Том нахмурил брови – он был настроен серьезно:
– Кира, кое-что я уже выяснил. Все ограб ленные школы объединяет одна вещь – школьные столовые, в которых можно платить наличными. Значит, там каждую неделю накапливаются в сейфах большие суммы.
– Так вот он какой – закон дистрибутивности! Ладно, если завтра на контрольной будет такой вопрос, я напишу, что в столовой можно платить наличными, – захихикала Паули.
Том со стоном упал со своей кровати на пол и так и остался там лежать, судорожно дрыгая ногами и размахивая руками. Выглядело это очень смешно, и если бы я мог, я бы тоже посмеялся. Но я лишь издал звук, отдаленно напоминавший фырканье. Зато в соседней комнате Нико вряд ли мог его услышать!
Кира повернулась ко мне и почесала меня за ухом:
– Тебе это тоже показалось смешным, да, Уинстон?
Я громко замурлыкал в ответ.
Том вскочил с ковра:
– Ну знаете, если надо мной даже кот смеется, тогда я больше не буду рассказывать вам о моих гениальных выводах. Вы невежественные существа и все равно не сможете это оценить. Так что не волнуйтесь, я и без вас обойдусь. Поэтому давайте повторим сейчас закон дистрибутивности, а преступников я вычислю сам, в одиночку.
Минуточку! Как это понимать? «Даже кот смеется» и «невежественные существа»? Какая дерзость! Ведь я, в конце концов, очень одаренный кот! Не на шутку обидевшись, я спрыгнул с кровати и побежал к двери. Если Том не понимает, какую огромную пользу я мог бы принести ему в его расследовании, то он сам виноват. Бегать за ним я не собираюсь. Лучше загляну во двор, погляжу, что там делают мои четвероногие друзья, особенно Одетта. Остановившись возле двери, я поцарапал когтями дверной косяк.
– По-моему, Уинстон хочет выйти на улицу, – заметила Кира. – Похоже, ему скучно учить математику. Вообще-то я удивилась, когда он так настойчиво стал проситься пойти со мной.
Если бы Кира все еще умела читать мои мысли, она бы поняла, что я отправился с ней к Тому не из-за математики, а исключительно ради своей фигуры. Эх, как жалко, что она утратила это умение! А ведь раньше, когда мы поменялись телами и я, Уинстон, находился в теле девочки, а Кира в теле черного кота, мы умели мысленно беседовать друг с другом. Но теперь это было в прошлом: мы снова находились в собственной шкуре – или коже. Но все равно мы с Кирой чаще всего довольно хорошо понимали друг друга – ведь настоящим друзьям не нужно много слов! Поэтому она встала со стула, открыла дверь комнаты, потом дверь квартиры и спустилась со мной по лестнице вниз, чтобы открыть дверь дома.
На прощанье она присела на корточки и почесала мне за ухом:
– Хорошо тебе, Уинстон! Ты можешь немного погулять, а мне надо учиться. Иногда из-за этого мне бывает ужасно досадно. Все-таки не круто быть ребенком. Ну пока! Погуляй в свое удовольствие!
Я замурлыкал и лизнул Кирин палец, а потом побежал в сторону нашего дома. Кира права: лучше я встречусь на заднем дворе с друзьями – Одеттой, Спайком и Чупсом, – чем буду слушать, как Том объясняет, что такое закон дистрибутивности. Я был абсолютно уверен, что мне, коту, это никогда не понадобится!
Четыре мяушкетера снова вместе. Во всяком случае, временами
– Недавно ограбили соседнюю школу, и Том хочет заняться расследованием.
Спайк сидел на мусорном баке и таращил на меня глаза – то ли от ужаса, то ли от восторга.
– Супер! Классно! Мы ведь тоже будем участвовать в расследовании, да?
Все понятно. Значит, от восторга.
– Ну, не знаю, – неопределенно ответил я. – Мы что, будем теперь расследовать все преступления, которые совершаются на десять километров вокруг?
Спайк фыркнул:
– Во-первых, мы четыре мяушкетера – ты забыл, что ли? Во-вторых, что такое «километров»?
В первом пункте Спайк был точно прав: Спайк, Одетта, Чупс и я создали группу секретных агентов – мяушкетеров, чтобы пережить как можно больше увлекательных приключений. Название я позаимствовал из книжки: мне ее когда-то читал Вернер, и там шла речь о четырех смелых парнях, которые всегда были вместе и боролись со злом. Ну прям как мы! Потом Одетта поправила нас, что «мяушкетеры» по-правильному «мушкетеры», но нам на это было наплевать.
Вообще-то мне по-прежнему нравились и увлекательные приключения, и наша игра в секретных агентов – хотя, к моему огромному сожалению, ради этого приходилось часто покидать уютный белый диван, а также лишаться регулярного приема пищи. Образ жизни агентов не предполагает правильного режима питания. Короче, я бы не возражал против того, чтобы сделать маленькую паузу и пожить тихо и спокойно, без увлекательных приключений. Но втолковать все это Спайку я не успел – рядом с нами появилась Одетта. Пришла она к нам не случайно: наш задний двор всегда был излюбленным местом встречи кошек, потому что это самая солнечная площадка во всей округе.
– Позвольте мне присоединиться к вам, друзья мои, – промурлыкала Одетта. – Вы ведь сейчас говорите о новом приключении? Мне это очень интересно!
С этими словами Одетта прошла мимо меня, да так близко, что коснулась моей шерстки своим боком. На кратчайший момент мне даже показалось, что у меня остановилось сердце – впрочем, всего на долю секунды, после чего оно вновь бешено застучало. Я почувствовал себя почти как в тот раз, после удара молнии, когда неожиданно очутился в теле Киры. Но это было мимолетное ощущение, и оно быстро прошло. К тому же если в тот раз ощущение было чертовски неприятным, то тут наоборот – оно было чертовски приятным. Ну и сейчас я остался в своем собственном теле и смог полностью насладиться восхитительным моментом.
– Уинстон, у тебя все в порядке? Что с тобой? – спросил Спайк, глядя на меня с легким испугом.
– Э-э, конечно. А что?
– У тебя текут слюни. И довольно сильно. Раньше я думал, что такое бывает только у собак.
У меня текут слюни?! Святые сардины в масле! Я оглядел себя. И в самом деле черная шерстка на моей груди была совершенно мокрой, а с моих роскошных усов справа и слева просто лило ручьем. Еще чуть-чуть и скоро подо мной образовалась бы лужа… Какой позор!
Не зная, куда деваться от смущения, я провел лапой по мордочке.
– Я… это… кажется, у меня небольшой насморк, – забормотал я и в подтверждение своих слов шмыгнул носом. Одетта и Спайк глядели на меня с сочувствием. – Но в остальном я здоров и полон сил, – поспешил добавить я и гордо вскинул голову, стараясь выглядеть лихим и отважным. Я уже убедился, что лихость и отвагу в котах Одетта особенно ценила. Именно поэтому она не ошиблась во мне, потому что я, Уинстон Черчилль, самый крутой кот на всем белом свете! Смелый и отважный, но при этом вдобавок еще и хитроумный. И вообще если хорошенько поразмыслить, то мне не нужны никакие паузы. Совсем наоборот! Я готов отважно идти навстречу новым приключениям. По мне, так пускай они начнутся хоть сейчас!
Но все равно у меня порой возникало ощущение, что Одетта принимала меня не совсем всерьез. У меня не было никаких доказательств, да и сама она никогда не говорила ничего такого, но время от времени меня это немного беспокоило, да и в кончике хвоста покалывало – а это верный признак близких неприятностей. Короче, мне вдруг стало казаться, что я в ее глазах не герой, а скорее приятный знакомый – хотя однажды мы вместе с ней уже выследили настоящего преступника и помогли его арестовать.
– Ну, и что теперь? – Голос Спайка отвлек меня от моих раздумий.
– А? Что?
– У тебя хватит сил на то, чтобы ринуться вместе с нами в новое приключение?
– Ты шутишь, приятель? Да я в прекрасной форме! Лучше не бывает!
Одетта склонила набок свою красивую головку.
– Но, похоже, ты простудился? – заботливо спросила она.
Я выпятил грудь и еще выше вскинул голову:
– Что такое простуда для такого кота, как я? Она не сможет свалить меня с ног! Нет-нет, еще не появилась такая болезнь, которая способна меня одолеть!
– Молодец, приятель! – Спайк ткнул меня носом в бок. – Значит, ты с нами. Вот только пока для расследования этой серии краж у нас нет четкого плана. Что именно рассказывал об этом Том?
Я слегка задумался над его вопросом.
– Хм-м, вообще-то только то, что, по его мнению, эти преступления совершаются по определенной схеме, и что, если ее понять, можно напасть и на след преступников.
– Ага, определенная схема, понятно, – пробормотал Спайк, но я ему не поверил: кот, который не знает, что такое «километр», вряд ли понимает значение словосочетания «определенная схема». Одетта тоже глядела на нас скептически.
– Похоже, что дело непростое, – заметила она. – Мне не очень понятно, с чего мы начнем наше расследование.
Вот уж правда так правда, ничего не скажешь. Я тоже не мог ничего предложить.
Спайк нервно пошевелил кончиком хвоста:
– Коллеги, у меня появилась идея! Почему бы нам не поступить так, как в прошлый раз? Давайте наберемся терпения и будем наблюдать за школой до тех пор, пока не заметим что-нибудь подозрительное.
– Думаю, это не так просто, – возразил я. – Когда мы искали Эмилию, мы вели наблюдение за ее домом. А где мы будем сидеть в этом случае?
– Ну, так я же сказал – перед школой.
Одетта насмешливо посмотрела на него:
– Да, но перед какой?
– Их что, много? – Спайк удивленно посмотрел на нас, и я с трудом сдержался, чтобы не покатиться со смеху, ограничившись громким фырканьем.
Одетта покачала головой:
– Спайк, ты меня удивляешь! Конечно же, в городе много школ! В общем, наверняка… – она ненадолго задумалась, – ну, точно не скажу, но не меньше пяти или около того. Значит, если даже к нам снова присоединится Чупс, нужен будет еще минимум один мяушкетер, чтобы мы могли вести наблюдение за всеми школами. Но мне что-то ничего не приходит в голову, я не могу предложить ни одной подходящей кандидатуры. Кошки из соседнего дома слишком тупые, а та, что живет напротив, старая и хромая.
Я закатил глаза. Такую привычку я приобрел, когда был человеком, и теперь мне нравилось так выражать свое несогласие. По-моему, это круто. К сожалению, мои друзья-кошки никак на это не отреагировали. Поэтому я был вынужден высказать все напрямую – рискуя при этом, что Одетта на меня рассердится.
– Извините, но это полная чепуха. В Гамбурге наверняка наберется двести с лишним, а то и триста школ. Поэтому мы никогда не сможем установить наблюдение за всеми одновременно. Абсолютно исключено. Даже если нам будут помогать все тупые и хромые кошки.
Одетта и Спайк дружно раскрыли пасти от удивления, но через секунду пришли в себя.
– Триста?! – удивленно воскликнул Спайк и тут же спросил: – А это сколько? Много? Ну объясни на каком-нибудь примере!
– Очень просто: в шестьдесят раз больше пяти.
Ха-ха! Кто-то еще скажет, что я не владею устным счетом? Как-никак, но ведь я Супер-Уинстон, и этим все сказано!
Одетта вытаращила на меня глаза:
– Скажи-ка, откуда ты все это знаешь?
Опля! Пожалуй, зря я так расхвастался своей эрудицией. Это глупо. Ведь Одетта и Спайк не знают, что я ходил в школу, когда находился в теле Киры, и с тех пор умею не только читать и писать, но и считать. Пускай это так и останется моей тайной – еще не хватало, чтобы Одетта считала меня чудаком.
– Хм, я… короче… я просто прикинул, что это так. К тому же, когда Кира делает уроки или встречается с одноклассниками, я часто сижу рядом с ней. Вот и слышу много интересного.
– Ах, вот оно что. – Даже если Одетту не удовлетворило мое объяснение, она этого не показала.
Спайк встал и потянулся, выгнув спину:
– Ну, друзья, если все так сложно, тогда давайте подождем какого-нибудь другого приключения. А я пойду поищу себе что-нибудь поесть. Пока, коллеги! Увидимся!
Он спрыгнул с мусорного бака и, пробежав между колес велосипедов, скрылся за углом.
Одетта посмотрела ему вслед:
– Все время только о еде и думает… Жалко, что из нашего приключения ничего не получится, – добавила она. – Мне ужасно хочется снова пережить вместе с тобой что-нибудь интересное.
У меня чуть не выпрыгнуло сердце из грудной клетки – неужели Одетта в самом деле сказала мне эти слова?! Я стал лихорадочно соображать, что ей ответить – ведь нужно придумать что-нибудь галантное, возвышенное или что-то остроумное…
– Ладно, тогда я тоже пойду. Пока, Уинстон, до скорого!
Прежде чем мне пришло в голову что-либо галантное, возвышенное или остроумное, она уже убежала – самая красивая кошка на свете. Черт! Черт! Черт! Почему я не согласился с тем, что в Гамбурге только четыре школы?! Вот идиот!
Свидание, которое нравилось не всем, плохое настроение у Вернера и странные события
В доме царило напряжение. Воздух был им буквально заряжен. Бабушка ругалась с Анной. По-русски:
– Ну зачем ты опять встррречаешься с Вадимом?! Он пррреступник! Я думала, что ты наконец-то поумнела!
– Мама, я иду всего лишь выпить с ним чашечку кофе. Ну успокойся, пожалуйста.
Что такое?! Анна хочет встретиться с Вадимом?! Ее бывшим другом, преступником, который занимался контрабандой сигарет и угрожал ей, когда она ушла от него?! Анна с Кирой поселились в нашей квартире, когда сбежали от Вадима. И теперь Анна идет пить кофе с этим типом?! Неудивительно, что бабушка так переживает! У меня от волнения даже мордочка покрылась красными пятнами. Конечно, в переносном смысле – разве разглядишь эти пятна, если ты весь покрыт черной шерсткой?
У Анны, наоборот, вид был очень довольный. Она переоделась и вышла из своей комнаты не в джинсах и майке, а в короткой юбке и блузке. Ее длинные светлые волосы не были завязаны в конский хвост, а падали на плечи. Честно говоря, я не такой уж специалист в подобных делах, но мне показалось, что сегодня Анна выглядела особенно красивой.
Очевидно, то же самое подумал и Вернер, который в это время вернулся домой. Увидев Анну, он даже присвистнул:
– Вау, вы выглядите потрясающе! Куда-то идете? Если нет, тогда я немедленно и официально приглашаю вас куда вы сами захотите!
Анна смущенно улыбнулась:
– Ой, большое спасибо! Но вообще-то я уже договорилась о встрече. Так что, пожалуй, в следующий раз. А сейчас мне пора уходить! Пока!
Она сдернула с крючка гардероба свою сумочку, перекинула через руку куртку и выбежала за дверь. Вернер посмотрел ей вслед; на его лице застыло странное выражение, понять которое я не мог. Я еще никогда не видел Вернера таким – и это после многих лет жизни рядом с ним на правах домашнего питомца. Что это было? Тоска? Разочарование? Ожидание? Не знаю, пожалуй, ни то, ни другое и ни третье. Возможно, на его лице отразилась смесь из всех этих эмоций. Клянусь своей когтеточкой – это действительно выглядело очень странно!
Едва за Анной закрылась дверь, как бабушка снова громогласно выразила свое недовольство, ругаясь на чем свет стоит и размахивая в воздухе пальцем:
– Ах, моя дочь такая глупая! Этот Вадим плохой человек. Зачем пить с ним кофе?!
Вернер вытаращил глаза. Он был слишком хорошо воспитан, чтобы ахнуть или громко воскликнуть «Ах, черт побери!». Но теперь выражение его лица было мне хорошо знакомо: Вернер был в ужасе. Обычно я видел его таким лишь в те дни, когда к нам в гости приезжал его брат со своими невоспитанными детьми.
– Хм, – пробормотал он и, казалось, после тяжелой внутренней борьбы выдавил из себя следующий вопрос: – Фрау Коваленко, вы хотите сказать, что Анна встречается со своим бывшим другом Вадимом?
Бабушка энергично закивала.
– Да! Именно так и есть. Моя дочь отпррравилась пить с ним кофе. КОФЕ! Господин прррофессор – как это понимать?!
Вернер растерянно посмотрел на нее:
– А что, вы считаете, что лучше пить вино?
Неожиданно бабушка улыбнулась и положила ладонь на руку Вернера:
– Нет. Кофе – напиток пррравильный. Человек непррравильный этот Вадим. Анне нужен пррравильный человек.
Хм. По тому, как бабушка это сказала, у меня появилось ощущение, что Вернер имел какое-то отношение к вопросу о правильном человеке для Анны. Вот только какое?
Впрочем, Вернер ничего не ответил и молча прошел мимо бабушки в угол гостиной, где теперь стоял его письменный стол. Я тихонько побежал за ним. Ведь мне было любопытно узнать, что там у Вернера с Анной, и я надеялся найти какую-нибудь подсказку, которая поможет мне это понять.
Тем временем Вернер плюхнулся на стул и с сердитым лицом стал рыться в бумагах, которые лежали на письменном столе.
Я вскочил на плетеный стул, стоявший в углу, – оттуда у меня был хороший обзор. Наконец Вернер вроде нашел то, что искал, потому что взял в руки какую-то открытку и мрачно посмотрел на нее. Потом тяжело вздохнул и схватил телефонную трубку:
– Роланд? Это Вернер.
В общем-то, Роланд, младший брат Вернера, был приятным и веселым парнем, но, к сожалению, когда-то обзавелся ужасной семейкой. Жена его, фрау Беата, постоянно ворчала на него, а еще у них были ужасно невоспитанные дети. Две девочки, близнецы, готовые на любые проказы, и мальчишка чуть постарше, тоже такой же сорванец. Я не раз имел сомнительное удовольствие общаться с этой троицей на разных семейных торжествах, после окончания которых у меня всегда возникало ощущение, что я с трудом пережил страшный природный катаклизм.
– Нет-нет. Не из-за выходных. Тут все в порядке. Я звоню по поводу приглашения на ваш праздник в саду. Знаешь, Роланд, я тут… э-э, я спросил у Беаты, могу ли я приехать к вам не один, а кое с кем… но теперь, э-э, думаю, что все-таки приеду один.
У меня очень неплохой слух, но тем не менее со своего стула я не расслышал, что ответил Роланд на другом конце провода. В любом случае говорил он долго, и если бы я вскочил на стол, то, пожалуй, разобрал бы что именно. Скорее всего, это было что-то интересное.
– Ясно, Роланд, я все понимаю. Хорошо, тогда дай мне Беату. Да, пока…
Очевидно, к телефону подошла эта ужасная Беата.
– Алло, Беата, это Вернер. Я уже сказал Роланду: пожалуй, на ваш праздник в саду я все-таки приеду один.
И тут я вдруг услышал голос, звучавший в трубке, – Беата говорила гораздо громче, чем ее муж. Можно сказать, что она просто орала в телефон.
Вернер тяжело вздохнул:
– Слушай, Беата, не делай из этого драму.
Снова крики.
Вернер покачал головой:
– Какой план рассадки гостей?! Я думал, у вас будет просто вечеринка. Я не знал, что вы закатили такое торжество. Можно подумать, что вы ждете королеву Англии.
Бормотание в трубке.
– Я должен сказать тебе это прямо сейчас?
Бормотание стало еще громче.
– Ну, если я должен поклясться на Библии, что действительно приду не один – тогда лучше считай, что я буду один. Сейчас я слишком расстроен. Извини. Да, точно. Я охотно объясню тебе все подробнее, когда вы приедете ко мне. Хотя тут особенно и объяснять нечего. Да. Поцелуй от меня детей. – Он положил трубку, тяжело вздохнул и взглянул на меня. – Уинстон, дружище, одно я могу сказать точно: без женщины жизнь намного легче. – С этими словами он встал и вышел из комнаты.
Я был в растерянности. Что имел в виду Вернер? О какой женщине он говорил? О Беате? Нет, скорее об Анне. Наверное, он собирался приехать с ней к своему брату на праздник в саду, а теперь передумал, потому что Анна предпочла встретиться с Вадимом. И что он имел в виду, сказав «когда вы приедете ко мне»? Надеюсь, не то, о чем я подумал! Святые сардины в масле! При одной только мысли о Беате и ее маленьких сорванцах у меня встала шерсть дыбом. Если они действительно приедут, я сбегу из дома!
– Да, мамочка, я знаю, ты даже не хочешь это слушать – но Вадим кардинально изменился!
Анна вернулась со своего свидания в великолепном настроении и теперь готовила на кухне ужин, а бабушка стояла в дверях, опираясь плечом о дверной косяк и являя собой воплощенный упрек. Кира тоже к этому времени вернулась домой и с интересом прислушивалась к словам матери.
– Суд действительно послужил ему хорошим уроком. Он чудом избежал тюремного заключения и получил год условно. Теперь Вадим хочет воспользоваться этим шансом и наконец стать хозяином своей жизни!
Бабушка покачала головой, а Кира от удивления вытаращила глаза.
– Мама, что такое «условно»? – спросила она. Я и сам хотел спросить об этом!
– «Условно» означает, что судья может отправить человека в тюрьму, но не делает этого, потому что тот обещает ему впредь соблюдать закон. А судья устанавливает определенный срок, в течение которого подсудимый должен себя вести особенно хорошо. И если он за это время опять что-нибудь украдет, нахулиганит или кого-то обманет, то его отправят прямиком за решетку. Следовательно, «год условно» означает, что провинившийся человек должен был провести год в тюрьме, но освобождается от этого наказания, если за этот срок он не совершил ничего плохого.
Понятно: условный срок – это когда судья ругается, а ему обещают исправиться. Вообще-то точно как у нас. Анна и бабушка выступают в роли судьи, а бедные грешники – это обычно Кира или я.
– Вот сама увидишь, что он совершенно не изменился. Совершенно! – Бабушка резко вскинула подбородок, и на ее голове опасно качнулась башня из волос. А лицо у нее было таким сердитым, что стало даже страшно. Я понял одно: если бы в кресле судьи сидела бабушка, то Вадим точно оказался бы в тюрьме. Как бы он ни клялся, что изменится и исправится, – никаких шансов! Кирина бабушка явно не верила в доброе начало у людей, по крайней мере, у контрабандиста Вадима.
– А я говорю, он очень изменился, – бормотала Анна, уговаривая мать, – поверь мне.
– Но мама, – вмешалась и Кира, – зачем ты вообще встречалась с ним?! Ведь мы с тобой так радовались, что избавились от него! Я всегда его немножко боялась – и больше не хочу его видеть! И уж тем более не хочу, чтобы этот человек снова стал твоим другом.
Мяв! Ни в коем случае! Я тоже не хотел этого и с ужасом вспоминал, как этот грубый тип запер Киру, Паули, Тома и меня в своей квартире, когда мы обнаружили его тайник с контрабандными сигаретами. Конечно, я не исключаю, что он изменился и теперь уже не такой ужасный, каким был раньше. Но все равно, встречаться с ним еще раз у меня совершенно не было желания.
Анна рассмеялась и погладила дочь по плечу:
– Кира, об этом вообще не может быть и речи. Мы всего лишь выпили вместе кофе, вот и все. Ты только представь себе: Вадим работает где-то по соседству с нами. Разве не удивительное совпадение?
– Да уж, пррросто удивительно, – ехидно заметила бабушка, и по ее голосу было понятно, что ни в какое совпадение она не верила.
Кира тоже смотрела на Анну скептически:
– Ага. И что за работа у него? Ведь он не способен ни на что толковое.
– Что ты говоришь, Кира?! – Анна даже слегка обиделась на слова дочери. – Вадим работает в службе доставки, развозит посылки, и его склад находится прямо тут за углом. Он передает тебе привет.
– Хм! – презрительно отозвалась Кира. – Мам, этот тип настоящий преступник. Я не представляю, что он мог так быстро измениться. Сейчас он наплетет тебе что угодно. Допустим, теперь он хорошо выглядит, но это еще не значит, что он исправился и стал хорошим человеком.
Правильно, Кира! Но я даже не считаю, что он может хорошо выглядеть. Помнится, тогда он был в старой потрепанной кожаной куртке и небритый, с трехдневной щетиной. А уж сколько дней он не причесывался, даже и сказать невозможно. К тому же Вадим довольно высокий и широкоплечий, с массивной фигурой, и меня это ужасно пугало. Вот мой Вернер намного привлекательнее. Он бреется каждый день и ходит только в глаженых рубашках. И хотя его длинные волосы кажутся всегда чуточку растрепанными, он все же регулярно причесывает их щеткой. К тому же Вернер не такой верзила, как этот Вадим. У него нормальный рост, удобный для кошек, – если я встану на задние лапы, то достану головой до его руки. А в ней часто бывает что-нибудь вкусненькое, но если и нет, я могу просто приласкаться. Короче, если Анне захочется выпить кофе с каким-нибудь мужчиной, то уж лучше с моим Вернером. Да она и сама должна это понимать!
И я вот что еще подумал. Конечно, я вообще не очень хорошо знаю людей, и тем более женщин, но, может, Анну нужно подтолкнуть в нужную сторону? И это должен сделать один небольшой черный кот? Святые сардины в масле, что за беспокойная жизнь! Все приходится делать самому!