Пасынки Джихада

Глава 1

Сергей Кочергин.

Полнейшая рутина…

5 ноября 2003 г. Пятигорск

– Ну как?

– Ниндзи – это мы?

– Ну а кто еще?

– «Лет под тридцать»?

– Ну, это, типа, промежуток. От двадцати до тридцати. Не, ты чего цепляешься к мелочам? Ты скажи, в целом – как?

– В принципе, нормально. Но вот это – «шлюхер»… Это вообще что такое?

– Это мужик, который шлюха.

– Да, это сильно… Сам придумал?

– Ага. Прикольно?

– Ну, Вася… Это просто для связки слов или тут присутствует какая-то смысловая нагрузка?

– Ну ты сказанул! Что я, совсем тупой, что ли? Для связки я бы сказал: «Резвиться пидеру недолго». Проще и яснее.

– И в чем смысл «шлюхера»?

– А потому что продажная сука. За деньги, сука, Родиной торгует…

Есть такая нация – офицеры Российской Империи. Я не оговорился, именно нация, а не просто профессия либо социальная категория. Есть у нас аварцы, чукчи, калмыки, вайнахи, и прочие, и прочие, и… русские офицеры. Вспомните определение: нация (от лат. natio – племя, народ) – историческая общность людей, складывающаяся в процессе формирования единства их территории, экономических связей, литературного языка, этнических особенностей культуры и характера. Основной сущностный принцип – общность самосознания и социальной структуры, а также принадлежность к определенному государству.

В общем, я тут разобрался: помимо территории, остальные составляющие определения буквально по всем пунктам попадают.

Экономические связи: рабоче-крестьянская гвардия, монолитное братство вооруженных нищих (факт – в армии служат выходцы из низов, представители даже среднего класса от нее шарахаются, как нохч[1] а от шмата сала с чесноком).

Литературный язык – ха! Гхм… Ну, назовем его несколько витиевато: профессиональный сленг, местами малопонятный гражданскому человеку.

Особенности культуры и характера: тут все просто, это военные традиции и ритуалы. Они принимают в свои тесные объятия юношу, едва надевшего погоны курсанта, и руководят им до последней черты – до залпа почетного караула над свежевырытой казенной могилкой.

По территории – разговор особый. Территория обитания этой нации обозначена предельно просто и кратко: куда Родина пошлет. Куда пошлет, туда и поедет. Хоть в пекло к сатане. И будет там жить, работать, сражаться до последней капли крови и, если надо, героически падет на поле боя либо просто сдохнет под забором, как собака без роду-племени (между прочим, у пресловутого Буданова, которым нохчи активно размахивают, как символом русского надругательства над ними, и по сию пору нет российского гражданства. Хи-хи, правда? До полковника дослужился, кровь за Россию проливал ведрами, а гражданства не заслужил…).

Ну ладно, не будем усугублять. Скажем проще.

Нельзя стать офицером, надев по случаю чей-то китель с погонами. Нельзя перестать быть офицером, сняв форму и заявив: «Ну вот, теперь я уже не офицер». Потому что офицер – это навсегда. Это даже не просто состояние души, а окончательный диагноз. Это особая формация, которая живет в своем мире, совершенно непонятном благополучным и сытым людям. С упорством неизлечимого дебила эта формация продолжает защищать Родину, получая за свой труд просто смешное денежное довольствие и ютясь при этом совместно с семьями в неблагоустроенных общагах.

Короче, не буду распинаться, верьте мне, пришлому (сам-то я как раз родом из того сытого благополучного мира, сюда залетел по недоразумению) со свежим взглядом: это особая нация.

Как и в каждой нации, среди офицеров хватает всяких. Есть умные, крепенькие середнячки, серые посредственности, совсем тупые и… Васи Крюковы.

Впрочем, возможно, я ошибаюсь, приписывая Васю к некоей исключительной категории, а на самом деле он один такой на все Вооруженные Силы. По крайней мере, в Объединенной группировке второго такого я не встречал.

При случае расскажу про этого типа подробнее, а сейчас обозначу несколько занимательных деталей.

Майор Вася Крюков по внешним и физиологическим данным просто идеально приспособлен для своего профиля (войсковая разведка). В свои двадцать восемь он выглядит как плохо кормленный и малость недоношенный ученик девятого класса средней школы. Мелкий наш Васятка, вот что. И личико детское. В армейском быту ему трудно, постоянно приходится растопыриваться и держать грудь колесом, подтверждая свою репутацию грозного ночного воина. Зато «на работе» – никаких проблем. В форме Вася легко сходит за солдата-первогодка, а в гражданке – хоть сейчас за школьную парту.

Последнее, кстати, весьма актуально. Дело в том, что Вася… не учился в школе. Если вы в курсе, кто такой Дерсу Узала, то и объяснять ничего не надо. Если не в курсе, объясняю.

Вася рос в семье потомственных сибирских охотников-звероловов, безвылазно жил в тайге, сызмальства помогая отцу в его нелегком и опасном промысле. Какая, в задницу, школа, когда приходится вкалывать сутками напролет? Читать и считать научился по ходу дела, а когда пришла пора, папа выменял на какие-то шкуры аттестат зрелости. Как в военное училище допустили – тоже понятно. Там главное – физподготовка, а все, что надо было писать, купили за недорого.

Вот и дослужился до майора. Не гонят, потому что мастер своего дела. Вася обладает ночным зрением (как современный человек без предрассудков я не могу объяснить это явление с точки зрения элементарной физиологии, но факт – этот паршивец ночью видит!), патологически хладнокровен в самой безысходной ситуации, мастерски владеет всеми видами оружия, может совершенно бесшумно перемещаться по местности любого типа и за версту чует опасность. Костя, например (это другой наш уникум), называет его барометром.

Помимо всего прочего, «барометр» Вася у нас народный поэт. Какой-то придурок сказал ему, что талант дремлет в каждом, просто надо его без устали развивать и тогда, мол, все будет тип-топ. Вот он и развивает. Без устали. Каждый день сочиняет всякую дрянь.

За год наловчился – с ходу может состряпать стишок про любое явление окружающего мира. Творчество это, правда, несколько скособочено в силу особенностей развития народного поэта. То есть все стишки именно вот такие – процитированный выше еще далеко не самый вульгарный образчик. Дело в том, что Вася по интеллектуальному развитию прочно застрял в своем охотничье-звероловном отрочестве и непроходимо дремуч, как сибирская тайга. И ведет себя зачастую как непосредственное дитя.

Вот штришок к портрету. Правозащитникам и благородным дамам – не читать!

Как-то наш уникум во время операции зарезал девушку с пояском (она лишь самую малость не подорвала три десятка человек – молниеносная реакция и хладнокровие Васи в буквальном смысле спасли многих людей от гибели). А шахидка оказалась совсем юной. По сути, девчонка еще, но… уже беременна. Когда Глебыч пояс снял, видно стало, что тяжелая.

Вася расчувствовался, слезу пустил. Типа, убил еще не родившегося ребенка, не дал новой жизни прийти в этот гнусный мир… Всхлипнул пару раз, смахнул слезинку, потом воровато оглянулся по сторонам (всех лишних уже эвакуировали – Глебыч работал, заряд неслабый: полтора кило пластита с болтами) и говорит:

– Давай оттарабаним ее, пока теплая. Чего добру пропадать…

Костя говорит, что это деформация детской психики. Потому что Вася – дитя войны. Сразу после училища, со своим неоформленным подростковым мировосприятием он угодил на передовую и восемь лет растет и развивается в режиме «война». А до того вся его детская жизнь прошла в режиме «охота», составляющими которой были оружие, запах пороха, засады-скрадки и звериная кровь. То есть о наличии в мире красивых игрушек, велосипедов, песочниц и детских садов он даже в принципе не подозревает…

Публика в команде продвинутая, парень наш быстренько нахватался всяких словес, но пользы от этого немного, а порой получается даже и во вред. Про «моветон», например, Вася долго думал, что это новая марка ПТУРС (по кривой аналогии с «Метисом» и «Фаготом»), и из-за этого разругался вдрызг с начальником артиллерии, полагая, что тот, скотина этакая, утаивает от него свежую информацию. Я как-то упомянул всуе Тиля Уленшпигеля, так маленький разведчик сразу заинтересовался, из какого он тейпа. А когда выяснилось, кто это такой, Вася долго косился на меня с подозрением: прикалываюсь или как? Короче, местами весело, местами грустно…

– А про геноцид – как?

– Да, это вообще – от винта.

– Ну, то есть – могу, да? Когда захочу, типа. Как я ввернул, а? «Вашей жопе – геноцид»!

– Да без вопросов!

– Ну вот, видишь. А ты говоришь – университет…

Про геноцид Вася узнал этим летом. Сидим у себя в палатке-столовой, братья Подгузные должны минут через пятнадцать обед подать… вдруг выходит по рации Иванов: все бросайте, пулей – в Гудермес. Бегом, бегом, каждая минута дорога!

– Да что ж это за…! – возмутился расположившийся у окна Петрушин. – Это что же такое творится?!

– Это просто геноцид, – поддержал Костя. – Черт-те что…

– Щас я этому Гене… – буркнул Вася и вышел из палатки.

Петрушин с Костей возмутились по поводу неплановой необходимости мчаться сломя голову к черту на кулички и вынужденного отказа от приема пищи. Вася, пока мы ждали обеда, успел разогнаться буханкой хлеба с банкой тушенки, высосал дежурный сгущ, в принципе был уже отчасти сыт и потому этак вот остро распоряжение не принял. А взор Петрушина, направленный в окно, истолковал по своему.

– Никто там не ссыт, – буркнул Вася, возвратившись в палатку. – И потом, откуда у нас тут Гена? Это че, прикол такой?..

…В салоне «Нивы» тепло и уютно. За окнами контраст: серо и слякотно. Поздняя осень на Кавказе дюже как нехороша для праздного времяпрепровождения. Когда ты занят напряженной работой (при которой тебе не надо ползать по грязи…), погода и другие неприятные особенности здешнего демисезонья особого значения не имеют. Просто некогда на них отвлекаться. А если привыкший к активному труду товарищ мается дурью и у него полно свободного времени, организм его поневоле начинает реагировать на окружающую промозглую слякоть и неизбежно проникается сопутствующей меланхолией.

– Чуешь?

Стекло с Васиной стороны приспущено, он уже давно втягивает ноздрями ароматный шашлычный дымок, клубами наплывающий со стороны кафе. Стоим мы на проспекте Кирова, в пятидесяти метрах от питательного заведения, объект сидит на застекленной террасе в компании троих толстых мужиков и плотно завтракает. А стационарный мангал – на улице, чтобы завлекать проезжающих.

– Сейчас бы по шашлычку… А?

Вася только что из-за стола, употребил, как водится, двойную порцию и выдул три кружки кофе со сгущенкой.

– А не лопнешь?

– Так это же шашлык!

– И что?

– Ну… Для шашлыка у нас всегда место найдется…

Васе скучно. Спим мы в тепле, питаемся горячей пищей, на работу выезжаем в восемь утра. Ползти, красться, снимать часовых не надо, катайся себе неспешно за объектом и наблюдай. Сплошная рутина. Объект не виляет, не прячется, о слежке даже и не догадывается, весь как на ладони. Никаких тебе засад, рейдов и иной привычной разведдеятельности. Сплошной досуг.

Досуг Вася предпочитает проводить с Костей. У них за время совместной работы сложился своеобразный симбиоз: доктор наук Костя и таежный парень Вася. Типа, абориген-людоед и белый миссионер. Людоед трется вокруг доктора, верит, что от общения с ним станет таким же умным. Я тоже в принципе не дурак, начитан до безобразия и просвещен по многим вопросам… Но я не доктор. Доктор ведет внутри Васи просветительскую работу, цепляется к каждой его несуразности, постоянно воспитывает и критикует. Вася к этому привык, и теперь ему как будто чего-то не хватает. Сейчас Костя наверняка нашел бы в этом дурацком стишке кучу изъянов, которые породили бы полуторачасовую яростную дискуссию. А я индифферентно похвалил – и в сторону.

В общем, скука смертная. Меланхолия лезет в душу разведчика. Хочется веселья. Это как раз про него: «люблю повеселиться, особенно пожрать…»

Зачем, спрашивается, разлучили аборигена с миссионером? Так рутиной же занимаемся. Тривиальной слежкой. Для рутины нужно, чтобы в самостоятельном звене был хотя бы один специалист по оперативной работе. У нас в команде таких трое: Иванов, Лиза и ваш покорный слуга. Соответственно и разделились: Лиза – Костя, я – Вася (две группы наружного наблюдения) и стационарный пост прослушивания – Иванов, Глебыч, Петрушин.

Следим мы за полковником Руденко. Это старший офицер штаба Пятигорской дивизии ВВ, исполняющий обязанности начальника строевой части объединенной группировки на Северном Кавказе. Проживает полковник в Пятигорске, сейчас в отпуске.

Упреждая ухмылки тех, кто разбирается в таких вопросах и знает, чем может злоумышлять строевик, спешу согласиться: да, такого рода дела – прерогатива военной контрразведки.

Но вождь нашей банды полковник Иванов по своему постоянному штату тоже является контрразведчиком. Основной массив рабочей информации мы получаем именно через его службу.

Недавно его приятель – Вахромеев (это главный «контрик» группировки) – поделился: в последнее время каждый второй «дух[2]», плененный либо списанный в расход, имеет при себе наши документы. То есть удостоверения личности офицера, военные билеты, спецпропуска, командировочные предписания, выправленные в соответствии со всеми инструкциями. Комар носа не подточит. Бланки наши, никакой подделки, заполняли тоже специалисты, все печати подлинные – проверяли. Короче, хоть как прикидывай, но без кадровиков тут не обойтись.

Тут как раз трое фигурантов по нашим прошлым делам попались, и опять же все с правильными документами. Иванов от скуки заинтересовался (мы уже второй месяц в отстое, баклуши бьем) и взял у Вахромеева отдельное поручение по этому делу. Немного поковырялся, даже глубоко не влезая в детали, и быстренько вышел на полковника Руденко.

Интересный такой полковник. Загадочный. Всем до зарезу нужный и… неприлично богатый для простого офицера. Руденко перевелся сюда не так давно, некоторое время ютился с семьей в офицерском общежитии. А за последние два года конкретно приподнялся: отстроил усадьбу в приличном районе, взял «ГАЗ-31» новехонький, с завода (значит, с бензином все «подвязано» – ест она дай боже супротив «вазовских» моделей и тем более иномарок), купил сыну двухкомнатную квартиру, а недавно приобрел дачу со статусом ПМЖ, куда потихоньку завозит стройматериал. Видимо, для другого особняка…

Занятно, правда? Откуда дровишки, спрашивается?!

Полковник, хоть и в отпуске, но активен до безобразия. Усадьба у него на восточной окраине (кто Пятигорск знает – на Юбилейной, неподалеку от проспекта Калинина), часов в десять утра он оттуда выезжает на своей «Волге» и мотается весь день по городу и окрестностям. Встречается с нужными людьми, пиво пьет, беседует…

В хату к себе кого попало не тащит. За неделю наблюдения у него дома были всего пятеро посетителей весьма респектабельного обличья из разряда административных чиновников да разок гулял с шумной компанией, тоже из чиновного люда. Дважды был за пределами: ездил по делам в Минводы и Кисловодск. Несколько раз, будучи в гордом одиночестве, посещал свою свежекупленную дачу. Зашел – вышел, не более десяти минут. Такое впечатление, что там у него схрон, приезжал, возможно, чтобы что-то взять.

Проверить это предположение пока не представлялось возможным, потому что дачу круглосуточно охраняет наемный сторож. У нас же миссия сугубо наблюдательная – до определенного этапа проявление какой-либо активности категорически возбраняется, чтобы ненароком не спугнуть «объект».

В связи с этим, кстати, мы вынуждены соблюдать в мирном городе Пятигорске конспиративный режим. В дивизию нам нельзя, хотя для работы удобнее всего было бы расположиться именно там: дивизионный «контрик» – закадычный приятель Иванова, полковник наш, до недавнего времени был начальником оперативного отдела контрразведки округа, всех тутошних особистов знает.

Поселились мы с милостивой протекции спецпредставителя в санатории «Заря». Знакомое местечко, как-то доводилось там жить и работать, но недолго.

А сейчас торчим уже неделю, и бог его знает, на сколько еще задержимся. Катаемся по городу, глазеем на полковника, баклуши бьем.

Чего нам надо? Хочется, чтобы Руденко сдал своих кунаков. Причем не абы каких, а самых достойных.

Нас совершенно не интересуют нищие военные и законопослушные граждане, хоть как-то соприкасающиеся с армией, которым ловкий полковник продает липовые документы: наградные листы, представления, командировочные, отпускные и тому подобные бумажки – список тут достаточно обширный.

Нас интересуют «духи». Точнее, посредники, которые имеют через Руденко военные билеты и удостоверения личности.

Вот это уже стоящий материал. За такие шалости товарища можно будет крепко взять за кадык (второстепенная задача) и через посредников выйти непосредственно на пользователей (задача № 1)…

После долгого делового завтрака Руденко посетил три места: горотдел, нотариальную контору и магазин стройматериалов на выезде из города.

Мы аккуратно «пасли» нашего фигуранта, через определенные Ивановым промежутки передавая его с рук на руки второму экипажу – Лизе с Костей. В принципе можно было бы так не осторожничать: Руденко вел себя вполне беспечно. Но раз уж наш командир хочет, чтобы слежка производилась по всем правилам, значит, все будет как положено.

Когда мы с Васей в очередной раз приняли «объект», выяснилось, что никуда более он ехать не желает, а направляется домой.

– Что-то рановато сегодня, – Вася посмотрел на часы, была половина второго. – Обленился, сволочь…

Мы доложили по рации о прибытии объекта в конечный пункт и привычно встали на перекрестке Урицкого с Юбилейной. Семьдесят метров до ворот усадьбы Руденко, прямая видимость, сносное алиби: рядом магазин, так что чужие машины в этом месте – норма.

– Мы на месте, – через некоторое время доложил Костя.

Костя с Лизой стоят на проспекте Калинина, в километре отсюда – примерно посередке между поворотом на Юбилейную и выездом из города на трассу «Кавказ». Задача у них простая: следить, откуда прибыли все транспортные средства, заворачивающие к нам на Юбилейную. Заворачивают не так уж и много, так что особо напрягаться второй паре не приходится.

Те, что из города, нам не нужны. Нас интересуют машины, приехавшие по «Кавказу» со стороны Нальчика. Это то самое направление, откуда могут пожаловать наши гипотетические посредники…

– Понял вас, – отозвался Иванов. – Все, ребята, работаем как обычно. Смотрите, не спать там!

Иванов, Глебыч и Петрушин – в стационаре. С утра их «таблетка» заезжает на Эльбрусскую (параллельная Юбилейной), встает на телефонный колодец, Глебыч цепляется к колодке с «парой» Руденко, и мы до вечера пишем все разговоры полковника по проводам. Разумеется, ни о какой санкции речь не идет. Какая, на фиг, санкция! Сами все, сами – полнейший волюнтаризм. Жаль, не получилось подсесть на мобильный «объекта». Чтобы без санкций слушать мобильный, нужна протекция спецпредставителя или помощь моих коллег. А поскольку мы занимаемся этой рутиной по своему сугубо личному почину, беспокоить больших людей ради такой мелочи неудобно и накладно. За это ведь потом обязательно придется отдариваться: информацией либо работенкой…

«Как обычно» для нашего поста – это праздное лицезрение усадьбы объекта. Мы неспешно уплели чебуреки (по ходу дела на рынок заехали), выпили по пакету молока и кинули монетку, кому бдеть в первую смену.

Бдеть выпало мне.

– Все, на сегодня работа закончена, – Вася полез на заднее сиденье, достал из-под него одеяло и методически грамотно принялся готовиться ко сну. – За три часа ничего не будет, это сто пудов. А когда моя смена подойдет – как раз начнет темнеть… то есть продолжать наблюдение будет уже нецелесообразно. Как показала практика, все деловые визитеры посещают Руденко до шести часов вечера, в рабочее время. То ли свое личное время экономят, то ли какого-то регламента придерживаются, поди разберись…

Спустя всего лишь полчаса оказалось, что Вася ошибся в своих прогнозах.

Костя доложил:

– Иномарка. Из города.

К усадьбе Руденко подъехал совсем новый «Ниссан». Никаких сигналов, никто из салона не выходит… Интересно! Вскоре из калитки показался сам хозяин, в накинутой на плечи куртке, сразу сел в машину.

– Подъем, – я толкнул Васю, доложил Иванову о ситуации и сообщил номер машины.

– Никуда не поехали? – уточнил Иванов.

– Стоят на месте.

– Шестой, на связь.

– Слушаю, – раздался в рации голос Лизы.

– Пробей через своих.

– Поняла.

– Готовность номер один, – распорядился Иванов. – Наблюдайте пока. Надо подумать…

Да, сейчас у нашего вождя дилемма из серии: брать – не брать. Понятное дело, если сам вышел и сел в их машину – люди важные. Но домой этих важных он приглашать стесняется. За неделю наблюдения такого не было ни разу. Вывод?

– Хорошо встали, к воротам близко, – одобрил Вася, ощупывая плечевую кобуру. – На «таблетке» разогнаться по переулку и садануть им в бок. Все четыре двери – на хер, можно брать, как кутят…

С другой стороны: а вдруг не те, кого мы ждем? Навалимся сейчас, скрутим… А там какой-нибудь местный коммерс. Вот посмеемся! Спугнем Руденко, считай, вся работа насмарку…

Лиза сейчас названивает коллегам, чтобы через свою базу «пробили» номерок. Не успеет до конца разговора (читай, до момента, когда «гости» пожелают отчалить), придется садиться на «хвост» и пасти. То есть обе пары отрывать от основного объекта. А вдруг основной в это время куда-нибудь наладится? Вот сиди и думай…

– Машина владельца местного магазина автозапчастей, – доложила Лиза через несколько минут. – Армянин, не числится, не привлекался…

Ну, слава богу, можно расслабиться. Посредники наверняка приедут на своей тачке. Красть машину только лишь для встречи с Руденко – нонсенс. Овчинка выделки не стоит.

– Поехали дальше, – Вася опять полез под одеяло. – Только время на них зря потратили…

Где-то через час – снова:

– «Шестерка». Из города, – доложил Костя.

Вася недовольно пробурчал что-то и натянул одеяло на голову.

– А может, и не к нам, – успокоил я боевого брата. – Может, просто по улице…

К усадьбе полковника подъехала раздолбанная «шаха» не пойми какого окраса и остановилась у калитки.

– Ан нет, к нам… Какая-то сегодня нездоровая деловая активность…

Вышли двое парней, позвонили, стали ожидать.

Я взял бинокль, посмотрел. Парни молодые, славянского типа, дешевая одежонка, какие-то невыразительные лица, не отмеченные печатью интеллекта, мнутся скромно этак, как будто к большому дяде на поклон пришли, один в руках держит пакетик, в котором легко угадываются очертания пары бутылок…

– М-м-м? – поинтересовался Вася из-под одеяла.

– Вообще, странно, – поделился я своими соображениями. – Двое пацанов. Судя по всему – дембеля (напоминаю: ноябрь месяц на дворе, дембель косяком идет, у кадровиков – страда). Только я не понял, чего они к нему домой приперлись? Дома он вопросы решает только с солидной публикой…

Калитка открылась, показался Руденко – впустил пацанов. Были они совсем недолго, вышли без пакета, почетного провожания до самой машины не удостоились. На всякий случай я заснял их на камеру. Нет, нет, ничего подозрительного, просто по инструкции. Всех визитеров – в кадр, потом разберемся. А тому, что приперлись домой, есть масса вполне логичных объяснений.

– Скорее всего, писарчуки из штаба, – предположил я. – Или какие-нибудь «придворные» на посылках. Дембельнул пораньше, вот и пришли отблагодарить.

– Крысы тыловые! – выразился Вася под одеялом. – А нормальные пацаны в окопах до Нового года парятся…

Не прошло и пятнадцати минут, как моя рация выдала нездорово вкрадчивым голосом Кости:

– А вот эти – с трассы…

К воротам усадьбы Руденко подъехал трехсотый «мерс». Номера не различить, весь заляпан грязью.

– Оп-па… – Вася без всяких напоминаний выполз из-под одеяла и полез на переднее сиденье. – Вот они, гаврики…

– Ну что там у тебя, Седьмой? – требовательно поинтересовался Иванов.

– Минутку…

Так, теперь надо постараться безошибочно опредилить, кто есть кто. Я отдал Васе камеру, показал пальцем в сторону «объектов» – товарищ снимать не хуже меня умеет. Сам взял бинокль…