Зимопись. Книга третья. Как я был пособием
Я встал перед ними:
– Теперь все вместе идем вперед. Одновременный шаг руки и противоположной ноги. Раз!
Кто-то завалился. Кто-то перепутал и шагнул иноходью.
– Еще раз, – скомандовал я. – Отлично. Еще. Раз! Молодцы! Раз! Раз!
Для большего не было времени.
– Можно выдвигаться. – Отвернувшись, я взобрался на край пригорка. – Едут. У нас пара минут.
Рядом с легким шелестом примялась трава под присоседившейся Варварой:
– Ты должен показать пример.
– Черт бы вас подрал, – бросил я, понимая, что она права.
– Я бы не отказалась, – Варвара облизнулась.
Это шуточки такие или гормоны бурлят? Скорее бы сдать беспокойное хозяйство в родительские руки.
– Всем опустить головы и не смотреть вперед, – приказал я.
Только что чувствовал себя пастухом перед стадом, теперь же превратился в зверушку на арене цирка, а четвероногие нелепости рядом со мной – в зрителей, причем придирчивых. Если б можно было, как в цирке, хоть на секунду свет выключить…
Увы. В небе шкворчала ослепительная глазунья, чей знакомый желток доказывал, что мы на Земле, пусть и не в своем времени. В каком? Позже разберемся. Сейчас передо мной стояла другая задача: прилюдно раздеться. Для начала пришлось отползти с бугра: не светиться же перед противником. Это еще больше приблизило меня к заждавшемуся на четвереньках… стаду? Отряду? Может, все же, стае, как они наивно о себе воображали?
Вдруг пробрало до печенок, едва взгляд обежал плотно заполненную площадку. Мне словно поклонялись. Ощущение, скажу, невероятное: полтора десятка царевен опустились на колени и покорно склонили головы. Только Варвара выделялась, с удобством возлежа в траве практически рядом: скрещенные ноги сзади, руки перед собой, в уголке губ дергалась покусываемая травинка. Пришлось состроить злобную гримасу, чтобы сосредоточенные на мне влажные серо-голубые колодцы хоть на время прихлопнулись крышками.
Приступим. Откинутые портянки накрыли сапоги, следом отправилась рубаха, последней была стянута юбка.
– Ваша очередь. – Я сел на пятки спиной к царевнам и стал ждать.
Необходимо было слышать приближение противника, но звуки неслись только сзади: шорох, кряхтенье, легкое звяканье металла.
– Можно, – раздалось через минуту.
Всеми силами вжимаясь в землю, на меня глядели полтора десятка пародий на человолков. Видны только вздернутые лица, покатые спинки и венчавшие композицию раздвоенные холмики. Глаза – испуганно-детские, словно бы ожидавшие наказания за сотворенную шалость. Среди них были конфузливо прячущиеся, как у Клары и еще кое-кого, а так же дерзкие, как у Варвары, и несколько фальшиво равнодушных. Пришлось напомнить:
– Что я говорил про взгляд?
– Кристина, останешься с вещами и оружием, – внезапно приподняв голову, распорядилась Варвара.
– Правильно, – согласился я. – Кстати, еще: всем, у кого стянуты или заплетены волосы, распустить их и растрепать. Человолки не расчесываются. Даже пятерней. Можете смазать глиной, или землей, или что там у вас под ногами. Чем страшнее, тем лучше.
– Жалко, – жалобно прокуксилось сзади.
– Если вернемся, отмоем.
Варвара, державшаяся позади, но как можно ближе ко мне, уцепилась за слово:
– «Если», поняли?
Ну, всех подготовил, осталось заставить себя самого. Я еще раз оглянулся на свое воинство, решив сказать что-нибудь воодушевляющее, как всегда делают полководцы перед битвой:
– Любое проблемное событие, будь то мелкие неприятности или неописуемое горе – измерение силы воли. Слабые ломаются, сильные закаляются. Будьте сильными! Побеждает не тот, кто сильнее, а кто идет до конца. Готовы?
– Алле хвала!
Как же режет слух местный боевой клич.
– И не забывайте: спины параллельно земле! Ступни ровно, колени в стороны, центр тяжести как можно ниже. Выходим!
– Я справа от Чапы, Антонина – слева! – понеслись команды Варвары, когда, совершив над собой насилие, я встал на четыре ноги, спина и плечи выпрямились, и тело с кошачьей грацией двинулось вперед.
– Вот как надо ходить, видите? – обратила Варвара всеобщее внимание туда, куда я менее всего желал, отчего у меня все подобралось и съежилось.
И ведь все понимает, мерзавка, но нарочно делает. Ох, отомщу однажды, и мстя моя, как говорится, будет ужасна. И повод, который прикроет будущий акт возмездия благородным мотивом, тоже будет непробиваемым. Уж я постараюсь.
– Распределитесь по росту и комплекции! – продолжала распоряжаться царевна Дарьина. – Большие и высокие рядом с нами, мелкие во второй ряд. Создавайте видимость массовости! Нужно выглядеть грозно!
Я распластался как можно ниже, пряча все лишнее в траве. Трава щекотала и кололась. Ничего, в человолках приходилось терпеть и не такое.
Следующий пригорок – последний рубеж, дальше идти опасно, противник должен быть неподалеку. Миновав последние метры счастливой невидимости, я приподнял голову, и вдали сразу раздался вскрик:
– Человолк!
Ну и зрение, до нас оттуда – метров двести. Лошадь мелко трусила, таща пустую телегу по не езженой с прошлого года просеке. Все пассажиры телеги соскочили, хватаясь за оружие – дубины и вилы. Бойник прикинул расстояние, посомневался, стрелу в нашу сторону направил, но не выстрелил. Хочет, чтобы наверняка.
Я поднялся на всю высоту четырех конечностей.
– Грррррр! – раскатисто выдало горло подзабытый звук.
Справа ко мне прижалось крепкое холодное плечо Варвары, слева, немного отстраненно, высунулась Антонина. Самые рослые наши девочки. За ними появлялись и появлялись остальные. Сзади напирали еще, приподнимаясь всем телом на руках и ногах, высовывая вверх любопытные головы.
– Грр! – снова вступил я.
– РРРРРРР! – накрыло лес подхватившим многоголосым рыком.
Настал решающий момент.
– Он привел стаю!
– Отходим!
– Сысой, Рюма, лошадь спасайте! Уводите, прикроем!
Крестьяне засуетились, начали быстро вызволять лошадь из упряжи.
– Не отобьемся!
– Самыка, они, кажись, не голодные.
Все пятеро одновременно оглянулись на нас.
А вот вам баклажан в салат из помидоров. Я пошел вперед – медленно, крадущимися стелющимися шагами. Немигающий волчий взор обещал кусать, кромсать, рвать и грызть до последнего издыхания. Варвара двинулась рядом, выверяя каждое движение, следя за коленями и спиной. Чуть задержавшись, слева бочковато вывалилась на открытую местность Антонина.
Суета около телеги превратилась в панику:
– Бросайте все, бежим!
– А лошадь?
– Сама вернется.
– А если ее съедят?
– Пусть лучше ее!
Опережая Антонину, слева выскочила Майя. Курносый нос недовольно вздернулся: почему не преследуем? Казалось, что еще секунда, и Майя залает и бросится в нападение, даже если никто не поддержит.
Я продолжал идти медленно, лишь немного ускоряясь, и только увидев, что противник скрывается в лесу, осторожно перешел на бег.
Ученицы в меру умения бежали за мной. Со стороны смотрелось грозно: лавина звероподобных существ скатывалась с пологого холма. Лошадь ржала, запутавшись в постромках. Достигнув телеги, я остановился. Подоспевшая Варвара выпутала дергавшуюся лошадь, и освобожденная животина с громким топотом умчалась обратно по просеке.
– Гррр! – напомнил я о себе, если кто-то в лесу по какой-то причине вздумает остановиться.
– Победа? – прошептала сиявшая Майя.
Еще бы, такое приключение. Кому расскажешь… нет, лучше не рассказывать.
– Пока еще нет, – возразил я, взглядом избегая отвлекающего района подмышек четвероногих соратниц, где навязчиво белело, выступало, свисало, раскачивалось или заострялось. – Но почти. Забирайте все съедобное, вещи оставьте. Если кто-то вернется к телеге, он должен остаться уверенным, что из рощи приходила настоящая стая.
– Здесь котел! – Антонина выглядывала с другого конца телеги, чтобы не показаться мне на глаза.
– Нет.
Она указала на мешочек, в котором, как оказалось, находилась какая-то крупа, взятая крестьянами в дорогу, скорее всего, для приготовления обедов-ужинов на время работ:
– А в чем будем варить это?
Крупа?! Ура! На душе посветлело.
– В шлемах.
– Как в шлемах? – На меня воззрилась не только Антонина. – В них подкладка и отверстия!
– Подкладка съемная, а отверстия не везде, две трети объема остаются глухими, что нам прекрасно подходит. Берите крупу и отправляйтесь обратно к озеру, там переодевайтесь и ждите. Варвара, Майя и… Ярослава?
Стоявшая рядом красивая крепкая блондинка кивнула, что да, я не ошибся, Ярослава. Она быстро освоилась со звериной ролью, отлично бегала на четвереньках и не стеснялась меня. То, что требуется.
– Вы трое со мной. Проверим, реально ли от нас сбежали. Амалия, остаешься за старшую. Если из лесу за нами погонятся, беритесь за оружие.
– Здесь еще соль! – донеслось от телеги.
– Берите обязательно. – Кадык у меня дернулся в непроизвольном глотке.
Я понесся по просеке галопом. Тыбдын, тыбдын, тыбдын. Прыжок, приземление на руки, перебирание, мощный толчок ногами. Тыбдын, тыбдын, – три ученицы за мной, остальные – с радостью в обратную сторону.
Царевны не успевали, я набрал слишком большую скорость, но таков был расчет. Если что – они меня прикроют, а в самое пекло, извините, я полезу один. Моей целью был следующий пригорок, с которого можно увидеть, что же там дальше, до его верхушки – метров пятьсот. Для меня, долгое время передвигавшегося подобным образом, передвижение галопом – пустяки, для учениц – невыполнимая задача. Едва научившись ходить смешно перебирая руками и ногами, то и дело забывая о ровной спине и вскидывая попы, они были в шоке от моих прыжков.
С возвышенности удалось заметить, как, не снижая скорости, вдали исчезают крестьяне и балахонистый защитник. Все отлично. Я спокойно потрусил обратно, махнув царевнам, чтоб не старались и ждали там, куда дошли. Точнее, доковыляли.
– Сбежали? – спросила Варвара, единственная не опустив голову до земли, когда я приблизился.
– Только пятки сверкают.
Прикольный у нас получался военный совет: трое на одного, лицом к лицу, и все на четвереньках. На вид сверху – птичий след.
– Значит, можно больше не притворяться! – восторженно воскликнула Майя.
Восторг мгновенно сменился задумчивостью.
– Ну… – Я замялся, представив, как мы идем назад во весь рост, такие разные. – В принципе…
Царевны, до сих пор державшиеся в мою сторону только лицом, с сомнением переглянулись. Варвара начала подниматься.
Я резко встал, прикрывшись ладонями:
– Иду впереди и не оборачиваюсь, вы за мной. Иногда поглядывайте назад. Если что…
– Знаем, – перебила Варвара, – не маленькие.
Как же она права. Удаляясь, я буркнул под нос, выравнивая дыхание и выгоняя из памяти ненужное:
– В том-то и дело.
Часть вторая. Все на одного
Глава 1
– Наш четвероногий защитник! – выкрикнул кто-то, решив поюморить. – Гроза крепостных! Да здравствует человолк Чапа – лучший командир среди человолков, и лучший человолк среди командиров!
Остальные вроде бы сохраняли серьезность:
– Хвала командиру! Алле хвала за такого командира!
Возвращение вышло триумфальным. Косясь и посмеиваясь, одевшиеся ученицы воздавали нам, вернувшимся последними, хвалу, а затем, как сговорившись, скопом бросились на меня. Конечно, сговорились. Как я ни отбивался, но оказался схваченным, пятнадцать всегда поборют одного. Меня принялись качать, подкидывая в воздух, мои три соратницы тоже подключились. Особенно усердствовала Варвара.
– Ра-аз… два-а… три-и… – скандировал забавлявшийся хор.
Я подлетал и падал в подставленное море рук.
– Четы-ыре… пя-ать… ше-эсть…
Меня переворачивали в воздухе, подкидывая то так, то эдак.
– Се…
Кто-то не удержал, кольцо рук прорвалось. Хорошо, что обошлось сотрясением земли, а не мозга.
– Аааа-а!!! – Проказницы разбежались в разные стороны, едва я начал подниматься.
Варвара, Майя и Ярослава улепетывали вместе со всеми. Где-то за деревьями подружки отдали им одежду. А моя стопка по-прежнему лежала у пригорка.
Сквозь деревья за мной наблюдали десятки шаловливых глаз. Одеваться пришлось на виду, повернувшись спиной. Жизнь в стае приучила не обращать внимания на подобные мелочи, это ведь мелочи, если у них нет последствий. А какие последствия у веселого подглядывания? Царевны хоть и вышли из детского возраста, но в стадию унылой взрослости не вошли, ребячливость и желание пошалить проглядывали в каждом поступке. Представляю, что творили бы в прежней школе мои одноклассницы, если бы тоже учились одни, без мальчиков, вплоть до одиннадцатого класса. Затем – в институте без парней. Интуиция и полученное за последнее время знание людей подсказывали, что игривым любопытством, как у местных, дело бы не ограничилось, ведь «жизнь нужно прожить так, чтобы не было больно за бесцельно прожитые годы».
Ну, любят у нас выдергивать из контекста. И не только у нас, это общемировое заболевание – перевирать масштабное чужое, чтобы подкрепить авторитетным мнением корыстное и куцее свое. А что было у Николая Островского изначально? «Самое дорогое у человека – это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое». Окончание фразы в цитировании, как правило, убирают, оно не вписывается в новые реалии. Зато активно следуют продолжению: «И надо спешить жить. Ведь нелепая болезнь или какая-либо трагическая случайность могут прервать ее». Обидно, что призыв к достойной жизни подняли на стяг сиюминутных удовольствий. Впрочем, нечего на зеркало пенять…
Облачившись в замызганные юбку и рубаху, я вдел ноги в сапоги и опоясался портупеей с оружием.
– Не обижаешься? – Пряча улыбку, ко мне подошла Варвара. – Девочки это от радости, от всего сердца.
Позади нее сбилось в кучку виновато переглядывавшееся стадце.
– Понятно, от радости, – ворчливо ответил я. – Не для забавы же, в самом деле.
Вернувшись в рощу у озера, первым делом все бросились к апельсинам. Руки рвали, выжимая в подставленные рты, зубы выгрызали мякоть из разодранных половинок, звуки стояли, словно стая волков лакомится человечинкой. Но до чего ж завидно и аппетитно. Разум все еще обиженно бухтел, а организм не удержался. Сладковатая кислота брызнула в нёбо, обтекла язык, разлилась по пищеводу и подбородку. Остановиться удалось, только откинув третью корку. Тогда я встал посреди полянки, упер руки в бока и выдал во всеуслышание:
– Нужны дрова. Кто не принесет – всыплю по мягкому месту похлеще ваших четверодителей. Ну, чего стоим?!
Прозвучало совсем не шутливо – я еще не отошел от проделки со мной.
– Не имеешь права! – заявила в ответ Антонина.
– Мы в походе, правила здесь устанавливаю я. Объявляю, что теперь у нас есть телесные наказания.
Не позволю больше над собой насмехаться.
Варвара подхватила Антонину и увела с глаз долой. Ученицы занялись сбором дров для костра, я подготавливал место для него – отковыривал в земле и тащил на удобную полянку камни для установки «котлов», то есть оставшихся у нас четырех шлемов.
– Не отдам, – внезапно встала в позу Антонина, когда Варвара по моему приказу попыталась изъять ее любимый девайс. – Он закоптится, а подшлемник испортится.
– Нет проблем. – Я равнодушно пожал плечами и продолжил раскладывать хворост. – Апельсинов много, с голода не помрешь.
– Не поняла.
Я пояснил свою незатейливую мысль:
– Кашу будем есть без тебя.
– Шлемов нет у многих, они свои выбросили! – возмутилась Антонина. – Они тоже не должны есть!
– Бросить шлемы был приказ – для тех, у кого не осталось сил двигаться в них. Если ты свой шлем сохранила, это тебе в плюс. Ты сильная и ответственная. Это здорово. А твой шлем теперь нужен для общего дела.
Под множеством обращенных на нее взоров Антонина смирилась. Гордо задрав нос, она кинула мне шлем, словно пожаловала милостыню нищеброду.
Воду поставили на принесенные камни. Собранная сухая трава вспыхнула от искры кремня, занялись веточки, постепенно разгорались более солидные дрова, за неимением топоров нарубленные мечами. Я сидел на корточках, вороша поленья. Ко мне подсела Варвара:
– Нужно посмотреть твою рану.
– Ты уже посмотрела, когда восхищалась моей звериной походкой.
– Тогда я рану только заметила. Нужно посмотреть внимательно, вдруг что-то серьезное?
– На серьезном я бы не сидел.
– А если загноится? Необходимо прижечь или присыпать травами.
– Разбираешься в травах?
– Я разбираюсь в людях, и у меня есть человек, который разбирается во врачевании.
Мимо как раз проходила Амалия.
– Посмотри, пожалуйста, – попросил я Амалию, приподняв юбку на одной ягодице. – Это не серьезно?
Она бросила мимолетный взгляд.
– Заживет.
– Спасибо.
Когда я обернулся, Варвара стояла уже в трех метрах от меня, обращаясь ко всем:
– Пока закипает, предлагаю сыграть в игру, она из толпы делает команду.
Тимбилдинг – под таким названием я знал подобные игры. Девочки заинтересовались.
– Становимся вокруг костра в два круга, один внутри другого, – распорядилась Варвара. – Поровну, восемь и восемь. Один круг лицом к другому, попарно, как бы лучиками солнца.
Началось броуновское движение внутри одной отдельно взятой полянки. Меня Варвара поместила во внешний круг, сама встала рядом справа.
– Расположились? Теперь киваем той, которая оказалась напротив вас в другом круге. Один кивок означает согласие на рукопожатие, то есть если обе кивнули по одному разу – насколько возможно дружески пожмите друг другу руки.
– С нами Чапа, – вмешалась оказавшаяся во внутреннем круге Амалия, на лбу которой, как и у всех, горел вопрос: что же будет дальше? – А ты говоришь только в женском роде.
– Прости, Чапа, привычка, – отмахнулась Варвара и невозмутимо продолжила. – Итак, один кивок – пожатие руки. Два кивка – обнимание за плечи, можно с чуть отстраненным легким прижатием. И, наконец, три – тесные объятия, можно с дружескими поцелуями, если человек попался хороший. Когда количество кивков у встретившейся пары разное, считается меньший результат. Все понятно?
– Значит, если хочешь обняться, а тебе жмут руку… – протянул кто-то сзади.
– Жмешь в ответ и не рыпаешься, – отрезала Варвара. – Правило должно соблюдаться четко, закон всегда на стороне более скромного в запросах. Итак, киваем.
Во внутреннем круге передо мной стояла Кристина. Она так быстро откивала три раза, что мне пришлось сделать так же.
– Теперь выполняем то, что накивали, – объявила ведущая.
Мы с Кристиной шагнули друг к другу, обнялись и вместе со всеми расцепились, сделав по шагу назад. Порозовевшая Кристина благодарно улыбнулась.
– Не болит? – я указал взглядом на ногу.
– Теперь – совсем не болит, – лукаво сощурилась она, будто между нами завелась очередная тайна.
Варвара огласила:
– Внешний круг – переход на одного человека влево, внутренний остается на месте, и повторяем предыдущее упражнение!
Передо мной оказалась Майя. Она расплылась в такой непосредственной детской радости, что кивнуть меньше трех раз казалось кощунством. Мы тоже тесно обнялись, как старые друзья и соратники.
Игра мне понравилась.
По мере продвижения я оглядывался краем глаза на остальных, и так же делали все ученицы. До рукопожатия никто не снизошел, все обнимались: либо за плечи, либо по-настоящему.
– Переход!
Вот и Клара. Стеснительная, вечно краснеющая. Я упростил ей выбор: кивнул три раза и замер. Ее ресницы испуганно хлопнули, и она ответила мне тем же. Мои руки раскрылись. Клара робко подняла свои. По шагу навстречу, конфузливое соприкосновение – и мы неожиданно жарко обнялись, прижавшись щеками. Кларе пришлось встать на цыпочки. Ее щека была сухой и раскаленной, как песок на пляже.
– Видишь, я не кусаюсь, – шепнул я в близкое ушко, решив то ли подбодрить, то ли успокоить, то ли пошутить.
– Не факт. – Кларино лицо осталось серьезным. – Это слова, а словам верить нельзя.
– Правильно, – согласился я и легонько цапнул зубами за мочку.
Опешившая царевна отпрянула.
– Переход!
Секунда – и передо мной новое лицо. Ученица по имени Феофания испуганно взморгнула, губки приоткрылись. Чуточку низенькая, плотно сбитая, она лучилась жизнелюбием и бездонным доверием к миру. Близко посаженные глаза на широком лице создавали иллюзию полноты, которая сразу терялась при опускании взгляда ниже: коренастое тельце и желало бы растолстеть, да кто ж ему даст. Голод и нагрузки уничтожили былые запасы. Осталась только отрыгнутая обстоятельствами жизнерадостность.
Феофания нервно откинула лезущую в глаза темную прядь. Никогда не сталкивавшаяся со мной столь близко, царевна не знала, что делать. Кажется, она меня боялась. С дружелюбной улыбкой я медленно двинул головой вниз, потом еще… и еще. Не меняя ни выражения лица, ни застывшего в ступоре взгляда, ни даже положения раздвинутых бубликом малиновых губок, Феофания почти бездумно поддержала мой выбор. Затем – шаг вперед, словно на эшафот. Руки и тела переплелись на несколько горячих мгновений. Слишком горячих. С той же силой, что страшилась, теперь царевна вознеслась над собственным страхом. Отрываться не хотелось ни ей, ни мне. Но пришлось.
– Переход!
Александра. Ее роскошные золотые водопады заставили сердце сжаться в память о Зарине. Царевна уловила что-то в моем взгляде – некое страдание, спрятанную боль. Сделав три быстрых кивка, она, не дожидаясь ответа, сочувственно прильнула. Я прижал к себе чудесную светлую головку. Сердце дрогнуло. Отступая, пришлось отвернуться из страха увидеть не то лицо, что стояло перед глазами.
Следующий шаг в сторону привел меня к Любаве – еще одной серой мышке нашего отряда. Вместе с Феофанией они могли бы составить пару близнецов. С одинаково круглыми лицами, одной надежно-крепкой приземистой формации, компанейские неконфликтные хохотушки легко различались с первого взгляда: Феофанию природа одарила пышными темными волосами, ниспадавшими до ключицы, Любаву – не менее пышной и яркой белизной, подстриженной точно так же. Обе периодически закидывали непослушные локоны за любопытно торчавшие уши.
Любаву раздирали противоречивые эмоции, она глядела на меня с ужасом, тело одновременно отстранялось и тянулось вперед. Я вспомнил: в мою бытность ангелом она вместе с Кларой расспрашивала меня о мальчиках потустороннего мира. Сейчас перед ней стоял живой мальчик мира реального. Обеспокоенный Любавин взор пробежался по сторонам. Там царило нараставшее братание, два раза уже никто не кивал.
Пришлось помочь с непростым решением. Не бойся, я не злой серый волк, кушающий хорошеньких девочек, сказало мое трижды качнувшееся лицо. Любава помедлила, вдруг засияла и поддержала предложенное решение. Плотненькое тельце привстало на носочки, и царевна поцеловала меня в губы.
Я не ждал такого и как-то машинально отстранился. Любава сжалась, будто ее ударили, на лице вновь отразился ужас, а глаза заволокло сыростью, что грозила прорваться бездонным океаном.
Детский сад и сбоку бантик, ну что ты будешь делать. Взяв лицо окаменевшей царевны в ладони, я сам поцеловал ее – по-братски, успокаивающе, но… ведь в губы. В ответившие губы.
– Браво! – воскликнула все отмечавшая Варвара. – Переход!
Мы с Любавой смущенно распались двумя магнитами, у одного из которых вдруг сменился полюс, и покосились на окружающих. Оказывается, замечание Варвары касалось не только нас. Вот, вроде бы, у каждой ученицы свои понятия, свое мировоззрение, свое отношение к конкретным окружающим, которое понятно и незыблемо… Но нет. Глядя на ликующее переплетение тел рядом, стало стыдно кивать два раза и совсем невозможно один – даже если пересиливаешь себя для этого. А наблюдая за искренне обнимающимися и даже целующимися, хотелось попасть на их место. Это же так просто – всего-то кивнуть на один раз больше.
В чистом воздухе кружила мошкара, но не досаждала. Под ногами шуршала трава. Стрекотали кузнечики. Но вряд ли кто-то видел сейчас окружающий пейзаж или слышал какие-то природные проявления. Все чувства сосредоточились на главном.
Меня пробрало до печенок: передо мной стояла Антонина – недавно надменная, озлобленная проигрышем в диспуте с возможным смертельным исходом, но прощенная и вновь принятая в команду. Вечно пикировавшаяся со мной по поводу и без. Сейчас ее глаза говорили: забудем былое. Сосредоточенно глядевшее лицо деловито кивнуло – троекратно.
Ладно, забудем. Я ответил тем же и раскрыл руки для объятия.
Из Варвары интриганка – не хуже, чем из ее родительницы. Человек всегда остается человеком, общественным животным, что бы о себе ни воображал. И поступает он соответственно – думая, что сам принял решение. Ага, щщщаз. Варвара лихо поставила всех в ситуацию, отступать из которой выглядело неприличным. Наоборот, приличным и естественным стало не отступать. Я понимал это где-то внутри. Глубоко внутри. А снаружи следовал за фонтанирующим ручьем действия.