Он сидел за столом, опустив голову, в замшевой куртке, наброшенной на плечи, обнимал чашку, из которой свисал хвостик чайного пакетика.
Варвара сидела рядом, боком ко мне. Ссутулилась, в лице ни кровинки, нервно теребила колечко на среднем пальце. Красивая женщина, но не сегодня. Совсем недавно она плакала. Больше, видимо, не могла – слез не осталось. Между ними на столе лежали мои вещи – сотовый телефон, часы, денежная мелочь, документы, сигареты с зажигалкой. Видимо, побывала-таки в морге до моего «воскрешения», забрала все это хозяйство. Одежду брать не стала, да и не надо. Не хочу я ничего носить с мертвеца…
– Да, Сергей Борисович, я уже почти успокоилась, – глухо говорила Варвара. – Что случилось, то случилось, такова жизнь, я все понимаю и уже смирилась… Через три часа надо ехать за телом, готовиться к погребению… Я одного не понимаю, Сергей Борисович, – Варвара устремила к Якушину жалобный взор, – как я могла так ошибиться? Мне казалось, я прекрасно вижу судьбу Никиты, это ясно проявлялось на тонком плане. Он не мог погибнуть от удара током. Никиту поджидала смерть в результате авиакатастрофы – в этом не было сомнений. И не в ближайшее время, а потом, не скоро, только через несколько десятилетий. Ему предстояло пережить меня. Я ничего не понимаю, Сергей Борисович. Признайтесь, для вас ведь это тоже стало шоком?
Вот так новости. Ничего подобного мне Варвара не рассказывала.
– Не то слово, Варюша, – удрученно вещал Якушин. – Я поначалу не поверил, попросил перепроверить информацию. Да уж, неисповедимы пути, мы тоже можем ошибаться…
Я тактично кашлянул. Они прервали беседу и повернули головы.
Эффектнее не придумаешь. У Якушина от удивления вытянулось лицо. Он сильнее сжал кружку с чаем, словно на нее покушались. С Варвары сошла последняя краска. «Праздник к нам приходит, праздник к нам приходит…» – забилось в голове. Варвара вскрикнула, совершила прыжок, но не ко мне, а в обратную сторону. Ткнулась в кромку стула, снова села. Потом поднялась, приняла оборонительную позу, так в ней и застыла.
Сергей Борисович поднял кружку подрагивающей рукой, сделал глоток и забыл поставить на место. Могли бы что-нибудь и покрепче выпить по такому поводу…
– Это т-ты? – сипло выдавила Варвара.
– Не имею аналогов, – с достоинством ответил я, подходя ближе. Что-то подсказывало – не стоит делать непродуманных резких движений.
Сергей Борисович опомнился, поставил кружку, начал медленно воздвигаться над столом, неуверенно заулыбался.
– Подожди… – Внутри Варвары включились процессы, она стала яростно растирать лоб. – Но ты же умер… Я дважды за эту ночь видела твой труп.
– Это был не труп, – уверил я.
– Нет, труп… – Даже в этой абсурдной ситуации она проявляла ослиное упрямство. – Сергей Борисович… – Она передернула плечами, жалобно глянула на Якушина, – может, это не он? Ведь бывают же случаи…
– Может, мне уехать обратно? – вздохнул я. – Чтобы вам спокойнее было? Только денег на такси дайте.
– Мертвые шутят, называется… – Сергей Борисович шумно выдохнул и улыбнулся во весь рот. – Это он, Варюша, успокойся, меня не обманешь. Никто не вселялся в тело Никиты Андреевича – это он и есть, во плоти, так сказать. И как-то нелогично, согласись, вселяются в живые тела, а не в мертвые. Просто произошла редчайшая в медицине вещь…
Варвара подошла на цыпочках, недоверчиво вглядываясь в мое непростое лицо, стала ощупывать, сменила мину. Потом с воплем «Никитушка, прости!» прыгнула на шею, стала целовать во все доступные места, что-то бормотала, выла, урчала. Я чуть не упал – пришлось расставить ноги.
Подошел Якушин с улыбкой до ушей, тоже потрогал меня, засмеялся, смахнул что-то с глаза – разумеется, соринку. Потом махнул рукой – доведете когда-нибудь до инфаркта – и на подгибающихся ногах побрел обратно за стол.
В дверь сунулась Лариса, поморгала, вопросительно уставилась на Якушина. Тот кивнул с улыбкой: так надо. Лариса сглотнула, осторожно прикрыла дверь.
Варвара спустилась с небес на землю, довела меня до стула, усадила, сама пристроилась рядом. Девушка все еще всхлипывала, хваталась за сердце. Однако профессиональное самолюбие вернулось на место, и мне по-прежнему стало суждено умереть в падающем самолете. Сергей Борисович подтолкнул ко мне пачку моих же сигарет.
– Курите, Никита Андреевич, сегодня можно. Только смотрите, чтобы в привычку не вошло.
Я с жадностью схватился за свой «Уинстон», стал окуривать дымом служебное помещение. Они не роптали, терпели. Варвара сбегала за баночкой с водой, где я и утопил высосанную в несколько затяжек сигарету.
– Как вы себя чувствуете, Никита Андреевич? – осторожно осведомился Якушин. – С головой все в порядке?
– Нет головы, – проворчал я, – черепная коробка – есть, а головы – нет.
– Главное, что чувство юмора осталось. Хотя в вашем случае, полагаю, оно должно умереть последним.
– Голоса, музыка, хоровое пение, навязчивые мысли? – срывая голос, бормотала Варвара. – Ты извини, Никитушка, что спрашиваю, но все это так необычно…
– Внутренний голос требует убивать, – признался я.
– Понятно… – Она ласково гладила меня по руке. – Это ничего, родной, скоро пройдет…
– Полагаю, Никита Андреевич, мне придется увеличить ваш гонорар, – вкрадчиво сказал Якушин.
– Конечно, – кивнул я, – на достойные похороны.
– Фу… – выдохнула Варвара и расслабилась. – Отпустило, твою-то мать…
– Кстати, насчет моей матери, – вспомнил я. – Надеюсь, вы ей не сообщали о моей безвременной кончине?
– Нет, твоей маме не сообщали, – замотала головой Варвара. – Непросто это, Никита, решили подождать до утра.
– Вот и славно, и не сообщайте.
– Хорошо, не будем.
– Да, Никита Андреевич, – сказал Якушин, – до вашей мамы печальная весть не дошла – и слава богу. Но вашей помощнице Римме Казаченко Варвара позвонила незадолго до вашего эффектного появления, и, полагаю, эта новость ее не обрадовала.
Вот черт! Я вскочил со стула, схватил свой телефон. Разрядился! Некому воткнуть в розетку. Я требовательно уставился на Варвару. Она смутилась, суетливо полезла в сумочку за своим смартфоном.
– До утра не могла подождать?
– Прости, но мы же не думали, что к утру ты оживешь. Да, наверное, ты прав, надо было подождать, дать человеку выспаться. Но я не смогла, а Сергей Борисович не успел меня остановить. Она плакала, Никита…
Надеюсь, не от радости. Я набирал номер по памяти.
– Да, Варвара, слушаю… – голос моей помощницы звучал глухо, но уже не сонно.
– Это не Варвара, – отрезал я. – Римма, ради бога, прости всех нас, произошла чудовищная ошибка. Все в порядке, новость о моей смерти можно отозвать, она не соответствует действительности, это нелепое недоразумение…
Римма помолчала и задала убийственный в своей простоте вопрос:
– Это кто?
– Это твой работодатель Никита Ветров, – терпеливо завел я старую шарманку. – Все в порядке, я жив. Считай, что эта неприятность произошла с моим однофамильцем, а в морге все перепутали. Варвара поспешила, погорячилась, понимаешь?
– Но это не твой голос… – она все еще сомневалась.
– Как это не мой? – возмутился я. – А чей, позвольте спросить? Римма, кончай выделываться, это я!
– Вот теперь, кажется, узнаю… Подожди, это точно?
– Да! – рявкнул я. – Можешь не сомневаться.
– А кому претензии предъявлять? Ну, сам понимаешь, за моральный ущерб и все такое…
– Я позднее предоставлю подробный список. Ты не звонила моей маме?
– Никита, я незнакома с твоей мамой.
– Вот и отлично, не звони. Не забудь, что утром на работу. Разрешаю опоздать на два часа. Все, спи… если сможешь.
Я отключился, перевел дыхание. Варвара с Сергеем Борисовичем выразительно переглянулись – да, это точно он. Пациент скорее жив, чем мертв.
– Никита Андреевич, если не возражаете, я позвоню медикам, мы должны им сообщить о вашем чудесном исцелении, вы понимаете… – Якушин помялся, – такое не каждый день случается. Нужно провести полное обследование, сделать ЭКГ, ЭЭГ…
– Давайте не сейчас, – взмолился я. – Позднее. Клянусь, Сергей Борисович, я не сбегу.
– Хорошо. – Якушин помедлил. – Я распоряжусь об отмене мероприятий… вы понимаете каких. Хотя, подозреваю, что Лариса уже всех обзвонила и дала соответствующие распоряжения, м-да… – Сергей Борисович не сдержался, прыснул. – Ладно, медиков вызовем позднее. Рассказывайте, что с вами приключилось. Кофе хотите? Есть булочки – на предмет пожевать…
– А у меня есть желудок, – вздохнул я. – На предмет вывернуть его наизнанку.
Я снова курил, повествовал о своих злоключениях. Они уже тихо зеленели от моего дыма, но пока что терпели.
– Это полная версия? – спросила Варвара.
– Полнее некуда.
– Все правильно, – откашлявшись, начал Якушин. – Типичные внетелесные околосмертные переживания. Вам было радостно, спокойно, вы испытывали чувство гармонии. Считали себя способным проникнуть в суть мистических и религиозных событий. Но вместе с позитивными переживаниями многие люди, перенесшие состояние клинической смерти, описывают адские картины огня, какие-то устрашающие сцены, видели людей в состоянии страдания. У вас ничего такого не было?
– Не успел, – буркнул я, – так некстати все оборвалось. Хочется сказать «спасибо» нашей медицине, но в данном случае она принесла больше вреда, чем пользы.
– Подтверждается сохранение сознания после полного отключения мозга, – заметила Варвара, – а мозг, как известно, отключается после остановки сердца. Но все это окутано неясностью… Кто-то видит картины из прошлой жизни, другие начинают говорить на незнакомых языках – причем в совершенстве… – Она с подозрением уставилась на меня.
– Да, ксеноглоссия, слышал, – проворчал я. – Но я с вами на суахили общаюсь? Как такое возможно, Сергей Борисович? – задал я самый острый для этой ночи вопрос. – Реанимация не помогла, меня привезли и бросили, объявив мертвым. Человек не может выйти из клинической смерти без врачебного вмешательства. Как такое произошло?
– Не знаю, – смутился Сергей Борисович. – Кто-то наверху посчитал это нужным и необременительным. Значит, вы нужны.
– Вам не приходит в голову, Сергей Борисович, что его смерть была не случайной? – спросила Варвара.
– Смерть всегда имеет причину, – уклончиво отозвался Якушин и засмеялся. – Это не я придумал, а неизвестный автор. Смерть не случайна, это понимаем все мы. На вашу жизнь, Никита Андреевич, покушались. Ураган для злоумышленника стал удачным подспорьем. Гроза, ураганный ветер, оборванные провода – и один из последних контактирует с металлической дверью. Все подстроено. Кто-то знал, что вы пешком направляетесь к дому, успел все сделать. Возможно, у преступника имелся сообщник. Вы никого не видели?
Я пожал плечами. А ведь почудилось, что кто-то прятался за припаркованными машинами…
– Человек, не понаслышке знакомый с электричеством, – продолжал Якушин, – наш фигурант, если помните, трудился инженером по электрооборудованию на ярославском заводе «Термоприбор». Почему бы не сплясать именно отсюда? Сейчас вы не в лучшей форме, Никита, но когда придете в себя, надо продолжать.
– Догадываюсь, – вздохнул я, – в противном случае он рано или поздно меня добьет. Преступник владеет информацией, выяснил, что мы работаем по людям, перенесшим клиническую смерть, решил от меня избавиться, пока я не вышел на что-то важное.
– Но не ты один в курсе, – справедливо заметила Варвара.
– Однако именно меня он предпочел убрать как главную угрозу. Это следует обдумать, но вы правы, Сергей Борисович – не сейчас. Покушение было целенаправленным, убивать кого-то еще этот упырь не хотел. Соседка Клавдия Ивановна вышла из подъезда, ее не ударило. Варвара скатилась по лестнице – ее тоже миновало.
Варвара как-то задрожала, поежилась.
– Злая ирония, – пробормотала она, – мы ищем человека, перенесшего клиническую смерть. При этом то же самое переносит человек, занятый поисками злодея.
– Не думаю, что это совпадение, – сказал Якушин. – Нам явно порываются что-то сообщить. Вам придется заново, Никита Андреевич, проанализировать все, что с вами произошло, не упуская ни единой мелочи. Вы что-то забыли или посчитали неважным. Отдохнете, потом освежите память. Боюсь, после вас опять придется наводить порядок и все утрясать, – вздохнул Сергей Борисович. – Из вашего рассказа явствует, что в областном бюро судебной экспертизы вы вели себя как слон в посудной лавке. Нет, допускаю, вы были несколько взволнованы…
– Да, самую малость, – согласился я. – Сам не смогу, придется вам улаживать вопрос с кражей одежды и нанесением работнику бюро, а также сотруднику вневедомственной охраны легких телесных повреждений.
– Вы уверены, что они были легкие? – Якушин ехидно прищурился.
– Ой, да ладно, – отмахнулся я, – товарищ приобрел бесценный опыт. А второму надо больше тренироваться, прежде чем заступать на охрану важных государственных объектов. Можно мне отдохнуть, Сергей Борисович? Ей-богу, с ног валюсь. Смерть – это так утомительно. Прошу всего лишь 48 часов сна, а потом все, что угодно – врачи, маньяки, заслуженное наказание…
– Да, Варвара отведет вас в гостевую комнату. Отдыхайте, Никита Андреевич, я постараюсь все уладить. Усилим охрану – пусть и за вами с Варварой приглядывают. Вопрос с одеждой решим. «Украденное» придется вернуть. А я пока сообщу куда следует о местонахождении вашего бренного тела.
Глава третья
История началась 17 октября – после дождичка в среду. Тогда еще не было такого холода, как сейчас, дожди шли, но после них неизменно выходило солнышко, и осень радовала последними приличными «плюсами».
На работу я в тот день не пошел, курил на балконе, развалившись в шезлонге. Здесь меня и настиг звонок Вадима Кривицкого. Завелся в кармане лирико-драматический баритон Иосифа Кобзона: «Если кто-то кое-где у нас порой…» В квартире хлопнула входная дверь – Варвара убежала на работу в ГПНТБ. Обещала не задерживаться – профессия архивариуса ее не очень вдохновляла.
Полезная привычка – брать телефон даже на балкон.
– Здравия желаю, – мрачно поздоровался Кривицкий. Мой старинный однокашник совсем недавно перекочевал из заместителей в кресло начальника уголовного розыска Железнодорожного РОВД и по этому поводу явно зазнался – совсем перестал звонить. Я даже не был уверен, капитан ли он еще.
– И вам не кашлять, Вадим Батькович, – непринужденно отозвался я, – Решил наконец проставиться?
– Перебьешься, – отрезал Кривицкий. – Вопрос, гражданин Ветров: не пора ли подтвердить вашу лицензию на ведение частной детективной деятельности? Вас не пугает, что вы ее безнадежно просрочили? Ждете, когда в ваш офис придут лучшие бойцы Новосибирского ОМОНа?
– Издеваешься? – оторопел я.
– Ладно, расслабься, ничего другого не придумал, – хмыкнул Вадим. – Ты же в курсе прямолинейного милицейского юмора? Жизнь-то как?
– Признаюсь честно, Вадим, еще минуту назад все было прекрасно.
– Прекрасно – это хорошо, – изрек Кривицкий, после чего заговорил нормальным человеческим голосом: – У нас проблемы, Никита. Неприятно признавать, но это так. Ты все еще работаешь с Якушиным? Ладно, не отвечай, знаю, что работаешь. Требуется консультация – как раз по его… скажем так, специализации.
– А какая у него специализация? – не понял я. – Похоронить кого-то хочешь?
– Я сейчас похороню, – пообещал Кривицкий. – Если не перестанешь перебивать. Просьба отнестись серьезно. В городе происходят неприятные вещи, и если бы ты иногда вылезал из своей погребально-культурной скорлупы, то был бы в курсе. Нам нужна консультация – и не надо по этому поводу ехидничать и иронизировать. Если уж обращаемся, значит, все реально плохо, и мы готовы выслушать даже… нетривиальные версии.
– Мы – это кто? – решил уточнить я.
– Мы – это лучшие головы новосибирской и ярославской полиции, – не ведая скромности, пояснил Кривицкий. – Только не спрашивай, при чем тут Ярославль, это не по телефону. Так что, готов Якушин оказать посильную услугу нашей полиции? Заметь, Никита, мы могли бы сами к нему нагрянуть и поставить перед фактом, однако хочется по-доброму, что ли… – выдавил Кривицкий нехарактерное для себя слово, – вежливо спрашиваем, готов ли он оказать содействие, когда ему удобно, и все такое… В общем, не заставляй унижаться, – рассердился Вадим, – мы готовы подъехать в любой время. Хоть сию минуту.
Он невольно меня заинтриговал. От нашей полиции можно ожидать чего угодно, но чтобы набиваться на консультацию Якушина…
– Да, это несколько странно, – согласился Сергей Борисович, когда я ему позвонил. – Но чего не случается в этом мире? Придется принять высокую делегацию. Сегодня не очень загруженный день, можно себе позволить… Вы тоже подтягивайтесь, Никита Андреевич, интуиция мне подсказывает, что ваше присутствие не будет лишним. И Варвару Ильиничну возьмите, если она еще не убежала на работу.
Варвары Ильиничны уже и след простыл. Мой звонок настиг ее, когда она ныряла в метро.
– Какая прелесть, – восхитилась Варвара. – Это что-то свежее в новейшей истории. Я возвращаюсь, Никита, вот только позвоню на работу и что-нибудь придумаю. Без меня не уезжай! А лучше подхвати меня на «Октябрьской», я пока в бутик зайду, перчатки себе подберу.
У шлагбаума на въезде стояла полицейская машина. Ее обтекали люди с цветами, прибывшие на церемонию кремации. Охранник был незнакомый – видимо, новенький. Он осведомился о цели визита, поинтересовался, к какому именно Якушину мы направляемся, а когда моя физиономия стала меняться, Варвара пихнула меня в бок: мол, так надо. Человек ведет себя глупо, но правильно.
В хозяйстве Якушина в очередной раз усиливаются меры безопасности. А похоронный холдинг возглавляет целая семейная династия. Пришлось ждать, пока он свяжется с кем-то по рации, выяснит, не шпионы ли мы. Варвара исподлобья косилась на полицейскую машину.
– Надеюсь, у нас не начинаются политические репрессии? – хмыкнула она.
– Нет, – успокоил я. – Просто мой дружок стал важной персоной и теперь передвигается только так.
В итоге нас пропустили. Через несколько минут мы входили в музей. Посетителей было немного, главный выставочный зал погружался в привычный мистический полумрак.
Варвара задержалась у стойки, где Маргарита (сменщица Ларисы) выписывала чеки на бланках, обсудить женские секреты и заодно похвастаться новыми итальянскими перчатками из очень тонкой кожи.
А я уже чувствовал, куда надо идти, и передвигался в зал короткими перебежками. За конным катафалком, увозящим в вечность останки бердского купца, находилась инсталляция старинной траурной комнаты под черным балдахином. Женщина в черной вуали сидела на коленях у гроба, просила Господа о спасении души дорогого человека. Раньше я принимал ее за живую…
Я обогнул инсталляцию, встал за элегантный старинный шкаф. Подобные изделия создаются здесь же, на территории завода специальных изделий. Граждане привозят Якушину старую ненужную рухлядь, а мастера в столярке создают из нее шедевры мебельного антиквариата, чему я сам был свидетелем.
Гости находились в районе лестницы на второй этаж. Незнакомый подтянутый мужчина мялся у шкафа с медалями, посвященными Дню отца, отошел к соседней части экспозиции, где выставлялись декоративные пасхальные яйца с лаковыми миниатюрами, живописующими жития святых. Потом он сместился к надгробным плитам, уставился на выбивающееся из контекста маленькое чугунное надгробие.
Мужчину сопровождал экскурсовод Михаил – плотный, франтовато одетый малый, идеально подкованный по всем вопросам жизни и смерти. Пару месяцев назад он оказал неоценимую услугу нашему расследованию, встав на защиту ценного музейного артефакта. Неудивительно, что именно его Сергей Борисович привлек для встречи непрошеных гостей. Самого Якушина в обозримом пространстве не было – что никого не удивляло.
Надгробие явно заинтересовало посетителя, он сел на колени, включил фонарик в телефоне и стал читать выдавленную надпись.
«Мент, – подумал я, – командированный из Ярославля, впервые в нашем городе и в этом странном музее…»
– Это недавний экспонат, если вам интересно, – комментировал Михаил, – уникальное чугунное надгробие с могилы ребенка. Его нашли в небольшом селе в Республике Коми. Обратите внимание на даты рождения и смерти – девочка скончалась в 23-м, ребенку было полтора года. Чугунные надгробия в первые десятилетия ХХ века были широко распространены – руда имелась повсюду, изделия из чугуна отливали чуть не в собственных дворах. Форму вырезали из дерева, а потом заливали металлом. Изделие уникальное, до нашего времени дожили единицы – все остальное люди сдали на металлолом. Данный предмет несколько десятилетий использовался в хозяйстве как корыто, потом мы его купили… Кстати, совсем недавно объявился родственник этой похороненной девочки – она оказалась его родной тетей. Умерла в младенчестве, была похоронена на старом кладбище нынешнего Сыктывкара. Кладбище закрыли в 1932 году по санитарным требованиям – в те годы особо не церемонились, людям дали три дня, чтобы перенести прах своих родственников на новое кладбище. Срок, конечно, нереальный, а выражать возмущение в те годы было неразумно. Сносили даже могилы героев революции и Гражданской войны. На месте кладбища расширялся город, вырос новый военкомат, а все, что осталось от похоронной атрибутики, хозяйственные крестьяне растащили по подворьям. Нам еще повезло, что последние владельцы надгробия связались с нашим музеем – а ведь могли отнести этот артефакт в пункт приема металлолома… Кстати, обратите внимание на экспонат по соседству. Это тоже чугунное надгробие, но уже XIX века. Оно венчало могилу титулярного советника Артамонова и было обнаружено в одном из пунктов приема металлолома города Барнаула…
Посетитель понятливо кивал, украдкой посматривая на часы. Сергея Борисовича, очевидно, вызвали по неотложному делу. Я понимал, что все неспроста, морально готовился к новым неприятностям. Отталкивающего впечатления посетитель не производил – возраст около сорока, нормальное лицо, усталые глаза.
Подойдя поближе, я обнаружил своего однокашника Вадима Кривицкого. Он стоял перед шкафом из черного дерева и сосредоточенно разглядывал качественный муляж голубого бриллианта, переливающийся в лучах света. Вадим задумчиво хмурился, почесывал лоб.
– Черт, испугал… – выдохнул он. – Чего крадешься, как тать в ночи… – Он посмотрел по сторонам. – Похоже, мы с Романом раньше всех прибыли. Якушин отлучился, но скоро будет, вот, снарядил человека устранять нашу безграмотность… Слушай, а это то, что я подумал? – Он снова устремил пытливый взгляд на переливающееся за стеклом изделие.
– Да, это именно то, что ты подумал, – подтвердил я.
Подошли Михаил и второй посетитель. Экскурсовод кивнул мне по-приятельски. Мужчина разглядывал меня с недоверием, настороженно. Очевидно, чутья ему хватило, чтобы понять, кто я такой.
– Никита, – протянул я руку, – Никита Ветров. Госпожа Сташинская подойдет через минуту.
Он поколебался и ответил на рукопожатие:
– Роман Губин, майор, представляю Ярославское управление внутренних дел.
Им хватило сообразительности отказаться от форменного облачения. Еще бы машину на шлагбауме замаскировали под развозчика пиццы.
– Да, не могу обойти вниманием представленное здесь изделие, – сказал Михаил. – Разумеется, бриллиант не настоящий… хотя очень похож. Данная услуга сравнительно новая, ей меньше двадцати лет. Это для тех, кто хочет после смерти стать бриллиантом… ну, или увидеть своих умерших близких в виде бриллианта. Технология довольно новая, в мемориальные бриллианты можно перерабатывать не только прах, но и волосы усопшего. Технологию запатентовали на Западе в 1999 году, а через три года представили широкой публике. В Соединенных Штатах, Японии и странах Европы услуга пользуется спросом. Доходит до того, что в драгоценном камне увековечивают не только родственников, но и домашних любимцев. Техпроцесс фактически идентичен процессу изготовления синтетического бриллианта. Полученные алмазы подвергают огранке. В среднем выполнение заказа осуществляется за три месяца. Вы можете заказать камень в полкарата, один карат, два карата. Для получения среднего желтого бриллианта потребуется примерно 100 граммов пепла или 40 граммов волос. Если хотите получить голубой камень, необходимо предоставить фирме 500 граммов праха или 100 граммов волос. При этом безразлично, какая часть тела идет на бриллиант – вы все равно получите углерод. Камни искусственные, несколько дешевле, чем найденные в природе, но все равно это настоящие бриллианты, они обладают всеми физическими и химическими свойствами камня. Невооруженным взглядом искусственный бриллиант от настоящего не отличите. Это не сделает даже серьезный ювелир. Дать представление о природе камня может только химический скрининг.
– Сколько стоит? – деловито осведомился Роман Губин.