
7.10.1996
Черное каре и тонна автозагара. Лена с Изольдой явились в образах Наоми Кэмпбелл. Лена была в африканской коллекции. Изольда – в русской. Мы с парнями достали ром. Играли в девятку на раздевание. В девятку! Никто ничего толком не увидел. Лена сняла лифчик, но не потому, что проиграла, а потому, что это надо было как-то закончить. Смешно. Вадим не смог прийти. Опять было плохо с сестрой. Срочно уехал домой.
– Ну и где тут твои хваленые парцелляции? – поинтересовался я, прочитав первые страницы дневника.
Писал парень хорошо, интересно, образно и абсолютно гладко. В качестве амулета от сглаза использовал толстовское ЕБЖ – «если будем живы». Видимо, тоже, как и писатель, собирался жить до девяноста лет. Этот Шляпник оказался неплохо эрудирован, причем в разных областях, не только в живописи или архитектуре.
Немного напрягал «персональный кошмар» и инвентаризация, но ничто из этого пока не производило впечатления невменяемости, несвязности речи и уж тем более знаменитого словесного салата шизофреника, о котором упоминают все справочники по этому заболеванию.
Вика заглянула ко мне через плечо.
– Его врач так и сказал: шизофрения часто проявляется уже в достаточно взрослом возрасте, двадцать лет – опасный рубеж. До этого может не быть почти никаких признаков.
– А причина начала заболевания – стресс?
– Нет сомнений, что стрессы, потрясения, общая жизненная неустроенность способны усугубить течение болезни, но если генетическая предрасположенность к шизофрении имеется, то она скорее всего проявится в любом случае, даже если жизнь человека будет вполне благополучной.
Видимо, в случае Алексея Шляпника серьезным триггером послужила несчастная любовь, неудачный брак, за которым последовало расставание с любимой женщиной. Но, как оказалось, некоторые признаки болезни присутствовали даже уже в этих вполне разумных и вменяемых записях, просто, не будучи психиатром, я не умел их читать.
– Сам факт дневника – уже признак. – Пересказывала тетка то, что узнала от лечащего врача Шляпника. – Даже по первым записям видно, что человек постепенно закрывается от внешнего мира, его перестают интересовать вещи, которые интересовали раньше. Он чувствует, что с ним что-то не так, но сам не понимает, что происходит. К сожалению, шизофреники не слишком критично относятся к своему состоянию – в отличие, например, от невротиков, которые сразу начинают бить во все колокола и бегать по врачам: «поставьте мне диагноз, я при смерти, доктор». Шизофреники чаще всего никуда не бегают. Шляпник точно не собирался стартовать за помощью. Врач считал, что его пациент завел дневник как раз по той причине, что чувствовал свое отличие от других прежде всего в эмоциональной сфере и пытался отслеживать эти отличия для того, чтобы скорректировать свое поведение.
Виктория попросила меня подождать, пока найдет одну запись, которая, по мнению врача, подтверждала эти слова особенно красноречиво. Среди относительно сухих листов нужной страницы не оказалось. Страница лежала на самом верху, видимо, как особо важная, и пострадала больше других. Ох, как в этот момент хотелось взгреть Филиппа, который стриг нас глазами со своей ветки, как только кто-то из нас приближался к окну. Но все же отрывок прочитать удалось.
3.03.1998
Среди нас есть архангелы, присланные на землю, чтобы карать людей за их грехи. Только в процессе их доставки сюда что-то пошло не так. Разучившись читать мысли. Поэтому, чтобы узнать о наших грехах, им приходится спрашивать и выведывать. Тут все объяснимо. Но иногда мне кажется, все люди вокруг меня превратились в архангелов, которые только и заняты тем, что выведывают и выведывают. В такие моменты не желаю говорить. Молчу. Как партизан. Целыми днями. Это наводит окружающих на мысли о моем нездоровье. Так нельзя.
Перечитав записи Шляпника, а главное, сопоставив их с заключениями доктора, я с ужасом обнаружил все перечисленные признаки не только у себя, но и у Виктории, а также у половины своих друзей и знакомых.
– У психиатров это называется синдромом первого курса. Меня уже предупредили, теперь мой святой долг предупредить тебя, – торжественно заявила Виктория, заметив, что я перечитываю уцелевшие от подписи Филиппа письма уже в третий раз. – Тут тебе не ателье по пошиву одежды, поэтому ничего не примеряй на себя. А то пойдешь еще дальше героев Джерома Клапки Джерома: обнаружишь у себя не только шизофрению, но и все признаки родовой горячки.
Несмотря на то что я целый год учился на ветеринара и еще не забыл некоторых навыков, сделаться ипохондриком на почве душевных расстройств казалось действительно намного проще, чем на почве разных ужасных болезней тела. В ветеринарке все было более-менее ясно: паразиты, сложные виды рака и гепатита, жуткие вирусы, в том числе болезнь Карре, в народе называемая чумкой, – все это уже давно не вызывало особых эмоций. В отличие от людей, животные не страдают душевными расстройствами, и это, пожалуй, их главный выигрыш от того, что они в процессе своей эволюции так и не обрели языка. Сходить с ума можно только на каком-то из человеческих языков и никак иначе.
Глава 12. Правдоруб
У всякого безумия есть своя логика.
У. ШекспирВсе же что-то настораживало меня в Шляпнике. Парень жил в общежитии, родом из небольшой деревушки, семья без особых средств к существованию, если не сказать бедная, судя по его же собственным словам, объект насмешек одногруппников, нелепый, странный. Но все эти обстоятельства не помешали ему жениться на самой красивой и самой обеспеченной девушке группы Лене Гавриловой.
– Да уж, загадочный, – согласилась Виктория, садясь в машину на пассажирское сиденье.
Всю дорогу до Ставроподольска мы были вынуждены слушать концерт одного кота без оркестра. Филипп отправился в свою первую служебную командировку. Для таких целей заботливая Ольга Витальевна даже оставила специальную кошачью переноску, которую, казалось, смастерили по специальному заказу, как лимузин самого тезки – короля эстрады. Огромная, комфортабельная, с непроливаемой поилкой, удобными подушечками и даже встроенными нагревательными элементами, переноска наверняка стоила половину, если не всю пенсию бедной старушки. Однако Филипп ничего этого не ценил. Он еще не полностью отошел от нескольких часов воссоединения с природой на ближайшей к нашему подъезду березе, а тут новая напасть – путешествие в комфортабельном гробу. Во всяком случае, нам с Викторией в истошных криках через сетку ясно чудилось что-то вроде: «я еще так молод! я ничего не сделал! вы за это ответите!»
Движение в сторону намеченной цели осложнил тот факт, что рулить всю дорогу по понятным причинам приходилось мне, а маятник наших с котом отношений как раз качнулся в сторону экстемума любви. Да, я стал его лучшим другом, спасителем и кошачьим пророком после того, как мужественно влез на стремянку и при помощи рукоятки швабры спихнул могучие, подобные грозовой туче телеса Филиппа с ветки, потому что покидать насиженное дерево обезумевший от ужаса кот никаким другим способом не соглашался. Мягко приземлившись на руки Виктории, наш инженер оросительного промысла интерпретировал эту ситуацию как чудесную, назначив меня своим спасителем и новым благодетелем. Как только мы уставали слушать его вопли и выпускали из переноски, кот бросался мне на грудь, голову и шею – куда мог дотянуться, – и приклеивался намертво, демонстрируя, как глубоко благодарен и как безопасно чувствует себя, прикидываясь средневековым париком или пыжиковым боа.
Более-менее притих Филипп лишь на подъездах к Ставроподольску, когда в очередной раз, оглушив нас своим ором, был выпущен из переноски и счастливо забился под водительское сиденье.
– Кажется, все, – проговорила Виктория шепотом, после того, как кот нашел в себе силы помолчать пару минут подряд.
– Если бы все, – хмыкнул я. – Это только начало путешествия, представляешь, что будет дальше.
– Ну хоть передышка. – Вика достала материалы дела. – Сейчас введу тебя в курс. А то ты в этот раз почти вслепую едешь.
Это было сущей правдой. Мало того, я, снова никого не предупредив, был вынужден оставить учебу, так еще и уехал, не оговорив поездку с Инной, на ее машине. Так что кошки скребли меня сегодня не только в буквальном, но и в фигуральном смысле – на душе было неспокойно. Но чего ни сделаешь ради того, чтобы помочь любимой тетке, которая, в свою очередь, обещала помочь тебе. Лучший вид семейной взаимовыручки.
– На данный момент в деле по маньяку имеются три найденных трупа, не связанных между собой, – проговорила Виктория, уткнувшись носом в бумаги. – Журналист, нотариус и директор сети заправок «Злой Горыныч». Как обнаружилось, некто любитель справедливости написал на этих людей жалобы в следующие инстанции: в министерство культуры области на журналиста, в прокуратуру на нотариуса и в регпалату о незаконном строительстве заправки вблизи жилых домов на директора «Злого Горыныча». На то, что все эти преступления совершены одним человеком, указывает наличие писем и почерк убийцы. Во-первых, все три нападения сделаны сзади, жертв подстерегали ночью в безлюдных местах, убийца хорошо ориентируется в городе, выбирает места, которые плохо просматриваются и не снабжены видеокамерами. Журналист зарезан, нотариуса ударили тяжелым предметом по голове, на директора заправок скинули с крыши кирпич.
– Для осуществления нападений убийце требовались недюжинная сила и хотя бы минимальная физическая подготовка, – заметил я.
– Нет сомнений в том, что это молодой или средних лет мужчина, – кивнула Вика. – К тому же свидетели – жители элитного поселка в черте города, в котором был убит нотариус, подтвердили, что видели незнакомца в темной неприметной одежде, роста чуть выше среднего, которого успели срисовать камеры на выходе из поселка, но человек был в капюшоне, поэтому других особых примет пока нет. – И Виктория продолжила рассказ: – Жервы друг с другом незнакомы, контактов между ними не было. Нотариус заправлялся на заправке «Злой Горыныч», так как она была недалеко от его дома. Но это ни о чем не говорит. С учетом писем по совокупности, скорее всего, наши трое убитых стали жертвами маньяка с искаженным чувством справедливости. На Алексея Шляпника указывает тот факт, что он написал несколько писем, подписываясь собственным именем. Первое письмо в городскую администрацию прям классика. Вот оно, – Вика откашлилась и зачитала: –Сообщаю о том, что меня и жителей моего дома облучают со станции сотовой связи. Устанавливая на крыше. Протягивая антенны. Гигантские усилители и экранирующие поверхности. Прошу принять меры, с уважением. А. В. Шляпник (адрес, телефон для связи).
– Это все? – удивился я лаконичности письма в сопоставлении с письмами-жалобами на журналиста и нотариуса.
– Все. Зато парцелляция с нарушением синтаксиса есть. Второе письмо Шляпник написал в прокуратуру о том, что председатель ТСЖ взяточник, нагревший карман на том, что пустил на крышу операторов сотовой связи. Третье письмо было адресовано самому председателю ТСЖ о том, что мусор вовремя не вывозится.
– Председатель ТСЖ жив? – поинтересовался я.
– Ни жив ни мертв со страху ввиду последних событий. Взял отпуск за свой счет и уехал с семьей, никому не сказав куда, но в четырех подъездах начались активные ремонтные работы.
– А на кого-то из тех троих убитых Шляпник писал жалобы?
– Не обнаружено. Но зато в дневнике у Шляпника одна из последних записей – это проклятия журналисту Веневитинову с требованием закрыть программу, которая живет за счет грязных скандалов, унижения, оскорбления достоинства людей и к тому же сама является плагиатом.
– Плагиат у Шляпника?
– Этого он не пишет, к сожалению. Только возмущается и заявляет: «Я – великий разоблачитель и убийца зла во имя справедливости».
– А ты сама как считаешь, это Шляпник или нет?
Виктория задумалась, долго смотрела, как лениво колышется за окном белоснежное море российской равнины, будто мы не несемся по трассе со скоростью сто десять, а мирно идем по бесконечной водной глади на тихоходном кораблике в полный штиль.
– Сложный вопрос, знаешь ли, – наконец ответила она и включила видео, где Шляпник разговаривал со своим лечащим врачом.
–Вы слышите голоса? – тихо спрашивал доктор.
– Да, иногда. Когда мне очень плохо.
– Что это за голоса?
– Разные.
– Это люди говорят?
– Да, разные люди.
– Что они говорят?
– Разное.
– О чем?
– О том, как их обижают.
– Что они говорят об этом?
– Разное. Мужчины, женщины, дети… Разное. Потому что несправедливость кругом. Несправедливость – имя этому миру.
– Эти люди вас о чем-то просят?
– О помощи.
– Как они просят помочь?
– Писать об этом.
Разговор длился еще несколько минут. Ни в чем другом, кроме написания писем, Шляпник не признавался, отвечал он с большими паузами, то ли с неохотой, то ли без интереса. Я вел машину и не мог разглядеть, как он выглядит. Краем глаза увидел кудрявую шапку рыжих волос.
Мы остановились на заправке, купить снеков и кофе. Оказывается, у кофеманки Вики уже имелись любимые кофейные автоматы по пути следования в Ставроподольск.
– Заболевание Шляпника в стадии обострения проявляется в том, что он становится одержим некоей мегаидеей, называет себя последним оком истины, ПРАВДОРУБОМ, который выведет на чистую воду погрязший в грехах Ставроподольск, – начала Виктория, устроившись поудобнее с чашкой в руке и с удовольствием закусывая кофе сладкими яблочными чипсами из пакета. – Ни в своих возможностях, ни в своей избранности он не сомневается. В возрасте двадцати двух лет Шляпнику поставили диагноз «шизофрения». Когда же в деле появились письма от разных людей, то диагноз пытались скорректировать. Предполагали даже диссоциативное расстройство, это когда в сознании больного сосуществует несколько разных личностей. Эту тему неплохо описал Даниел Киз в документальном романе «Множественные миры Билли Миллигана».
– Я фильм смотрел, – вспомнил я.
Кстати, это тоже был детектив: Билли Миллиган был виновен, правда, ему удалось избежать наказания за несколько ограблений и три изнасилования, так как психиатрическая экспертиза доказала, что преступления совершал не сам Миллиган, а две его альтернативные личности. Интересно, что изнасилования совершала активная лесбиянка Адалана, одна из двадцати четырех личностей, уживавшихся в теле Билли. Просто снос башни. Не зря многие обвиняли Миллигана в симуляции, однако психиатры все-таки доказали обратное: это действительно была болезнь.
Виктория кивнула. Фильм она тоже смотрела, но у Шляпника диагноз «множественная личность» не подтвердился. Шляпник не отожествлял себя с голосами, которые возникали в его голове и надиктовывали письма.
– Напротив, – продолжала Виктория, сверяясь с документами. – Больной утверждает, что голоса он слышит отчетливо, но сам при этом не перестает ощущать себя самим собой: Алексеем Шляпником, художником сорока трех лет. Голоса, живущие в голове, надиктовывают Шляпнику письма, которые он подписывает именами и фамилиями этих несуществующих людей.
– То есть первоначальный диагноз подтвердился? – поинтересовался я.
– Да, шизофрения с псевдогаллюцинациями.
– А почему же тогда речевая манера писем, написанных самим Шляпником, отличается от речевой манеры писем, которые диктовали голоса?
– А вот это очень любопытно, – оживилась Вика. – В письменной продукции, которая точно принадлежит Шляпнику (его дневник и те жалобы, которые он сам вручал через почтальона), чаще нарушаются синтаксические связи в предложении, без существенного нарушения логики. А в письмах, надиктованных голосами, наоборот – синтаксис гладкий, а логика как раз страдает серьезнее, соскальзывание мысли прослеживается в каждом. Отличается и композиционная структура писем Правдоруба и жалоб Шляпника. Это мне тоже кажется весьма странным.
– Но ведь Шляпник признает, что письма Соколова, Моканкина и Олейник написал лично он? – уточнил я.
– Признает, но психиатр говорит, что такое возможно просто потому, что Шляпник согласен с тем, что в этих письмах написано.
– То есть ты считаешь, что он не писал этих писем?
Ответ ее меня поразил. Чуть ли не впервые в жизни Виктория была не уверена в своем методе анализа.
– Но все-таки, – продолжала она, щурясь, как от яркого солнца. – Если бы это были личности внутри его головы, как в том знаменитом деле Билли Миллигана, тогда расхождение речевых манер было бы объяснимо. Но у Шляпника нет раскола личности. Личность одна, а речь разная. Это подозрительно как минимум. Кстати, это вообще миф, что шизофрения – раскол сознания и личности. Те самые остатки старых знаний в языке, как ты говоришь. Швейцарский врач Эйген Блейлер в тысяча девятьсот восьмом году дал имя заболеванию от древнегреческого слова «схизис» – «расщепление, раскол». Так народная этимология и стала приписывать этот раскол шизофреникам, трактуя его как раздвоение. Но на самом деле тут скорее имеет место раскол взгляда на мир: мир перестает клеиться в единое целое. Вот что происходит. Человек может любить и ненавидеть одновременно, не в состоянии сделать выбор, принять решение, говорит взаимоисключающие вещи. Речь все это отражает, но она будет последовательно искажена, а не так, как у нашего подозреваемого. Я сейчас вижу две речевые манеры – одна Шляпника, вторая – Правдоруба, пишущего от лица разных людей. Вот так. Но я не уверена. Так что в этом деле еще предстоит разбираться и разбираться.
Вика вздохнула, какое-то время помолчала и продолжила:
– Кроме прочего, дело осложнял тот факт, что письма были напечатаны, но на компьютере Шляпника их не обнаружено. Принтера у него дома нет и никогда не было. Все текстовые файлы Шляпник из компьютера удаляет. Зачем? Он сам не смог объяснить. Но зато его опознал почтальон, которому наш подозреваемый время от времени вручал жалобы лично в руки с просьбой отправить из отделения, несколько адресов на конвертах он смог вспомнить, да и подписаны они были самим Шляпником, а не выдуманными людьми. В общем, прямых улик ни на грош. Косвенных – предостаточно.
– А психиатры с тобой согласны? – поинтересовался я, имея в виду теткину гипотезу о разных авторах писем.
Вика как-то неопределенно покачала головой.
– Психиатры – это такой сложный народ: не согласны даже друг с другом. Но в целом лечащий врач Шляпника тоже считает, что шизофреники чаще всего говорят от своего лица и речь таких больных не должна существенно менять базовых характеристик. Но вообще, конечно, психиатрия – наука, которая рассматривает каждый случай в отдельности, как уникальный повод для очередной диссертации. Так что все сложно.
Мозги потихоньку закипали. Виктория тем временем вставила наушники и стала изучать материалы дела, разлепляя скорчившиеся после промыва под проточной водой листы ксерокопий. Среди записей оказались листы с рисунками, которые я заметил, но не мог рассмотреть в деталях, хотя рисунки показались мне смутно знакомыми.
– Ей! – Вика не реагировала.
Пришлось легонько тронуть ее за локоть.
– Что там нарисовано?
Мне показалось, что я где-то видел нечто подобное. Даже притормозил, чтобы иметь возможность рассмотреть получше.
Уносящиеся к небесам лилии, волшебные озера с кувшинками и фиалками, брошенные клумбы, заросшие дивными нездешними цветами. Счастливые улыбающиеся человечки среди цветов, выполненные в характерной мультяшной манере. Сомнений не осталось, я видел эти рисунки раньше.
– Это рисунки Шляпника, – пояснила Вика.
Я вспомнил. От неожиданности нога сама надавила на педаль тормоза с такой силой, что Филя прокатился по полу, вылетел из-под сиденья и с воем из серии «за что мне все это!» запрыгнул ко мне на колени. Мне показалось, что впервые мы поняли с котом друг друга без слов: я приподнял свитер, а он юркнул, как кенгуренок в сумку к матери. О чудо – он не орал и даже не шевелился.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Подробнее об этом читайте в романе Т. Шахматовой «Убийство онсайт».
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Всего 10 форматов