Вздрогнув, резко оборачиваюсь и вижу доктора Брукса. Он спокойно выдерживает мой взгляд, после чего кивает и выходит из палаты. Интересно, как долго он там стоял?
– Что за… Это… это… какое хамство! – в исступлении бормочет мистер Оуэнс, но в его голосе слышатся неуверенные нотки.
Растерянно смотрю вслед доктору Бруксу.
– Спасибо, – слышу рядом и поворачиваюсь к Зине.
– Не за что. Ты в порядке?
Зина дружелюбно улыбается.
– Конечно. В общем и целом. Я совру, если скажу, что это случилось со мной впервые… – И это чертовски грустно. – Спасибо за поддержку.
– Всегда пожалуйста, – отвечаю я совершенно искренне.
– И я очень рада, что доктор Брукс тоже меня поддержал. Это здорово. А теперь попробую еще раз… – Подмигнув мне, Зина поворачивается к пациенту и спрашивает: – Итак, мистер Оуэнс, что решили? Дадите себя осмотреть или будете выписываться на свой страх и риск?
Улыбаясь, я выхожу из палаты и беру медицинскую карту следующего пациента.
Пять часов спустя зайдя в кафетерий, падаю на стул рядом со Сьеррой.
– Паршиво выглядишь, – говорит она.
– Спасибо, ты тоже, – отзываюсь я, вонзая зубы в рогалик с сыром.
– Вот, выпей.
Сьерра пододвигает мне энергетик. Взяв банку, делаю резкий глоток, о чем тут же жалею.
– Бр-р-р, это еще большая гадость, чем здешний кофе!
– Зато эффект мгновенный, – со смехом отвечает Сьерра и допивает энергетик, пока я устало массирую шею. – А вообще, то варево и кофе не назовешь.
– Что есть, то есть. Как твои пациенты? – спрашиваю, с любопытством глядя на нее.
Сьерра откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди.
– У одного деменция. Приходится постоянно объяснять, кто я и почему он в больнице. Это раздражает почти так же сильно, как расстраивает и пугает. Один раз я сказала, что он выиграл поездку на море и ждет здесь трансфер. Он обрадовался, и это было лучше, чем в пятый раз сообщать, что у него рак четвертой степени и метастазы уже проникли в печень, желудок и легкие… И что никто к нему не придет, потому что его жена давно умерла, а других родственников не осталось.
Наша работа бывает как прекрасной, так и ужасной. Жизнь каждого человека имеет значение – но, к сожалению, каждого мы спасти не можем. Сьерра тяжело сглатывает, но быстро берет себя в руки:
– А как твои пациенты?
– Полет нормальный. Никаких серьезных травм и болезней, поэтому ничто пока не давит на меня эмоционально. Но много бумажной работы.
– Не то слово… По крайней мере, система у них здесь хорошая. Ты уже видела график дежурств?
– Да, мельком. Грядут ночные смены.
Сьерра кивает.
– У меня тоже. Надеюсь, меня не поставят в одно дежурство с Митчем или Райаном.
– Почему? – спрашиваю, дожевывая рогалик.
– Митч меня раздражает. Если он и дальше будет нести чушь, я ему язык вырву, – злобно улыбается Сьерра. – Случайно, конечно.
– Ну да, ну да, – посмеиваюсь я.
– Райан… Его я пока не раскусила. Думаю, он не создан для такой работы. Слишком нервничает. И заставляет нервничать остальных. У меня от одного его имени глаз дергается.
Сьерра, наклонившись вперед, кладет руки на стол и опускает на них подбородок. Выбившийся из пучка локон темных волос падает ей на лицо.
– А теперь рассказывай. Что случилось утром во время собрания? Спектакль был что надо – Санта-Барбара отдыхает.
– Рада, что тебе понравилось.
– Ты спала с одним из наших докторов?
Закатив глаза, вытираю рот салфеткой и комкаю ее.
– Довольно личный вопрос, учитывая, что мы познакомились только сегодня.
Сьерра, выгнув бровь, уточняет:
– Предлагаешь задать его завтра?
– Очень смешно. И нет, я не спала ни с одним из них. А что плохого, если бы спала?
– Ничего, – пожимает плечами Сьерра. – Можешь перетрахаться хоть со всей больницей, если хочешь, главное – потом расскажи.
– Не знала, что мы уже настолько подружились.
– Потому что мы познакомились только сегодня? – Она улыбается. – Если мы не будем дружить, рехнемся здесь. На чем ты хочешь специализироваться?
– Не понимаю, какое отношение это имеет к теме, но… думаю о кардиоторакальной хирургии.
– Черт возьми! Выбери ты что-нибудь другое, мы могли бы стать настоящими подругами. Но теперь ты будешь моей соперницей.
Мы обмениваемся улыбками, понимая, что для нас это не главное. Куда важнее, что мы нравимся друг другу.
– А теперь выкладывай, что у тебя с нашими докторами.
Вздохнув, рассказываю, что произошло сегодня утром.
– Недурно, – говорит Сьерра, выслушав мою историю.
– Что именно? – растерянно спрашиваю я.
Она садится прямо и расправляет плечи.
– Ну, для человека, пережившего такой стресс, ты выглядишь очень недурно.
Она надо мной смеется. Вот и отлично.
– Ты пойдешь на свидание с торакальным хирургом?
– С Йеном?
– О, ты уже зовешь его по имени? А ведь совсем недавно он был «доктором Райсом». Надо придумать для него прозвище. Доктор Брукс у нас «Нэшвилл»…
– Ты же понимаешь, «Нэшвилл» – слишком очевидное прозвище?
Сьерра фыркает.
– Ничего подобного. Оно настолько очевидно, что неочевидно. Ты уж мне поверь.
– Не думаю, что…
Пиликает пейджер. Посмотрев на него, чувствую, как сердце уходит в пятки. Проклятье…
– Мне надо бежать, – говорю я, вскочив со стула, и несусь к лифтам. Поднимаюсь в отделение и мчусь по коридору в палату 322, молясь, чтобы не было слишком поздно.
Палата заполнена медперсоналом, один из медбратьев пытается увести жену мистера Хэнсона.
– Фрэнк? Пожалуйста, скажите, что с моим мужем! Фрэнк! – зовет она, пока медбрат уговаривает ее уйти.
У кровати стоит доктор Брукс.
– Коллинз! Где вас черти носят?!
У меня нет удовлетворительного ответа, а мой пациент, похоже, чуть не умер от удушья, поэтому я молча дезинфицирую руки и включаюсь в процесс.
– Что случилось?
– Острая дыхательная недостаточность и сильный кашель, – сообщает доктор Брукс.
– Нам удалось его стабилизировать, – говорит медсестра, передавая мне результаты общего анализа крови, который только что пришел. Высокий уровень воспалительных процессов в организме. Температуры нет, но есть истощение, усталость, головные боли. Симптомы слишком неспецифические. Я предполагала воспаление слизистой оболочки бронхов, но теперь…
– Черт! – бормочу едва слышно и, схватив рентгеновские снимки, начинаю их изучать. Доктор Брукс становится рядом.
– В медицинской карте сказано, что вы подозреваете бронхит.
– Да, было дело.
Разглядываю снимки, и они подтверждают мысль, которая только что пришла мне в голову.
– Это не бронхит, а пневмония.
Доктор Брукс, забрав у меня снимки, рассматривает их.
– Ни температуры, ни мокроты, – бормочет он, словно разговаривая сам с собой.
– Пациент не демонстрирует классические симптомы.
Доктор Брукс переводит взгляд на меня.
– Атипичная пневмония.
Киваю. Это объясняет то, что мы нашли на рентгеновских снимках, симптомы и резкое ухудшение состояния.
– Какой метод лечения вы предлагаете?
– Я бы начала с антибиотиков широкого спектра и сделала анализ мочи на антиген легионеллы. Потом можно будет назначить бронхоальвеолярный лаваж, чтобы исключить легионеллезную пневмонию.
Внимательно выслушав, доктор Брукс кивает:
– Приступайте.
Глава 9
Лора
– Нет, я не сплю! – с криком подскакиваю я. Растерянно моргаю и оглядываюсь по сторонам, вытирая собравшуюся в уголке рта слюну. Я работаю всего третий день, а уже устала. Невероятно.
– Я видел, что ты спишь, соня, – отзывается Митч, доставая из шкафчика контейнер, и подсаживается ко мне за полукруглый стол у стены.
– Ха-ха. Я просто на секунду закрыла глаза.
– Повторяю: я видел, что ты спишь. И слышал. Ты очень мило храпишь. Как маленький медведь – панда, там, или коала.
Хмурясь, беру со стола телефон. На экране высвечиваются новые сообщения от Джесс и Логана. А ведь я не успела ни ответить на старые сообщения, ни позвонить!
Сначала читаю, что пишет Логан, и пытаюсь собраться с мыслями.
«Привет, это снова я. Уверен, ты жива и невредима и, наверное, очень занята, но Джесс на грани инфаркта. Она достала меня по горло, поэтому позвони ей. Люблю тебя».
Отлично. Ладно, делать нечего. Пишу Логану: «У меня все хорошо, спасибо» – и читаю сообщения сестры. Двенадцать новых с вечера вторника. Неплохо, но не рекорд. Я знаю, что Джесс волнуется.
«Господи, Лора, неужели так трудно ответить? Хотя бы раз? Напиши „все ок“, большего не жду. Это всего пять букв. Черт, я согласна даже на смайлик».
Джесс ненавидит, когда в сообщение вставляют смайлики. Не текстовые смайлики, а те желтые шарики. Они ее жутко бесят.
«Очень надеюсь, что сейчас ты спасаешь чью-нибудь жизнь. Или занимаешься сексом. В противном случае нет тебе оправдания».
У меня вырывается смешок, и я ловлю на себе любопытный взгляд Митча. К счастью, он ничего не говорит. Если не ответить Джесс сейчас, не позднее понедельника она будет в Финиксе и устроит мне ад на земле.
«Тебе нужно поговорить с кем-то о выражении эмоций, Джесс. Ты очень… экспрессивна. У меня все хорошо. Спасла несколько жизней, но секса у меня еще меньше, чем сна, – или наоборот? Даже не знаю. Люблю тебя. Надеюсь, у тебя все хорошо. По крайней мере, после того, как я написала».
Ставлю смайлики после каждого предложения и чувствую, как настроение улучшается. Отправляю сообщение Джесс и быстро пролистываю остальные входящие. А это от кого? Неизвестный номер. Один пропущенный звонок. Молюсь, чтобы это оказался не Джош.
«Завтра у нас свидание (коктейль, 3 шт.). Не забудь. Встретимся здесь?»
Перечитываю сообщение и открываю приложенную ссылку с адресом. Йен. Он же собирался мне позвонить… Нет, я рада, что он не позвонил, а прислал сообщение, – так мне будет проще отказать. Честно говоря, надеялась, что он забудет.
«Не могу, у меня до семи смена».
Это правда. И если завтрашняя смена окажется такой же утомительной, как сегодня, я буду мечтать лишь о том, чтобы доползти до кровати. В любом случае я не смогу приехать на встречу раньше девяти. Придется заехать домой и переодеться, потом вернуться в город и… от одной мысли об этом мне становится плохо.
На экране появляется новое сообщение.
«Тогда давай после смены. Жду с нетерпением».
Похоже, Йен не сдастся. Проклятье. Засунув телефон в карман халата, раздраженно вздыхаю.
– Все хорошо? – спрашивает Митч с набитым ртом.
До меня доносится божественный аромат еды, и я невольно придвигаюсь ближе.
– Да, пойдет. Что у тебя там? – Указываю на контейнер.
– Домашняя энчилада.
Приподнимаю брови в восхищении.
– Надо же. Хирург, умеющий готовить.
Митч, улыбаясь, протягивает мне вилку.
– Попробуй.
Ему не приходится повторять дважды – в последний раз я ела утром, а сейчас уже вечер.
– М-м-м, божественно… – блаженно вздохнув, пододвигаю к себе контейнер. Открывается дверь, и в комнату отдыха с мрачным видом входит Сьерра.
– Отдай! – смеясь, требует Митч.
– Не обращайте на меня внимания, продолжайте оргию, – хмыкает Сьерра, ее голос звучит раздраженно и расстроенно.
Митч продолжает смеяться, а я говорю:
– Это лучше, чем оргия, поверь.
– Знаешь по личному опыту? – интересуется Митч, отнимая контейнер и возвращая меня на грешную землю.
Обиженно поджимаю губы.
– А вот теперь не скажу.
Сьерра смеется – коротко и невесело, а потом вынимает что-то из шкафчика и быстро закрывает дверцу.
– Лора ничего не смыслит в оргиях. Куда ей.
Она садится на скамейку, нервно проводя руками по волосам и лицу.
Я подхожу к Сьерре. Она всегда грубовата, но сегодня – больше обычного. К тому же видно, что очень расстроена. Мы знакомы всего несколько дней, но иногда встречаешь людей, которых будто знаешь целую жизнь.
– Что случилось, керида? – с набитым ртом спрашивает Митч, когда я сажусь рядом со Сьеррой. Она оборачивается и указывает на него пальцем.
– Перестань меня так называть. Я догадываюсь, что значит это слово, и мне оно не нравится.
Митч усмехается, но ничего не отвечает, а я решаю не объяснять Сьерре, что на самом деле он назвал ее «дорогая».
– Перестань смотреть на меня щенячьими глазами, Лора. Я в порядке. – Она облизывает губы и делает глубокий вдох. – Это наша первая неделя. Мы не друзья… по крайней мере, не настоящие друзья. Мы просто работаем вместе. Соревнуемся друг с другом, ясно?
Недавно она говорила совсем иначе! Ее слова жалят, как укус пчелы, но я понимаю: она нападает только потому, что чувствует себя загнанной в угол. Несколько дней назад Сьерра была другой. Наверняка случилось что-то плохое! Я молчу и жду, надеясь, что она решит выговориться.
– Нам свойственно ошибаться, – тихо произносит она через некоторое время, и я слегка подталкиваю ее плечом, как всегда делала Джесс, когда хотела меня утешить.
– Конечно, свойственно. Мы же люди, а не роботы.
– Ему стало плохо. Я сделала все возможное, я была рядом и ввела ему лекарство… черт! В медицинской карте не говорилось, что у него аллергия на пенициллин! Мне следовало заново собрать анамнез!
– Держи. Тебе это нужнее, чем мне.
Внезапно перед нами оказывается Митч, протягивая Сьерре контейнер с едой, который совсем недавно забрал у меня.
– Еда не изменит случившееся, но тебе станет легче. Поверь.
Сьерра буравит контейнер взглядом, но сидит неподвижно. Тогда я забираю его и ставлю ей на колени, одними губами говоря Митчу «спасибо».
– Поешь. А потом возвращайся к работе. Ты сильная, ты сможешь.
Встав, я иду вместе с Митчем к двери, но на пороге оборачиваюсь.
– Сьерра? – Жду, когда она посмотрит на меня, и продолжаю: – Может, иногда мы и соревнуемся, но прежде всего мы – коллеги. Это куда важнее. И… – Улыбаюсь. – Готова спорить, ты уже привыкла ко мне и не считаешь такой уж плохой. Я всегда тебя прикрою, подруга.
Сьерра закатывает глаза, но, прежде чем выйти в коридор, я успеваю заметить ее улыбку.
Возможно, мы со Сьеррой останемся лишь коллегами. Но как знать… Вдруг я в первый же день нашла подругу? В любом случае мы должны поддерживать друг друга. Эта работа может сломить и опустошить, и, если никто не поможет, рано или поздно неизбежно свихнешься. Сьерра сама так говорила. Мы работаем под давлением своих и чужих требований и желаний, ежедневно сталкиваясь с тяжелейшими вещами: болезни, ограниченные возможности и тупиковые ситуации, страдания и смерть. Если мы будем сражаться друг с другом, то уже никому не сможем помочь.
С моего появления в Уайтстоун проходит несколько долгих, наполненных работой дней. Хотелось бы сказать, что я привыкла и чувствую себя увереннее и спокойнее, что заполнять медицинские документы – крайне веселое занятие, или что я выучила названия производителей используемых здесь лекарств и мне больше не приходится искать, что представляют собой те или иные таблетки…
На это уйдет время. Время, много терпения и упорный труд. Работа не тяжелее учебы, просто… они отличаются.
Теория, которую я вызубрила, знания, которые у меня есть… взяты из образцовых историй болезней, диагнозов и методов лечения. Это числа, проценты и уравнения. Если у пациента X проявляются симптомы XY, то он болен XYZ. А если симптомы нетипичны? Если болезни накладываются одна на другую и симптомы сбивают с толку? Вдруг пациент тебя обманывает? Люди лгут, причем постоянно. Столько вероятностей и возможностей… ошибиться. К такому нельзя подготовиться.
Выискивая нужную медицинскую карту, впервые за долгое время чувствую, что совсем ничего не знаю – как тогда, когда только поступила на медицинский.
Мои знания ничего не стоят, если у меня не получится преодолеть разрыв между теорией и практикой, если не смогу их использовать, чтобы лечить пациентов. Думаю, мне придется работать над этим годами, живя с ощущением, что однажды я допущу ошибку. Что появится пациент, которого не смогу спасти. Что кто-то умрет. Умрет из-за меня.
Этот день неизбежно настанет. Я давно его жду. Он меня изменит. Оставит рану. Наложит отпечаток. Но надеюсь, он меня не сломает.
– Невозможно, – бормочу вполголоса, растерянно опустив руку на тележку с документами, которая стоит возле стойки регистратуры.
– В этой больнице возможно все! – раздается чей-то голос.
Из-за угла неожиданно выглядывает медбрат и наклоняется ко мне. Подпрыгнув, сдавленно вскрикиваю, заставляя парня улыбнуться.
– Простите, не хотел вас напугать. Я могу чем-нибудь помочь? Вы уже довольно долго копаетесь в документах, доктор Коллинз.
Разглядываю медбрата, пытаясь отдышаться. Он выглядит моим ровесником. Приятная улыбка, аккуратный внешний вид, русые волосы с рыжеватым отливом, зеленые глаза… Я его знаю! Да, точно, я уже видела его раньше! Это он заботливо ухаживал за мистером Хэнсоном после того, как я поставила бедняге неверный диагноз, и мило успокаивал миссис Хэнсон. К счастью, лечение дало положительный эффект и теперь пациент шел на поправку.
– Да, я… спасибо. Я доктор Лора Коллинз, одна из новых интернов, – протягиваю ему руку. – Простите, что не представилась раньше.
– Грант Мастерсон, – представляется медбрат. – Ничего страшного. Я не из обидчивых. – Заговорщически подмигнув, он наклоняется ко мне и добавляет: – И все же позвольте дать вам небольшой совет: медицинский персонал – люди нежные и ранимые. Скорее всего, вам часто будет требоваться наша помощь, поэтому представьтесь всем работникам отделения, если вы еще не успели. Просто из вежливости, понимаете?
Мне ужасно неловко. Он прав, и я виновато улыбаюсь.
– Да. Поверьте, мне очень жаль. Эта неделя была… сумасшедшей. Вчера я так устала, что заснула в душе и проснулась только тогда, когда стукнулась головой о плитку… – Прикусываю язык. – Я сказала куда больше, чем собиралась, – признаюсь смущенно и, указав на тележку с документами, говорю: – Я ищу медкарту миссис Хелен Татум из палаты триста двадцать один. Надеялась, что она окажется здесь. Возможно, ее взял кто-то из медперсонала, чтобы вписать новые показания, поэтому я не могу ее найти. Похоже, я ее потеряла и, поверьте, ненавижу себя за это.
– Ясно. Разрешите? – Грант указывает на тележку с папками, и я торопливо уступаю ему место.
– Прошу. Буду целую неделю носить вам кофе, если найдете медкарту…
Мои слова вызывают у него улыбку.
– Вы же знаете, что кофе – единственная в больнице жидкость, которая никогда не заканчивается?
– О да, но… даже машинное масло вкуснее здешнего кофе.
– Упаси вас бог сказать это при Эдит! Она очень для нас старается. Или вы про кофе из ординаторской? А, правда… кофе там такой же.
– Ой! – Оглядываюсь по сторонам. – Эдит меня не слышала?
– Нет. Она работает в кафетерии и каждый день разносит кофе по отделениям. Она считает это своей миссией. Но воскресенья Эдит проводит с дочерью и не работает, поэтому кофе готовит тот, у кого находится свободная минутка… – Он смотрит на меня. – Вы, главное, не говорите ей, что кофе вкуснее всего по воскресеньям.
– Не скажу. И, эм… давайте перейдем на «ты»? – Мне неловко об этом просить, но я не люблю, когда мне «выкают».
– Да, конечно. Мне так даже проще, – весело говорит Грант, а потом выпрямляется и задумчиво кусает губу, уперев руки в бока. Он все обыскал. – Медкарты здесь нет. Полагаю, в картотеке ты уже смотрела?
– Да, поэтому я в таком отчаянии. – Расстроенно тереблю волосы. – Мне нужно осмотреть миссис Татум, и я не знаю, можно ли поставить ей катетер.
Грант растерянно смотрит на меня, и я объясняю:
– У миссис Татум скользящие вены. Когда вчера брала у нее кровь, она кричала так, словно я ее убивала. Не думаю, что сегодня будет иначе.
– А, так это была твоя пациентка, – зло улыбается Грант.
– Прошу, лучше ничего не говори.
– Со временем станет легче, поверь. Но если хорошо попросишь, могу взять миссис Татум на себя. Пациенты меня любят.
– Ты такой скромный, – фыркаю я.
– Скромность никого не украшает, – серьезно отвечает Грант.
Мы заливаемся смехом и все еще смеемся, когда в конце коридора появляется бледный как полотно врач. Он быстрыми шагами направляется к нам, обходя медсестер и родственников, которые используют последние минуты времени, отведенного на посещение больных.
– Новенький интерн. Как и ты, – бормочет Грант.
– С чего ты взял? Может, это врач, который начал работать в больнице совсем недавно…
Врач, о котором мы говорим, кажется знакомым – несмотря на то, что находится достаточно далеко от нас.
– Нет, это интерн, поверь. Вас окружает такая аура… знаешь, которая почти кричит: «Пожалуйста, пусть никто не заметит, что я не знаю, что делать». У тебя, кстати, она тоже есть. Но не такая сильная, как у него. – Грант кивком указывает на моего коллегу.
– Райан? – здороваюсь я.
Не уверена, что его так зовут, но он останавливается, и я понимаю, что не ошиблась. Это доктор Райан Сандерс, один из нашей группы. Сьерра рассказывала о нем. Но до сих пор наши пути почти не пересекались.
– Все хорошо? – спрашиваю у Райана.
– Да… то есть… обязательно будет, – бормочет он себе под нос.
Бледный, испарина на лбу и над верхней губой, расширенные зрачки, дрожащие руки… Неужели у него вегетативный криз?
– Тебе стоит присесть, – серьезно говорю я, а Грант уже протягивает ему стакан воды. А у парня быстрая реакция. Но Райан не успевает выпить воду. По всем признакам понимаю, что сейчас произойдет. Он зажимает рот и отшатывается.
Его выворачивает. Да, прямо в коридоре. Да, на стойку регистратуры. Содержимое его желудка оказывается на белом стекле и частично – на полу, выложенном кремовой плиткой.
Проклятье. Поддерживаю Райана, чтобы он не упал.
– Предлагаю новую сделку. Я займусь миссис Татум и ее венами, а ты здесь приберешься, – говорит Грант, с легким отвращением осматривая картину бедствия. Тихо фыркаю, помогая Райану выпрямиться. К нам, приоткрыв от удивления рот, подходит медсестра. Кажется, ее зовут Эллен Мартенс.
– Ни за какие коврижки, – говорю я и уже серьезнее добавляю: – Один из нас должен помочь ему добраться до ординаторской. Пусть выпьет воды и приляжет. Если вегетативный криз не пройдет, кровообращение не нормализуется и рвота не прекратится, нужно будет восстановить баланс жидкости в организме.
– Я им займусь!
Медсестра уводит оцепеневшего Райана.
Грант поворачивается ко мне, недоуменно моргая.
– Что это было? – спрашивает он.
Пожимаю плечами:
– Понятия не имею. Но очень надеюсь, что Райан скоро придет в себя.
– Я о другом, – отмахивается он. – Я думал, что между нами появилась связь! – Он машет рукой. – Но ты собираешься бросить меня с этим бардаком. А ведь ради тебя я был готов проколоть скользящую! Да-да, скользящую! – выразительно повторяет он, а я смеюсь.
– И я тебе безмерно благодарна. Ты справишься, я в тебя верю! Вызови уборщицу.
Не успевает Грант ответить, как в коридоре появляется другая медсестра. Она бежит с той же стороны, откуда появился Райан. Это Софи. Мы познакомились в первый день и уже сработались.
– Все хорошо? – с беспокойством спрашивает у нее Грант.
– Один из наших бамбини чуть не превратил пациента в воздушный шарик, а так все отлично!
– Кто, Райан? – уточняю я.
– Сандерс, да, – отвечает Софи, роясь в тележке с документами. – Миссис Джонас находилась под наблюдением. Не успели прийти результаты обследования, как у нее развилась гипоксемия. Доктор Сандерс нажал кнопку сигнала тревоги. Я прибежала в палату раньше доктора Брукса и увидела, что пациентка уже интубирована. – Софи достает медицинскую карту и серьезно смотрит на нас. – Доктор Сандерс интубировал пищевод вместо трахеи и надул миссис Джонас желудок. К моему появлению по эндотрахеальной трубке уже пошла рвота. Сандерс не заметил, что сделал ложную интубацию и провентилировал пациентке желудок вместо легких. Мы чуть не потеряли ее. Доктор Брукс разозлился. Он выгнал Сандерса. К счастью, нам удалось стабилизировать состояние миссис Джонас.
– Чтоб меня! – вырывается у Гранта.
– Доктор Брукс, он что… кричал? – интересуюсь я, потому что рассказ Софи не очень вяжется с просто «разозлился».
– Эх, если бы, – фыркает Софи. – Когда доктор Брукс по-настоящему злится, у него пульсирует венка вот здесь, – она показывает на висок, – и желваки ходят. Он с трудом может говорить. Это хуже любых криков, – заключает она с тяжелым вздохом и уходит.
Не могу представить такого доктора Брукса… Впрочем, у меня нет времени о нем думать, потому что через несколько секунд мой пейджер оживает. Помяни черта…
– Мне очень жаль, но вынуждена тебя покинуть, – говорю я, изобразив сожаление, и машу Гранту рукой.