На въезде в спальный район мы, привычно для меня, угодили в пробку. Оуэн достал свой телефон из нагрудного кармана костюма и принялся строчить сообщения.
– Строишь квест для еще одного кудрявого парня, похожего на племянника Германа? – моему настроению на остроты можно было только позавидовать.
– Я сейчас тебя высажу, – с абсолютно серьезным лицом проговорил Джереми, не отрываясь от экрана смартфона.
– Мне просто всегда хотелось посмотреть, с каким лицом ты шлешь эти гнусные подмигивающие смайлики.
Мистер О скорчил ехидную гримасу, напоминающую легендарную улыбку Гринча, и на этот раз оглушительным смехом залился и я сам.
Скажи кому, что буду веселиться в машине Мистера Буквы из-за его театральных выходок, – не поверят.
Конторка в «Фармации Б.», которая гордо звалась Николасом «рабочим кабинетом», сегодня была заполнена людьми. В центре комнаты без окон стоял крохотный стол, на котором умещалось бесчисленное множество бумажных кип с цифрами о доходности, еще один экземпляр вездесущей «Фармакопеи» и письменные принадлежности. Именно из этой комнатки площадью не более двадцати квадратных метров выходили все официальные документы за подписью хозяина прибыльного дела, помеченные широким размашистым автографом да оттиском удостоверяющей печати.
Как и в главном зале, на полках шкафов и ящиков, заполняющих боковые пространства, хранились склянки – как пустые, так и уже наполненные необходимыми снадобьями, стояли пустые короба, оставшиеся бесхозными после поставок, и покоились запасные инструменты, которыми пользовались мистер Эггерт и ученики на его так называемой «кухне».
Перед владельцем, который восседал за этим игрушечным столом так же гордо, как и за домашним, неровным полукругом собралась компания, состоящая из его подросших сыновей, а также Владана и Валентина Вуйчичей.
– Хотелось бы услышать хорошие новости, мальчики, – набивая свою любимую трубку свежим табаком, обратился старик к окружающим. – Сможете ли вы меня порадовать?
Валериан, теперь почти догнавший старшего брата по росту, выпрямился и сделал шаг вперед. Его силуэт сиял уверенностью и решимостью, чего нельзя было сказать о Германе, который, казалось, старался скрыть свое все еще довольно астеничное тело между высоких полок.
– Есть, отец, – Вэл, как и всегда, бодро улыбался родителю, но на сей раз его эмоции едва ли можно было назвать дежурными. Казалось, парнишка действительно был доволен собой, и собственными успехами ему не терпелось поделиться. – Сегодня вышел из кэба кварталом раньше, для того чтобы все хорошенько рассмотреть!
Николас удовлетворенно кивнул, намекая сыну на то, чтобы тот продолжал.
– Лавка Корбена закрывается. – Для пущей доказательности результатов парень принялся загибать пальцы. – Биддеры закрываются. А Майклсоны и Куинси сегодня утром начали выносить короба с посудой и грузить их в поклажу!
Бодрийяр-старший потер руки и поднял умиротворенный взгляд на близнецов-исполинов:
– Значит, поработали плотно, господа?
Владан и Валентин поочередно кивнули. Для обывателя их лица были абсолютно одинаковы и неотличимы, но работа в компании этих выдающихся, практически сказочных персонажей давала о себе знать. Теперь старший из братьев Бодрийяр точно знал, что Валентин был несчастливым обладателем легкого косоглазия, которое было заметно лишь при внимательном изучении словно наскоро слепленного лица, и понимал, что ответ перед отцом держал именно он:
– Юный господин говорил, – громила сделал шаг вперед подобно Вэлу и беспардонно указал пальцем на Германа, который продолжал свои попытки слиться с пространством, но теперь был пойман с поличным. В речи близнеца читался грубый, нераспознаваемый акцент с рыкающими, твердыми согласными. – Мы и делали.
– А «юный господин» изволил сделать что-то сам, Владан? – Николас обращался к другому, менее разговорчивому «охраннику» не случайно. За двоих всегда говорил именно тот, кто соображал лучше и, следовательно, мог думать. А думы, как казалось Бодрийяру-старшему, довольно быстро могут довести до навыка лгать.
В лад ан пока что думать не научился. А потому соврать не мог ни в коем разе.
– Нет, господин. Он показывал, – послушно и честно отрапортовал близнец.
Валентин поднял виноватый взгляд на Германа и сделал шаг назад. Собственно, винить Вуйчичей в узколобости было делом бессмысленным и глупым. А научить их врать Николасу было такой же бесполезной затеей, как попытки заставить пса разговаривать.
За время, что было выделено юному Бодрийяру на взаимодействие с эксцентричными иностранными сотрудниками отца, он успел найти в них то человеческое, что давно затаилось где-то в глубине, под пучиной горьких жизненных обстоятельств. Близнецы были иммигрантами, которые попали в страну со своим прежним хозяином, а после остались в полном одиночестве после его неожиданной пропажи. Однажды дождливым вечером они прибились переночевать под карнизом «Фармации Б.», словно бездомные, – и были найдены задержавшимся Николасом несколькими часами позднее. Несмотря на гигантский рост и объемы, Вуйчичи по своему поведению напоминали пятилетних малышей, которые просто не умели чувствовать ничего, кроме постоянной благодарности за то, что о них позаботились. Ощущение нужды в оплате долга заставляло их выполнять работу любого характера, а Николас, будучи искусным манипулятором, казалось, ждал встречи с Владаном и Валентином всю жизнь.
Теперь Герману было ясно, от какой грязной работы громилы избавляли отца.
И осознание того, что близнецы совершали требуемые поступки абсолютно бессознательно, заставляло старшего сына не просто бояться Николаса, а искренне и от всей души его ненавидеть.
Отчасти «пригретые» этим тощим темноволосым юношей, Вуйчичи быстро зауважали нового предводителя и были готовы ради него на все.
Но главнее того, кто, как считали братья, спас им жизнь, в «Фармации» все еще не было, а потому их симпатии к Герману в ситуациях, как текущая, суждено было отойти на второй план.
– Значит, показывает… – почти не разжимая зубов, выдавил Бодрийяр-старший. – Знаешь ли, многоуважаемый «юный господин», – тыкать пальцем я мог и без твоей неоценимой помощи.
Услышав тон отца, нерадивый сын поджал губы и с большим усилием выдавил вежливую улыбку.
– Разумно, отец. – Для придания словам большего (но вовсе не существующего) почтения юноша склонил голову. – Однако Владан и Валентин справляются на отлично и без меня. Моя сила не ровня им и никогда не станет, сколь я ни старайся.
– «Справляются на отлично!» – эхом произнес отец, коверкая голос старшего сына и придавая ему писклявых интонаций. – О том, как справляются мои работники, изволь судить мне. Мои указания были предписаны четко. Ты сопровождаешь их всегда, а не только тогда, когда тебе захочется!
Оставалось всего мгновение до момента, когда Николас перейдет на крик и вновь начнет багроветь своим морщинистым лицом. К всеобщему счастью, надвигающаяся ссора была развеяна появлением гостя. О его приходе свидетельствовал уже привычный для всех дверной колокольчик.
Николас замолчал. Он выставил ладонь вперед, наказывая соблюдать тишину всем присутствующим, и прислушивался к происходящему за дверью что есть мочи. Когда у Бодрийяра-старшего хватало свободного времени, он непременно садился за наблюдательный пункт и внимательно отслеживал каждое слово, сказанное мистером Ноббсом в главном зале.
Приветствие для провизора и Тимми, который сегодня работал с мастером в паре, было произнесено знакомым женским голосом. Еще до того, как дверь в конторку открылась, все присутствующие знали, кто намеревался их посетить.
– Добрый день, уважаемые, – практически нежно произнесла миссис Доусон, вплывая в кабинет. – Как идут ваши дела?
Бодрийяр-старший, словно ошпаренный, подорвался с места и поспешил взять и поцеловать руку гостьи, склонившись в полупоклоне.
– Чудесно, дорогая мадам! – распинался он, одаривая женщину одной из своих самых ненатуральных улыбок. – Но вы нам – как настоящий яркий лучик в этом темном царстве. И что же вас привело?
Герман наблюдал за взаимодействием отца и вдовы с большим сомнением, чем все присутствующие. Годовой опыт работы с отцом научил его отличать актерские этюды от реальных событий, а потому в том, что спектакль сейчас был разыгран специально для сыновей, сомнений не оставалось. По истечении времени старшего отпрыска радовало лишь одно – тот кровавый образ, что являлся ему вместо женщины, появлялся в ее присутствии все реже. Теперь он мог хорошенько рассмотреть то, что однажды Валериан окрестил как привлекательность.
Роскошные темные кудри Эмили Доусон покоились в причудливой прическе, спрятанной под богато украшенной таблеткой. Ее наряд, никак не соответствующий статусу вдовы, имел темно-бордовые оттенки и состоял из дорогих тканей, доступных для покупки лишь высшему сословию. Случайного взгляда на такую женщину было достаточно для того, чтобы узнать о ее достатке и, должно быть, весьма богатом наследии, что оставил покойный мистер Доусон.
Кожа ее была, как и полагалось у современных красавиц, бела, словно мел, но, в отличие от покровов Ангелины, имела здоровый подоттенок. Краски для лица на Эмили было лишь чуть, но каждый взмах кистью подчеркивал свежесть и благородство всех ее черт. Выделялся лишь искусственный, почти чахоточный румянец, который превращал и без того стройную женщину с осиной талией в чрезвычайно хрупкое существо.
Словом, миссис Доусон была из тех женщин, что умели хорошо сочетать собственные достоинства с благами, доступными для их улучшения по последней моде.
– Пришла за вашим младшим мальчиком, – тонким голоском отвечала гостья, напуская своему образу пущей наивности. – Говорят, его нужно поучить на знание эликсиров. Готова содействовать такой важной миссии, сэр.
Лишь услышав свое имя, Валериан вновь как по команде выступил вперед:
– С удовольствием подберу вам необходимый, мадам!
Николас радостно всплеснул руками и, не отрывая взгляда от сына, произнес:
– Ну что за радость мой Вэл! Дорогая миссис Доусон, вы должны знать, как я горжусь им! Четырнадцатилетний мальчишка, а любому подмастерью, что старше на декаду, даст фору!
– Не сомневаюсь в том, что наследник справляется ничуть не хуже отца, – приторно улыбнувшись, женщина, наконец, обратила свое внимание на стоящего, как жердь в углу, Германа. – Должно быть, и старший показывает отличные результаты!
– О, здесь нам предстоит еще поработать, – Николас покачал головой с фальшивым расстройством. – Талантливый юноша, нуждается в дисциплине. Впрочем, именно этим мы и займемся после вашего ухода!
Закончив взаимные словесные лобызания, пара собеседников разошлась. Николас вновь занял место за столом, а Эмили Доусон подала руку Валериану, для того чтобы тот вернулся с ней в зал так, как подобает этикету.
– Мы не будем вам больше докучать! – напуская еще больше очарования, женщина вынула из рукава платья крошечный веер и замахала им перед лицом. – После урока, так уж и быть, вам, Николас, отчитаюсь!
– Всенепременно, дорогая! – проговорил в ответ старик и приветливо помахал ладонью так, словно провожал Эмили и младшего сына в долгую дорогу.
Оставшись наедине с отцом, Герман вдохнул в раз потяжелевший воздух и побледнел. Наступления именно этого мгновения он боялся более всего. И самым отвратительным было то, что он знал наперед, что будет происходить дальше.
– Отец, – серьезно начал было юноша. – Я понимаю, что мое неучастие является проступком.
– Да что вы говорите, «юный господин»! – продолжал издеваться над обращением Вуйчичей Николас. – Должно быть, страх ударил в вашу голову и вернул в эту пустую коробочку несколько разумных мыслей.
В конторке повисла пауза, не предвещающая ничего хорошего. Николас, пребывающий в очевидном восторге от такого напряжения, вновь закурил.
– Да поздно уже, – равнодушно произнес старик, словно вел беседу о погоде. – Учиться как подобает ты не способен. Значит, найдутся свои методы.
Все еще не готовый к развязке, Герман в упор смотрел на Вуйчичей, застывших в ожидании приказа. Еще секунда – и это произойдет.
– Отец, – снова попытался он. – Возможно, у меня есть право на второй шанс. Когда я отказался спускаться с Валентином и Владаном, во мне говорила усталость.
– Усталость. Вот, значит, как. – Бодрийяр-старший спокойно развел руками, смотря на сына в упор. – Бывает с каждым. Я все понимаю.
Повременив еще с мгновение, отец поднялся и размеренным шагом направился к сыну. Оказавшись прямо напротив своего старшего наследника, старик внимательно рассматривал лицо, которое так яро напоминало о супруге даже сейчас, когда ее рядом не было.
– Он устал, – еще раз повторил мужчина, теперь, скорее, обращаясь к близнецам. – Ну что ж.
Размахнувшись так сильно, как мог, Николас нанес удар кулаком сыну по челюсти. Не ожидавший настолько внезапного нападения, Герман рухнул на пол.
– Поднять, – все так же без тени эмоций произнес владелец «Фармации Б.».
Громилы поспешили на помощь парню и, с силой зацепившись за угловатые плечи, подняли его тонкий силуэт на ноги.
– Держать, – снова бесцветно отрапортовал хозяин.
За первым ударом последовал следующий. Тело юноши содрогалось от боли, а глаза в своем золотом оттенке наполнялись жгучими слезами.
Под длинным, но аккуратным носом проявились обжигающе-красные пятна свежей крови.
– Прекратите… – только и мог что шептать парень.
– Для пущего страха, на будущее, – предупреждающе произнес Бодрийяр и нанес последний удар.
Голову Германа мотнуло в сторону, словно кукольную, – на этот раз он был не в состоянии удержать ее для сопротивления. Мертвенно-бледная кожа его вытянутого лица теперь была окрашена в безобразно яркие оттенки.
– Идем. – Старик кивнул, приглашая присутствующих за собой, и вновь двинулся в сторону своего рабочего стола.
Старшему сыну Николаса оставалось лишь благодарить Бога за то, что близнецы держали его достаточно крепко, слегка приподнимая над землей. Идти своими ослабшими от болевого шока ногами ему практически не приходилось. Да и знать бы куда – ведь горечь теперь полностью застилала глаза и не давала привести даже собственное сознание в равновесие.
Хозяин отодвинул стул, на котором гордо восседал еще несколько минут назад, и присел для того, чтобы поднять ковер. За серой тканной подстилкой пряталась деревянная пластина с металлической ручкой, что скрывалась в углублении.
Резко дернув на себя за импровизированный рычаг, Николас громко скомандовал:
– Спускаем!
Перед троицей открылся путь во тьму, ведущий в подземелья аптеки.
– Эй! Что было дальше?!
Еще с минуту назад с чувством вещавший Джереми замолчал. Рассказ оборвался на самом будоражащем месте, стоило нам припарковаться возле пункта назначения.
– Это все, – глухо проговорил он.
– Как все?! – отчаянно протестовал я. – Зачем они тащили туда Германа?! Он ведь остался в порядке, верно?! Иначе бы не встретился с Реймондом!
Оуэн словно и вовсе забыл о моем присутствии. Его взгляд был направлен куда-то в сторону забитой машинами парковки, и ни одна из моих бурных реакций не была способна оторвать его от невидимого для меня зрелища.
– Это ужасно! – такая оборванная концовка ввергла меня в панику, и я ничего не мог с этим поделать. Я мог сколь угодно беситься с мистера О, не верить его воспоминаниям и грубо называть их байками, но истина всегда оставалась прежней: Герман был дорог для меня как безликий образ, который сопровождал меня с ранних лет. В разговорах с человеком, который уверенно считал себя его перерождением, я, наконец, мог узнать больше и окончательно убедиться в том, что преследующий меня Мистер Неизвестный никогда не был галлюцинацией. Он жил, хоть и горько, и сам факт его существования в реальности был настоящим поводом к тому, что эти бесцельные беседы между нами продолжались. Я хотел знать больше. Я хотел чувствовать себя дома, сколь бы болезненным ни было его воплощение.
– Мы продолжим, Боузи. Просто… не сейчас, – выдавил из себя мой импровизированный попутчик. По его лицу опасно ходили желваки, и я чувствовал, что причина на этот раз кроется отнюдь не во вновь вскрытой, давно загнившей ране.
Попробовав еще раз отследить взгляд Джереми, я, наконец, обнаружил причину такой резкой смены его настроения.
На парковке возле дома, где продолжала жить Ней, стоял серый «Мини купер» доктора Константина.
Глава 5
Я покинул машину быстрее, чем Оуэн мог того ожидать. Цель нашего приезда была размыта до последней минуты, а теперь и вовсе приобретала иной смысл, скорректированная непредвиденными обстоятельствами.
Главным образом, я объяснял себе эту поездку как мотивацию, наконец, забрать собственные вещи. Однако в глубине души искренне надеялся на то, что, как только пересеку порог квартиры, почувствую, как сильно скучал по Иви и приму разумное решение остаться. А после – вежливо поблагодарю Джереми за приятную поездку и непременно найду вескую причину его отослать и вернуться к той жизни, что вел до получения проклятого заказа.
Встреча с Константином на территории, которую я еще совсем недавно считал своим домом, в мои планы не входила. И, даже если бы продолжительной паузы в нашем общении, вызванной сменившимся с моей стороны отношением, просто не существовало, его присутствие тут в любом случае воспринималось бы мной как высшая степень некорректности.
После непродолжительного общения с мистером О, которое, при всем моем скептицизме, наконец, вызывало у меня долгожданное ощущение принятия, я осознал, что все же успел совершить множество ошибок. Несмотря на то, что наши встречи с доктором проходили в нейтральных местах (как того и требовала врачебная этика), я подпустил этого человека слишком близко. Позволил ему помогать в роли всепринимающего «друга», чье мнение о происходящем сменилось на первоначальное, стоило бесконечным поездкам в МёрМёр закончиться. Профдеформация все еще не давала ему принять меня таким, какой я есть. И ни о какой дружбе с тем, кто знал обо мне больше положенного, мне не стоило и мечтать.
Как только «Исповедь» запустилась, Джереми вошел в режим тишины длиною в целых два месяца. За это время мы с Константином успели провести несколько совместных ланчей, в рамках которых ситуация с Германом и Реймондом более не обсуждалась. Казалось, эта тема была для нас обоих понятна и закрыта, и ничто в действительности не предвещало беды, пока на одном из наших обедов я не додумался сообщить Константину о предстоящей сделке:
«Я планирую пообщаться с Оуэном для того, чтобы восстановить картину событий прошлого».
«Надеюсь, это такая шутка, Боузи».
«Что? Нет, конечно. Как бы там ни было, это касается нас обоих».
«Если ты продолжаешь верить в то, что произошедшее соответствует реальности, а не является плодом воображения человека с заболеванием, похожим на твое, – я буду вынужден вновь настаивать на госпитализации как уже не твой, но все же врач».
Этот человек так часто твердил мне, что способен разделить себя на «специалиста» и «обычного человека», а в конечном итоге оказался недостаточно силен для того, чтобы признать, что это абсолютно невозможно.
Стоило мне лишь заговорить о том, что так упорно отрицалось психотерапевтом, – он ставил под сомнение состояние моего рассудка. И даже если целой кипы вещественных доказательств того, что преследуемые меня образы не были плодом моего воображения, ему было недостаточно, отреагировать с дружеским пониманием этот человек точно был в состоянии. Но оказалось, что все его старания принять мою личную истину, так похожую для него на бред сумасшедшего, имели лимит.
В его голове, как я теперь понимал, все было устроено чрезвычайно просто. Он был готов смириться с моими иллюзиями на время, пока история не достигнет своего логического, объяснимого завершения. А после вскрытия всех карт и выводов, что он успел сделать для самого себя, я вновь устраивал его только тогда, когда мое поведение не выходило за грани общественного представления о мнимой норме.
И он, пожалуй, имел на это полное право. Правда, на приличном расстоянии от меня.
Его появление в пределах нашей квартиры, границы которой я так старательно защищал, отделяя свою личную жизнь от него до последнего, означало лишь одно. Он вновь переходит черту без моего спроса.
Оуэн покинул водительское место и захлопнул дверь.
– Сколько времени потребуется на сбор твоих вещей? – проницательно начал он. – Мы же, надеюсь, за этим сюда приехали?
– Минут двадцать. – Теперь я, как и Джереми несколько минут тому назад, не мог оторвать взгляда от знакомого транспорта. – Но теперь – не знаю.
– Ничего он тебе не сделает, – тон мужчины стал значительно ниже, будто по прибытии на место он резко подхватил простуду. – Не бойся.
Я хмыкнул, все еще не решаясь двинуться с места:
– Если бы это был не мой бывший психиатр, а кто-то другой, я бы ответил, что бояться здесь стоит только тебя. Но сейчас да. Мне страшно.
И сколь бы странным это ни казалось, говорить о своих настоящих чувствах кому-то без права ношения белого халата было намного проще. Ранее в собственных слабостях я мог признаваться Ней. Но теперь роль «доверенного» взял человек, о настоящем которого я практически ничего не знал. А в его прошлое я все еще верил недостаточно сильно.
– Он тебя обидел? – все еще непривычно глухо вопрошал мистер О. – Тогда, в Мёр Мёр? Или же после, когда я был не на связи?
– Нет, – я сдвинул брови, не понимая, как могу сформулировать свои ощущения. – Ничего такого. Просто… не принял. Хотя говорил, что мы друзья. Еще до последней поездки.
– А, – Оуэн раздраженно сложил губы в трубочку. – Снова это «пей таблетки, дорогуша»? Или «вокруг тебя одни враги, один я – молодец»?
– Вроде того. Только еще пригласил лечь в больничку.
Джереми склонил на меня голову. Я заметил, как его правая рука непроизвольно сжалась в кулак.
– Я говорил тебе, что не доверяю Иви, – твердо заявил он.
– Он тоже так говорил, – я невесело усмехнулся, кивком указывая куда-то вверх, туда, где располагалась лоджия квартиры, где сейчас находились моя соседка и бывший врач. – А теперь – вон, сидит с ней. Почему это, спрашивается?
– Потому что они сходятся в своих помыслах, Боузи, – мужчина смотрел мне в глаза, четко выговаривая каждое слово. – Так же, как и мы с тобой.
Считая дальнейший диалог бессмысленным, я двинулся в сторону знакомого подъезда. К моему удивлению, Джереми направился за мной.
– Ты же сказал, что он ничего мне не сделает? – не оборачиваясь, на ходу бросил я.
– А я хочу помочь донести вещи, – нарочито ровно отозвался мужчина.
Подъем на необходимый этаж показался мне мукой. К моим ногам будто оказались привязаны грузики, которые обычно используют для тренировок по фитнесу. Джия какое-то время была увлечена спортом и демонстрировала нам с Риком собственные утяжелители весом в два с половиной килограмма каждый. С сомнением рассматривая эти странные приспособления, внешне напоминающие детские наколенники, я и подумать не мог, что когда-нибудь испытаю их вес на себе без прямого использования.
И с каких пор мои иллюзии стали настолько бытовыми?
Несмотря на то, моя походка была настолько медленной, что обогнать без особых усилий меня мог даже самый дряхлый старик, Оуэн продолжал плестись следом, подражая моему темпу.
– Как думаешь, они мне там все кости уже перемыли? – наконец, выпалил я, когда до нужной квартиры оставался всего один этаж.
– Боже… – используя комичную интонацию, отвечал мой спутник. – Если ты искал подружку-сплетницу, а не дядю, мог бы сказать сразу. Я бы подобрал новый образ и переоделся.
На секунду напряжение отступило. Но достаточно быстро вернулось назад, поэтому позволить себе рассмеяться я все еще не мог.
Когда мы миновали все проходы лестничной клетки и оказались напротив входной двери, мне показалось уместным говорить лишь вполголоса:
– Открыть своими ключами или позвонить?
– Взломаем! – шепотом, подражая мне, заявил мистер О.
– От тебя толку, точно как от сверстника! – я подкатил глаза и зарылся в карманах бомбера в поисках нужной связки.
Нервно вздохнув, я зажал в пальцах ключ от нижнего замка и прислонил его к скважине. Обычно, когда мы находились дома, то запирали дверь лишь на него.