Персефона кричит отчаянно и беззвучно. В руках Осеннего князя истекает светом тонкий острый клинок. Владыка совершает приветственный взмах, приглашая Артемиса к дуэли и давая ему шанс занять боевую позицию.
В кратком полёте гитара сходится с клинком. Лакированное дерево проигрывает колдовскому металлу, щепки фейерверком возносятся к потолку. Обманным манёвром Артемис ныряет Князю под руку, в коротком развороте пытается ткнуть его обломком грифа под колено, но за плечами у Осеннего владыки и его охотника слишком много совместных тренировок и сражений плечо к плечу, чтобы успеть выдумать друг для друга что-то неожиданное. Князь делает широкий шаг влево, перенося туда свой вес, и срывается в новую атаку.
В лицо ему летят сухие летние травы, рассыпанные при танце и собранные Артемисом в горсть. Приходится сделать выпад мечом почти вслепую, пытаясь удержаться от чиха. В ответ швырнуть Князю нечего, и он бьёт наотмашь вопросом:
– Кто она тебе, охотник?
Артемис выпускает Князя из прицела своих цепких зрачков ради единственного, отчаянного, невозможно долгого взгляда в глаза Персефоны.
Княжескую атаку он парирует слишком поздно, по касательной, и меч проходит выше сердца, но всё равно навылет. Замерев на миг, Князь хочет высказать Артемису слова почтения и прощания, но выходит только хрип: гитарный обломок, направленный умелой рукой охотника, пробил ему горло.
Персефона кричит отчаянно и беззвучно, но в руках у Осеннего князя вовсе не меч – истекающее светом кольцо. Точнее, два кольца, и одно из них – её размера. На горле уже не рана, а багряный шейный платок.
– Не бойся, – повторяет Князь. – Не так я страшен, как обо мне выдумывать любят. Хочу для тебя жить, Персефона. Не откажи в ответной милости.
В призрачном свете колец Артемис поднимается с пола, невредим, только на белой рубашке остаётся дыра, залитая кровью. Прижав ладони к груди, охотник отделяет алое от белого – и, едва удерживая в руках две охапки роз, протягивает Осеннему владыке и его избраннице свадебные букеты.
– Отпусти его, Персефона, – в княжеском голосе нет приказа, лишь очевидный совет. – Если за столько лет не решилась приручить, так отпусти насовсем.
Персефона кричит отчаянно и беззвучно, но в руках у Осеннего князя уже не меч и не кольца – истекающий светом венец.
– Дарую, – произносит он над Артемисом, – по праву твоей победы из времён осень, из пределов власти Дикую охоту, а в обязанность ставлю поворот Колеса… И благодарю тебя безмерно, возлюбленный мой ученик, лучший охотник и достойный соперник.
Сложное плетение раскаляется добела, едва символ власти касается склонённой головы Артемиса, и истрёпанный кожаный браслет на руке Персефоны отвечает ему внезапной вспышкой, возрождаясь из праха в изначальной красоте.
Затем следует тьма, равная в своей бесконечности взмаху ресниц, уронивших слезу.
Лес отступает прочь, палая листва превращается в затейливый паркетный рисунок, а птицы перестают вить гнёзда в причёсках гостей. Персефона успевает поймать гитару, неловко прислонённую к спинке кресла, и тем спасает её от падения. Струны целы все, кроме одной. Потёртый деревянный гриф ещё хранит тепло чутких пальцев.
– Артемис?..
Девушка с косой чёлкой принимает у Персефоны гитару, ставит её рядом со своей скрипкой, потом кивает на стоящего в отдалении Князя:
– Обалдеть, этот таинственный незнакомец попросился к нам в клуб! А, кстати, где твой брат? Вроде только что тут был. Здорово играет, приглашай ещё… Эй, ты в порядке?
Незваные слёзы мешают Персефоне смотреть и видеть, но она чует, что аура у Князя изменилась, перестав напоминать портал в стиле пламенеющей готики. Предводитель Дикой охоты позволил себе, наконец, то, о чём втайне мечтал – свернуть с пути, начертанного собственной ролью, и за секунду до занавеса спрыгнуть в зрительный зал.
– Daleko od sebe
Mozda naci cemo spas,
I ako nas prekriju sjene,
Samo imaj vjere u nas…
– Вдали от себя самих
Мы обретём спасенье.
Когда мир укроют тени —
Прошу тебя, верь в нас двоих.
Кто же не окончил песню, строки которой ясны и без перевода? Кто подхватил княжеское знамя, подарив Осеннему владыке свободу? Кого, наконец, освободила ты сама – догадываешься ли, Персефона?
Наглый уличный ветер взлохматил волосы, холодными поцелуями прошёлся по вспотевшему лбу. Персефона принялась судорожно вдыхать морозный воздух в поисках утраченного следа, пока перед глазами не заплясали мутные искры. И тогда она подняла лицо к небесам, чтобы встретить, не дрогнув, спокойный и всепрощающий взгляд полной луны.
– Люблю тебя, Артемис. Тебя одного всё это время… слышишь?.. Забери меня со следующей Охотой. Стану тебе, кем захочешь.
Декабрь Персефоны
Intro: Двенадцать ночей в одиноком ноябре
Вечность простояла бы Персефона на ветру, играя в гляделки с полной луной Самайна, если бы не вышел следом за нею на улицу Осенний князь. То есть уже бывший князь, а ныне вновь просто Эрик.
– …забери меня со следующей Охотой, – долетели до него слова Персефоны, предназначенные тому, кого чудесная травница привыкла называть братом. – Стану тебе, кем захочешь.
«Вот и заветный ключ ко всеобщей свободе», – подумал Эрик, удивляясь тому, как полегчало на душе без неутолимого огня, что ещё час назад горел в нём, заставляя гнать добычу до той вершины и предела, на который хватит её сил, а потом ещё чуть дальше. Воспоминание о том, что истинной добычей Князь мыслил самого Артемиса – с тех пор, как тот бросил вызов Владыке – он предпочёл оставить нетронутым. И без того перед глазами, стоило их закрыть, мерещился острый профиль хорватского оборотня и слепящий до слёз свет княжеского венца в его тёмных волосах.
Sad si negdje daleko,
Moja ljubavi[10 - Manntra – Snaga]…
Песня, оконченная где-то за гранью явленного мира, ничейным эхом затерялась в арбатских переулках.
– Он вернётся к тебе, Персефона, – не скрывая более своего присутствия, сказал Эрик. – Быть может, скорее, чем ты назначила.
…
В первую ночь Артемис не ощущал ничего, кроме недвижного безмолвия, вневременья и небытия, и ещё никогда ему не было так покойно.
…
Уснуть Персефоне удалось лишь под утро – и, честно говоря, лучше б не засыпалось вовсе. Сон был холодный, тревожный, душный, сюжета не имел и отступил с трудом, оставив по себе тоскливую горечь одиночества.
«Он вернётся», – добавив масла в лампадку, повторила Персефона слова бывшего Осеннего князя. Немного полегчало.
Остаток дня прошёл в попытках отвлечься на насущное: новый салон красоты ждал достойного оформления. Нужные вещи словно сами просились Персефоне в руки, обращаясь то последним экземпляром, то товаром с неслыханной скидкой. Раскидав времена доставки на ближайшую неделю, Персефона принялась думать над названием салона, да так и заснула.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
