Хроники Центрального Континента. Книга 2. Блуждающий Остров

Грузное мерзкое существо не смело ослушаться команды своего создателя. Оно двинулось своей неуклюжей походкой жука к тоннелю. Когда тварь исчезла за ширмой, на арену выбежали двое мужчин, одетых так же, как громилы перекрывшие выход, только в штаны и обтягивающие голову маски. Один из них потащил в тоннель за ноги туловище умерщвленной женщины, второй собрал отгрызенные конечности и голову. Прежде, чем скрыться за ширмой, последний помахал зрителям посиневшей рукой покойной Сейры. Кто-то из зрителей издал едкий смешок.

Алайла едва пришла в себя, когда на арене появился ведущий. Он вел себя, как ни в чем не бывало.

– Магистр Контрос надеется, что вам понравилась его новая зверушка! – улыбаясь, обратился он к зрителям.

Отовсюду раздались положительные ответы. Человек с опухолью согласно покивал.

– Мне тоже, друзья, мне тоже, – сказал он. – Однако великий Безликий напоследок хотел показать вам и одну из его новых игрушек! Вы хотели бы ее увидеть?

Снова возбужденные согласия посыпались со всех сторон.

– Тогда я должен знать, кому же из вас выпала вторая очередь финала!

– Это я.

У Алайлы все поплыло перед глазами. Рядом поднялся и ответил ведущему ее спутник, Ребот Сегхат. В эту секунду только он не смотрел на свою спутницу, все остальные взгляды были устремлены на нее.

– Что это значит? – Алайла уже была готова запаниковать.

– Прости, – Ребот виновато втянул голову в шею, – не думал, что так выпадет с первого раза. Я хотел, чтобы мы посмотрели представление вместе и остались на пир.

– Что?! – девушка поднялась.

Она вдруг увидела, как из тоннеля на арену семеро мужчин выносят тяжелую и страшную металлическую конструкцию.

– Что еще там тебе выпало? Что все это значит?! – она уже была готова расцарапать лицо своему подлому кавалеру.

– У вас будут проблемы, уважаемый? – громко поинтересовался с арены ведущий.

– Похоже, что да, – криво улыбаясь, ответил Ребот.

Он поймал руку Алайлы в дюйме от лица, второй рукой она уже ударить не успела, ее схватил кто-то подступивший сзади. Ребот едва увернулся от удара ее ноги в пах, после чего двое громил в черных масках скрутили девушку и потащили на арену. Ограда разомкнулась, и вырывающуюся, дергающуюся Алайлу заволокли в центр круга, где стоял большой металлический агрегат. Девушка кричала и плакала, но видела за оградой все те же равнодушные лица и опьяненные предыдущей смертью глаза, жаждущие очередного зрелища.

Напрасно она пыталась сопротивляться, когда ее руки засовывали в металлические браслеты на крестообразном остове конструкции. Попытки вырваться из крепких рук громил были заведомо обречены на неудачу. Теперь она была намертво пристегнута к агрегату. Далее над ее стопами защелкнули по браслету, крепящемуся на цепи, и медленно растянули ноги в стороны. Цепи закрепили на специальных колышках, зафиксировав Алайлу в висячем положении с максимально разведенными в стороны ногами. Голову ее зажали специальными тисками, чтобы она не могла ей дергать.

Заинтригованные зрители собрались у ограды, покинув свои места. Они с любопытством разглядывали неведомый аппарат, не обращая ни малейшего внимания на прикрепленную к нему рыдающую девушку. Алайла была закреплена на прочной крестовине, а в десяти футах перед ней располагалась конструкция, сильно напоминающая двусторонние качели на оси, которая из их центра крепилась через кривошипно-шатунный механизм к какому-то коробу с отверстием. Короб находился ровно под телом подвешенной девушки. Сзади к крестообразной основе на уровне шеи Алайлы был прикреплен круглым основанием продолговатый цилиндр, снаружи которого по бокам были видны фрагменты цепи. Цепь спускалась, видимо от передаточного колеса внутри цилиндра к красочному ящику с ручкой, находящемуся позади всей конструкции на земле.

Когда приготовления завершились, громилы покинули арену, и ограда сомкнулась за ними. Человек с опухолью был уже тут как тут. Он медленно подошел к рыдающей девушке и сдернул с нее юбку одним рывком. Алайла умоляла его прекратить все это и отпустить ее, но ведущий вел себя так, будто заливающейся слезами пленницы не существовало. Чтобы его было лучше слышно на фоне ее криков, он подошел поближе к решетке и, указав на оголенную Алайлу, вдохновенно проговорил:

– Что может быть прекраснее сладких плотских утех? Что может доставить большее удовольствие, чем манящее и раскаленное лоно любви? Я отвечу вам, друзья мои! Только одно! Только лишь продукты этой любви! Дети!

После этих слов из тоннеля на арену вывели трех маленьких детей – двух мальчиков и одну девочку. Их родители (или воспитатели) уже выступавшие сегодня перед публикой тут же удалились с арены вместе с ведущим. Детям на вид было не больше трех или четырех лет. Их лица были не сильно, но все же деформированы и наделены явными признаками нездорового развития. Дети, словно надрессированные, сразу же заковыляли неуклюжими походками к любимым развлечениям. Девочка заторопилась к разноцветному ящику позади Алайлы, а мальчики вскарабкались с двух сторон на края качелей, находившихся перед ней.

Мальчики принялись раскачиваться на качелях, по очереди поднимаясь и опускаясь на своих краях доски. Девочка же отыскала на любимом цветном ящике заветную ручку и начала крутить ее. Из ящика зазвучала примитивная детская мелодия, которая придавала сложившейся атмосфере еще больше устрашающих и депрессивных тонов. Мальчики смеялись нездоровым тонким смехом, слыша мелодию и раскачиваясь вверх-вниз. Уливающаяся слезами Алайла сквозь пелену плача видела восторженные взгляды бездушных зрителей, облепивших ограду, словно мухи банку меда.

Она не могла видеть того, что при каждом повороте девочкой ручки цветного музыкального ящика из цилиндра за ее затылком неспешно выползало тихо вращающееся сверло диаметром с большой палец. Сверло медленно, но верно направлялось в специальное отверстие в крестообразном остове конструкции. Не могла Алайла видеть и того, что при каждом подъеме и опускании концов качелей из устройства, расположенного под ней делениями вырастает острый стальной кол толщиной с ее предплечье. Кол так же неотвратимо приближался к ней снизу.

Ничего этого всхлипывающая девушка не видела. Она лишь видела все больше расширяющиеся глаза зрителей и слышала слабый металлический скрежет на фоне угнетающей детской мелодии и писклявого больного смеха.

Первым к цели добрался кол. Алайла почувствовала ледяное прикосновение металла, и мышцы ее непроизвольно сжались. Она хотела дернуться, увернуться, отодвинуться куда-либо, но не могла. Кол медленно входи внутрь ее промежности и поначалу не причинял боли, а даже напротив. К своему стыду Алайла в этот ужасный момент пожалела, что за свою жизнь не пробовала чего-то подобного по собственной воле. В этот же миг ее посетила парализующая мысль о том, что если она не выберется отсюда живой, ее даже ни кто не будет искать. Ни кто не хватится ее, кроме разве что завсегдатаев и управляющего Песчаных Вод, да и те посудачат, проклянут и забудут через несколько дней.

Тем временем кол настойчиво стремился ввысь. Первые разрывы органов заставили вывалиться на механизм зловонное содержимое ее кишечника. Алайла закричала и забилась с такой силой, что ей даже показалось, будто сейчас она порвет цепи и разнесет кошмарный аппарат по частям. Но это была лишь последняя иллюзия. В реальности оковы были нерушимы, а кол упрямо пробивался дальше, медленно протыкая и разрывая ее внутренности. К тому моменту, как девушка начала судорожно сплевывать кровь и хрипеть, сзади чуть ниже затылка в ее шею медленно погрузилось вращающееся сверло, подкравшееся из цилиндра сквозь ровное отверстие в остове агрегата.

Зрители восторженно взирали на искаженное болью лицо Алайлы. Оно побагровело от вытерпливаемых мук. Вены на лбу и шее вздулись, подбородок был залит кровью, стекающей по ее обмякшему телу и спадающей вместе с частями внутренностей на механизм, ее собственные экскременты и поверхность арены. Когда окровавленное сверло вышло из шеи спереди, Алайла уже была мертва. Из тоннеля появились взрослые, которые увели детей, расстроенных до горького плача тем, что их отрывают от любимых забав.

Чуть позже кровавых финалов, как обычно, в соседнем помещении начался пир. Гости ожидали его с трепетом и нетерпением. Неотъемлемой и основной составляющей предрассветной трапезы являлся особый напиток – Нектар Грез, созданный по уникальному рецепту хозяином цирка. Гости с жадностью припадали к кувшинам, рассредоточенным по всей протяженности длинного стола, заставленного различными изысканными яствами. Испив всего по несколько глотков Нектара Грез, люди начинали испытывать поистине неповторимое и сладостное блаженство.

Напиток Контроса вызывал волшебное помутнение и забытье. Его эффект возносил людей на пики неописуемых наслаждений. Ощущения от каждого приятного действия усиливались стократно. Зарядившись наркотическим зельем, люди начинали поглощать экзотические угощения в огромных количествах. Вкус любого из блюд сводил собравшуюся публику с ума. Наевшись до отвала, гости разбредались по темным углам и предавались плотским утехам. Нередко все это перерастало в массовый акт любви в полумраке при многочисленных свечах, длящийся часами и затухающий лишь поздним утром, когда участники оргий засыпали прямо во время последних вялых движений.

Контросу все это было не интересно. Нектар Грез, шоу уродов и фатальные номера были лишь беспроигрышной приманкой для зажравшихся богачей, которые охотно тащили в его цирк то, что ему было так необходимо – жертвы. Молодые девушки и женщины, окропляющие своей кровью арену цирка – вот, что ему было нужно. Обычная программа включала в себя три и порой даже четыре кровавых финала, в зависимости от численности публики, но сегодня хозяину было достаточно всего двух смертей.

Они были последними.

Контрос не всегда был таким. Были времена, когда его цирк, называвшийся Блуждающим, странствовал по городам и поселкам, демонстрируя безобидные номера с участием все тех же недоразвитых или имеющих уникальные дефекты людей. Хозяин цирка и сам имел увечье, с которым прожил большую часть своей жизни. Оно было не врожденным.

В возрасте семи лет произошел случай, который навсегда все изменил для этого человека. Он научился контролировать свою магическую силу и пользоваться ею. И в очередной раз, когда неродной отец принялся избивать его мать, Контрос пустил в него молнию, которая, к сожалению, не принесла обидчику матери значительного ущерба. Вместо того чтобы усмирить отчима, у мальчика получилось его разъярить. На его глазах обезумевший от злости мужчина до смерти забил мать, а затем взял не самый острый нож, зажал маленького беспомощного мага и принялся уродовать его лицо. Он срезал мальчику губы и срезал почти всю кожу с лица, прежде чем в дом вломились соседи, услышавшие крики.

Тот день стал началом его сознательной взрослой жизни. Пришлось научиться жить самостоятельно. При этом приходилось мириться со своим обликом, и учиться разговаривать без помощи губ. Поняв, что для всех нормальных людей он является изгоем, Контрос осознал, что как раз человечности в этих людях и не было. Большинство людей судило обо всех исключительно по внешним признакам. В какой-то момент, когда судьба свела его с неполноценными людьми, он и пришел к выводу, что ему есть место лишь среди них.

Еще позже он понял, что совокупность их недостатков можно превратить в одно большое достоинство. Так и зародился Блуждающий цирк, к которому на протяжении долгих лет примыкали новые артисты. Контрос и члены его труппы довольствовались малым, не заламывали цены, не требовали ни от кого создания каких-либо условий для своих выступлений.

Однажды в далекую пору бесконечных гастролей он повстречал в Креоле, тогда еще доминирующем над остальными королевстве, прекрасную девушку. Между ними возникло глубокое, неподдельное чувство. Девушка полюбила его искренне и беззаветно, несмотря на обезображенную внешность и невнятную речь.

К сожалению для них обоих, эта девушка являлась дочерью короля, принцессой Креола. Элливиана Ордан – так ее звали – погибла шестнадцать лет назад. Ее гибель произошла во время конфликта с родным братом. Наследие трона являлось слишком больным вопросом для Сиддэна, сына предыдущего короля, и принц прибег к тому, что даже взял в заложники Контроса и держал его взаперти в своем тайном поместье, как гарантию того, что сестра добровольно откажется от трона. Однако перед смертью Элливиана выиграла свободу своего возлюбленного на гладиаторском турнире, на котором и погибла во время крушения столичной цитадели и арены амфитеатра.

Сиддэн же чудом выбрался из под завалов живым. К тому моменту его отец был тоже мертв, как выяснилось чуть позже. Тогда-то на Сиддэна и взвалился груз правления королевством – то, к чему он так стремился. Однако первым делом он все же сдержал обещание, данное сестре. Он отпустил Контроса из заточения и велел ему навсегда покинуть Креол. С тех пор хозяин Блуждающего цирка углубился в изучение некромагии, которой начал увлекаться еще, когда его возлюбленная была жива.

Вдаваясь во все большие нюансы и глубины магии мертвых, Контрос узнал из древних манускриптов о заточенном в глубинах песков королевства Шайн духе. Это был демон, неудавшееся творение одного (или возможно группы) из множества забытых историей колдунов давным-давно исчезнувших с лица Центрального Континента. Этот ненасытный до смертей дух, согласно хрупким и пожелтевшим рукописным работам, являлся неким проводником, бесплотным существом, имеющим возможность сообщаться с миром живых и загробными угодьями Пылающей Ямы.

Контрос долго блуждал по песчаным дюнам королевства Шайн в поисках места заточения духа. Наконец однажды удача улыбнулась ему, и он отыскал нужное место. С помощью темных обрядов хозяин цирка вступил в контакт с заточенным демоном. Целью Контроса было каким бы то ни было способом убедить темное создание оказать ему помощь в том, чего хозяин цирка за все прошедшие годы был не в состоянии постичь и добиться самостоятельно. Контрос желал заставить демона воскресить душу и разум его погибшей возлюбленной, Элливианы.

Типичное для некромагии оживление мертвецов возвращало к жизни лишь опустошенное бездумное тело для слепого повиновения, но не разум, не чувства и не память конкретного умершего человека. Вернуть же саму суть, душу покинувшей мир живых личности из Пылающей Ямы и до сей поры даже среди оставшихся на континенте неслабых и именитых колдунов воспринималось на уровне нелепой выдумки или древнего мифа. Однако долгие исследования, посвященные исключительно этой сфере некромагии убедили Контроса в возможности возврата души из загробного мира. И все эти долгие годы он верил, что нашел проводника и делал все необходимое для осуществления обещанного демоном результата.

Древнее порождение ужаса не могло вырваться из созданной покойными магами темницы в горячих песках. Но оно, как выяснил Контрос в ходе периодических контактов, могло действовать из своего плена, имея необходимую подпитку. Как любое порождение зла, демон обладал единственным главенствующим стремлением – уничтожать все в мире живых, либо сразу целиком весь мир живых, возможно, чтобы быть угодным миру мертвых, либо обратить в него все живое. Так дух заключил с обезумевшим от своей мечты хозяином цирка сделку. Контрос должен был жестоко расправиться с шестьюстами шестидесяти шестью женщинами, пытая и проливая их кровь над местом заточения демона. Взамен, когда последняя жертва падет на назначенном месте, дух должен был вытащить возлюбленную отчаянного мага из Пылающей Ямы. Шестьсот шестьдесят шесть жизней за одну. Но тоскующий колдун был готов положить на эшафот хоть тысячи.

Решение пришло само собой. Контрос создал на нужном месте арену, вокруг которой возвел новый цирк. В течение следующего, растянувшегося на целое десятилетие, времени в этом месте регулярно проходили ужасные кровавые расправы, за просмотр которых богачи платили немыслимые деньги. Помимо этого алчные до мерзких зрелищ мужчины еще и тащили со всех концов всех королевств в цирк прекрасных девушек, ибо таковыми были созданы правила этого страшного места. Каждая сходка обязательно заканчивалась размашистыми пирами, на которых Контрос привил своим клиентам плотную тягу к изобретенному им самим Нектару Грез. Наркотическое зелье окончательно закрепляло невидимый контроль хозяина цирка над его порочными гостями.

По первому времени Контрос часто испытывал угрызения совести за ужасные деяния, которые он был вынужден совершать. Ему снились кошмары. Моря крови, выныривающие из них и манящие его к себе растерзанные на арене женщины, крики жертв, обретающие вязкую и липкую форму, которая хватала и тащила его куда-то во тьму. Множество разнообразных ужасов повидал Контрос во снах и наяву, пока в итоге сны не стали сплошь черными, а пытки красавиц – будничной рутинной заботой. Эмоции покинули сознание Контроса. Лишь запрятанная в самой глубине догнивающей души заветная мечта вновь быть с Элливианой поддерживала в нем необходимость существовать и действовать дальше.

Контрос знал, что после смерти за свои деяния он также непременно сам попадет в Пылающую Яму и множество раз всерьез задумывался о том, не воссоединиться ли с возлюбленной именно таким простым способом. Но каждый раз в последний момент всплывали в голове весомые отрезвляющие аргументы против затеи с самоубийством. Даже если каким-то образом их души и воссоединятся в загробном мире (о чем наверняка знать он не мог), то навеки будут обречены на страшные муки. А уж вечные пытки в Пылающей Яме, наверняка были в тысячи раз страшнее тех, что придумывал для своих жертв хозяин замершей в песках кровоточащей обители мученических смертей.

Так Контрос терпеливо ждал долгие годы. И вот, наконец, сегодняшней ночью пали и пролили кровь две последние жертвы, заявленные в условии заточенного демона. Число шестьсот шестьдесят шесть, нередко фигурировавшее во многих фолиантах и свитках повествующих о некромагии, являлось неким благополучным знаком, отправным символом, способствующим наилучшему протеканию процессов формирования узлов и сопряжений данного вида магии. Множество рисуемых символов содержали в себе так или иначе вплетенные в линии и изгибы три зловещие шестерки.

Сегодня Контрос вырисовывал их с особой тщательностью. Дождавшись, когда гости обессилят и провалятся в глубокие наркотические сны, Безликий поспешил на арену, где он обычно вступал в контакт с заточенным духом. Закончив выводить на земле связующий знак, Контрос затянул монотонные заклинания, напоминающие невнятную песню человека напрочь лишенного слуха и голоса. В концовке необходимого набора странных фраз хозяин цирка принялся снова и снова повторять единственное слово:

– Дааронтэкор! Дааронтэкор!

И Дааронтэкор отозвался.

– Я ждал тебя, упрямый человек… – прозвучал шипящий и воющий, словно пустынный ветер, голос внутри головы Контроса. – Я знаю, зачем ты здесь…

– Мы оба это знаем. Я выполнил свою часть сделки.

Как обычно, по слегка заколебавшейся, словно пленка на потревоженном болоте, поверхности арены засуетились набежавшие со всех сторон крупные песчинки. Скапливаясь, они образовывали едва различимый завершенный образ шевелящейся уродливой пасти. Теперь поступающие в голову мага сигналы сопровождались зловещей мимикой еле заметного зева из песчаных крупиц.

– А я выполню свою… – прошелестел Дааронтэкор. – Но ты должен будешь пожертвовать своим могущество, своим даром… Ты же не забыл об этом?..

Контрос прекрасно помнил и про это условие. Демон, находясь в заточении, не мог орудовать своими возможностями в мире живых. Потому, взамен за воскрешение Элливианы он так же потребовал всю магическую силу хозяина цирка. С ее помощью он собирался впустить в мир живых того, кто сможет исполнять его кровожадную волю.

– Я готов, – решительно ответил Безликий.

– Я ждал… – прожужжал в голове голос, – и я знал…

Контрос ожидал чего-то сверхъестественного и страшного, чего-то свирепого и болезненного, но ничего подобного не произошло. Не происходило ровным счетом вообще ничего. Лишь поразительная черствая тишина образовалась под смертоносным шатром на минуту или две. Она принесла с собой эмоционально бесцветное чувство пустоты, которую хозяин цирка поначалу намеренно проигнорировал.

– Теперь ты стал просто пустым сосудом, – прошипел Дааронтэкор. – Неужели твоя женщина стоила подобной жертвы?

– Где она?! – возбужденно потребовал ответа Контрос.

– В твоем саду… спеши… спеши, упрямый человек…

Безликий заспешил. Но не потому, что так повелел шипящий голос демона, а по той причине, что жаждал увидеть или хотя бы ощутить присутствие своей возлюбленной после стольких лет горечи и печали. Он спешил к каменному строению с темной округлой крышей позади огромного шатра. Это сооружение было возведено на каком-то этапе мук от одиночества исключительно ради прихоти Контроса. В большом каменном ангаре располагался сад гигантских черных роз, созданных магом в приступах тоски и терзающих останки души воспоминаний о канувших временах.

Он вбежал в мрачное помещение и остановился, тяжело дыша. Только теперь Безликий понял, что отчетливо ощущает пустоту, о которой намекнул ему демон. Сейчас хозяин цирка осознанно и со всей глубиной разочарования прочувствовал, что былых сил и возможностей больше нет. Он стал обычным человеком. Обычным начинающим стареть человеком.

Решительно отбросив уныние, Контрос двинулся вглубь сада по проходам между высокими клумбами всевозможных форм. На улице за пределами гигантской теплицы уже давно наступило утро, потому черные лепестки, громоздящиеся высоко над его головой были свернуты в бутоны. Раскрывались они только при свете Пятна. Он добрался до центральной площадки, за которой увидел чье-то движение под большими шипами на толстых темных стеблях между овальной и прямоугольной клумбой. Округлый темный полупрозрачный экран, выполняющий функцию кровли, не позволял лучам Диска проникать в громадное помещение (а ночью преумножал плодотворное для цветов сияние Пятна). Полумрак, царивший в саду черных роз, позволил ему разглядеть лишь размытые очертания человеческой фигуры. Контрос, переполняемый возрождающимися чувствами и эмоциями, неуверенно молвил в полумрак:

– Элливиана?!