Когда в Китае к власти пришли монголы, они тоже давали королям Нангчена официальные титулы и должности. Короли Нангчена получили титул чингху, который на одну ступень ниже, чем гошир, но всё же выше, чем ван. Все западные территории делились на области, которыми управляли четыре чингху и восемь ванов. По современным представлениям мы могли бы назвать чингху подотчётным, но независимым правителем, а ван соответствует скорее губернатору области. Однако короли из рода Цангсар – мои предки – никогда не получали никаких должностей и оставались ламами[24].
В последующие столетия императорский двор ввёл традицию иметь своих представителей в различных областях Тибета. Подобно тому, как в Лхасе находился высокопоставленный китайский чиновник, которого называли амбань, китайские представители были и в Нангчене, и в соседнем королевстве Дерге.
Во времена учителя-поэта Кармы Чагме, за двенадцать или тринадцать поколений до моего рождения, китайцы из расположенного к северу Силинга принудили Цангсар уступить Нангчену большую часть своей политической власти. Затем примерно три поколения тому назад один важный советник при дворе Нангчена сумел привести Цангсар под власть короля Нангчена и ввёл обязательные подати. Так что, в конце концов, мы полностью потеряли независимость.
Когда я рос во дворце Цангсар, наша семья уже не участвовала в политических делах, хотя я обладал непрерывной духовной линией. Со стороны отца из поколения в поколение всегда были ламы-нгакпы. Родословная Цангсара продолжалась как линия преемственности баром-кагью, в то время как политическими делами страны управляли во дворце Нангчен.
* * *Такое положение дел, когда в Нангчене были правители, а в Цангсаре – ламы, гармонично продолжалось на протяжении столетий, за исключением периода правления одного из королей.
Иногда мирская власть ударяет человеку в голову. Вот и король Нангчена в одно прекрасное утро посмотрел на восток и увидел, что вершина ближайшей горы заслоняет его дворец от тёплых лучей солнца. «Я король! Я хочу, чтобы по утрам у меня был солнечный свет! Срыть вершину этой горы!» – вскричал он.
Огромные силы были брошены на эту работу, и скалу стали рубить. Гора была не из маленьких, но людям удалось убрать довольно большую часть вершины. Даже в наше время, если забраться на эту гору, можно увидеть результаты их труда.
Но работа была непосильной. Наконец один из рабочих сказал:
– Плохо дело. Мы начали не с того конца.
– Что ты имеешь в виду? – спросили товарищи.
– Легче срубить голову правителю, чем горе, – был ответ.
– Да ты что говоришь?!
– Нам и за тысячу лет не удастся закончить эту работу. Задали нам страшную, невыполнимую задачу. Давайте-ка все сплотимся и покончим с этим неразумным королём.
Именно так они и сделали: отрубили королю голову.
* * *Нангчен разделили на восемнадцать районов, в каждом из которых было по крупному монастырю[25]. Поначалу все восемнадцать принадлежали к баром-кагью, но влиятельность этой линии угасала, по мере того как влиятельность Кармапы с веками только росла. Так что многие из этих монастырей начали следовать его ветви школы кагью. К тому времени, когда я покинул Тибет, оставалось только несколько небольших монастырей баром-кагью, и одним из них был монастырь моего гуру в Лачабе[26].
Немного расскажу ещё о моих предках со стороны отца, знаменитое (и, возможно, несколько претенциозное) имя которых было Божественный Род Цангсар. Наша семейная линия состояла из женатых практиков Ваджраяны, множество поколений которых были политически независимы от короля Нангчена. Из поколения в поколение их владения и дворец были хоть и не слишком велики, но вовсе и не малы.
Как я упоминал, мои предки посвящали себя духовному труду, а не политике. В какой-то период времени было восемнадцать братьев Цангсар, которые совместно приготовили восемнадцать комплектов Кангьюра – переведённых на тибетский язык слов Будды, – написав их все чистым золотом. Один комплект поднесли главному ламе линии сакья, один – Кармапе и ещё один отдали в Карма-Гон, главную резиденцию Кармапы в Кхаме. Когда я жил в Лачабе, у нас всё ещё оставался один из комплектов, а второй находился в небольшом храме, который был на попечении у Цангсар. Бумага, чёрная и плотная, была ручной работы, а буквы красиво выведены чистым золотом.
Жёны и сестры этих восемнадцати братьев, которых всего было двадцать пять, решили накопить заслуги, приготовив двадцать пять комплектов многочисленных сутр Праджняпарамиты, посвящённых запредельному знанию, причём каждая книга была написана чистым золотом на тёмно-синей лазуритовой бумаге. В моё время один из комплектов всё ещё хранился в храме Цангсар. На протяжении столетий многие люди видели, как охранительница Дусолма оказывает почтение этим священным текстам, обходя их по кругу. С моей семьёй было связано множество художников. Однажды, когда Кармапа проезжал по местности между Тибетом и Китаем, ему вручили в качестве дара тысячу живописных свитков – тангка.
Все эти предки из рода Цангсар, вплоть до моего прапрадеда, были мастерами, которые полностью обрели плоды духовной практики. Среди них, наверное, не было ни одного, включая и моего отца, кто не являл бы какие-то чудеса или знаки великого постижения[27]. Я слышал, что один из них возглавлял войско Нангчена и однажды на него напала группа солдат из Дерге, но их мушкеты не причинили ему вреда[28].
* * *Более близким и очень важным звеном в нашей семейной линии Цангсар был Оргьен Чопел, мой дед по отцу. Будучи женатым практиком Ваджраяны, он одевался как простой мирянин. Его женой была Кончог Палдрон – моя бабушка и единственная дочь моего прославленного предка, великого открывателя учений-кладов Чокгьюра Лингпы. У них было четверо сыновей, все ламы, и две дочери[29]. Все они – самые главные фигуры в истории моего рода. Как вы помните, я родился во время путешествия, когда моя бабушка отправилась на поиски Терсэя Тулку.
Когда мою бабушку выдали замуж за Оргьена Чопела, его главной семейной линией Дхармы была баром-кагью. Но это только так считалось. К тому времени все они придерживались практик школы нингма, которые содержатся в «Новых сокровищах» Чокгьюра Лингпы. Это сорок томов учений, открытых им в своё время. Так что выходит, что резиденция традиции баром стала преимущественно нингмапинской.
Это не значит, что мои родичи совершенно отказались от учений баром. Некогда процветавшая практика Шести учений индийского гуру Наропы стала сходить на нет давным-давно, и теперь её поддерживают только в считаных местах. Но именно благодаря объединению Шести учений Наропы с освобождающими наставлениями медитации Махамудры многие из ранних практиков баром-кагью обрели сиддхи: тринадцать из них могли бежать быстрее коня, другие тринадцать могли мчаться как ветер, и было ещё множество других чудотворцев. Число их учеников множилось по всему Нангчену.
С другой стороны, практика Махамудры большей частью пропитывалась духом дзогчен, учений Великого совершенства. Всё, что осталось от чистой практики баром, – лишь особый ритуал призывания охранителя учений Будды. Этот ритуал продолжал оставаться в большом почёте: доходило до того, что некоторые монахи больше читали эту мантру, чем мантры своих божеств-йидамов. Во дворце Цангсар, где я провёл свои ранние годы, имелось отдельное молитвенное помещение, посвящённое защитникам рода, – все его стены были увешаны огромными масками. Перед каждой нужно было ежедневно произносить особые молитвы и делать подношения. Помню, считалось, что одна из них мгновенно исполняет просимое. За столетия накопилось множество историй о защитной силе этих масок.
Как ни печально, в наше время традиция баром почти угасла, поскольку осталось очень мало лам, которые её сохраняют. На меня тоже возлагали какие-то надежды, но, конечно же, я мало что сделал. Что касается традиции баром, я не практиковал Шесть учений в стиле баром, а лишь читал призывания, обращённые к защитникам Дхармы. Вместо того я ещё ребёнком с головой ушёл в терма Чокгьюра Лингпы. У меня даже не было случая выполнять практику Чакрасамвары, главного божества баром-кагью[30]. Так что есть все основания обвинять меня – и мне очень стыдно! – в том, что я упустил традицию Дхармы своих предков, потому что занялся учениями-терма Чокгьюра Лингпы. На самом деле в нашей семье больше всех выполняли практику баром-кагью мой отец и один из дядей; они применяли практики защитников Дхармы. Однако другой дядя, Терсэй, не произнёс ни одного слога из практик баром-кагью: он всецело посвятил себя «Новым сокровищам».
Согласно традиции кхамцев, поскольку у сыновей великого тертона не было детей, потомков его дочери высоко чтили как наследников и представителей Чокгьюра Лингпы. Тибетцы различают две разновидности потомков: «по кости» и «по крови». Быть внуком по кости – значит родиться в семье сына, а быть внуком по крови – значит родиться в семье дочери.
Продолжению учений-терма Чокгьюра Лингпы в первую очередь способствовала моя бабушка, которая родила четырёх сыновей, и каждый из них сослужил огромную службу в деле распространения этой традиции. Мой отец был вторым из четырёх сыновей; его звали Чиме Дордже, а мою мать – Карса Юри.
Вот такова краткая история рода Цангсар с духовной и мирской точек зрения. Самое важное в ней – связь с Чокгьюром Лингпой благодаря тому, что его дочь, мою бабушку, выдали замуж за Оргьена Чопела из рода Цангсар. Теперь вам, возможно, стало любопытно: кто же такой этот Чокгьюр Лингпа, что это за «Новые сокровища» и какие именно учения называют терма? И ещё, что самое важное в распространении традиции передачи Дхармы? Всё это будет главной темой большинства рассказанных мною историй. Исключительно по милости моей бабушки я знаю множество этих историй.
4
Сокровища Лотосорождённого
В конце VIII века в Тибет прибыл Падмасамбхава, Лотосорождённый. Его, первейшего мастера Ваджраяны, сопровождала вся тысяча будд нашей кальпы[31]. У него было двадцать пять главных учеников, и в следующих своих рождениях эти ученики стали тертонами, которые обнаружили учения Падмасамбхавы, сокрытые им ради блага людей будущих времен.
Мой коренной гуру, Самтен Гьяцо, питал невероятную веру в Падмасамбхаву и, бывало, рассказывал мне, как его восхищают слова Лотосорождённого. Хотя Самтен Гьяцо обладал чрезвычайной эрудицией и изучил огромное количество книг, он продолжал находить много свежих аспектов смысла учений Падмасамбхавы.
«Никто не превосходит величием Падмасамбхаву, – часто говаривал Самтен Гьяцо. – Конечно, Будда Шакьямуни – это источник, но благодаря Лотосорождённому учения Ваджраяны распространились и стали процветать по всей Индии, а особенно в Тибете. Если вы внимательно присмотритесь, то поймёте, как удивительны эти учения-терма! А если вы сравните эти его откровения с любыми другими произведениями, то сможете увидеть их неповторимость. Причина в том, что они пришли от самого Падмасамбхавы.
Красота их слога изумительна! Такую красоту и глубину, какие есть в практиках терма, трудно выразить кому бы то ни было. В отличие от трактатов, написанных просто учёными людьми, в учениях-терма каждое слово можно понимать на всё более и более глубоких уровнях. Благодаря особому качеству ваджрной речи Падмасамбхавы каждый раз, когда вы читаете его учения, вас неизменно охватывает чувство веры и преданности, доверия и полной убеждённости!
Мы встречаем учения, изложенные похожими словами, в открытиях нескольких тертонов. Причина в том, что они представляют собой безошибочную речь Падмасамбхавы, записанную тертонами, разгадавшими символические письмена дакини»[32], – говорил он, имея в виду тантрийских божеств женского облика.
«Не остаётся никакого места сомнениям. Например, семистрочная молитва, начинающаяся со слов: „На северо-западной границе Уддияны…“, присутствует в многочисленных терма: разные открыватели припадали к одному и тому же источнику.
Перед тем как покинуть Тибет, Падмасамбхава сокрыл великое множество терма, содержащих учения, драгоценные камни и священные предметы, – дабы всё это служило опорой практикам грядущих веков.
На благо будущих существ Лотосорождённый по своей великой доброте сокрыл терма в скалах, озёрах и даже в небе. Как подумаю об его безмерном милосердии, во мне рождается благоговейный трепет. Однако есть люди, не способные оценить эту доброту. В наши дни некоторые скептики возражают: „Ведь эти тертоны не принадлежат к непрерывной линии преемственности и не имеют посвящения и передачи от Падмасамбхавы, чтобы учить. Они просто откапывают какие-то вещи, которые сами же и спрятали!“
Но на самом деле тертоны, которые явились, чтобы обнаружить учения-клады, в своей прежней жизни получили от Лотосорождённого Гуру благословение, посвящение и передачу этих терма. Каждый тертон уже полностью получил силу передачи, и это подлинное посвящение намного превосходит те поверхностные посвящения, дающие лишь видимость благословения, которые так часто получают в наше время.
Все великие тертоны были мастерами, тело, речь и ум которых обладали благословением и духовной силой, полученными от самого Лотосорождённого. Заявлять, что у них не было передачи, просто смешно. Такие заявления показывают незнание их автором семи традиционных способов передачи[33]. Учения-терма изумительно глубоки и хранятся в сокровищнице „четырёх способов и шести пределов“ – десяти последовательных уровней всё более глубокого смысла, с точки зрения которых можно толковать тексты Тантры». Вот так Самтен Гьяцо знакомил меня с учениями Падмасамбхавы.
«Если хочешь применять терма, то уровни их смысла бескрайни. С самого детства великий тертон не похож на своих сверстников, – продолжал мой гуру. – Он обладает чистым видением божеств и исполнен духовных свершений. Тертоны отличаются от обычных людей, которым приходится следовать по постепенному пути обучения и практики. Обычные люди не могут обрести мгновенного постижения!»[34]
Как говорил мне другой мой учитель, Дзонгсар Кьенце: «Учения-терма – словно урожай, созревающий осенью. Каждый год готов новый урожай, и его пожинают на общее благо, потому что настала пора им воспользоваться. Учения-терма были сокрыты с тем, чтобы их обнаружили в более поздний исторический период, и появляются они в той форме, которая наилучшим образом подходит к условиям того времени, когда их открывают».
Приходит время, когда требуется открыть те или иные учения-терма, – и в мире появляются великие тертоны. Они способны опускаться в глубины озёр, взлетать в немыслимые места пещер и вынимать предметы из каменных скал.
Мой прадед Чокгьюр Лингпа был одним из таких мастеров, которые открывали клады Лотосорождённого Гуру.
5
Мой прадед, открыватель кладов
Чокгьюр Лингпа родился в Нангчене, неподалёку от королевского дворца, и воспитывался в монастыре Цечу как простой монах. Как-то раз во время ежегодного исполнения тантрийских танцев он сбился с ритма и стал танцевать сам по себе. Этим он огорчил наставника по танцам, который был готов его поколотить.
Среди присутствующих был Адеу Ринпоче – гуру короля Нангчена. Он к тому же был сыном предыдущего короля, а потому очень влиятельной в королевстве фигурой: в те времена в Нангчене он занимал самое высокое положение среди всех лам.
Обладая ясновидением, Адеу Ринпоче понял, что будущий тертон принимал участие в танце небесных существ, который в его видении происходил в чистой стране Падмасамбхавы, – Чокгьюр Лингпа просто присоединился к этому танцу.
Адеу Ринпоче пришёл на помощь Чокгьюру Лингпе:
– Не бейте его! Он танцует по-своему. Не вмешивайтесь.
Вскоре Чокгьюр Лингпа попросил разрешения покинуть монастырь, и Адеу Ринпоче дал своё согласие: «Хорошо, можешь идти. Странствуй, где хочешь, и помогай живым существам».
8. Чокгьюр Лингпа – открыватель учений-кладов
9. Лотосная корона Чокгьюра Лингпы
Перед расставанием Чокгьюр Лингпа подарил королю Нангчена статуэтку и попросил у него лошадь и провизию. Однако королю не хотелось его отпускать, да и щедростью он не отличался.
«Этот сумасшедший монах дал мне какуюто фигурку Падмасамбхавы, то ли из глины, то ли из камня, – сказал король, не понимая, что это одно из драгоценнейших терма, которое Чокгьюр Лингпа уже обнаружил. – Дайте ему старую лошадь и чепрак». Из-за такого пренебрежительного отношения со стороны короля Чокгьюр Лингпа никогда не стал обосновываться в Нангчене.
Мой прадед не получил формального образования, однако Конгтрул Старший назвал его истинным пандитой и великим учёным[35]. Эта перемена произошла с Чокгьюром Лингпой, когда он пребывал в традиционном строгом затворничестве, которое продолжалось три года и шесть недель, в своей резиденции над монастырём Карма-Гон в Кхаме. Выполняя практику затворничества, он, по его собственным словам, «чуть-чуть разобрался в смысле тантр, агам и упадеш», имея в виду три глубоких раздела внутренней тантры: Маха-, Ану- и Ати-йогу[36].
10. Лотосная Хрустальная пещера – священное место «Трёх разделов»
11. Кала Ронго, где было обнаружено Тугдруб
Чокгьюр Лингпа был не просто истинным тертоном: он сделал самые важные для нашей линии передачи открытия. Он был перевоплощением царевича Муруба, второго сына великого царя Трисонга Дэуцена, укрепившего Дхарму в Тибете. А в другой из своих прежних жизней он был Сангье Лингпой[37]. Чокгьюр Лингпа был «держателем» семи разных передач, и его часто считают последним из ста самых важных тертонов.
Его почитают владыкой всех тертонов, отчасти потому, что ни один другой тертон не открывал учения, заключающего в себе раздел Пространства дзогчен. Было несколько открытий из раздела Ума. Все видные тертоны обнаруживали учения раздела Устных Наставлений, но только Чокгьюр Лингпа передавал раздел Пространства. Вот почему его «Три раздела дзогчен» считаются самым необычайным терма из всех, которые он когда-либо обнаружил[38].
* * *Большинство историй о том, как Чокгьюр Лингпа открывал терма, я услышал от бабушки. Дочь Чокгьюра Лингпы, она ещё ребёнком была очевидицей этих событий. Мою бабушку никто не мог бы уличить во лжи или преувеличениях. Потому что она была чрезвычайно правдивым человеком и никогда ничего не приукрашала и не очерняла.
Она рассказала мне, как однажды Чокгьюр Лингпа открыл терма на глазах целой толпы[39].
«Отец часто извлекал терма в присутствии более чем тысячи людей. Так нужно было, потому что тибетцы, и особенно уроженцы восточной части Кхама, известны своей крайней недоверчивостью. Они не станут слепо верить всякому, кто объявит себя тертоном. Но Чокгьюр Лингпа был вне всяких подозрений, потому что не раз обнаруживал терма при многочисленных свидетелях.
Почему терма нужно было открывать прилюдно? – продолжала она. – Чтобы было полное доверие, безо всяких сомнений. Никакого обмана – терма находят на глазах всех присутствующих. Будь это просто ловким фокусом, не оставалось бы никакого подлинного, вещественного терма, которое можно было потом показать, никакого символа просветлённого тела или речи[40].
Иначе было бы не так просто убедить людей, что Чокгьюр Лингпа действительно посланец Падмасамбхавы. Кхамцы ещё более твердолобы, чем жители Центрального Тибета, и более недоверчивы. А среди кхамцев самые большие скептики – это жители Дерге: они ни за что на свете просто так не поверят никакому новоявленному самозванцу, что он тертон! Они поверят только тому, кто лично обнаружит терма прямо на их глазах.
Такие открытия мы называем тромтер, что значит „публичное терма“, терма, обнаруженное при стечении множества очевидцев. Когда предстоит открытие некоего терма, сначала объявляют: „Открытие терма состоится прилюдно!“ Услышав эту новость, посмотреть собирается множество людей.
Ещё тертон чудесным образом получает „список ориентиров“, служащий как бы ключом, который точно указывает, где спрятано терма. Такой текст необходим, чтобы обнаружить терма и извлечь его. Получив это таинственное руководство, тертон может мысленным взором увидеть план местности, расположение гор, долин, скал, пещер и т. п. Это руководство также содержит описания „знаков терма“ – особых меток, оставленных Падмасамбхавой или Еше Цогьял, например слог ХУМ. Местонахождением терма может быть определённая гора или пещера, такое место, которое описывается как разинувший пасть лев, черепаха или другое животное, особенности тела которого указывают на характер местности. Знаки терма могут находиться на шее, между глаз, в сердце или в другом месте того или иного животного.
В руководстве также указано надлежащее время обнаружения терма и особенности охраняющего его духа. Иногда в этом участвуют три разных духа: щидаг, нэдаг и тердаг. Щидаг, хозяин земли, – это, например, Махешвара, который охраняет всю долину Катманду, а нэдаг, хозяин местности, – это, например, Тарабхир, охраняющий тайное место пребывания будды Тары близ Наги-гомпы. Тердаг[41], владетель терма, – это особый дух, которому доверили хранить терма, когда оно было сокрыто.
Как можно похитить терма? Возможно, когда Гуру Ринпоче прятал терма, его видели птицы и другие животные, которые потом знали, где оно укрыто. В одной из своих следующих жизней они могли стать похитителями терма. Так что был такой приказ: „Не допускать, чтобы воры похитили терма! Не допускать, чтобы оно попало в руки нарушителей самайи! Не вверять их никому, кроме моего, Падмасамбхавы, посланца!“
Так охранитель получал от Падмасамбхавы наставление вручить терма тертону, которому выпало это предназначение. Однако открыватель клада не может просто унести терма, словно вор, убегающий с добычей. Он должен отдать какой-то выкуп, что-то вроде взятки. Кроме того, ему нужно оставить что-то взамен – или учение, или какую-то драгоценность, например что-то священное.
Как только разносилась весть о том, что скоро случится нечто удивительное, конечно же, находилось множество любопытных – а почему бы нет! Иногда собиралось человек пятьсот-шестьсот, а один раз их была целая тысяча. Но бывало, при обнаружении терма-тромтер присутствовала лишь небольшая группа: пять, семь, двадцать один человек или больше.
Был случай, когда Чокгьюр Лингпа, поднеся охранителю терма ритуальный напиток, попросил его снять с терма охрану. Затем он нарисовал на камне кружок, который открылся, будто задний проход у коровы, и каменная порода просто выплеснулась из него, обнаружив полость, в которой находилось терма. Оказалось, что внутри камень был заполнен искрящимся радужным светом. Ещё мы почувствовали необыкновенно приятный запах, который, казалось, наполнил всю долину. А кроме того, оттуда вырвалось целое облако алого порошка синдхуры. Чокгьюр Лингпа раздал людям немного этого порошка, чтобы они его сохранили».
Бабушка продолжала: «Все медленно пели молитву Лотосорождённому, которая называется „Самопроизвольное исполнение желаний“:
Открывая терма для тех, кто избран нести благо существам,С отважной уверенностью чистой самайи,Свободной от колебаний и сомнений, прошу тебя:Даруй благословения, дабы сами собой исполнились все желания!Кто-то уже приготовил рядом накрытый парчой стол, чтобы поместить на него драгоценные предметы. Предметы-терма часто бывают очень горячими на ощупь, когда их вынимают, и только мой отец мог удержать их в руках. Некоторые из них бывали настолько раскалены, что прожигали парчу»[42]. Бабушка говорила об этих предметах так: «В них ещё не остыл жар благословения». Иногда такие слова звучат как метафора, но бывало, люди действительно обжигались. Однажды я сам видел прожжённые куски красной и жёлтой парчи в ларце, где хранились некоторые священные вещи, принадлежавшие Чокгьюру Лингпе.
Вынув терма, великий тертон благословлял всех. В это время он также давал объяснения относительно истории происхождения этого терма: как и почему Падмасамбхава его укрыл, с каким конкретным пожеланием он его спрятал, почему оно теперь обнаружено, какова польза от его благословений и прочее.
Бабушка рассказывала: «Я видела, как вся толпа плакала от переполнявших её чувств веры и преданности, в воздухе стоял гул от плача. Будь ты хоть упрямым умником, всё твоё неверие испарялось. Все были поражены чудом».
После обнаружения терма Чокгьюр Лингпа взамен неё оставлял в каменной полости что-то другое. Например, если это были две фигурки Падмасамбхавы, то одну из них Чокгьюр Лингпа возвращал на место. Если это был свиток с письменами дакини, он оставлял вместо него какую-то драгоценность. В завершение он замуровывал отверстие, иногда закладывая камнями, а иногда даже расплавляя скалу, будто покрывая замазкой. Если Чокгьюр Лингпа просто вставлял камни в расселину, то, по свидетельству побывавших там позднее людей, повреждённая поверхность сама собой «затягивалась».