– Эт чё за наезды ещё? Я что, на лошадь похожа? – надулась Варя.
– Не лошадь, а культурная девушка, – нашёлся парень. – А культурная девушка быстренько переоденется в более интеллигентный образ, пока мы с твоим папой обсудим вопросы дальнейшего финансирования образования.
– Пф-ф-ф! Жарища ведь!
– Жара, да, – поддакнул Сергей Иванович. – Пусть так занимается, Лёш. Вот вымахала – невеста уже! Летит время, а дети наша гордость, дети наша отрада…
– Значит, я уже не нравлюсь в нормальном стиле? Раздражаю, как День Победы – либералов? И какие же образы вштыривают нашего Лёшеньку? Вот правда, от каких героинь прёт современных учителей английского? – глаза Вареньки метали молнии. Надвигалась буря.
– Жара ведь, Алексей. Ле-ето, – промямлил Барахолкин, пытаясь повысить авторитет перед доченькой.
– Алексею Владимировичу нравятся культурные. Интеллигентные. Как…
– Ну-ну, и как кто же? – Варя уморительно прищурилась, напоминая любопытного енотика.
– Как… Суворовские Единороги! – выдал учитель. Барахолкин загоготал так, что задрожали стёкла – отец понял каламбур по-своему: Лёша готов потерпеть плату за уроки ещё пару раз, ведь иначе не стал бы шутить с настырными должниками. Чутьё Советского инженера уловило этот мотив, и отец уцепился за него, хохоча от души. Больше никаких неловких извинений. Отбой.
– Ах-ах-ах! Ну вы и мочите, суворовцы! – засмеялась девушка, побежав переодеваться.
После занятия Варенька подошла к отцу и долго мурлыкала около него – так девушка делала всегда, когда ей нужно было получить выгоду от папы.
– Ну что такое, доча? – довольный отец расплылся от такого внимания. – Ты сегодня гулять пойдёшь, денег дать?
– Не-е-а, вот ты же изучал историю?
– Конечно! Радость моя, Советское образование было лучшим в мире! Мы обошли США! Оставили за спиной Германию и Францию, мы…
– Пап, слушай… а в истории раньше прям вот все Суворовские Единороги были этими, альтруистами?
– Э-э-э… чего-о? – отец расхохотался и прижал к себе дочь. – С чего ты взяла?
– Ладно, забей. Тогда дай денег.
Посвящается всем старательным ученикам,
учителям с чувством юмора и просто
отзывчивым единорогам!
Липецк, 27-е апреля 2019-го
Весенний ветер
– Вот ты как считаешь, почему люди становятся агрессивней с каждым годом, будто у них день пропадёт, если кому-то не докажут, что кирпич – это версальский замок, а ёжик умеет летать быстрее воробья, когда его пнуть со всем апофигеем? – Барахолкин сладко улыбнулся, предвкушая очередной диспут, в котором он сможет в отсутствии жены выступить сразу доктором наук, философом и дирижёром невидимого оркестра собственных мыслей. – Да потому что мы профукали всё воспитание, понимаешь? – Он зажмурился как деревенский кот от вида сметаны – не ясно, что именно его так порадовало: выражение согласия на лице репетитора Лёши, собственная правота или возможность самоутвердиться таким нехитрым способом, когда не даёшь оппоненту ответить на вопрос.
– Везде бывают перегибы, – уклончиво ответил учитель, пытаясь направить отца Вареньки в более конструктивное русло, но после занятия его всегда пробивало на пламенные речи, особенно если дочь убегала куда-то с друзьями как сейчас. – И сегодня есть одарённые, замечательные дети с хорошим воспитанием. А родители нередко встречаются, увы, такие, что просят «побольше орать на их детей», только потому что у них дома других методов воспитания не знают.
– Именно! Именно! – закивал Барахолкин. – Всё от воспитания зависит: вот моя Варенька одарённая и воспитание получает лучшее, не то, что у этих современных орангутанов с планеты Картавых Рэперов ПТУ. – Он мотнул головой куда-то в сторону, давая понять, что орангутанами считает всех, кто не восхищается его дочерью также, как он. – Она у меня и танцует, и поёт! Недавно выступала знаешь где с танцевальным коллективом?
– Неужели заграницей? – с тёплой иронией уточнил Лёша.
– В Польше! Понял уровень? – фраза прозвучала так, будто помимо Варькиного коллектива не выступал там никто, а это был сольный концерт: девочку лично во втором ряду танцующих высмотрел президент и наградил только что утверждённым орденом «За заслуги родителей перед заслугами прародителей».
– О, неплохо. И какое же место заняли?
– Десятое. Из двадцати, – Барахолкин помрачнел и с презрением оттопырил нижнюю губу, невольно напоминая тех самых «современных орангутанов», которых упрекал в отсутствии воспитания. – Но ты сам понимаешь, Польша – какой там уровень? Так, задворки Евросоюза, кто там наши таланты оценить сможет?
– Ну почему же… в этом году наши программисты заняли первое место на международном конкурсе, – учителю стало немного стыдно за привычные до боли, но всегда резкие перепады настроения Сергея Иваныча, который был немного старше матери репетитора. Барахолкин повышал голос до крика, а в его по-детски искренних фразах это звучало так, будто именно Алексей кого-то не оценил, засудил, недоучил – если, конечно, вздумал не согласиться с праведным гневом отца Вареньки.
– Да-а, программисты эти, – он поморщился, махнув рукой, словно отгоняя навозных мух. – По клавишам стучать не мешки ворочать! И не у станка наяривать всю смену, как я! Если все станут на кнопки нажимать, то кто будет заводы поднимать?!
– Инженеры как вы. Каждому своё, – мягко не согласился Лёша, зная, какой фонтан эмоций может вызвать любое полярное мнение у нервного Барахолкина. В нём удивительным, порой необъяснимым образом сочеталась слепая любовь к дочери, критика любых современных порядков – и противоречивое желание, чтобы Варя в этих трендах, течениях, секциях и конкурсах была только первой, вызывая восхищение остальных. Отец оплачивал дорогие секции, не понимая, что этим не просто балует, а портит дочь, пытаясь вылепить из неё всё, что сам не успел в молодости. Она физически не сможет стать разом олимпийской чемпионкой по танцам, лучшей «по пению заклятой попсы с рэпом» и одновременно вытягивать на отлично английский, потому что эти занятия всё чаще пропускала из-за бесконечных отъездов, конкурсов, танцевальных фестивалей и прочих чудовищно модных, распиаренных секций.
– Вот пусть пару вагонов разгрузят, тогда и увидим, какие они программисты, – хмыкнул Барахолкин, будто именно «задроты компухтеров» не дали выиграть Вареньке фестиваль в Польше, а ещё заставляли её пропускать уроки и с криком, скандалами выпрашивать у отца новый смартфон после очередного разбитого. – Каких-то дрищей-очканавтов показывают в пример! Ну что это такое? Даже на мужиков не похожи! Ты знаешь, что сам Билл Гейтс отключил дома детям тырнет – чтобы не подсаживались на эту заразу, а учились зарабатывать! – Это прозвучало так, будто товарищ Гейтс жил в одном подъезде с Барахолкиным и лично советовался с ним по вопросам воспитания.
– Первое правило наркодиллеров – не сидеть на своём товаре! – ляпнул Лёша. Барахолкин моргнул, забавно мотнул головой и с минуту прислушивался, словно пытаясь переварить услышанное. Потом загоготал так, что зазвенели стёкла, а всю его депрессивную хмурь мигом сняло, даже морщины на лице разгладились. Взгляд стал дружелюбнее, будто отцу Вари не хватало именно этой фразы, чтобы сбросить маску презрительности.
– Ха-ха-ха-а-а! С тобой поговоришь – и жизнь становится теплее. Всё-таки воспитание сейчас на вес золота.
– И не говорите, буду на рынке на помидоры обменивать, если по такому курсу, – не удержался репетитор, но у Сергея Ивановича это вызвало новый взрыв хохота.
Учителю стало жаль этого измученного, подавленного мужика: какие же у него тогда проблемы дома, если даже плоские шутки Алексея вызвали у него такой фонтан эмоций? И поговорить не с кем, а душа требует общения, бьётся как птица в клетке.
– Полезное качество, будешь меня тогда свежими овощами снабжать! – восхитился Барахолкин. – А я без работы сижу, нас опять на заводе оставили в подвешенном состоянии, но кого это волнует? Один ты настроение поднимаешь!
– Это часть моей работы, – кивнул Алексей. – Я так понимаю, занятия вновь переносятся на неопределённый срок?
– Эх, сам видишь. Такая ситуёвина. Как на заводе дела наладятся – позвоним. Извини за простой. Варьке скажу, чтобы учила сама, а то обленилась! Ничего страшного, да?
– Конечно, любой пропуск не идёт на пользу, – не стал юлить Алексей. – А у Вари в прошлом месяце из-за танцев и хора половина занятий отменились. – Учитель заметил, как нахмурился Барахолкин, явно удивлённый таким поворотом.
– Половина?!
– Да, у меня всё отмечено.
– Вот так вкалываешь, хочешь дать дочери всё самое лучшее… горбатишься на работе – а для чего?
– Мы в ответе за тех, кого…
– Воспитали, воспитали! – перефразировал Барахолкин с довольной ухмылкой. – Ещё раз извини за простой, Лёш. Если можно, перенеси занятия на следующий месяц.
Так нельзя. Вредно для учебного процесса, но делать нечего – учитель кивнул. Один вид измученного, выжатого как лимон лица Сергея Ивановича вызывал дикую жалость. При всех закидонах, чудачествах и перегибах, часто свойственных людям старой закалки, Барахолкин был одним из самых адекватных отцов, с какими репетитору приходилось сотрудничать. А на фоне отдельных товарищей Сергей Иванович казался почти образцом.
Но главное не в этом – Алексей уже сдружился с Барахолкиными, занимаясь с Варей больше пяти лет, стал частью их семьи. Ему доверяли бытовые тайны, к нему обращались за советом и помощью – пусть он в очередной раз потеряет материально, однако сохранит доверительные отношения с родителями, чей сложный, нередко конфликтный характер требовал порой особого подхода.
На улице Алексея встретила весна, удивляя теплотой, разлитой вокруг – это казалось маленьким чудом на фоне прошлых холодных, капризно-переменчивых дней. В этом солнечном шёпоте учителю казалось, что всё самое лучшее впереди, потому что сама природа раскрывалась с новой силой. Ветки деревьев зеленели и будто обнимали прохожих, чтобы те почувствовали это невероятное весеннее счастье и почаще могли идти на компромисс друг с другом.
Услышать и понять – это почти помочь, а значит, уже кое-что. Совсем немало, если немного задуматься.
