А расставаться с «хлебной карточкой», как они называли партбилет, было крайне нежелательно. Это означало – прощай отдельная квартира за счет государства, поездки за границу за казенный счет, вне очереди покупка авто, почетное звание заслуженного ветеринарного врача и многое другое. Вот и остался бедный Жунечка без врача и лечения – один на один с гнойным отитом, который с каждым годом и месяцем становился все более и более тяжелым.

А после того как медики сообщили Галине Леонидовне, что очередной сердечный приступ может привести Жунечку к инфаркту и смерти, она вообще растерялась.

– Галя сама потом целый месяц лечилась от стенокардии. Если бы при мне такое случилось с кем-то из моих собак, мое сердце тоже, наверное, остановилось бы, как у Жуни, – проникновенным трагическим голосом сообщила Нонна.

Сказанное ею являлось чистой правдой. Подобные ситуации мне были хорошо знакомы. Многие владельцы больных собак или кошек после такого пережитого стресса решали для себя, что пусть уж их четвероногий друг живет с болезнью, чем умрет при садистском лечении. И они были, безусловно, правы.

Еще раз выслушав у Жуни слабенькую и разлаженную работу сердца, я пришел к окончательному выводу, что кровяной насос собаки, не по годам уставший и измученный многолетними страданиями из-за больных ушей, не выдержит их тривиального лечения. А другого-то у меня и не было. Поэтому мне ничего не оставалось делать, как в первую очередь налаживать сердечную деятельность собаки, а уже потом браться за лечение больных ушей.

Но это было теоретически. А практически? На полное восстановление сердечной деятельности времени у меня совершенно не было. Кроме того, первопричиной тяжелого состояния собаки было совсем не сердце.

Обострившийся гнойный отит мог в любую минуту перекинуться на оболочки головного мозга. Развившийся гнойный воспалительный процесс сразу поразит главные мозговые центры жизнеобеспечения организма, что, конечно же, окажется несовместимым с жизнью, – в очередной раз прокрутил я в голове вероятное развитие ситуации.

Своими опасениями по поводу возможного осложнения, я откровенно поделился с Галиной Леонидовной. Ее лицо стало опять печальным.

– Анатолий Евгеньевич, если честно, то ваше сообщение для меня совсем не новость… О возможном развитии такого осложнения и внезапной гибели собаки меня предупредил лечащий врач из нашей кремлевской поликлиники. Но об этом я старалась не думать. Все надеялась, что нас это минует и мой любимый Жунечка доживет до старости.

Выдержав небольшую паузу и промокнув платком в очередной раз выступившие слезы, Галина Леонидовна продолжила:

– После разговора с вами у меня появилась маленькая надежда, что еще что-то можно сделать, чтобы спасти Жунечку от преждевременной смерти. Сделайте все возможное, только чтобы он еще немного пожил… Его болезнь затмила все мои увлечения… Сейчас он для меня самый любимый черный бриллиант в тысячу тысяч карат.

И мне ничего не оставалось, как в очередной раз повторить, что я попытаюсь придумать необычайно гуманный способ лечения ушей Жуни без наркоза и без боли.

Мои последние слова, на этот раз сказанные уверенным тоном, произвели такое впечатление на Галину Леонидовну, что она, мгновенно просияв, со словами «Мы на вас, Анатолий Евгеньевич, надеемся» крепко и чувственно поцеловала меня в щеку.

Таким благодарственным эмоциональным всплеском хозяйки моего важного пациента я был тронут и, конечно же, польщен. Но мое воодушевление быстро улетучилось, и его место опять заняла все та же тяжелая мысль о предстоящем поиске какого-то совершенно нового способа лечения Жуни. А то, что мне на этот момент нечем лечить отит и результат предстоящего поиска неизведанного мифического средства сейчас неизвестен, – так это же самый интересный и волнительный момент в жизни практикующего врача и ученого, рассудил я, вспоминая знаменитого на весь мир французского основоположника экспериментальной медицины, врача и ученого Клода Бернара.

Галина Леонидовна сварила нам кофе. Я сидел в окружении двух великосветских дам и двух собак и медленно отпивал горячий ароматный напиток из тонюсенькой полупрозрачной фарфоровой чашки, на обратной стороне донышка которой имелась эмблема из двух скрещенных мечей.

Поддерживая беседу, я одновременно фантазировал о том, что в данной тяжелейшей ситуации предстоящего лечения Жуни один из острых мечей принадлежит мне – ветеринарному врачу, а другой – болезни, грозящей собаке смертельным исходом.

И вот эта уже, можно сказать, начавшаяся между нами дуэль для меня будет нелегкой, а ее исход неясным. Однако для себя я решил твердо: добряка Жуню так просто не отдам в лапы мучительной смерти. Сделаю все возможное и даже невозможное. Спасение этой умной собачки для меня, ветеринарного врача, будет делом чести.

Тем более в лекарственных препаратах я был не скован. Галина Леонидовна сразу предупредила, что проблем с любыми медикаментами, даже с самыми что ни на есть дефицитными, у меня не будет. В «кремлевке» найдется буквально все, что потребуется. В моем непростом поединке с болезнью этим следовало непременно воспользоваться.

Я составил перечень необходимых лекарств, которые в городских аптеках отсутствовали. В первую очередь требовались сердечные препараты. Большим список не оказался, так как я хорошо отдавал себе отчет в том, что и самыми действенными лекарствами в непомерных количествах можно только навредить больному животному. Галина Леонидовна с моим разъяснением была вполне согласна.

Перехватив мой взгляд, обращенный в сторону маленького серебристого щенка, она тут же поведала, что эта собака всем сердцем любит мужа и что Элли сразу полюбил его, как только увидел, и лишь в нем признает своего хозяина.

– Элли так безумно любит Юру, что даже чувствует на большом расстоянии его приближение – вовсю виляет хвостиком и безумно суетится у входной двери. Когда он входит в дом, уж тут собачьим душевным излияниям нет конца. Одним словом, они, что называется, живут душа в душу… Лучшего счастья обоим, по-моему, желать не надо. А Жунечка преданно, ласково и нежно любит только меня…

Покончив с кофе, Галина Леонидовна предложила:

– Я, Анатолий Евгеньевич, буду присылать за вами машину, и вы можете потом пользоваться ею хоть весь день. А если надо, то папины помощники позвонят вашему начальству на работу, чтобы вас отпускали к нам в любое время. Как мне хочется, чтобы вы, дорогой Анатолий Евгеньевич, вылечили моего Жунечку, моего маленького страдальца…

Я поблагодарил Галину Леонидовну за столь любезное предложение и пояснил, что машиной с удовольствием воспользуюсь, а вот звонить на работу мне не требуется, так как в нашем институте обстановка довольно демократичная. Ученые трудятся над научными исследованиями, которые занимают основную часть их жизни. При этом никто ни за кем не следит: кто и в каком часу приходит на работу и когда уходит – никого не интересует. Трудовой день у нас не нормирован. Эксперименты идут с утра до утра. Круглые сутки напролет. Современные скоростные ультрацентрифуги крутятся день и ночь, осаждая различные вирусы, помеченные радиоактивными изотопами. От огромных скоростей, достигающих ста восьмидесяти тысяч оборотов в минуту, вирусы, которые и разглядеть-то можно лишь в мощный японский электронный микроскоп, оседают в миллиардных количествах на стенках пластмассовых пробирок в виде маленьких безликих бляшек, но уже заметных простому глазу.

– Анатолий Евгеньевич, и вы тоже работаете с такой современной техникой? – живо поинтересовалась Галина Леонидовна.

– Да, работаю, как у нас говорят, на молекулярном уровне! – отвечал я с нескрываемой гордостью. – После того как нами в этом году был впервые обнаружен и выделен вирус лейкоза крупного рогатого скота, с применением этих же реактивов и техники пытаюсь открыть вирус лейкоза собак.

– Вот, оказывается, какой у нас доктор, – вступила в беседу изумленная Нонна Щёлокова. – И когда же вы отдыхаете, Анатолий Евгеньевич?

– Вот сейчас и отдыхаю, общаясь со своими пациентами и их очаровательными владелицами. Правда, так бывает не всегда. Иногда встречаются такие, с которыми лучше бы вообще не встречаться. Но больных животных жалко, поэтому временами приходится терпеть их хозяев. Для подобных случаев у меня правило: проведу первую консультацию, и точка, – признался как на духу я своим собеседницам.

Галина Леонидовна и Нонна в один голос тут же повторили несколько раз: «Но мы же не такие, Анатолий Евгеньевич, мы же не такие? Вы нас, пожалуйста, только не оставляйте…»

– Вы, Анатолий Евгеньевич, будете у нас личным кремлевским ветеринаром, – серьезно произнесла Галина Леонидовна. – Я так папе и скажу про вас. Вашу кандидатуру он с удовольствием одобрит.

После того как я поделился с Галиной Леонидовной примерным планом лечения Жуни, мы договорились о следующей встрече, которая должна была состояться через три дня. Таблетки, которые я назначил Жуне, необходимы были для поддержания и восстановления его разлаженной сердечной деятельности. Одновременно они являлись профилактическим средством вполне возможного инфаркта миокарда. На фоне серьезной терапии сердца мне предстояло заняться непосредственно лечением гнойного воспалительного процесса ушей.

Что же касается маленького Элли, то через три дня из командировки должен будет возвратиться Игорь с нужной вакциной.

Вот эти три дня, взятые в виде тайм-аута, мне требовались для поиска какого-то совершенно нового способа местного лечения гнойного хронического отита, когда в полости ушных раковин совсем не осталось живого места. Если бы только это… Страшная боль маленькой собачки при любом, даже легком прикосновении к ее больным ушам. Вот от всего этого в эмоциональном порыве я опрометчиво и легкомысленно пообещал хозяйке избавить Жуню от болезни. Но тут же, одумавшись, задал себе «трезвые» вопросы: чем и каким образом? На эти два конкретных и важных вопроса никаких четких и внятных ответов в мыслях не было. И вообще, появятся ли они у меня в эти три коротких дня, я еще не знал. Полученное впечатление от маленькой собаки со страдальческими, почти человеческими глазами и ощущение неизвестности лечения болезни на какое-то время стали моим навязчивым состоянием, которое не отпускало меня ни днем ни ночью…

На прощание Галина Леонидовна преподнесла мне подарок – огромный флакон французского одеколона Aramis, который в то время был моим самым любимым.

О том, что Галина Леонидовна угадала мой вкус, я сообщил ей с благодарностью. Услышать это, как я понял, для настоящей женщины стало большим удовольствием.

Забегая немного вперед, скажу, что дело одним парфюмом не ограничилось. В ответ на все улучшающееся самочувствие ее любимого Жунечки я получал от нее все новые и новые подарки.

Мне стало ясно, что люди, независимо от своего положения в обществе, пусть даже самого высокого, видя, как отступает недуг и хворь их горячо любимых собак или кошек, особенно если их до тебя никто не смог вылечить, оказывались очень благодарны врачу. И в свою очередь также были всегда готовы прийти ему на помощь в случае необходимости. Или просто помочь решить какую-то, на первый взгляд, маленькую проблему, например, связанную с моей практической ветеринарной деятельностью.

Так вот, у меня вскоре появился свой личный врачебный бланк и личные круглая и треугольная печати ветеринарного врача. И это в то время, когда в семидесятых годах Министерство внутренних дел СССР дало распоряжение изымать у медицинских врачей их личные печати, полученные ими еще в послевоенные годы после окончания вуза. При том что окончившим вуз врачам личные круглые печати уже несколько лет, как не выдавали. Только ромбовидный нагрудный знак.

Ну а о ветеринарных врачах тогда речь вообще не шла. Бланки рецептов с заранее проставленными на них круглыми печатями учреждения были только в государственных ветеринарных лечебницах. Врачи, сидевшие на приеме больных животных, получали их от руководства в ограниченном количестве и потом за каждый использованный бланк отчитывались перед главным врачом.

А у меня теперь с выпиской рецептов не было никаких проблем. Не менее тысячи рецептурных бланков были в моем полном распоряжении. Мне даже показалось тогда, что такого количества может хватить на долгий период моей практики.

Кроме того, ЦК КПСС и Совет министров СССР издали постановление, в котором соответствующим министерствам и ведомствам поручалось разработать и приступить к выпуску экологических сухих и консервированных кормов для собак и кошек. Меня же пригласили возглавить новое направление в этом нужном деле.

Но это все произошло потом, когда Жунечка был избавлен от гнойного хронического отита и стал выглядеть на несколько лет моложе, а также перестал страдать сердечной недостаточностью. Пудель уже не тряс ушами и не расчесывал их в кровь. Он на них вообще перестал обращать внимание. Некогда ослабленное сердце пожилого Жуни стало работать намного лучше. Он уже без признаков одышки мог подолгу играть в мяч с молодым красавцем Элли и не уступал ему ни в скорости, ни в выносливости. Некогда горячий и потрескавшийся черненький собачий нос с гнойными корочками в углах его крыльев опять стал зеркально чистым, влажным и холодным…

Напряженная мысль поиска нового и действенного способа лечения застарелого гнойного отита заняла меня полностью. Обычным способом лечить Жунечку я не мог. И не потому, что эта собака принадлежала семье Генерального секретаря ЦК КПСС. Даже в случае, если бы на месте этой собаки оказалась совсем другая – из менее известной семьи, то все равно это тронуло бы меня до глубины души, и вполне возможно, у меня непременно возникло желание придумать что-то такое новое, более совершенное, действенное и, самое главное, безболезненное. Видимо, где-то в глубине моего врачебного подсознания скрывалось тайное желание найти новый, действенный способ лечения запущенного гнойного отита. Для реализации требовался только «детонатор», коим стал Жуня. В этом конкретном случае лечить такое умное, понятливое и доброе животное старым жестоким методом с использованием жгучего раствора перекиси водорода было бы с моей стороны обыкновенным издевательством над больным животным.

Все было именно так. Но без применения этого давно известного способа лечения отита очистить изъязвленный слуховой проход от скопившегося гноя, засохших корок и при этом не вызвать страшную и нестерпимую боль было просто невозможно. Вот в этом самом месте врачи начинали остро ощущать свою инфантильность и полнейшую беспомощность. В тот самый первый момент моей встречи с Жуней я не стал среди них исключением.

Я еще плохо себе представлял, каким таким неведомым способом и какими лекарственными препаратами можно было бы без психогенной травмы очистить уши от гноя и при этом не потревожить кровоточащие воспалившиеся язвы на всей внутренней поверхности как наружной ушной раковины, так и в самом слуховом проходе. А еще запущенный гнойный процесс среднего уха…

Если приступить к лечению известными апробированными средствами, разрыва сердца собаке не миновать. Инфаркт миокарда – довольно частый исход в подобных ситуациях.

Я отлично представлял сцену, которая возникнет при обычном способе лечения собаки. Как только я начну обрабатывать раствором перекиси водорода Жунечкины уши – у него сразу возникнет резкая, страшная, жгучая и нестерпимая боль. На всю квартиру раздастся жалобный собачий вой. Жуня резко мотнет головой – хирургический пинцет с ватным тампоном окажется мгновенно отброшенным в сторону по причине того, что я буду вынужден тут же выпустить его из рук, дабы не повредить им ухо. Страдальческий плач собаки сольется со стонами его хозяйки, судорожно хватающейся за сердце… А испытавший жуткую боль песик стремглав убежит и забьется куда-нибудь подальше от своего мучителя. Никакими силами для продолжения процедуры извлечь его из убежища будет невозможно. Подобный тяжелый сценарий разовьется в лучшем случае. В худшем – трагедийном – страдальческий плач собаки завершит развившийся обширный инфаркт миокарда, который раз и навсегда прекратит все мучения. Затем прибытие скорой помощи из кремлевской больницы, госпитализация хозяйки в кардиологическое отделение с некупирующимся приступом стенокардии, подозрением на инфаркт и гипертонический криз… Два инфаркта в доме за одно лечение отита – это слишком дорогая цена…

Правда, в моем врачебном арсенале было еще несколько способов избавления собаки от боли при ее лечении. Например, с помощью препаратов усыпляющего и релаксирующего действия. Но эти средства, способные вызвать у собаки быстрый сон, запросто могли вызвать и остановку ее слабенького сердца. Рисковать таким способом жизнью Жуни я тоже не мог. Немолодое животное выдержало бы всего два или от силы три сеанса наркоза. А может быть, не выдержало бы и одного! Ведь основным действующим началом релаксирующего препарата являлось кураре.

– Просто ужас какой-то, испытывать постоянный страх смерти любимой собаки! – твердо заявила бы Галина Леонидовна, услышав об этом методе лечения своего Жунечки, и, конечно, никогда бы не дала мне на это своего хозяйского согласия.

Существовал и еще один гипотетический путь лечения. С помощью местной анестезии ушной раковины и слухового прохода. Если предположить, что от наступившей временной глухоты собака не «взбесится» и я смогу спокойно промыть перекисью водорода ушную полость и начисто очистить ее от застарелых и засохших корочек, то, на первый взгляд, все должно быть нормально… При новокаиновом обезболивании во время процедуры собака никак не будет реагировать на то, что потревоженные язвы будут сильно кровоточить, а травмированная кожа, очищенная от гноя, будет огненно-красной. Вроде бы получалось все верно. Но и в этом способе был свой изъян. И довольно ощутимый. Местная анестезия действует ведь всего часа два или три от силы. А что будет с собакой, когда действие анестетика закончится? Опять нелегкий вопрос…