Аслан промолчал.
Шамильцы не чуяли страха, не видели в глазах этого сказочника покорности и тупой обреченности, характерной для туземцев, и потому бесились. А еще их выводила из себя мысль, что человек из Анклава олицетворял другой мир. Настолько другой, что оставался за пределом их понимания.
– Жрать хочешь? – осведомился Расул-бек, вертя в руках частично обглоданную баранью кость.
– Поел бы, – не стал скрывать Федор.
– Объедки нужно заслужить, – хрюкнул шамильский хозяин и бросил кость собаке. Подручные вновь заржали. – Расскажи мне сказку.
– Страшную? – нахально поинтересовался Бергер.
– Дай, я его резать стану, – взбрыкнул Аслан, которому срочно требовалось выслужиться.
– Не мешай, – распорядился Расул-бек. И с ухмылкой осведомился у пленника: – Для кого твоя сказка страшная?
– Для дураков.
– Тогда рассказывай, я посмеюсь.
– Не сомневался в твоей храбрости.
– Бек!
Теперь не выдержал Сулейман, не понравился командиру дивизии Шариатского надзора самоуверенный тон этнографа, и в возгласе звучало: «Накажи его!» Но Расул только улыбнулся, сделал мягкий жест рукой, мол, пусть резвится, и подручные поняли, что жить наглому москвичу осталось ровно столько, сколько будет звучать его «страшная» сказка.
– О чем вы хотите сказку? – спросил Бергер, разглядывая жующих боевиков.
– О Мертвом!
– О девке той… Пэт!
– О других мирах!
– Я собираю истории о Земле.
– Расскажи о Дне Беды!
– Мертвый построил Станцию! – подал голос Абдурахман. – Все знают, что это он взорвал планету.
– Взорвал? Разве у него получилось?
Но тонкое замечание не нашло благодарных слушателей.
– У меня братья в Урусе жили, они говорили, что Мертвый обычный человек, – припомнил Сулейман. – Только злой очень.
– Мертвый не прост, сука, – добавил Мирза.
– Пусть говорит сказочник, – недовольно распорядился Расул-бек. И добавил: – О Дне Беды.
– Спасибо. – Бергер потер ладони. – Так вот, друзья мои, для нашего вечера я выбрал предание о Страшном Событии, родиной которого считается Архангельск.
– Это где? – растерялся Сулейман. География никогда не была его коньком.
– Далеко, – протянул Абдурахман, в голове которого отыскались смутные воспоминания о расположении российских улусов. И тут же последовал удивленный вопрос: – Ты там был?
– Я собираю сказания уже два с половиной года, – с гордостью поведал этнограф.
– Как же ты туда добрался?
– Так же, как сюда: меня доставляют в нужные улусы вертолетчики «Науком» или московский СБА. – В комнате стало тихо. Федор хладнокровно посмотрел на Расул-бека: – Ты по-прежнему не хочешь усадить меня за стол и накормить, как гостя?
– Нет, – буркнул шамильский хозяин. Он не мог себе позволить потерять лицо. – Не хочу.
– В таком случае – сказка. – Бергер обаятельно улыбнулся.
* * *
– «Тигрица», это «Тигрята». Десять минут до цели. Запрашиваю подтверждение приказа и перехожу в режим радиомолчания.
«Тигрята» – звено ударных вертолетов «Неясыть» – шли в пяти минутах от десантной группы и должны были начать демонстрацию того, что в Шамильский улус пришла новая сила. Уничтожать Расула пока не требовалось: тактика московский СБА предполагала сохранение в определенной под захват территории центральной власти до тех пор, пока на границе не встанут пехотные части; однако урок приказали преподнести серьезный, чтобы неповадно было трогать гостей.
– Говорит «Тигрица», – негромко произнес полковник Шишкин. – Приказ подтверждаю.
– Вас понял, «Тигрица». Режим радиомолчания.
В одичавшем Шамильском улусе режим радиомолчания казался ненужной перестраховкой, однако офицеры московский СБА не привыкли отступать от протокола проведения боевых операций. Раз сказано – режим радиомолчания непосредственно перед ударом – значит, будет режим радиомолчания. Точка.
Закончив разговор – до следующего сеанса связи оставалось десять минут, – Шишкин выбрался из стоящего за спинами пилотов кресла, прошел в десантный отсек и замер, с удовольствием разглядывая три десятка закованных в «саранчу» безов. Даже двадцать лет службы в боевых подразделениях СБА не изменили его восторженного, совсем мальчишеского отношения к индивидуальным боевым комплектам – современным доспехам современных рыцарей.
Три десятка в машине, всего «толстяков» три, так что на помощь застрявшему у шамильских разбойников этнографу торопилась почти сотня бойцов – огромная сила.
– Главный объект: Федор Бергер, – в очередной и последний раз повторил Шишкин, разглядывая замерших парней. Забрала подняты, так что видны лица, спокойные физиономии московских безов. – Его жизнь – приоритет номер один. Вопросы?
Вопросов, так же, как после предыдущего инструктажа, не возникло. Девяносто парней таращились на фотографию ученого, которую Шишкин принудительно засадил на их наноэкраны, и молчали. Девяносто офицеров – солдатские должности в осназе СБА отсутствовали, – способные взять под контроль средних размеров город. Кое-кто из молодых, возможно, удивился тому, что на спасение «какого-то очкарика» Оперативный штаб «Юг» бросил усиленную мобильную группу, но удивление это проходило под грифом «от скуки»: сомневаться в приказах начальства в московской СБА принято не было.
– Шесть минут до цели, – произнес Шишкин. – Командирам подразделений повторить с подчиненными боевые задачи.
Операцию расписали посекундно, каждый боец знал, куда должен бежать и кого убивать, но, по мнению Шишкина, лишний инструктаж еще никому не вредил.
На глазных наноэкранах возникло изображение Басаевки с указанием всех огневых точек и местонахождением вооруженных людей: съемка в режиме реального времени велась со спутников «Науком», а обсчитывал информацию и отправлял ее в балалайки осназовцев путешествующий во втором «толстяке» тактический компьютер. Московская СБА оставалась единственной на Земле организацией, чья оснащенность после Катастрофы не только не пострадала, но даже выросла.
– Пять минут!
* * *
– Двадцать! – выкрикнул Абдурахман. – Двадцать минут!
– Нет, – покачал головой Бергер.
