Посылка для генерала

– Вы хорошо оцениваете ситуацию, – серьезно ответил Максимов. Он поднялся с кровати и подошел к столу без разрешения, снова демонстрируя железную выдержку, свою волю и статус, уселся на стул напротив Бурова. – Я вас слушаю. Что произошло и при чем тут я?

– Два дня назад в тылах вашего корпуса с немецкого самолета были выброшены на парашютах пять авиационных контейнеров. Посты наблюдения точно зафиксировали, что самолет был немецкий и пришел из-за линии фронта. Он был обстрелян зенитной артиллерией, о чем есть записи в журнале боевых действий соответствующего подразделения. В воздух подняли звено истребителей, но вражеский самолет, пользуясь низкой облачностью, сумел уйти к своим. Я вам так подробно рассказываю, товарищ генерал, потому, чтобы у вас не возникло надежды, что имеет место случайность или ошибка.

– Не думаю, что здесь ошибка, – неожиданно согласился Максимов. – Я действительно отправил в район, где были замечены парашюты, комендантскую роту и роту мотоциклистов под командованием капитана Серова. Были основания полагать, что с самолета выбросили десант. Оперуполномоченный Смерша Серов должен был прочесать местность и захватить вражеских парашютистов.

– Не было парашютистов, – пояснил Буров.

– Простите? – Генерал удивленно уставился на офицера Смерша. – То есть как не было? В каком смысле не было? Серов меня обманул – ложное сообщение о парашютистах? Но мне об этом раньше Серова доложил помощник начальника штаба…

– Все правильно, – кивнул майор. – Доложили вам правильно. И парашюты видели. Только парашютистов не было, а были пять контейнеров. А в них специфический набор, предназначенный для разведывательно-диверсионной группы в нашем тылу. Оружие, советские деньги, бланки советских документов, одежда разного вида, батареи для радиостанции. Однако самое интересное и удивительное – это несколько документов с фотографиями. Я вам покажу снимки этих документов, а вы мне скажете, что это может означать и как к этому относиться. Надеюсь, вы согласитесь, что ваш арест и данный допрос – вполне оправданные меры в такой ситуации.

Максимов рассматривал фотографии документов, найденных в авиационных контейнерах, и все больше хмурился. Ни паники, ни возмущения! Буров наблюдал за генералом, но выводы делать не спешил. Внешние реакции – дело тренировок и способность владеть собой.

– Нелепо и странно, – наконец заговорил генерал. – В этом нет никакого смысла!

– Ну почему же, – Буров пожал плечами. – Смысл как раз есть. Вы завербованы и успешно работаете на немцев. В преддверии больших событий вам дают возможность сделать последний шаг, чтобы сорвать планы советского командования, а затем с помощью этих документов вы скрываетесь вместе с тремя своими помощниками. Причем предусмотрены варианты: либо скрыться здесь и дождаться прихода немцев, либо перейти линию фронта, или сдаться во время боя. На этот случай у вас тоже есть документы.

– Но как же… – Максимов повысил голос, однако, посмотрев на майора, замолчал. Бросив на стол фотографии, генерал откинулся на спинку стула и уже спокойно заявил. – Я понимаю, что во многом вы должны соблюсти заведенный порядок. Предъявить мне свои доводы, услышать ответы: признания или возражения. Хорошо, давайте по вашим правилам. Я официально вам отвечаю, могу сделать это письменно: я никогда и ни при каких обстоятельствах не имел контактов с немецкой разведкой, не был завербован и не совершал действий, которые могут быть расценены как измена Родине и работа на вражескую разведку. Все предъявленное мне, на мой взгляд, провокация немецкой разведки, имеющая целью сорвать планы советского командования и очернить меня в глазах моих командиров и подчиненных.

– Я вас понял, – складывая в папку фотографии, ответил Буров. – Пока я не буду задавать вам вопросы, хотя их уже очень много. Мне нужно самому сформулировать свое собственное мнение обо всем происходящем. И проверить сотни фактов.

– Очень надеюсь, что вам удастся докопаться до истины, товарищ майор.

– Какой бы она ни была? – Буров обернулся уже у самой двери камеры.

– А правда бывает только одна, – усмехнулся Максимов. – Без вариантов и ссылок на обстоятельства.

Судя по обгоревшим остаткам строений, в селе сохранилось меньше половины домов. Да и те, что остались целы, выглядели жалкими: выбитые стекла, содранные крыши, заросшие травой дворы. Почти не осталось заборов – они пошли в печку в тяжелые зимние месяцы, а может, и в топку полевых кухонь немцев.

Через Поповку фронт проходил четырежды. По всем законам войны от деревни вообще ничего не должно было остаться. Спасло ее то, что в самой деревне не было ничьих опорных пунктов. Не было за Поповку боев, стороной прошел огненный ураган.

Оставив в центре села выделенную им в штабе корпуса «эмку», оперативники отправились искать председателя сельсовета. Начало мая выдалось теплым, на огородах то тут, то там возились женщины и старухи. Детей и мужчин почти не было. И как последствие войны в селе не осталось ни одной собаки.

Председатель, невысокий старик с седой бородой, торчащей клочками в разные стороны, опираясь на палку, ловко спешил навстречу офицерам. Фуфайка с подпалинами нараспашку, старый картуз со сломанным козырьком надвинут на глаза.

– Это вы меня искали? – хриплым голосом спросил председатель. Из-под козырька на незнакомцев уставились внимательные живые глаза.

Буров вполсилы пожал сухую ладонь старика, ответное рукопожатие удивило своей силой и уверенностью. Председатель помолчал, дожидаясь, когда офицеры сами скажут, зачем приехали. С расспросами не спешил, оценивал гостей.

– Вы Кузьмичев Матвей Иванович, здешний председатель?

– Кузьмичев, – опершись двумя руками на палку, отозвался старик. – Матвей Иванович. А как называть, вам виднее. Можно председателем, можно старостой. Это меня месяц назад нарек кто-то из городских, так вот и обращаются. А я что, живу здесь давно, народ ко мне с уважением, слову моему верят, ко мнению моему прислушиваются. Вот и вся моя должность. А так-то мы все сообща здесь. Народу-то видите, сколько осталось. Надо всем помочь прокормиться, кров поправить. Когда до нас у власти руки дойдут – неизвестно. Война большая, понятное дело. Да и фронт – вон он, рядом. Слыхать даже! Так что обращайтесь. Чем смогу, помогу, чем не смогу – у людей спросим.

– Нечего нам у вас просить, Матвей Иванович, – улыбнулся Буров. – Впору самим что-нибудь для вас сделать, да служба у нас другая. Не на побывку мы к вам приехали.

Майор неторопливо вытащил из нагрудного кармана гимнастерки удостоверение офицера Смерша, показал его старику. Тот прищурился, глянул на книжечку и вздохнул:

– Ты мне документы не показывай, я ведь вижу плохо, с пятого на десятое. Да и не понять мне нынешних чинов и званий. Коль приехали в форме, значит, по службе. Говорите, по какой надобности.

– Мы из военной контрразведки, товарищ Кузьмичев, – пояснил майор, убирая удостоверение. Показалось ему, что кривит старик душой, все он прочитал и все понял. – Расспросить вас хотели, посоветоваться.

– Контрразведка? Шпионов, значит, ловите? Знакомое дело. На германской знавал я одного штабс-капитана. В таких же чинах был, тоже контрразведкой именовался. А вы, стало быть, ищете тех, кто на парашютах спустился третьего дня?

– Так точно, Матвей Иванович, – Буров кивнул, уловив вопрошающий взгляд Митькова. – Расскажите, как все было, что вы видели.

– Да что тут рассказывать, – пожал плечами старик. – Дождь прошел. Обложной. Затянулся. А нам картошку сажать надо. Один военный в чинах разрешил собрать остатки картошки, что от разбомбленного эшелона осталась. Мы с бабами и собрали. Несколько мешков из земли наковыряли, отмыли, высушили. Сажать пора, а он сыпет и сыпет. Вот я на небушко-то и поглядывал. А как разведриваться начало, я было собрался бабам команду давать, мол, выходи сажать. Тут самолет-то и увидел. Низко шел, под тучами. А потом от него вроде как комочки стали отваливаться и раскрываться навроде цветков – я-то уж нагляделся, знал, что это такое – парашютисты.

– И много их было? – спросил Митьков.

– Не считал, – с сожалением ответил Кузьмичев. – В мыслях не было, что враг это. Может, пять, а может, и поболе. Да и когда считать-то, они как раз за лесочком, вон там, и скрылись.

Старик указал палкой на юго-восток. Оперативники снова переглянулись. Председатель показывал совсем в другую сторону, не туда, где Серов прочесывал местность и где были найдены авиационные контейнеры.

Сделав жест старшему лейтенанту, чтобы тот не торопил старика, Буров снова осмотрелся:

– А как же вы в район-то сообщили о парашютистах?

– Так это не я, – покачал старик головой. – Это наш участковый, старшина Горюнов. Я бы и рад сообщить, да у меня ни машины, ни подводы, ни лошаденки ни одной нет. А ходок из меня, сами видите, какой. До района десять верст. А участковый на мотоцикле приехал, я ему все как есть и обрисовал. Он поблагодарил, на мотоциклетку свою вскочил и умчался в ту сторону. Вот и все. А уж что там дальше да как, я не знаю. Не моего ума дело.

Поблагодарив старика, Буров и Митьков вернулись к машине. Майор остановился и, сдвинув фуражку на затылок, посмотрел на молодого помощника:

– Ты понял, Кирилл?

– Старик не такой слепой, каким прикидывается.

– Вот и я об этом. Хитрит Кузьмичев, ответственности боится. А парашютистов все же посчитал. Был бы слепой, совсем бы их не разглядел, не то что количество определил. Тут дело в другом. Участковый сообщил о парашютистах по рации из своего кабинета в соседнем селе. Как и положено – проинформировал об источнике сведений. И Серов ссылался на Кузьмичева, который первым увидел парашюты в небе. Все сходится, кроме направления. Те, кого видел Кузьмичев, спускались километров на двадцать юго-восточнее. Какие контейнеры нашел капитан Серов и кто спускался на парашютах здесь?

– Но участковый же должен был точное место указать. Откуда тогда взялось сообщение о парашютах, которые нашел Серов?

– Сообщение с поста ВНОС[2], – усаживаясь на водительское сиденье, ответил майор. – А Серов не проверил детали и решил, что Кузьмичев видел те же самые парашюты.

– А если Кузьмичев ошибся по своему возрасту? – усмехнулся Митьков. – Видел в одной стороне, а потом забыл и стал показывать в другую.

– А нам в любом случае придется побывать на месте приземления, – заводя мотор, ответил Буров. – И с участковым надо познакомиться. Садись. Доставай карту.

Машина тронулась. Митьков раскрыл планшет. До места, где могли приземлиться парашютисты, если только они не прыгали на густой лес, было километров восемь. Хорошее место: с одной стороны река Проша, с другой – лесной массив Кабаний лес. Потом примерно километр лугов с небольшими овражками и снова небольшой лесной массив. И – никаких деревушек рядом.

– Товарищ майор, – Кирилл почесал лоб карандашом, – а вам не кажется, что эта затея с фиктивными документами какая-то нелепая. Чего немцы хотели добиться? Чтобы мы не поверили генералу Максимову и арестовали его? Может, они рассчитывают, что трибунал его к расстрелу приговорит?

– Или просто хотят выиграть время на этом участке фронта, – пожал плечами Буров. – Не это главное, плевать нам на их цели. Нам главное – доказать виновность или невиновность Максимова и найти тех, кто за этим стоит.

– Так они за линией фронта, – вздохнул Митьков. – А мы не разведка, мы контрразведка. Руки у нас коротки до них добраться.

– Ну, если будет надо, доберемся, – пообещал Буров. – Ты не забывай, что документы сделаны как следует, хотя и пахнут откровенной подделкой. А вот на фотографии ты внимание обратил? Снимки на всех документах настоящие, такие у нас делают. А где немцы их взяли?

– Вы хотите сказать, что Максимова и трех офицеров немцы выбрали для провокации не случайно. У их агента был доступ к фотопластинам. Все четверо недавно фотографировались?

– Молодец, быстро сообразил, – улыбнулся майор. – Надо понять, где, когда, по какой причине и на какие документы недавно фотографировались генерал Максимов, его нынешний адъютант старший лейтенант Поляков, начальник оперативного отдела штаба корпуса майор Аганесян и командир танкового полка подполковник Васильев.

– Ну да, – невесело рассмеялся Митьков. – Список подельников шпиона Максимова какой-то странный получается. Это ниточка, можно за нее потянуть. А знаете, есть у меня одна мыслишка.

– Ну-ну, давай, – кивнул Буров, не отрывая глаз от грунтовой дороги и энергично крутя баранку.

Митьков помолчал, постукивая карандашом по карте. Ему очень хотелось сформулировать свою мысль так, чтобы его легендарный командир, известный в управлении под псевдонимом Седой, оценил ее.

– А если мы нашли контейнеры слишком рано? Если расчет был на то, что документы появятся не в лесу и не мы их найдем, а подберут их другие диверсанты, и появятся эти документы в связи с какой-нибудь вражеской операцией?

– Возможно, – ответил майор. – Правда, сложно придумать такую ситуацию, чтобы эти документы навредили еще больше, чем сейчас, но все может быть. Мой тебе совет, Кирилл, не торопись относить Максимова к категории жертв и невиновных. Наше дело – объективность, а выводы делать пока еще рано. Если генерал Максимов – враг, то получается, что эти документы мы вообще не должны были видеть. Чувствуешь, какая разница, как меняется ситуация при таком раскладе? Вот и не спеши с выводами. Все версии придется отрабатывать. Проверять все совпадения. Например, то, что высадка была здесь, тоже может оказаться ошибкой.

Буров остановил машину на опушке Кабаньего леса и, круто вывернув руль, загнал ее поглубже в кусты. Оперативники нарубили осинового подроста и замаскировали машину молодыми деревцами.

– Значит так, Кирилл, – майор расстегнул кобуру, достал пистолет и, дернув затвор, загнал патрон в патронник. – Наша задача – в ходе короткого поиска установить, приземлялись ли здесь парашютисты, чьи они и как давно это было. Времени вызывать армейское подкрепление у нас нет. На это уйдут сутки, а их, судя по всему, уже прошло не меньше трех.

Убедившись, что помощник проверил пистолет и взял из машины автомат, Буров распределил секторы поиска.

– Я иду первым. Смотрю вперед и влево. Ты позади в пяти шагах. Твой сектор – справа и сзади. Ослабь ремень и ворот гимнастерки расстегни.

– Давайте я первым пойду, – предложил Митьков вопреки всякой субординации. – Вы устали, вы двое суток не спали, Иван Николаевич.

– Нет, – помолчав, возразил майор, – пойдем, как я сказал. Пока держусь. Я умею себя контролировать. Когда будет необходимость, сменимся или остановимся на отдых.

Кирилл посмотрел вслед своему командиру. Упрямый, с высоким лбом и внимательным взглядом, Буров казался ему железным человеком, которого не согнет ни буря, ни сталь, ни смерть. Аллегория, конечно, но из того, что Митьков знал о майоре, уважение и некоторую зависть вызывало в молодом оперативнике все. Весь его опыт, мастерство, мужество и железная воля. И то, что в группе бывшего старшего лейтенанта конвойных войск сначала приняли прохладно, тоже было понятно. Кирилл не судил оперативников, опытных контрразведчиков. Он понимал, что их уважение и признание нужно заслужить, постараться стать таким, как они. Кирилл даже не знал, что Буров, предупреждая Гробового и Косовича о новом члене группы, заметил:

– Между прочим, его не в штыки принять надо и не со снисхождением. Это тебя прежде всего касается, Олег! Этот парень в своем роде талант! Он, не будучи оперативником, имел приличную агентуру в лагерях, где служил, и доверительные отношения с нужными сидельцами. От него этого его должность не требовала. Его инициатива, его творчество, если хотите. Он ведь из вертухаев, как там их называют заключенные, а его уважали и прислушивались. У этого парня талант находить подход к людям, вызывать доверие. А что касается силового задержания, так он не раз по тайге беглецов вылавливал. В разных ситуациях побывал.

…Буров шел первым, успевая смотреть не только по своим секторам, но и под ноги. Оперативники шли по заросшей тропе, которая вела их в нужном направлении. Лезть напролом через сушняк и молодой подрост смысла не было. Если бы кто-то в ближайшие дни был здесь, то следов было бы более чем достаточно. Если здесь и проходили люди, то шли они тоже по тропе. А если это был враг, даже сброшенный сюда на парашютах, то ожидать можно было всего. Даже противопехотных мин.

Митьков коротко и негромко свистнул, как они и условились. Буров остановился и присел на одно колено, вскинув автомат. Взгляд скользнул по кустарнику, по ближайшим деревьям. Старший лейтенант подошел к нему, осторожно ступая по непримятой траве в еле заметной колее, оставленной когда-то колесами гужевых повозок. Присел рядом, осмотрелся.

– Что? – тихо спросил Буров.

– Не чувствуете? Трупный запах.

– Да, – после небольшой паузы согласился майор, – теперь чувствую. Свежий труп. Не больше трех-четырех дней.

– И меня это совпадение с нашими сроками насторожило, – отозвался Митьков.

Запах шел со стороны лощинки, густо поросшей папоротником. Здесь тропа уходила влево, и среди деревьев виднелось обширное открытое пространство. Совсем недалеко была северо-западная опушка лесного массива.

Когда оперативники с двух сторон подошли к лощинке, запах стал сильнее. Через папоротник пришлось пробираться с максимальной осторожностью, бережно раздвигая его широкие резные листья и внимательно разглядывая черную лесную почву.

Труп лежал у самой кромки зарослей. Поломанные ветки, засыхающие листья ясно показывали, где тащили тело и как его бросили сюда. Темно-синяя милицейская форма на трупе еще не натянулась – лежавшее лицом вниз тело еще не начало распухать, но на кистях рук и шее убитого хорошо были заметны трупные пятна.

– Обошлось без стрельбы, – констатировал Митьков, разглядывая находку. – Интересно, как он позволил к себе подойти? Он же на мотоцикле ехал? Судя по всему, участковому проломили голову и потом добили ножом.

– Стой, не подходи! – вдруг окликнул напарника Буров.

– Что? – Кирилл остановился и настороженно посмотрел на командира, потом снова на тело.

– Смотри, что у него с одеждой! – показал рукой майор. – Его тащили сюда волоком на спине. За воротник формы и за ремень портупеи. Гимнастерка задралась. А лежит он на животе. Зачем было его укладывать на живот? Чтобы мы перевернули и осмотрели нагрудные карманы? Ну-ка, отойди, Кирилл.

Митьков послушно присел неподалеку с автоматом наготове, озираясь по сторонам. Буров осторожно подошел к телу и присел на корточки. Он просунул руку под убитого с одной стороны, потом с другой. Поднялся, зашел с противоположной стороны. Вытерев пот со лба тыльной стороной ладони, с удовлетворением посмотрел на старшего лейтенанта.

– Так и есть. Они под него две гранаты положили, без чеки, а предохранительные скобы прижаты телом. Повернули бы мы его, и рвануло. Знаем мы такие фокусы. Сами умеем делать.

– Может, не будем шуметь? – предложил Митьков. – Все равно тело потом забирать и досматривать.

– Сейчас только вешку воткну, чтобы место заметить, – согласился майор. – А ты пройди до опушки, может, мотоцикл найдешь. Если его нет, надо будет дать ориентировку. Диверсанты вполне могут его использовать.

Сломав ветку подлиннее, Буров ножом заточил конец и воткнул в землю в шаге от трупа милиционера. В том, что убийцы (это, скорее всего, были диверсанты), заминировали тело, ничего необычного нет. Так часто поступают и немцы, и наши. В расчете на беспечность тех, кто наткнется на эту находку. Заодно и часть следов уничтожить можно. А с другой стороны, совпадение с минированием контейнеров. Зачем их минировать? Какова цель?

И снова майор одернул себя: «Рано гадать о целях. Сейчас нужно собрать максимум фактов для анализа. Преждевременные и плохо подтвержденные умозаключения приводят к неправильным выводам».

Подняв с земли автомат, Буров краем глаза заметил движение, и тут же неподалеку хрустнула сухая ветка. Митьков? Кириллу незачем прятаться и подкрадываться. Он еще до опушки не дошел.

Опыт скоротечных огневых контактов приучил мыслить быстро, почти на уровне интуиции. Движение слева, хруст ветки чуть правее, метрах в десяти – значит, минимум двое. Нужно сделать так, чтобы отвлечь врага от своего напарника, если те, конечно, не увидели Митькова раньше. Сейчас главное – дать сигнал.

Буров прыгнул влево и перекатился по траве. Ему хватило расстояния, чтобы укрыться за широкой комлевой частью раскидистого дуба. Не глядя, майор дал короткую очередь в ту сторону, где заметил движение. Дуб – хорошее укрытие, но диверсанты прекрасно видели, куда скрылся советский офицер. Обойдут с двух сторон и застрелят. Это временное укрытие, маневр для отвода глаз.

Сухой треск немецкого автомата был ему ответом, на голову полетела сбитая пулями кора дуба.

Буров снова высунул ствол и дал вторую очередь, чуть правее, чтобы достать того, кто наступил на сухую ветку. Распластавшись на свежей траве, майор быстро и почти бесшумно заскользил к ближайшему кустарнику. Только двигаться, постоянно менять позицию, пока не ясны силы нападавших и их намерения.

Ему повезло. Ободрав колено об острые камни, он скатился в еле заметную ложбинку за кустарником. Две автоматные очереди прозвучали чуть в стороне, ни одна пуля не свистнула над его головой. Стреляли, кажется, все еще по дубу. Двое их, точно двое, ведут себя умело, скрываются так, что трудно определить позицию. Подготовочка!

Приподняв голову, Буров нащупал пальцами небольшой камешек и без взмаха бросил его вправо от себя. Заметить ему удалось лишь одного противника, который отреагировал на звук. Пришлось рисковать. Майор дал длинную очередь в кустарник, где заметил движение. По короткому болезненному вскрику понял, что попал. Но теперь, обнаружив себя, Буров вызвал огонь второго противника. Майор вжался в землю и медленно, отталкиваясь каблуками сапог, стал отползать влево. Пули сбивали ветки кустарника, били по стволам деревьев, обдавая обломками коры и сухой хвоей.

Оставив опустевший автомат, Буров вытащил пистолет и взвел курок. Ну, теперь – пан или пропал. Майор хорошо заметил место, где прятался второй. Никаких особых движений там больше не было.

«Выжидает, пытается понять, убил он меня или ранил».

Сейчас ему предстояло подняться на ноги без звука, оказавшись левее своего противника. Можно не спешить? Митьков пальбу услышал, обязательно прибежит. А если нарвется на неприятеля? Нет, надеяться надо только на себя.

И немец поднялся. Это был точно немец, почему-то сразу так и показалось Бурову, хотя мужчина был одет обычно для этой местности: серые брюки, заправленные в сапоги, верх голенищ с отворотом, под пиджаком рубаха-косоворотка, схваченная на поясе узеньким ремнем. И кепка, надвинутая на лоб. Образ снят хорошо, но сапоги не смяты «гармошкой». Это недоработка. И косоворотка застегнута на все пуговицы. Это же не военная форма, тут должен быть элемент небрежности.

И все же немец его услышал. Несмотря на густой кустарник, несмотря на то, что майор сделал всего лишь одно движение рукой, наводя пистолет. Диверсант резко повернулся и почти мгновенно дал очередь по тому месту, где прятался Буров. Машинально, вложив в это движение все свое раздражение, всю злость и ненависть. Пули прошили кустарник, горячим ветром обдали лицо майора. Буров вжался в землю и дважды выстрелил в ответ. Немец вскрикнул.

В надежде, что противник ранен, можно было сделать только одно. Оттолкнувшись, Буров бросил свое тело в сторону, мгновенно оказался на ногах, выпрямился, отскочил за ближайшее дерево и выстрелил еще два раза. Но, уже выпуская последнюю пулю, понял, что все кончено.

Немец лежал на боку, нелепо вывернув руку с автоматом. Его грудь еле заметно вздымалась, а из уголка приоткрытого рта толчками вытекала тонкая струйка крови.

«Попал, – угрюмо подумал Буров. – Надо же так удачно попасть!»

В ушах еще гудело от стрельбы, но было ясно, что рядом больше никого из противников нет. Но где-то еще Митьков. Там, где он сейчас должен находиться, стояла тишина. Почему он не бежит сюда? Только этого еще не хватало…

Кирилл не мог бежать на помощь своему командиру. Он услышал и сразу определил по звуку, что стреляют там, где находится Буров. И что это немецкие автоматы. Мгновенно оценив ситуацию, старший лейтенант предположил, что враг может быть не только там, но и здесь, совсем рядом. Поэтому нужно убираться с видного места и спешить на помощь командиру, по пути старясь понять, что случилось. Однако, бросившись с тропы к старым раскидистым деревьям, Митьков тут же наткнулся на диверсантов.

Злость на себя захлестнула молодого офицера. Проворонил засаду!

Однако первые же секунды стычки показали, что его появление было такой же неожиданностью и для немцев. Нет, это не засада. Эти двое в гражданской одежде шли лесом, очень старясь никому не попасться на глаза. А тут вдруг стрельба, да еще тут же к ним выскочил с автоматом в руках советский офицер. У опытных диверсантов хватило выдержки не открывать огонь, а попытаться убрать свидетеля по-тихому.