В другой комнате была устроена мастерская. Там и сям валялись кисти и краски, стояли прислоненные к стене картины, в основном – акварели. Здесь царил творческий беспорядок. Когда Алёна последний раз гостила у отца, а это было лет шесть назад, ничего подобного не наблюдалось. Вместо мастерской здесь была спальня, чистенькая и аскетичная. Картин было немного, так как обычно они быстро продавались, по мере того, как были написаны.
Алёна тогда попросила подарить ей какую-нибудь работу, желательно выполненную маслом. Но с этим возникли проблемы, так как выбора особенно не было. Наконец, отец предложил дочери в подарок морской пейзаж. Он подписал картину довольно приятно: «Дорогой доченьке Алёнке». Зато сейчас, судя по всему, выбор был огромный. И эти прекрасные работы отец написал за последние годы? Какая, однако, работоспособность! Невероятно!
– Ах, какие красивые картины, – начала восхищаться секретарша Полина, – такие необыкновенные пейзажи, яркие цвета!
– Он был сильным живописцем, – прокомментировал Владимир Михайлович, – особенно хороши у него акварели. Акварели сейчас редко кто пишет, все больше работают маслом, такие работы легче продать. Но Александра Васильевича интересовало только искусство, а не деньги. Он последнее время почти не продавал свои произведения. Говорил: «Они мне как дети».
На письменном столе у окна лежал незаконченный рисунок, стояли баночки с гуашью, кисточки, раскрытая художественная книга. Казалось, художник на минутку вышел в соседнюю комнату. Владимир Михайлович выдвинул ящик стола и жестом указал на лежащие там деньги.
– Вот, возьмите. Это его деньги, должно быть недавно продал картину. Теперь эти деньги – Ваши. Пригодятся на похороны.
Алёна взяла довольно толстую пачку белорусских зайчиков и машинально хотела их пересчитать, но подумала, что при посторонних это делать неудобно, и просто положила эти деньги, перетянутые простой резинкой, в сумочку.
Владимир Михайлович предложил не терять зря время и выбрать что-то из вещей отца, чтобы отдать их в морг и похоронить в них Александра Васильевича. Алёна подошла к шифоньеру и достала старый пиджачок с дырками на подкладке. Ужаснувшись, она посмотрела другие вещи. Они оказались сильно поношенные.
– Нет, – заупрямилась Алёна, – невозможно хоронить в таком старье отца. Это не по-христиански. Я читала, что нужно хоронить во всем новом. Нужно поехать и купить ему одежду.
– Ну как хотите, – раздраженно вздохнул Владимир Михайлович, – если Вы так богаты…
– Так есть же деньги, – удивилась Алёна, похлопав рукой по сумке, где лежали белорусские зайчики.
Полина горячо поддержала Алёну.
– Нет. Это не дело похоронить такого уважаемого преподавателя в каком-то старье. Нужно поехать по магазинам и купить костюм, рубашку, ботинки. И галстук.
Владимир Михайлович, у которого были, видимо, свои планы, не осталось другого выбора, как смириться.
– всё-таки Вы молодец, что приехали, – сказал Владимир Михайлович, – Мы думали, что никто не приедет, ведь это далеко и дорого.
– Как же иначе, – удивилась Алёна, – это же мой отец. А почему так поздно дали телеграмму и где нашли мой адрес?
– Нам следователь после проверки отдал ключи от квартиры. Мы порылись в вещах Вашего отца и в его старых записных книжках нашли Ваш адрес. А телеграмму не давали, потому что не могли изыскать денег, как раз был праздник, 23 февраля. Мы же в Белоруссии ещё беднее, чем жители России. Кстати, а квартира, она приватизирована?
– Не знаю, – честно призналась Алёна, – отец мне писал, что приватизировал квартиру, но это было давно…
– Значит, Вы теперь наследница! И квартира Вам двухкомнатная теперь достанется и его картины. – В голосе Владимира Михайловича вдруг явственно прозвучала зависть, а тон стал не такой уж сочувственный.
Алёну покоробил этот тон. Сначала все ей выражали соболезнование и жалели её, а теперь – пожалуйста. Квартира, картины… Да она ещё об этом и не думала. Нужно сначала похоронить отца, а потом уже разбираться, чья квартира и картины. Всем наплевать на переживания дочери!
Оставшиеся полдня были потрачены на покупку необходимых для похорон вещей – костюма, рубашки, галстука. Потом всё это отвезли в морг и отдали санитарам. Алёна также купила себе чёрную водолазку из белорусского трикотажа, чтобы прилично выглядеть на завтрашнем, тяжёлом для неё мероприятии. Все, что планировали, было выполнено. Алёне отдали ключи от квартиры её отца, и она решила там остановиться. Начало уже темнеть и пора было возвращаться, завтра предстоял тяжёлый день.
Усталость и бессонная ночь давали о себе знать. Голова будто налилась свинцом, и лучше всего было бы лечь спать, но Алёна решила осмотреться. Она не была в этой квартире около семи лет. Обстоятельства сложились так, что виделись они с отцом всего несколько раз в жизни, каждый раз по инициативе Алёны. Раньше в этом жилище царил холостяцкий порядок и чистота, но с тех пор всё изменилось. Видимо, сказывался уже почтенный возраст владельца. Квартира была крайне захламлена, изменилась и обстановка. Там, где раньше была спальня, сейчас устроена мастерская. Огромное количество картин повсюду – на полу, на узкой тахте, вдоль стен и даже на шифоньере.
Вот портрет маленькой девочки в соломенной шляпке и с букетом милых незабудок, городской пейзаж, натюрморт с яблоками… На мольберте у окна натянут холст, на старом письменном столе – тюбики с масляными красками, кисточки, какие-то мелки, гуашь. Отец, судя по всему, в последние годы развил кипучую деятельность и это в таком-то возрасте! Просто творческий расцвет какой-то.
Когда Алёна здесь гостила последний раз, картин почти не было. Как правило, отец сразу же продавал свои произведения – сдавал их в художественный салон. Были у него и постоянные клиенты. Одна дама приходила домой и покупала картины оптом. Довольно крупная сумма, лежавшая в ящике письменного стола , свидетельствовала, что отец продал недавно несколько работ. «Сколько тут народу было после того, как вскрыли квартиру. И никто не взял деньги, – подумала Алёна, – надо же, какие честные люди!».
Обстановка в гостиной соответствовала стилю расцвета позднего социализма. Около окна стоял старенький цветной телевизор – Минский «Горизонт», далее – музыкальный центр с колонками, небольшой сервант с посудой – хрустальными рюмками, вазами, фарфоровыми чашечками. Алёна с любопытством заглянула в ящики серванта. На одной из полок стопкой громоздились виниловые пластинки с классической музыкой, на другой – коробка с фотографиями и какие-то бумаги. Вплотную к серванту придвинут книжный шкаф, полки которого распирало от книг по искусству и художественных альбомов. В комнате было два спальных места – диван-кровать, на котором спал отец, расположенная, что называется, ногами к двери, и ещё тахта в другой части комнаты, около окна.
На диван-кровати лежало смятое одеяло, простынь, валялась подушка, сверху – полосатая пижама. « Все в таком беспорядке, – подумала Алёна, – как будто кто-то боролся». Рядом с изголовьем находился старенький торшер ядовито-зеленого цвета. «Говорят, что зеленый цвет якобы успокаивает, – пришло в голову женщине, – но этот торшер выглядит просто зловеще. Почему-то сбоку чёрное пятно, как будто его нечаянно подпалили, хотя я точно знаю, что отец не курил. Тогда каким образом это произошло?».
Стены были украшены акварелями, написанными отцом, в основном пейзажами. Огромная репродукция Джоконды висела в центре залы и при свете торшера имела какой-то синюшный оттенок. «Кто-то считает, что Джоконда – необыкновенная красавица, но только не я, – размышляла Алёна, – эти выбритые брови, тонкие губы… А её знаменитая улыбка! Какая-то змеиная. Как будто она кого-то только что отравила и скрывает это, но очень довольна. И что отец в ней нашёл? Да ещё репродукция сомнительного качества, ещё и очень большая по размеру». Алёна вспомнила, что отец тоже подарил ей копию картины Леонардо да Винчи – «Дама с горностаем». Алёна очень ценила работы художников Возрождения, некоторые она видела в Эрмитаже. Современных художников она не понимала и не любила.
«Кто только клеил обои в этой комнате, они наклеены вкривь и вкось, я даже лучше бы это сделала, – мрачно размышляла Алёна. – Цвет такой ужасный, белесый, хоть обои и новые. Папа, может быть, и хороший художник, но в уюте ничего не понимал. Взять, например, эти шторы, темные и мрачные, с оборванными петельками. К тому же они явно очень пыльные, давно не стиранные. А уж тюль, так тот вообще почти чёрный. Раньше папа считал, что тюль крадет свет и без него гораздо лучше».
У окна стоял стол, застеленный дешевой клеенкой, а на нем антикварный самовар, настоящий, не электрический, который разжигается углем. Зачем он отцу, ведь у него никогда не было дачи, а в комнате пользоваться подобным самоваром невозможно?
Алёна ужасно хотела спать и присмотрела себе для этих целей узкую тахту около окна. Ложиться на разобранную кровать отца она была морально не готова.
В голову пришло, что можно было бы выпить хотя бы чашку чая, у неё весь день маковой росинки во рту не было. Кухонька в этой малогабаритной квартире была совсем крохотная, меньше пяти метров. Там с трудом разместились: стол около окна, газовая плита, мойка для посуды, а также кухонный сервантик, в котором находились и посуда, и книги, и коробка с письмами и документами. В углу стоял большой холодильник. Всё было достаточно старым, но в хорошем состоянии. Что называется бедненько, но чистенько.
Алёна открыла холодильник, но ничего интересного не увидела, там было шаром покати – заплесневевший хлеб и квашеная капуста в целлофановом кулечке. Тогда она заглянула в сервант, но не нашла там ни заварки, ни сахара. Алёна поняла, что с чаем ничего не получится и решила взглянуть на бумаги в серванте.
«Да, кстати, а квартиру-то Ваш отец приватизировал?», – всплыл в памяти вопрос, который ей несколько раз сегодня задали. И правда, нужно узнать, как оформлена квартира, где документы. Потому что, если она не приватизирована, то отойдет государству. Посмотрев пачку разных бумаг, которые лежали в серванте, Алёна не нашла ничего похожего на документы на квартиру. Сбоку стопкой лежали квитанции, какие-то медицинские справки и рецепты, в большой коробке были письма и фотографии. Алёна машинально просмотрела корреспонденцию и ничего особенного там не обнаружила. Письма и открытки с отдыха от каких-то знакомых, а также её собственные.
Но вот одно письмо, из милиции, её заинтересовало. Интересно, о чём это оно? Прочитав, Алёна задохнулась от возмущения. Сухим казенным языком было написано: «Отказать в возбуждении уголовного дела по факту пропажи Ваших медалей 9 мая». Далее следовало обоснование отказа в довольно-таки оскорбительном тоне. Внизу стояла подпись участкового по фамилии Касьяник. Письмо было написано осенью прошлого года. Получается, что у отца примерно полгода назад, 9 мая, пропали воинские награды, которые он получил, как участник войны.
Интересно, каким образом это произошло? Наверняка, старик ужасно расстроился, это стало для него тяжёлым ударом. Почему отец ничего не написал по этому поводу? Привык решать свои проблемы сам. Он ведь никогда не жаловался. Это поколение, прошедшее войну, просто железобетонное. Какое, однако, мерзкое отношение у этого участкового к ветерану войны! Ни сочувствия, ни желания помочь… Сам тон отказа в расследовании какой-то невежливый, унизительный. Новое поколение, видимо, не воспитывалось в традициях уважения к подвигу участников войны, для них нет ничего святого. Алёна обязательно расспросит сотрудников кафедры, как пропали эти медали, ведь потерять их не так-то просто. Хотя завтра похороны, день и так предстоит очень тяжёлый. Наверное, будет не до этого.
Больше Алёна ничего интересного не нашла. Несколько сберегательных книжек с небольшими суммами денег, удостоверения к медалям. Никаких документов на квартиру Алёна не обнаружила. Она зашла в гостиную и поискала в серванте там. Но документы тоже не попались на глаза. То есть, Алёна так и не увидела ничего, способного пролить свет на этот вопрос. Ладно, после похорон будет время всё спокойно посмотреть и разобраться, чья в конце концов квартира. Все равно делами отца придётся заниматься не один день. Нужно будет распорядиться вещами, картинами и так далее.
Наверное, сейчас лучше всего лечь спать. Честно сказать, Алёна падает с ног от усталости. Она провела бессонную ночь. Сначала самолёт, потом поезд, потом целый день хлопоты по поводу похорон. Алёна боялась себе признаться, как тяжёло ей будет пережить завтрашний день. Все дело в некой фобии. У отца была одна особенность – впечатлительный художник Черных боялся похорон. Мать рассказывала, что когда умер дедушка Алёны, она ожидала от мужа помощи и моральной поддержки. Вместо этого он целый день катался на лыжах. Мать небезосновательно обвинила мужа в чудовищной черствости и эгоизме.
Но Алёна, унаследовавшая непонятный страх перед похоронами, встала на защиту отца. Все дело было в тонкой психике, характерной для творческих людей. Отец был чрезмерно впечатлительный. Это качество присутствует у людей творческих, помогает рождать яркие образы, но очень плохо для обычной жизни. Мать, выраженный технарь, не могла понять мужа, а в последствии, и дочь. Она исправно посещала всевозможные похороны и поминки, а также обожала ходить на кладбище и рассматривать различные памятники. Если же случалась чья-то свадьба, то мать избегала там появляться под различными предлогами.
Для Алёны похороны были тяжёлым испытанием, но в данном случае наступил момент в жизни, когда требовалось исполнить свой долг. Хотя мать и призывала её не ехать в Брест, сама женщина прекрасно понимала, что никогда себе не простит, если останется дома. Но на душе у Алёны было очень тяжёло, страх и беспокойство терзали её. Тяжесть, как чёрная туча, навалилась и как будто придавила её к земле. «Ничего, – утешала себя Алёна, – нужно только пережить завтрашний день, а потом постепенно боль пойдет на убыль, и через какое-то время она будет вспоминать об отце с тихой грустью».
Неожиданно в дверь позвонили. Алёна очень удивилась, так как время было уже позднее, но открыла. На пороге стояла очень старенькая сгорбленная старушка. Алёна с трудом узнала соседку отца по площадке, которую она видела несколько раз в свои предыдущие приезды. Старушка, держась за стены, прошла в гостиную и опустилась на диван.
– Алёна, какое горе у Вас, – запричитала она. – Александр Васильевич был таким хорошим человеком. Я понимаю, как Вам сейчас тяжёло.
«Вы даже себе представить не можете насколько», – согласилась про себя Алёна.
– Я Вас приглашаю к нам ночевать, – продолжила старушка, – негоже оставаться одной в таком горе.
Несмотря на настойчивые уговоры соседки, Алёна отказалась. Она не хотела никого стеснять и чувствовать себя неловко, ночуя у чужих людей. Поэтому Алёна поблагодарила старушку и вежливо отказалась. Спать хотелось настолько сильно, что казалось – только преклони голову к подушке и сразу же погрузишься в глубокий и крепкий сон. Женщина невольно задумалась, что происходит с душой после смерти и не витает ли она где-то здесь. С другой стороны, папина душа в любом случае не причинит вреда дочери, так что беспокоиться не о чем. К тому же Алёна, несмотря на некоторые комплексы, отнюдь не суеверная и не трусиха. Она прекрасно переночует в квартире отца, никого не напрягая. Старушка нехотя удалилась.
Вздохнув с облегчением, Алёна умылась, переоделась в халатик и свернулась калачиком на тахте, укрывшись одеялом. Торшер она оставила включенным, просто так, на всякий случай. После этого женщина мгновенно отключилась.
Через некоторое время Алёна неожиданно проснулась, было ощущение, будто её кто-то разбудил. Женщине показалось, что уже глубокая ночь, но посмотрев на часы, она поняла, что нет ещё и 23 часов. Зловеще светил зеленоватый торшер, недобрым взглядом с противоположной стены смотрела Джоконда, как будто она знала какую-то ужасную тайну. Алёна почувствовала мороз по коже. Из-за необъяснимого страха она поняла, что уснуть уже не сможет. Решение пришло быстро и как бы само собой – нужно идти ночевать к сердобольной соседке, пока есть вероятность, что она ещё не спит.
Ругая себя последними словами, Алёна быстро засобиралась. «Не думала я, что ты такая трусиха, – говорила себе женщина, – Почему ты не можешь находиться в этой квартире? Ведь она же заперта на ключ, рядом, за стенкой, мирно спят соседи, за окном тихий район спокойного городка Брест. Тебе же, в принципе, ничего не угрожает! Но нет, ты идешь на ночь глядя напрягать совершенно посторонних людей, которые из вежливости пригласили тебя погостить».
Несмотря на острое недовольство собой, Алёна подскочила с тахты, быстренько оделась, взяла ключи и вышла на лестничную площадку. Через минуту она уже звонила в дверь соседней квартиры. Антонина Ивановна, так звали сердобольную женщину, к счастью, ещё не спала и смотрела телевизор. Соседка и её муж, высокий сутулый старик, встретили Алёну очень радушно.
Старушка предложила гостье переночевать в гостиной на диванчике. Пока бабушка стелила постель, к ним в гости заглянула ещё одна соседка, Марина, довольно молодая и симпатичная женщина из квартиры напротив. Она призналась, что наблюдала в глазок, как Алёна звонит в дверь к Антонине Ивановне, а поскольку просто умирает от любопытства, то не могла оставаться дома, так сказать, вдали от событий.
Алёна, почувствовав себя в безопасности, подумала, как сильно она всё-таки хочет спать. Для того ли она подорвалась посреди ночи и пришла к Антонине Ивановне, чтобы общаться со всеми соседями? А ведь завтра рано вставать, ехать в морг, потом на кладбище…
