Чертова Дюжина. Книга Первая

– Та твож мать. Опять это херня неведомая, ну ты посмотри. – Сплюнул Митяй. Валерка лишь боковым зрением покосился на друга и быстрее зашагал.

– Хорошая деревня. – Довольно произнес Проха.

– Ага, и так хорошо спалось. – Подхватил Марк.

– Так бы тут и остался. – Задумчиво добавил Проха и поднял руки к небу.

– Дыбил. – Снова выругался Митяй. – Ой, дыбил!

– А что он там про «не оборачиваться» говорил? – Переспросил Марк, и хотел было повернуться, но увесистый подзатыльник Валерки, не дал ему этого сделать.

– Ты че? – Возмутился Марк.

– Ничо. Потом, спасибо скажешь. Только б выбраться отсюда поскорее.

– А вот и тачка! – Радостно закричал Митяй. – Девочка моя, целая и невридимая, вроде.

Почему-то, дорога назад, оказалась гораздо короче, чем вчера, когда они шли в деревню.

Все в целости и сохранности. По дороге проезжали машины. Удалось найти помощь.

Все благополучно подсуетили.

– Это вы всю ночь тут торчали? И костров непожгли? – Удивленно спросил пожилой мужчина, доставивший «запаску».

– Та нас местные приютили. – Махнул рукой в сторону Митяй.

Мужчина усмехнулся:

– Какие местные? Полевые зайцы чтоли? Так тут даже зайцев нет. Они звери умные, рабс не жруть.

– Та не, деревенские. – Уточнил Валерка.

Мужчина перестал улыбаться и внимательно посмотрел на каждого из ребят, так, как обычно смотрят в глаза менты, чтобы проверить «есть че в кровушке али где и если найду».

– Да бог с вами, ребята. – Серьезным тоном, заговорил мужчина. – Нет тут никаких деревенских.

– Как нет? – Удивился Валерка.

– После войны, всю деревню, всех жителей отсюда вывезли, принудительно эвакуировали, а потом затопили местность, водохранилище делали. Вот прям там, за полем в двух километрах, если напрямик, не сворачивая, будет оно.

– Кто оно? – Сглатывая слюну и щипая себя за ухо, переспросил Митяй.

– Водохранилище. – Спокойно повторил мужчина. – Правда, поговаривают, что не все люди сдешние, хотели хаты свои добровольно покидать. Прятались люди, по сараям. Так слушок ходил, что прям с теми живыми, шо попрятались, хаты то и топили. Утопленики не по воле, а по принуждению, а там кто ж уже разберет. Но всплывали еще долго.

Мужчина развел руками и добавил:

– «Советы», после войны, страну так поднимали, а кому дело до людей? Ай. Как могли Державу отстраивали. Время такое было. Что теперь уж говорить?

Митяй и Валерка переглянулись. Они хорошо понимали слова мужчины и в голове их уже сложились все пазлы картины прошлой ночи.

Парни перевели взгляд на дорожный знак, на котором вчера четкими буквами, читали название «Нежиль». Но вместо названия, было только обозначение главной дороги и ничего более.

– А как та деревня – то, хоть называлась? – Как бы, между прочим, поинтересовался Валерка.

– Не-не…не припомню уж, толи Нежная, толи Нижняя… – Почесывая затылок, пытался вспомнить мужчина. – Дело давнее. Говорят еще, что вся живность, в той деревне, как будто заранее беду чувствовала и собаки с цепей рвались еще задолго до того как топить начали. Вообщем, вся живность, что удрать смогла, удрала. Тех, кто не спрятался, принудительно вывезли с кой какими пожитками имущества, а те, кто спрятались, так под воду и ушли. Вот такая история, хлопцы.

– Мда уж. – Потирая нервно руки, выдавил из себя Митяй.

Проха и Марк не слышали рассказа, они достали из портативного холодильничка, что лежал в багажнике, баночное пиво и вовсю похмелялись.

– Валер, порулишь? – Устало, посмотрел на друга Митяй тот лишь жмуркой, дал понять, что согласен.

Всю дорогу Валерка и Митяй молчали. Проха и Марк вырубились через пять минут, как машина тронулась, и спали до самого пункта назначения.

Через пару лет, Прохе довелось побывать еще раз в этих краях, в последний раз на его беду. С компанией других ребят, без Митяя и Валерки, он отдыхал на этом водохранилище, был сильно пьяный и утонул.

…

Где бы Вы ни были, и если Вам сильно понравилась местность, никогда не произносите вслух слова «Тут бы и остался!», а то кто ж знает, вдруг Вас услышут? А Вас всегда слышат, поэтому, не бросайте слов на ветер.

2 «Свекруня»

Аленку, мать Петра очень не хотела в невестки. Всячески противилась и отговаривала сына. Доводы разные приводила, что и семья у нее не знатная, и не красивая она и «не ко двору кобыла». Одним словом, неугодная.

Аленка была очень даже хороша собой. И семья хоть не зажиточная, но работящие люди и не бедствовали. Да только для матери Петра, это доводом весовым не являлось. Та уже присмотрела достойную невестку, дочку Головы сельского.

– Ты Петруша, слушай и делай, так как мать говорит! – Оттопырив пухлую нижнюю губу, ворчала мать Петра, Алевтина Лаврентьевна.

– Мамо, Я ж люблю ее. – Пытался достучаться до сознания и здравого рассудка матери, Петр.

– Вот чем тебе Марусенька не невеста? А? И благодаря ее отцу, глядишь и в люди выбьешься. Или всю жизнь шофером будешь работать? Баранку вертеть?

– Мамо, Я ж жить без нее не могу! Без Алены! Понимаешь? – Тихо говорил Петр, сидя за столом и обхватив голову руками.

– Что за новость? – Всплеснула руками Алевтина. – Дурницы не мели мне. Жить он не может. Когда твой отец с войны не вернулся, Я тебя одна, сама поднимала, замуж так и не вышла. Знаешь, как тяжело было? Знаешь? И бач, ничо ж, смогла?! Так от, Я не позволю, чтоб мой сын проклятую нужду знал.

– Мамо, Я знаю, говорили уже. – Пытался остановить словесный поток матери, парень.

– Знает он? – Отвернулась к окну Алевтина. – Да что ты о жизни знаешь? Любовь у него. А жизнь она другая, не на одной любви держиться, понимаешь?

– А на чем же еще? – Очень осторожно попытался вставить свое слово Петр.

Ничего не ответила Алевтина сыну.

Маруся, дочь сельского Головы, была девочка симпотичная, хорошая по-своему, не глупая. Многие к ней сватались, но никто ей не нравился, кроме Петра. Алевтина это знала и была страсть как рада, такому повороту событий. Она уже видела себя ее свекровью и в мечтах строила планы, как поедут молодые в город, да пристроят по бумагам от головы Петеньку в лучший институт на учебу. Будет Петя, большим и важным человеком, может даже начальником каким нибудь станет.

А Петр работал водителем, этого самого Головы. Все ребята считали, что ему очень крупно повезло и что тут без вмешательства Маруськи не обошлось, мол, это она отцу, «слово про Петра, замолвила».

К осени, выяснилось, что Аленка забеременела от Петра и тут уж деваться некуда. Как Алевтине Лаврентьевне не хотелось, а пришлось сыграть свадьбу.

На торжестве, чернее грозовой тучи, лицо свекровки было. То и дело злобно зыркала на Аленку, а если бы могла из глаз молнии извергать, то так бы ту и прибила.

Родители невесты заметили, что мать Петра не по-доброму настроена к их дочери да ничего не сказали. А что тут скажешь? Им – то может и не хотелось этой свадьбы, с одной стороны, а с другой, Петр парень хороший, а тем более и ребеночек будет. Назад то часики не отмотаешь?

Маруська тоже грустная сидела за столом и на молодых старалась не смотреть. Одни Петька с Аленкой ничего не подозревали, им казалось, что началась новая счастливая семейная жизнь и думали о том, что у них скоро родиться ребенок. Беременность Аленки то, только на втором месяце выявилась, точнее, подтвердила сама девушка. До этого, молчали ребята, не хотели говорить.

Первое время, молодые, решили жить с Алевтиной, да и та, не противилась. Говорила, что ей руки дополнительные в помощь нужны. Месяц, прожили сносно, а вот дальше, началось.

Петр не узнавал свою жену. Из некогда веселой красавицы и хахатушки, превратилась она в молчаливую, тихую. А длинные медные косы, что были с кулаки толщиной, редели на глазах и уже походили на мышинные хвостики. Конечно, все можно было списать на беременность и нехватку витаминов, с современной точки зрения, да вот и нет. Все продукты свои, мясо и молоко, овощи и фрукты по сезону, свежий воздух. Тем более, что сельские жители, всегда здоровее и выносливее городских.

Петр и фельшера привозил местного, тот никаких отклонений не заметил и ничего толкового не посоветовал. Плечами пожал да уехал.

Решил Петр, жену свою молодую в город свозить, к докторам хорошим, все ж не чита фельдшеру да мать как разоралась, не стесняясь, Аленки:

– Ты что? Совсем збрендил? Какой город? Это ж у Потапа Евгениевича отпрашиваться нужно с работы и машину просить!

– Мать, так Я уже договорился. Машину без проблем Евгенич дает и отпускает. Даже адресс больницы хорошей дал! Вот! – И Петр протянул листочек с адрессом.

Алевтина хотела было выхватить листик и разорвать в клочья, руку занесла да остановилась.

– Ну, вези. – Сквозь зубы процедила мать и с ненавистью взглянула на опешевшую Аленку. Она впервые увидела такой Алевтину. К горлу подкотил комок, а на глазах выступили слезы. И Аленка пошкандыбала в комнату, держась за поясницу одной рукой, а другой за живот. Прямо в эту минуту, ей захотелось бежать домой, к родителям через все село, да только стыдно было и что она им скажет? Она уже замужняя женщина и скоро мать, своя семья, свои дела. Стыдно родителм жаловаться.

Обхватив подушку руками и плотно прижав ее ко рту, чтобы звук ее рыданий не был слышен свекровке, девушка плакала.

К вечеру, поднялась у Аленки температура. Трясло, лихорадило, казалось вот-вот и богу душу отдаст. Петр не на шутку испугался, кинулся мать будить. А мать и не спала, на пороге сидела и семечки щелкала.

– Мамо! Там Аленке совсем плохо! – Быстро заговорил Петр.

Та на сына, как ни в чем не бывало, посмотрела и спокойно сказала:

– Ничо страшного. Попустит, а если нет, ну чтож, значь судьба такая. На Маруське женишься, молодой еще. – И продолжила семечки лузгать.

– Мама!!! – Опешил Петр. – Да как Вы… Ай… – Парень махнул рукой и побежал в комнату к жене. Взял ее на руки и пошел из хаты.

– И куда? Куда несешь то ношу эту? Да на ночь глядя? – Слегка удивленно, но в тоже время, ликуя, видя беспомощность Аленки, прошипела Алевтина.

Петр ничего не сказал, молча, нес. У друга его, мать, поговаривали, знахаркой была, помогала людям, травами лечила, может и тут сможет, что нибудь сделать?

– Микола! Микола, мати буди! – Кричал Петр, стоя у калитки с полуживой Аленкой на руках.

Друг, без лишних слов, открыл дверь выбежал и помог затащить в дом Аленку.

– Мамоооо! Рятуй! Тут Петр… Аленку принес, плохо ей, совсем!!! – Закричал Микола на всю хату.

– Ой лышенько, бежу, бежу дети!

– Рятуйте, Станислава Богдановна! – Стоя на коленях, взмолил Петр пожилую женщину.

Та стоя в одной сорочке, оглядела внимательно Аленку, вздохнула и сказала:

– Жене твоей, Петя, Я помогу, а вот дитятя не спасу. Поздно, кровотечение. Уходит… Ушло дите. Ты уж выбачай.

Дала она порошков каких-то Аленке. Потом, приказала хлопцам убраться из хаты и спать в сарае, и чтоб пока сама не позовет, в хату никто не входил.

Отварами напоила ту, компресами обложила, пошептала чего-то, свечами поводила над ней, яйцами покатала. Та вроде получше стала, но спала, в сознание не приходила.

– Ой, Аленушка, дочка. Что ж это такое с тобою? – Причитала Станислава, пододвигая стул поближе к кровати, на которой лежала Аленка.

– Я – то понимаю, кто да что, да только… ой, жалко – то как, а ведь сыночек это был. И уж… не маленький он был…ой… – Говорила знахарка, выжамая тряпку для компресса.

– Собачи очи дыму не бояться, а ей хоть и сцы в глаза, а скажет божа роса. Грех, то какой, грех!

Так всю ночь и просидела Станислава у Аленкиной кровати, меняя компресы, отпаивая травами, шепча заговоры, водя над ней свечками да причитая по – матерински, жалея.

Утром, Аленка открыла глаза.

– Тетя Станислава… – Слабеньким голосочком прошептала девушка. Знахарка слегка задремала но, услышав голос, тут же открыла глаза.

– Аааа, Аленушка, родненькая, проснулась, деточка. – Улыбнулась женщина, – Вот и славно. Вот и хорошо. Я пойду Петра позву.

– А что слу… – Хотела спросить Аленка, да только Станислава показала ей жестом, что молчи, силы береги.

– Петруша! – Позвала знахарка парня.

– Как она? – С надеждой в глазах спросил Петр.

– Та все хорошо будет. Только ты ей ниче пока не говори и вообще, пусть она у меня несколько дней побудет, а как окрепнет, то домой заберешь. Добре? – И Станислава положила парню руку на плечо.

Парень кивнул в знак согласия.

– Ты много говорить ей не давай и сам особо ничего не спрашивай. Ну, иди, иди к Аленушке, ждет ведь.

Петр пошел к жене. А Станислава Богдановна многозначительно посмотрела на сына Миколу, уставшими глазами. Миколе очень Аленка нравилась, да и сама Станислава, была бы очень рада такой невестке, но вот как судьба распорядилась, а они кто? Просто люди. Просто очень хорошие люди.

– Что сынок? – Обратилась знахарка к сыну. – Зато по совести живем и чести, а это главное. По справедливости!

Слабая и бледная Аленка лежала на кровате под большим пуховым одеялом. Ее тонюсенькие ручонки тянулись к Петру. Сухими губами она пыталась что-то сказать, но Петр запретил ей разговаривать и добавил слова Станиславы, что силы беречь надо.

Петру было не по себе от одной мысли, что он мог потерять любимую жену. Чтобы спрятать выступающие слезы, парень перевел взгляд в угол и увидел окровавленную рубашку Аленки и алюминевый тазик рядом, с кровавой водой. Он понял, что все-таки, сына у него не будет. К горлу подступил ком злости на мать, своей беспомощности и глупости, что не уберег жену и ребенка, а какой ведь клятвой клялся, когда венчались.

– Ну что? Поговорили, дети? – В дверном проеме появилась Станислава.

– Ты Петя, на работу иди. Не переживай, не думай ни о чем, а Я за Аленкой присмотрю. – Сказала женщина и направилась в угол, где лежала окровавленная рубаха Аленки. Подняла ее, замотала в цветастую ткань и крепко на узел завязала.

– Не знаю как Вас, и благодарить, Станислава Богдановна. – Всплеснул руками Петр.

– Та, что ты? Что ты? – Отмахнулась знахарка и, взяв Петра под локоток, повела на выход.

– Слушай меня, Петя, внимательно слушай и запоминай. Смотри, ни слова не упусти из речи моей. – Монотонно, прямо в ухо говорила парню женщина.

Они вышли в «светлую», знахарка остановилась и посмотрела Петру прямо в глаза:

– Аленку любишь?

– Что за вопросы такие, Станисла…

Но женщина рукой показала, чтобы Петр не перебивал и слушал дальше:

– Ну, а ежели любишь, то за нее постоишь и никого не пожалеешь и не убоишься?

Тот кивнул.

– Ну, тогда вот что… – Очень тихо и вкрадчиво, заговорила Станислава Богдановна. – Пойдешь в соседнее село. Там спросишь у людей, но думаю, если внимательно слушать меня будешь, то сам дорогу верную найдешь. Живет там на самом краю, почти около леса, Евдокия Мохрина, очень сильная ведьма. Не людимая, характерная, не каждого допускает и не каждому помогает, но ты постарайся ей понравится, разжалобить. Подарок ей принеси какой-то, хороший, стоящий, что-то ценное. Говори очень вежливо, а то даже слушать тебя не станет. Она все видит, все знает и про каждого. Говорят, из такой беды вытащить может, из которой никто не поможет. Сила ее велика. Креста на ней нет, и никогда не было. Она с бесами знается. Только не испужайся!

– А Вы ведь… тоже помогаете людям? – Удивленно спросил Петр. Странно было ему, что известная в селе знахарка, посылает его к ведьме на поклон, да за помощью еще и в другое село.

– Петруша, на мне крещение православное, крест да житие по заповедям! – Строго сказала знахарка. – Так что не искушай. Я по заповедям живу, коли, по одной щеке ударят, другую подставлю. Так что тут, в делах твоих и Аленкиных, моя сила невелика. Ни мести, ни обрата-возврата, а только отведу беду да полечу, а разобраться тебе Евдокия поможет. Я то что? Совет мудрый, слово доброе, беседу задушевную, травки-муравки для здоровья, шепотки отводящие, а тут еще и защита нужна, иначе долго твоя супруга не протянет, да и с тобою, что недоброе, приключиться может из –за…

И тут же Станислава замолчала. Чуть не проговорилась, не хотела она вслух говорить, пусть та, кто никого и ничего не боиться ему сама скажет. А ей, негоже, на врага в семье указывать, а тем более самого близкого и родного человека.

Станислава перекрестилась и поправила лампадку в «красном куту».

– Олеи подлить надо, скажу Миколе. – Как бы сама с собой, заговорила знахарка.

– После работы говорите? – переспросил Петр.

– Да, после работы, если выйдешь, в акурат к нужному времени и прийдешь. Спит она днем, сила ее могучая к вечеру просыпается, а ночью особенно велика. Сделаешь, все правильно, то поможет она и будет Вам с Аленкой житие и … глядишь, детишек здоровеньких еще понаделаете. – И знахарка мило улыбнулась, так по – матерински тепло, как никогда не улыбалась ему родная мать Алевтина.

– Понял. – Сказал Петр. – Да вот только, что ж ценного ей отнести? Даже не знаю?

– Посмотри безделушку, какую нибудь, золотую. Только чтоб твоя или Аленкина была, у чужих или в долг не бери. – Серьезным тоном приказала Станислава.

Петр поблагодарил Станиславу за совет и помощь и отправился на работу.

Весь день он думал о том, где ж ему что-то ценное взять, чтоб в уплату ведьме отнести? Материны прикрасы золотые, брать нельзя, а у Аленки, только колечко обручальное да сережки. Правда, в галантерее, был у них маленький ювелирный отдел, там, кстати, мать Маруси, жена Головы и работала, золото продавала. Да вот, недавно, уехала она отдыхать в Крым, и теперь ее сама Маруся подменяла.

Присмотрел он как-то цепочку тоненькую и хотел для Аленки купить, а как та родит, подарить ей за ребеночка. Да вот не случилось, но деньги он копил, откладывал.

– Так может деньгами? – Думал Петр. – Та нееее, Станислава бы сказала, да и куда женщине пожилой живущей почти в лесу те деньги? А золото тогда куда?

Петр возил Голову, Потапа Евгениевича, а сам все на часы поглядывал и думал, как ему успеть деньги забрать из дому, да так, чтоб мать с причитаниями да криками не насела, да потом в галантерею успеть. А тут как назло, день суетный выдался, начальсву прямо скажем, везде поспеть нужно было, во все места и разом, а особенно к любовнице Клаве, местной первой красавице и самогонщице по совместительству.

– Потап Евгеньевич! Разрешите с просьбой обратится? – Осторожно, но в тоже время твердо и уверенно сказал Петр.

– Что Петя? Не стесняйся. – Буркнул Голова.

– А позвольте мне седня машину взять? Дела семейные, надобно по лекарства съездить для жены. – Соврал Петр, но не мог же он про ведьму начальнику рассказывать.

– Та чеж не можно, можно, возьми. – Отмахнулся Голова.

Потапу Евгениевичу, было в тот день не до вопросов, уже вторую ночь он проводил у Клавы, а жену отправил по путевке в Ялтинский санаторий отдыхать и здоровье поправлять, так что ехать кудато вечером или ночью, он явно не собирался, а поэтому, легко согласился дать машину Петру.

Освободился Петр только к семи часам вечера. Раньше не мог. Галантерея уже была закрыта. Но ехать было нужно в любом случае.

– А что если Я свое и Аленкино колечко обручальное отдам? – Подумал Петр и повернул в сторону дома знахарки.

У ворот его встретил друг Микола. В руках у него был цветастый узелок.

– Ты в хату не заходи, Петь, там мать занята, возиться и меня вытурила, сказала тут ждать. У Аленки опять припадок случился.

– Как?

– Ты не волнуйся, все хорошо будет, мать ее отчитает и все успокоиться, а тебе ехать надо. – Сказал Микола и протянул узелок Петру. – На вот возьми, мать велела тебе отдать, чтоб ты отдал тому, кому надо, это Аленкина сорочка. И … дите… остатки… ну такое там.

Петр взял в руки узелок, а Микола порывшись по карманам, достал что-то блестящее и протянул Петру.

– И это тоже возьми.

С руки друга, свисала тоненькая золотая цепочка. Та самая цепочка, которую Петр, хотел для Аленки купить.

– Это ж?

– Ты бери – бери.

– Я ж… этож 120 рублей?

– Потом отдашь.

Петр взял цепочку и думал, что это чудо какое-то. Подумать только та самая тоненькая цепочка, тоненькая как Аленкина шея. Не думал и не знал, Петр о том, что эту цепочку, купил Микола для Аленки, чтоб подарить ей, лично, после того как та родит, да еще и в крестные, проситься хотел. Мечтал хоть так быть поближе к любимой.

Петр крепко обнял друга.

– Давай уже, спеши! Да осторожно и не забывай, что там тебе моя мать говорила?

Петр засунул цепочку в карман брюк.

Село то, недалеко было. Петр как раз успел ко времени, когда коров гнали по дворам. Вот у пастуха он и решил спросить, где живет эта самая Евдокия Мохрина.

Пастух оказался немым, лишь показал рукой кудато вправо и промычал чего-то. Но указал путь все же верно, впереди показался лесной массив.

– Почти рядом. Еще немного. – Говорил себе Петр и не ошибся. Между веток деревьев, мелькал тусклый свет от окошек. Да только подъехать к той хатке, было сложно. Странность заключалась в том, что чем ближе хотел Петр машину подогнать, тем дальше от хаты оттдалялся. Тогда решил оставить машину и пойти пешком. Вроде как рядом, метров триста каких-то, а может и больше, или меньше.

Закрыл машину на ключ и пошел, напрямую.

– Ну, вот и … избушка. – И только подумал парень, как над его головой, громко хлопая крыльями, пролетела какая – то крупная птица. Едва не задела.

Из окошек избы, струился желтый свет.

Перед ступеньками, Петр остановился, проверил на месте ли цепочка. Полез в карман. Ага, все на месте, узелок в руках.

– Принесло притарахтело, не сидеть чертям без дела. – Неожиданно услышал он низкий женский голос за своей спиной.

От неожиданности Петр вздрогнул, но обернуться не решался.

– Ну и правильно. Стой как столб. – Снова сказал тот же голос.

– Яяяя… – Неуверенно начал Петр.

– Знаю, все знаю, зачем пожаловал ко мне. – Сказал голос, а по спине парня, холодок прошел.

– Не от хорошей доли, ко мне приходят, от безысходности. Страдания и горе, ко мне людей приводят. Вот и тебя, привели. – Сказал женский голос.

Петру стало страшновато, не успел он что-то подумать и сказать, как перед ним уже стояла женская фигура.

У Петра случилось что-то с глазами, он не мог рассмотреть и понять, толи это старая бабушка, толи это девица – молодица, а может и статная женщина, лет средних. Перед глазами поплыло. Замелькали мошки, затанцевали тени.

– Боишься? Тоже верно, правильно, что боишься, значит, уважать будешь, а глупости в голове твоей места не будет. Пошли в хату. – Женщина повернулась и пошла вперед, Петр, осторожно вступая, последовал за ней.

– Ну и коса! – Безмолвно произнес парень.

И вправду, коса Евдокии была странная. Длиной почти до пят, туго заплетена, но в тоже время растрепана, а сами пряди волос, разных цветов, черные, рыжые, седые. Разве такое бывает? Петр протер рукой глаза, посмотрел еще раз на косу, все также. А может это от света тусклого или усталости так ему показалось, померещилось?

Вошли вовнутрь и тут все нутро Петра, наполнилось странными ощущениями, как будто кто-то, в саму его душеньку лез, глубоко пробирался, шарудел и выворачивал все как рубаху наизнанку. Но парень стойко держался.

Деревянная избушка, из цельных срубов. Снаружи неказистая, внутри добротная и просторная. Все чисто и аккуратно. Вышитые занавесочки, плетеные коврики, свечи да керосинка, ничего особенного, да вот красного кута нигде не было.

С потолка свисали вязанные в венички травы, на лавке возле входа, с правой стороны, большое ведро с ключевой водой. А рядом, котяро сидел, пялился на Петра. Да такой огромный котяро! Усища длиннющие, лапища как у собаки дворовой, а хвост, точно метла. Казалось, этим хвостом, котяро черный, ведро в один взмах, перевернет.

– Выйди Митрофан, не смущай гостя незванного да жданного. – Приказала женщина и, кот поспешно спрыгнув с лавки, удалился через дверь, которая сама приоткрылась, а потом также сама, за котом и закрылась. На прощанье, меховой, лишь одарил Петра, сочувствующим взглядом, зыркнув огромными зелеными глазищами.

– И ты Варвара, тоже. – Сказала кому-то женщина и Петр улышал раскатистое «каррр-каррр». Слева от него, на прялке, сидела ворона.

Птица расправила крылья и собралась было вылететь в распахнувшеюся форточку. Но Ведьма Евдокия, рукой остановила ее:

– А ну погодь, Варя, погодь. – Женщина повернулась к Петру. – Что там у тебя? В кармане?

– Вот. – Парень достал цепочку и протянул ее Ведьме.

– Не густо, но и не пусто. Вот Варьке на забаву! – Не успела договорить она, как ворона легко подхватила цепочку клювом и выпорхнула в форточку.

– Лучше б табаку хорошего принес. – Посетовала снова Ведьма и направилась к деревянному столику, а Петру рукой указала на стул. Тот послушно сел и примостил узелок на колени.