– Покорнейше благодарю вас, сэр, – шутливо сказала Эми.
Доминик повернулся на бок, скользнул пальцами по ее бедрам, маленьким грудям и глубокой ямке между ключицами и осознал, что вот он – тайный выход из дома, в котором он так долго заперт.
Анжела была в двухстах милях и тридцати пяти годах отсюда, пытаясь вспомнить, как выглядел коридор дома, где она выросла. Стойка перил, которую они называли «ананас»; фарфоровый пароходик: его осколки однажды нашли на ковре – будто ночью какой-то призрак пролетел и сшиб его; пластинки трио Оскара Питерсона на граммофоне… Доминик лег в кровать, матрас шевельнулся, и Анжела на миг проснулась. Слушая тишину, она подумала о Бенджи и ощутила прежний страх. Дышит ли сын?
Деревянный потолок в одном месте треснул, и трещину скрепляла ржавая металлическая скоба. Анжела вновь задремала и услышала, как Шербет Дабс и Слейд поют «Давай, послушай эту музыку». Мельком она увидела Карен: та сидела на холме и взирала на спящий дом, будто кролик или сова. А потом Анжела уснула по-настоящему.
Дейзи открыла «Дракулу», положила на одну страницу почтовую открытку с изображением картины Моне и принялась читать:
«Я присел на кровать, и она шевельнулась, словно почувствовав себя неловко. В это время раздался глухой звук, точно кто-то постучал в окно чем-то мягким. Я осторожно подошел и выглянул за отогнутый край шторы. Светила полная луна, и я увидел, что этот шум производила большая летучая мышь, которая кружилась у самого окна – очевидно, притянутая светом, хотя и тусклым, – постоянно ударяясь крыльями об окно».
Луна. Залив Радуги. Море Спокойствия. Ричард никогда по-настоящему не понимал, что такое космос, и порой беспокоился, что его воображение недостаточно развито и не может выйти за пределы земной атмосферы. Говорят, пульс Нила Армстронга при взлете был семьдесят.
– Все храбрые люди слегка глуповаты, – сказал как-то Мохан.
Ричард видел это как наяву. Они сидели друг против друга за столиком у окна, Мохан ел белой пластиковой вилкой салат из супермаркета «Маркс и Спенсер».
– Это мог быть абсцесс.
Ричарду следовало указать это в отчете – именно для этого он и встретился с Моханом. Теперь же Шарн сидела в инвалидном кресле, а Мохан притворялся, что никогда ничего подобного не говорил. Все знали, что засранец спит с двумя медсестрами, а его бедняжка жена ни о чем не догадывается. Разумеется, для суда это не имело никакого значения, обычные слухи и домыслы. Как смотрел на Мохана адвокат во время той встречи… Ричард почти ожидал, что его веки вдруг схлопнутся вертикально. Черт побери, а здесь холодно.
Тихо застонав, Алекс кончил в кусок туалетной бумаги, которую держал в правой руке. Тяжело дыша, он прислонился к двери. Навалилось безразличие, видения с обнаженной Мелиссой развеялись, будто туман. Алекс ногой стер брызги с деревянного пола и подумал о гребле на каноэ по Ллин-Гвинант. Потом ему пришло на ум, что дома тихо и кто-нибудь мог его услышать. Взгляд остановился на кисточке для бритья, которая лежала на подоконнике. Может, в нее встроена микрокамера, и завтра Ричард за обедом покажет нечеткое видео Анжеле… Алекс бросил туалетную бумагу в унитаз, смыл ее и понюхал руку. Аромат «Морской бриз». Прекрасно.
Пальцы Луизы скользят по неровной стене кремового цвета. Краска, под ней шпатлевка, под ней камень – гладкий, как лошадиный бок. Сегодня днем, в «Кафе Ритацца» в Саутпорте, Ричард заложил руки за голову и потянулся с таким видом, будто владел этим кафе. Он был в рубашке поло и часах «ТАГ Хойер». Сидящая за соседним столиком молоденькая мамочка поедала его глазами, однако Ричарда она интересовала не больше мебели.
Все же Мелиссе следует быть вежливей, ты, наверное, с ней недостаточно строга. Помнишь себя в четырнадцать лет? Квартира Хэнвеллов. Воскресный вечер. Ты и Пенни стоите за балконными перилами на седьмом этаже, прислонившись к хлипкому карнизу. Биение сердца отдается в ушах, колени противно дрожат. В парке бегают собаки, по кольцевой дороге едут машины – микромодель мира. Ты громко кричишь, и звук отражается от противоположного дома. Внизу собирается толпа. «Прыгай!» – кричит кто-то. Ты оглядываешься и понимаешь, что все происходит не на самом деле, это всего лишь воспоминание, которое можно отпустить и зашвырнуть в великое ветреное ничто. Но миг спустя ты пугаешься – ты не помнишь, где настоящее и как туда попасть.
* * *
Пощелкивает остывающий «мерседес». На верхушке телеграфного столба сидит сова с огромными глазами. Небо над садом рассекают летучие мыши. Известняк под луной выглядит невероятно белым. У старой ванны лежит овца, она все еще остерегается волков, которые не охотятся здесь вот уже двести лет. Высоко над людским гамом царит глубокая тишина. Волопас, Геркулес, Дракон. Вокруг Земли летает восемь тысяч сделанных людьми вещей. Вышедшие из строя спутники и космический мусор. Пояс астероидов. Пак, Миранда, Оберон. Каждой луне по сказке. Марсоход опустился у холма Хазбенда. Зонд «Гюйгенс» берет пробы у метанового озера на Титане. Пояс Койпера. Кометы и кентавры. Рассеянный диск. Облако Оорта. Местный пузырь. Звезда Барнарда. Космический холод, согреваемый лишь светом звезд…
* * *
Ричард в темноте спускался по лестнице. Он не мог воспользоваться ванной на своем этаже из-за переплетения труб под раковиной. Трубы, канализация, кабели… Фобия – это еще мягкое определение. «Период сильного страха или дискомфорта, во время которого резко возникают по меньшей мере четыре из следующих тринадцати симптомов…» Четыре симптома Ричарда: ком в горле, ощущение нереальности происходящего, тянущая боль в животе и страх сойти с ума. Он не мог парковаться в зоне для сотрудников – тогда пришлось бы идти на работу мимо труб позади котельной. В прошлом году он стоял на платформе станции Эджвер-роад кольцевой линии метро, чтобы уехать на конференцию в Ридинг. На противоположной стороне, за рельсами, мотки закопченных кабелей так густо покрывали стену, что не видно было кирпичной кладки… Когда Ричард пришел в себя, на голове был сильный порез, а вокруг толпились глазеющие на него люди.
Ричард расстегнул ширинку и направил струю в сторону от воды, чтобы сильно не шуметь. Нужно проверить простату. Плитки пола холодили ноги, от стен веяло сыростью, но раковина в этой ванной была заключена в деревянный шкафчик, а белая гофрированная труба всего одна и потому не опасна для душевного здоровья. Ричард нажал на смыв, сполоснул руки. А теперь спать.
Суббота
Дейзи добавила в чай сахар и, накинув пальто и шарф, вышла полюбоваться восходящим солнцем. Рассветное зарево уткнулось в Черную гору, осветило ее с одного края и заструилось по валу Оффы, расцвечивая все на своем пути.
Красота вновь ускользала от Дейзи. Мир был так далек, а разум твердил «я, я, я…». Мелкие неприятности накапливаются и терзают, Бенджи отстраняется, мама все время злится на нее, а в раздевалке на стенах кошмарные граффити. Но эта долина… разве она не чудо? «Смотри», – нужно сказать себе. Смотри…
Вчера Дейзи так и не смогла заснуть. Пробовала читать «Дракулу», однако то, что выглядело нелепым при свете дня, ночью казалось почти документальным. Она в растерянности. Все говорят, что в шестнадцать лет ты меняешься, но это изменение дается с трудом. И вдруг приходит твердое осознание ненормальности – ты выглядишь как человек и действуешь как человек, но внутри у тебя лишь слизь и совокупность нейронных связей.
Полтора года назад Дейзи внезапно для себя разговорилась с Венди Роган, ассистенткой кафедры естественных наук. Их свел Божий промысел, не иначе. После уроков Венди предложила выпить кофе. Ни друзья, ни мама, ни отец не слушали Дейзи так, как Венди. В следующие выходные они обедали у нее дома, а потом Венди предложила посмотреть видео. Несколько тягостных мгновений Дейзи боялась, что речь идет о порнографии, но это оказался рекламный ролик «Программы практического знакомства с христианством»: футболист забивает гол, модель дефилирует по подиуму, альпинист карабкается на скалу – и каждый из них оборачивается на камеру и говорит: «Есть ли в жизни что-нибудь лучше этого?» А потом камера сверкает и покачивается.
Дейзи ощутила себя загнанной в угол и грязной.
Через неделю она вспомнила, почему альпинист показался ей знакомым. Это был Беар Гриллс, любимчик Алекса. Он покорил Эверест, а еще ел червей и пил собственную мочу в прямом эфире. Со смесью любопытства и гадливости Дейзи принялась искать в Интернете информацию о Гриллсе и наткнулась на видео в Ютьюбе, где он был на тропическом острове.
«Если у вас есть возможность спастись, воспользуйтесь ей!» – заявил альпинист.
Он повисел на лианах, потом переплыл залив, развел костер на пляже и подал сигнал вертолету при помощи серебряного креста на Библии. Это было смешно, однако Дейзи заплакала.
В долине светлело, роса высыхала, все и вся ликовало в отсутствие людей. Наверное, Мелисса ее ненавидит. Как ни странно, эта мысль утешила Дейзи. И терять нечего, и радоваться не придется.
«Подожди, просветление снизойдет», – говорил Дэвид. В помещении церкви чувствовалось тепло, которое Дейзи не ощущала больше нигде, его создавали взмывающие ввысь голоса. Однако просветление не наступало, лишь ехидный голосок внутри язвительно твердил: «Я умнее остальных». Чего и следовало ожидать, ведь бьют всегда в уязвимое место. Вера – это убежденность в том, что невозможное возможно. Конечно, со стороны такое кажется смешным. «Иисус любит тебя, сучка» – нацарапал кто-то на металлической дверце ее школьного шкафчика…
Вдруг появилась лиса. По-настоящему рыжая, а не грязно-бурая, как в городе. Она вошла в ворота с видом собственницы, будто призрак предыдущего владельца усадьбы. Две эпохи пересеклись. Лиса остановилась. Заметила Дейзи? Почуяла ее? Дейзи затаила дыхание. Разрыв между нею и миром затянулся. Она стала травой, стала солнечным светом, стала лисой. Уж не знамение ли это?.. Однако ощущение тут же пропало, и лиса потрусила прочь, за дом, а Дейзи затряслась от холода.
Доминик с закрытыми глазами стоял под душем, вода лилась ему на макушку. Горячая вода. Как хорошо жить сейчас! Было время, когда углекопы мылись в оловянных чанах, чайники грели на углях, а королева Елизавета I принимала ванну всего три раза в год. Только почему-то душ по выходным не так горяч, а напор воды слаб.
Дурацкий пластмассовый ящик! В спальне Бенджи открыл мини-набор капитана Брикберда второго уровня и нашел там волшебника.
Мелисса плыла по турбулентной зоне полусна. Ей пригрезились начальная школа и тигр, крадущийся между столами.
Скрипели деревянные полы, гудели трубы, что-то застучало на крыше, а вдали лаяла все та же собака. Шумно помочился Алекс. Загудела электрическая зубная щетка. Закричал петух. Дейзи насыпала в тарелку «Восхитительно-ореховые хлопья» из «Маркс и Спенсер».
Алекс присел на корточки у двери, зашнуровал кроссовки и принялся растягивать мышцы ног, поставив пятку на увитый плющом подоконник. Влажный воздух слабо пах навозом. Алекс засек время и побежал по дорожке, хрустя галькой. Ему нравилась дикая природа. Ни дома, ни в школе он не чувствовал себя так легко, как у озера или гор.
Раз в две недели, по выходным, он и Джейми садились в микроавтобус Джоша, брата Джейми. Велосипеды укладывали сзади, каноэ сверху, и Джош вез их в Саут-Даунс, Пембрукшир или Сноудонию. В темноте ставили палатку и просыпались с первыми лучами солнца.
Алекс перешел по ступенькам через забор и побежал к Ред-Даррену. Путь предстоял неблизкий, разум туманился от усилий и высоты, и это было замечательно. Тревоги и заботы отступали после четырех, пяти, шести миль, недовольство собой почти исчезало, лишь тело работало, точно механизм.
Доминик и Дейзи порой спрашивали об этом и принимали неспособность Алекса объяснить за его неспособность чувствовать. Однако у озера Ллин-Гвинант и на горе Найн-Бэрроу-Даун он ощущал упоение, которого они жаждали, но так и не достигали. И то, что Алекс не мог им этого объяснить, нехватка слов, были частью его тайны.
– Потому что обожжешься. – Анжела дала Бенджи два яйца. – Разбей их в миску.
– Что бы произошло, если б ты и папа умерли в одно и то же время?
– А чего бы тебе тогда хотелось? – Она высыпала грибы на сковороду.
– Я бы ушел жить к Павлу.
– Надо будет обсудить это с мамой Павла.
– А как же мои игрушки?
Анжела вспомнила, что дом у Павла маленький.
– Ты бы взял их с собой. – Анжела протянула Бенджи вилку. – А теперь добавь в яйца немного молока и взбей.
– А телевизор?
– А у Павла до сих пор нет телевизора?
– Я хочу наш. – Мальчик чуть не плакал.
