Достигнув реки, Алекс снизил машину до самой воды, временами касаясь ее полозьями шасси, и взял курс на океан.
Теперь, когда нас засекут сторожевые торпеды прибрежной зоны, мы для них будем мало отличаться от плывущего тростникового островка, каких не мало вместе с нами двигалось между заросшими берегами. И средства обнаружения самой платформы тоже не должны были на нас отреагировать, потому что мы двигались так низко, как только могли.
В свое время мы провели серию очень опасных экспериментов чтобы эмпирическим образом вычислить дыры в оборонной системе биотехов. Но оно того стоило. Так уж мир устроен, что сколь бы ни была велика мощь, всегда найдется крошечная лазейка.
А вот человечество, как вид, не могло себе позволить прощупывать океан так, как это делали мы. Ему, человечеству, оказалось проще обождать пару сотен лет, пока биотехи сами передохнут от старости. Куда ему спешить? У него впереди вечность…
Напарник старался использовать подходящее для нас направление ветра и запускал турбины на малую мощность только когда река делала повороты. Ураган сам нас сносил к полосе прибоя. Не даром я так взбодрился, когда услышал прогноз.
Мы двигались над водой посередине реки. Вскоре лес сделался ниже, заросли тростника по берегам кончились и потянулись широкие песчаные пляжи, кишащие сильно расплодившимися тут крокодилами.
Древние рептилии, похожие на корявые бурые бревна, неподвижно лежали на белоснежном песке и не обращали на проплывающий гравилет никакого внимания. У них тоже были свои приоритеты, но вот окажись мы в воде, сразу бы заняли нишу в пищевой пирамиде здешней фауны.
Океан неумолимо приближался, сквозь свист ветра уже отчетливо слышался шум прибоя. Я старался держать тело расслабленным, но рефлексы брали свое. Сердце забилось чаще, а по затылку начал гулять предательский холодок.
Это все было ни к чему, так как ускорение метаболизма неизбежно приводит к увеличению потребления кислорода, а его грибок и так выделял ограниченное количество. Причем сказалось оно быстро, почти сразу зашумело в голове, что являлось первым признаком легкого удушья.
Тут же сработал дыхательный рефлекс и я непроизвольно сделал несколько вдохов. Легкие провентилировались и все успокоилось. На воздухе проблема решалась легко. А вот под водой было бы тяжко. Там нервничать нельзя вовсе. И перенапрягаться нельзя. Там не продышишься воздухом, если что.
– Волнуешься? – покосился на меня Алекс.
Он тоже дышал, я видел, как вздымалась грудная клетка под гидрокостюмом.
– Есть немного. Лучше отнервничать на воздухе.
Напарник улыбнулся.
Русло реки расширилось и мы увидели впереди пенную полосу прибоя. Отступать было некуда. Попутный ветер подталкивал нас в сторону цели и вскоре, когда кончилось русло реки и мы вырвались на оперативный простор.
Ветер дул с такой силой, что отпала всякая необходимость включать турбины. А без них обнаружить нас было сложно. Особенно в шторм.
За полчаса мы отдалились от берега километров на десять.
Шторм крепчал, волны вздымались такие, что иногда задевали пеной полозья машины. Тогда нас ощутимо встряхивало, но подниматься выше было нельзя.
Гравилет крутило и болтало, Алекс давно оставил попытки хоть как-то стабилизировать его в пространстве рулями. Это все равно не имело смысла. Но от постоянного вращения и болтанки меня уже ощутимо подташнивало.
Зато организм окончательно адаптировался к действию грибка и прекратил панику на уровне рефлексов. Мы еще съели сахар, хотя трудно было заставить себя принять в пищу хоть что-то. Даже тающие во рту кусочки.
Несмотря на кружение в голове я не отрывал взгляд от монитора локатора. Система была пассивной, на основе военного высокочастотно-акустического устройства, доставшегося нам от Бориса.
Сразу как оно оказалось в нашем распоряжении, мы отсканировали единственную микросхему, и нашлепали в заводских условиях достаточно копий, чтобы не иметь недостатка в собственных системах обнаружения биотехов. Без этого было бы очень и очень плохо, потому что активные сонары, как на «Принцессе Регине» применять было нельзя, ведь торпеды кидались на все ультразвуковые источники с яростью акул, ошалевших от крови.
Пассивный локатор здорово выручал, и теперь я, с его помощью, внимательно следил за перемещением по акватории нескольких патрульных стай. Каждая торпеда обозначалась на мониторе крошечной изумрудной искоркой с туманным флажком индексной маркировки над ней.
– Что там? – спросил, наконец, Алекс. Его, похоже, тоже мутило.
– Они кишат вокруг нас, – ответил я.
Три стаи патрульных торпед по пять особей в каждой еще минут двадцать назад прервали параллельное берегу движение и начали обходить нас с трех сторон. Изумрудные точки, обозначавшие тварей на мониторе, то и дело ярко вспыхивали – это торпеды перекрикивались между собой. Они нас учуяли, но пока не могли идентифицировать.
Алекс наклонился ближе к монитору, оценил обстановку и снова откинулся назад, упершись боевым каркасом в спинку пилотского кресла.
– Пока далеко, – сказал он.
Но я ощутил, как изменился его голос. Он же хотел адреналина. Пусть получает.
На самом деле обстановка заметно накалилась. Торпеды не просто отклонились от курса, они нас окружали.
Вожак одной из стай взял на себя общее командование, это я видел по усиленному миганию ближайшей к нам точки. Пришлось включить анализатор ультразвукового спектра. Мы еще не научились полностью понимать сигналы, какими торпеды обменивались в бою, но команду к атаке, которую подают вожаки стай, мы вычленили, записали и ввели в компьютер. И как только она прозвучит под водой, локатор оповестит нас тревожным зуммером.
Вскоре на мониторе появились еще три точки, куда более тихоходные. Это подтягивались к месту возможного столкновения тяжелые, тупые и неповоротливые автономные торпеды МАТ-26, предназначенные для уничтожения тихоходных целей на поверхности океана.
– МАТы подтянулись, – кивнул я на монитор.
– Они принимают нас за крупный тихоход на поверхности. – усмехнулся Алекс.
– Ага, – я тоже улыбнулся. – Пока нам вполне успешно удается пудрить им мозги.
– Почему они не идут в атаку? – задумался напарник.
– Предполагаю, что у них есть некий алгоритм, предохраняющий от нападения на пустое, необитаемое дрейфующее судно. А характер нашего теперешнего движения представляет собой именно дрейф. Они не хотят взрываться попусту. Перенастроенный инстинкт самосохранения.
– Но что-то у них не сходится с этим «пустым» алгоритмом, – в голосе Алекса послышалось еще большее напряжение. – Иначе ушли бы.
– Что-то не сходится. Может, они голоса наши слышат?
Решили помолчать. Психологически стало хуже. Болтанка, почти полная тьма под толстым покровом туч, а тут еще и тишина, заполненная неистовым ревом шторма. И стягивающееся кольцо торпед. Алекс снова задышал. Нервничает. Хотя у меня у самого то и дело просыпался дыхательный рефлекс от недостатка кислорода в крови.
Основа нашего плана состояла именно в том, что нас не засекут хотя бы до половины пути. В принципе не должны были засечь, но ни у кого из людей, кроме нас, не хватало духу это проверить. Слишком уж судорожный ужас вызвало одно лишь упоминание об искусственных тварях глубин.
На пятнадцатом километре локатор показал наличие тяжелой мины. Она вела себя довольно тихо, лишь раз в минуту сканируя пространство ультразвуковым выкриком. Судя по спектру голоса, это была «Берта», первая в минном заграждении вокруг платформы.
Не смотря на тишину в салоне, торпеды отставать не спешили. Они двигались за нами, не выпуская из замкнутого кольца. Что у них вызывало подозрение, я не понимал. И это меня напрягало. Пора было брать контроль над ситуацией в свои руки.
– Скидывай первый буй, – сказал я Алексу.
Он кивнул и нажал клавишу открывания нижних створок погрузочного люка. Там, кроме бомбы, прятались кассеты с имитаторами шума винтов. Это тоже была наша эксклюзивная разработка. Хотя на мысль о них меня навел отец, когда рассказал мне перед смертью о возможности дурить торпедам голову разными сигналами. В нашем исполнении это были маленькие буйки, издающие точно такой же звук, как идущее средним ходом суденышко. Приманка для торпед.
– Есть сброс, – оповестил меня напарник.
Торпеды отреагировали тут же. С их точки зрения дрейфующее судно, за которое они принимали наш гравилет, внезапно включило винты, чем подало признаки жизни. А жизнь для биотехов то же самое, что для быка красная тряпка тореадора.
Естественно, они все внимание переключили на источник звука, а нас продолжало сносить ветром в нужную сторону. С каждой минутой расстояние между нами и буйком-имитатором возрастало. В результате про гравилет торпеды быстро забыли и начали перестраивать боевые порядки для атаки на более важную, как им казалось, цель.
Первыми выдвинулись три патрульных торпеды. Они описали широкую дугу и начали заходить со стороны ветра на имитатор. Я понял почему. Буек тоже сносило, хоть и гораздо медленнее, чем нас, а следовательно у него был вектор движения по ветру. Принимая его за корабль, твари пытались зайти с кормы, так проще поразить винты.
Разворачивающееся на мониторе действо меня невольно увлекло. Я смотрел и запоминал тактику групповой стайной охоты биотехов. Все, что я видел до этого, было реакцией на наше грубое силовое вторжение в океан. А тут можно было наблюдать тварей в естественных для них условиях.
Когда мы, начав Большую Охоту, пронизывали воду на батиплане, колотя во все стороны из всех орудий, биотехам оставалось только защищаться. Проблема оказалась лишь в их количестве. В одну из таких вылазок мы отстреляли весь боезапас, попытались улизнуть на полном ходу, превосходя тварей в скорости, но их было слишком много.
Они зажали нас в кольцо и торпедировали. Хорошо еще близко от берега, так что всему экипажу удалось добраться до берега под прикрытием Дока, вооруженного гарпунным карабином. Теперь же я наблюдал естественную охоту торпед. Ту, для которой их создавали. Выследить и уничтожить.
Смысл тактики был понятен и ясен. Несколько легких торпед заходят с кормы и поражают винты, а когда судно теряет ход, подтягивается один-два тяжелых МАТа и создают в бортах пробоины, несовместимые с плавучестью.
Когда торпеды выстроились косой цепью и, получив сигнал вожака, вышли на атакующую скорость, я при помощи пульта удаленного контроля заглушил звук имитации шума винтов.
Торпеды и тут отреагировали моментально. Они издали несколько сигнальных выкриков, оповещая остальную стаю об изменившейся ситуации, после чего две торпеды ушли правее, а одна левее. Это говорило о том, что они помнят место, в котором «заглохли винты». Координаты засели у них в коре головного мозга устойчивым очагом возбуждения.
И теперь они пытались зайти с двух сторон и засечь само судно, а не шум от него, посредством ультразвуковых сонаров. От основной стаи к ним на подмогу выдвинулись еще три патрульных торпеды. Медлительные МАТы остались дрейфовать под прикрытием остальных.
– Сбрасывай второй буй, – скомандовал я.
Как только заработал второй имитатор, сразу активизировался вожак стаи. Искорка, обозначавшая его на мониторе, начала часто мигать, это тварь отдавала команды в ультразвуковом диапазоне.
Понятно, что в умах биотехов начался переполох. С их точки зрения корабль моментально переместился в пространстве более, чем на километр, ведь винты заглохли в одном месте, а запустились в другом. Это выходило за рамки их алгоритмов. Сильно.
Но, не смотря на это вожак отреагировал вполне адекватно. По его команде шесть торпед остались в зоне действия первого имитатора, на время замолкшего, а шесть направились ко второму. С вожаком в отдалении остались две патрульных торпеды и МАТы, от которых во время погони не было ни малейшего толка.
Все шло настолько по моему сценарию, что на душе стало чуть неспокойно. Действительно, как заметил инспектор, все очень просто. Вот только простота эта не с неба свалилась, она стала продуктом трехлетних наблюдений за биотехами, анализа данных из тетрадей отца и разработки устройств, способных эффективно противодействовать искусственным тварям. Знал бы инспектор, сколько на это ушло моральных и физических сил… К тому же Большая Охота стоила жизни одному из нас. А это все усложняло.
Но у меня был опыт, а он безапелляционно заявлял, что с биотехами легко не бывает. И если кажется, что легко, значит где-то ты уже проиграл, просмотрел, профукал, значит жди трудностей в самый неожиданный и неподходящий момент. И я ждал. Это вызывало излишнее напряжение, иногда пробуждало замерший дыхательный рефлекс, но иначе было нельзя.
Как бы там ни было, нам удалось не только разделить стаю, но и привязать все ее части к определенным, пусть и смещающимся, точкам пространства. Теперь нам необходимо было вовлечь в эту игру как можно больше тварей.
– Кидай третий буй, – скомандовал я.
Услышав еще один источник шума винтов, остатки стаи, во главе с вожаком, устремились к нему. Тут же я активизировал первые два буя, чтобы подразнить торпеды, дать им понять, что потенциальная добыча с ними играет. А через десять секунд все выключил. Этого времени было достаточно, чтобы координаты замолкших имитаторов отпечатались в мозгах торпед и не дали тварям уйти.
Искорка, обозначавшая вожака на мониторе, принялась активно мигать. Поскольку ему никто из стаи не ответил, я сделал вывод, что он пытается установить коммуникацию с кем-то на стороне. Не с платформой, она была еще далеко, да к тому же у патрульных торпед, насколько я понял, с платформами какая-то иная связь, не акустическая. Может электрохимическая, а может даже телепатическая. От этих тварей всего можно ожидать.
Уже минут через пять мои предположения подтвердились. На мониторе начали появляться все новые и новые торпеды. Они подтягивались со всех сторон десятками, сначала быстрые патрульные «Стрелки», потом тяжелые, питающиеся планктоном твари. Они перекрикивались между собой, их становилось все больше и больше. И они изменили тактику, начали плотно прочесывать подозрительный квадрат.
Мы сбросили еще один буй, а потом я начал по очереди включать их, сбивая торпеды с толку. У меня на этот счет была некая теория. Я был уверен, что торпеду можно… загипнотизировать.
Ведь что такое гипноз? Это устойчивый очаг возбуждения в коре головного мозга, который настолько силен, что во всей остальной коре вызывает торможение. Достаточно очень сильно сконцентрировать внимание человека на каком-то предмете, или перегрузить каналы получения информации, как человек быстро впадет в гипноз. С курицей еще проще, она впадает в ступор если резко начертить мелом у нее перед глазами белую линию.
Согласно моей теории мыслительный аппарат торпед тоже можно было перегрузить. Но чтобы это сделать на практике, надо понять, какие алгоритмы их мозг просчитывал быстрее, какие с большим трудом. Пока же наблюдений на этот счет было собрано маловато. В точности мы знали только, что торпеды с удивительной точностью и скоростью просчитывали неизвестную часть траектории по известному ее участку.
Особенно хорошо это получалось у «Стрелок». То есть, они двигались не к тем координатам, в которых цель находилась, а к тем, где она будет находиться в нужный момент. При изменении скорости или направления движения цели эти торпеды реагировали моментально и вносили необходимую коррекцию.
Этот инстинкт создатели биотехов несомненно позаимствовали из генофонда хищников, но я был уверен, что эта сильная сторона торпед является, одновременно, их ахиллесовой пятой. Если заставить их просчитывать физически невозможные сигналы, то мозг у них может и заклинить. Просто обязан он заклинить, как заклинивает он у всех более или менее развитых существ. А торпеды были очень развитыми. Просто их развитие весьма однобоко.
Три года назад я уже пробовал скармливать патрульным торпедам парадоксальные сигналы, но в решении своей задачи не преуспел. Твари просто игнорировали мои подачи, как только понимали, что это не цель.
Но теперь я решил усложнить фокус. Я предполагал, что уж шум винтов они не проигнорируют. И не ошибся. Ни одна из них не ушла. Но ни одну и не заклинило. Чего-то я все же не предусмотрел. Мощнее у них оказались мозги, чем я рассчитывал. Парадоксальные, на мой взгляд, сигналы напротив побудили тварей к повышенной активности. Десять быстрых «Стрелок» отделились от основной стаи, рассредоточились по воображаемой окружности приличного радиуса и начали патрулировать подозрительную акваторию.
Каждая взяла по своему сегменту дуги. Через такой заслон и крохотной рыбешке не проскочить незамеченной. Тут же на мониторе локатора замигал сигнал тревоги. Это анализатор ультразвукового спектра засек команду вожака к атаке.
Первыми на нее отреагировали ГАТы. Они довольно резво перестроились и вышли на прямые боевые курсы, точно на искорки замолкших буев. Торпеды прочно запомнили их координаты, теперь в том не оставалось сомнений. Патрульные тут же бросились врассыпную, чтобы не сдетонировать от ударной волны скорых взрывов.
– Вот гады, – прошептал Алекс.
По монитору пробежала зеленая рябь. Это был отголосок трех мощных взрывов, а в сотне метров позади нас взмыл в воздух пенный столб.
– Допрыгались! – я тоже не удержался от выражения эмоций.
– Бросать еще? – Палец Алекса замер на клавише сброса очередного буя.
– Кидай, хуже не будет.
Я глянул на монитор локатора и обомлел. Там появилась новая цель. Слишком быстрая для торпеды.
– Ракета! – выкрикнул я, хотя никакого смысла в предостережении уже не было.
Когда ракета видна на мониторе, сделать, как правило, ничего нельзя. Но Алекс не из тех, кто будет сидеть сложа руки. Он кубарем вывалился из пилотского кресла и по-медвежьи ввалился в грузовой отсек, свернув с петель тонкую алюминиевую створку люка. До ракеты оставалось чуть больше полутора километров, когда из грузового отсека донесся почти звериный рев:
– Боковой люк!
Я понял, что задумал Алекс. Он снова вломился в кабину, смяв все, что осталось от поврежденной створки. Но теперь он сжимал в руках тяжелое дальнобойное ракетное ружье «SG-2000». К появлению напарника я успел распахнуть боковой люк со стороны пилота и отскочить в сторону. Очень вовремя, потому что Алекс мало что разбирал на пути и еще меньше заботился о сохранности окружающего пространства.
Мельком глянув на монитор, он оценил скорость, курс и удаление до ракеты, повернул кольцо замедлителя и, замкнув казенник ружья, прижал пальцем спусковую пластину. Ружье мощно грохнуло, а ослепительно-яркий сполох разогнанного снаряда прочертил тьму под тучами и скрылся за завесой бушующего шторма.
Свист двигателя снаряда наш пассивный локатор улавливал не хуже, чем мощный рев маршевых дюз биотехнологической ракеты, поэтому на мониторе теперь были видны две быстро сближающиеся точки. Через четыре секунды по экрану пробежали зеленые концентрические кольца взрыва снаряда. Но он рванул раньше, чем сблизился с ракетой на расстояние возможной детонации. Промах. Ракета стремительно приближалась. Но тут воздух в кабине упруго сжало еще одним выстрелом. Алекс, умница, не дремал, а на всякий случай перезарядил ружье, пока я тупо пялился в монитор.
«Вот вам и просто…», – подумал я, вспомнив инспектора.
Второй снаряд был выставлен на меньшее замедление, поэтому взорвался в восьмистах метрах от нас, но зато очень близко от несущейся к нам ракеты. Настолько близко, что она рванула, не долетев до цели. Впереди словно полыхнула огромная молния, а затем я увидел муаровый пузырь ударной волны, раздувающийся с огромной скоростью. И пленка этого пузыря неслась фронтом прямо на нас.
Я успел броситься на пол, под приборную панель, пытаясь увлечь за собой Алекса. Но он справился сам, рухнув мне на спину такой тяжестью, что у меня едва глаза из орбит не вылезли.
Но это была мелочь в сравнении с ударом взрывной волны. Мир вокруг содрогнулся, треснул, разлетелся осколками акрила из лобовых окон, взвыл и заскрежетал металлом свернутых искореженных турбин. Гравилет словно прихлопнули сверху исполинской мухобойкой, так он влип в поверхность бушующего океана.
И тут же все стихло. Точнее не стихло, а сменилось непрерывным ровным свистом в ушах, через который с трудом пробивался рев шторма и шум воды, заливавшей грузовой отсек. Я быстро понял, что свистит у меня в ушах, от легкой контузии.
– Ты живой? – прокричал Алекс мне в ухо.
– Типа того! – ответил я, поднимаясь и стряхивая с себя осколки акрила.
По кабине гулял штормовой ветер. Взрывом вынесло не только окна, но и сорвало открытый люк со стороны пилота. Через открытые нижние створки в грузовой отсек быстро набиралась вода. Гравилет все сильнее тангажировал на хвост и по моим расчетам должен был затонуть минуты за три.
Зато локатор, созданный на основе военного образца, уцелел после взрыва. Монитор исправно показывал, как торпеды, перегруппировавшись, направились в нашу сторону. Теперь, когда мы оказались в воде, они без труда прощупывали нас сонарами.
– Я ее убил! – удовлетворенно выкрикнул Алекс, откинув в сторону ружье. – Я убил ракету!
Когда я убил первого в своей жизни биотеха, у меня не было времени на бурные эмоции. На самом деле у нас сейчас его тоже не было, но у Алекса так горели глаза, что мне захотелось его поддержать.
– Поздравляю с первой удачной охотой! – ответил я. – Но чтобы она не стала последней, нам надо пошевеливаться.
Для иллюстрации своих слов я ткнул пальцем в монитор локатора. Через секунду Алексу уже не нужны были дополнительные объяснения.
– Воды до фига набралось в отсек. – Он заглянул за искореженную алюминиевую створку. – Нам не взлететь. У тебя есть идеи?
– Надо убить платформу, – твердо заявил я. – Будем сбрасывать бомбу и действовать дальше по плану. Без бомбы гравилет сможет взлететь.
– А если не взлетит? Нас тогда угробит взрывом вместе с торпедами.
– Есть другие предложения?
Вместо ответа Алекс протиснулся в залитый водой отсек и нырнул. Хорошо, что мы заранее сделали инъекцию грибка. Повыделывались перед инспектором, а оно вон как обернулось. Ирония судьбы. Но пока эта шуточка была в нашу пользу. Через минуту Алекс вернулся в кабину с монтажным плазменным резаком.
– Надо вырезать антигравитационный привод, – сказал он. – Прицепимся к нему, взлетим, а гравилет пусть тонет вместе с бомбой. На нужной глубине детонатор сработает и все будет о’кей.
– Вырезать? – Я обалдел от такого подхода. – Да на это минут десять уйдет! А торпеды? Они тут будут куда быстрее!
Вместо ответа Алекс пролез в грузовой отсек и принялся вооружаться. Достал из ящика тяжелый однозарядный гарпунный карабин, вставил в щель затвора толстый реактивный гарпун, а дополнительный боезапас загрузил в боевой каркас за спиной.
К этому же каркасу он прицепил несколько кассет с портативными глубинными бомбами, четырехзарядный портативный торпедомет с управляемыми малокалиберными торпедами для поражения целей на дистанции до полутора километров, на пояс повесил длинный нож, а так же инъектор с запасом грибковой сыворотки и глюкозы.
В гидрокостюме с откинутым назад затопляемым шлемом, в грубых перчатках и с огромным карабином на ремне Алекс выглядел очень эффектно.
– Вырезай привод! – твердо сказал он. – А я придержу торпеды. Только живо! Я не железный!
Две «Сирены», судя по меткам локатора, выделившись из общей массы биотехов, вышли на характерные для них симметричные атакующие дуги. Они заходили на нас одновременно с правого и левого борта. А четыре «Стрелки» по команде вожака рванули напрямик. По всей видимости, биотехи плохо представляли себе характер цели, а потому задействовали больше бойцов, чем при обычном регламенте нападения на тихоходное судно.
Но мне некогда было пялиться в монитор. Я включил резак и направил струю раскаленной плазмы на один из силовых элементов, крепящих антигравитационный привод на днище. К счастью привод Шерстюка не требовал никакой энергии, поэтому его можно вырезать как угодно, вплоть до главной ходовой сферы. А как ее повернуть на нужный угол, чтобы отрегулировать тягу, можно и потом разобраться.
Срезав первый из четырех кронштейнов, я не удержался от любопытства и глянул на монитор. Алекс не просто был под водой, он вел бой. И благодаря его усилиям из четырех атакующих «Стрелок» осталось лишь две. Точнее одна, поскольку очередную торпеду гарпун сразил на моих глазах.
Хуже дело обстояло с «Сиренами». Они имели привычку заходить на цель по широким дугам, долго оставаясь в недосягаемости противоторпедных средств. Поразить их можно лишь на конечном, более прямом, участке траектории. Но, как правило, бывает поздно. Я поднес к лицу запястье с коммуникатором и сказал:
– «Сирены!»
Рассчитывать на ответ не имело смысла, поскольку Алекс находился под водой, в полностью затопленном шлеме, с заполненными водой легкими и носовыми пазухами. Так что общаться он мог только по коммуникатору, нажимая кнопки. Но ему было точно не до того.