Закончив свое дело, все низинники поднялись по ступеням обратно. Скрипнули петли двери, и она с шумом закрылась, оставив в сумраке клубы пыли.
– Так это правда, что сюда бросили урида? – шепотом спросил кто-то.
– Никак я слышу голос теблора? – насмешливо и презрительно ответил Карса. – Наверное, мне показалось. Теблоры не становятся рабами. Теблор скорее предпочтет умереть, чем покориться низинникам.
– Урид… и в цепях. Как и все мы.
– Не равняйте меня с собой! Я видел, как вы позволяли этим поганым детишкам приковывать вас. Мне недолго оставаться здесь. Я напомню сунидам, что значит быть настоящим теблором.
– Мы видели повозки, доверху нагруженные убитыми. Там были местные и малазанцы. В городе до сих пор стоят плач и стоны. Мы узнали, что вас было всего трое.
– Двое. По пути сюда нашего соратника Делюма Торда ранили в голову. Он лишился рассудка и бежал вместе с нашими собаками. Будь Делюм в здравом уме и прежней силе, его кровавый меч…
Узники зашептались. Карса слышал, с каким благоговением они произносили слова «кровавый меч».
– Делюма тяжело ранили в бою, – продолжал он. – А вот где свой рассудок потеряли вы? Неужели суниды позабыли все нравы и обычаи теблоров?
– Позабыли? – со вздохом переспросила женщина. – Да, причем давно. Наши дети тайком покидали селения и уходили к низинникам, прельстившись их презренными деньгами. Здесь эти жалкие кружки металла правят всем и всеми. Нам стыдно говорить, в кого низинники превратили наших сыновей. Некоторые даже продались охотникам за головами и стали их дозорными. Представляешь, урид? Они сами привели врагов в наши долины и показали чужакам наши тайные рощи кровавых деревьев, которые те сожгли дотла. Низинники истребили наших лошадей. Предательство собственных детей – вот что сломило сунидов.
– Ваши дети заслуживают смерти, – изрек Карса. – Сунидские воины оказались слишком мягкотелыми. Они забыли, в каких случаях теблорский закон велит не щадить кровных родственников. Предательство своего племени всегда каралось сурово. Ваши потомки перестали быть сунидами. Я их убью, как только выберусь отсюда.
– Тебе придется долго искать их, урид, – вздохнула женщина. – Они ведь сейчас кто где. Многие погибли. Многие попали в рабство, ибо низинники опутали их долгами. Остальные подались в дальние края, в большие города вроде Натилога и Генабариса. Нашего племени, увы, больше не существует.
– И потом, урид, ты ведь тоже закован в цепи, – добавил мужской голос. – Ты теперь принадлежишь хозяину Сильгару, а от него еще ни один раб не сбегал. Больше ты уже никого не убьешь. Тебя, как и нас, заставят встать на колени. Так что не надо пустых слов, урид.
Карса молча возобновил начатое. На этот раз он плотно намотал цепи себе на запястья. Потом уперся спиной в стену, а ногами – в бревно. Напрягшись изо всех сил, он потянул на себя цепи. Еще одно усилие… еще… Прут скрежетал, откалывая щепки. И вдруг что-то громко треснуло.
Карсу отшвырнуло назад. Он заморгал, освобождая глаза от пота, а затем посмотрел на бревно. Оно раскололось по всей длине.
С другого конца лязгнули цепи Нома.
– Худ тебя побери, Карса Орлонг, – прошептал он. – Гляжу, ты не спускаешь оскорблений.
Юноша снова промолчал. Ему сейчас было не до разговоров. Да, он вырвал ненавистные пруты из бревна, однако оставались еще цепи, с которыми не больно-то побежишь. Зато теперь у него появились дополнительные орудия. Карса нагнулся над цепью, идущей к левой лодыжке, и всунул прут в ближайшее к кандальному обручу звено. Взявшись за прут с обоих концов, уридский воин стал медленно его вращать.
– Что это там за звуки? – спросил кто-то из сунидов.
– Кажется, у урида спина треснула, – насмешливо ответил другой.
– Я бы на твоем месте попридержал язык, Ганал, – посоветовал ему Ном.
Цепь треснула. Сломанное звено отскочило во вторую канаву и застряло в стене.
Избавившись от цепей, приковывавших ножные кандалы к пруту, воитель принялся за цепи, тянувшиеся от рук.
Снова раздался треск. Потом еще. Руки Карсы были свободны.
– Что там такое? – опять заволновался кто-то из уридов.
Карса оторвал от железного прута последнюю цепь. Прут пригодится в качестве оружия, тем более что от его усилий железная кромка успела заостриться. Взяв прут, воитель выбрался из канавы.
– Кто из вас Ганал? – угрожающе осведомился он.
Лежащие суниды съежились и втянули головы в плечи. Только один из них не шевельнулся.
– Я Ганал, – произнес этот человек. – Значит, твоя спина цела? Теперь ты вправе убить меня за оскорбительные слова.
– И убью.
Сжимая прут, Карса двинулся туда, где лежал его обидчик. Однако тот хитро улыбался.
– Прежде чем умереть, я подниму крик и разбужу стражу. А если ты пощадишь меня, то сможешь тихо выбраться отсюда. До рассвета еще достаточно времени.
– За молчание вас всех накажут, – сказал Карса.
– Нет. Мы крепко спали и ничего не слышали.
– Возвращайся и приведи с собой столько уридов, сколько сможешь, – обратилась к юноше та женщина, что прежде рассказывала о бедах своего племени. – И когда ваши воины перебьют всех низинников в этом городе, суди нас. Мы примем твой суд.
Карса подумал и кивнул:
– Ладно, Ганал, продолжай пока влачить свою никчемную жизнь. Но не забывай: мы с тобой еще встретимся.
– Не забуду, – пообещал сунид.
– Карса! – окликнул воителя Ном. – Пусть я всего лишь низинник…
– Я освобожу тебя, ребенок, – ответил урид, направляясь к нему. – Ты проявил мужество.
Он прошел туда, где был прикован Торвальд Ном. И, осмотрев его, заметил:
– Да ты совсем отощал. Куда уж тебе бежать. Подумай хорошенько.
– Я от природы худой. Не сомневайся, Карса Орлонг: бежать я смогу.
– Прежде у тебя и голос был совсем слабый.
– Я надеялся разжалобить тебя.
– Неужели ты ждал сочувствия от урида?
– Ну, попытаться всегда стоит, – робко пожал плечами Ном.
Карса оборвал цепи низинника. Они были не столь толстыми, как те, что совсем недавно сковывали его самого.
Торвальд Ном разминал затекшие руки.
– Да благословит тебя Беру, урид.
