Усадьба «Розель»
– Пошли сегодня по пивку.
Лалин отрицательно покачал головой, глядя в монитор.
– Скучный ты, – вздохнул Бражинский. – А я думал, расскажешь, как к журналистке подход найти.
Олег нахмурился, и уже собрался было послать друга, но на столе зажужжал черный айфон, экран которого оповестил о том, что звонит мать. Лалин взял трубку.
– Здравствуй, сынок. Как ты? – Анна Ивановна, не дождавшись ответа, сразу перешла к делу. – Приезжай сегодня к нам. Отец разбирал старые документы и нашел целую пачку писем твоего прадеда.
Родители знали, что Олега очень интересует история его семьи, особенно судьба прадеда Ивана Алексеевича.
– И Алечка будет, – добавила мать.
Лалин закатил глаза. Пожалуй, это и было главной причиной, чтобы его пригласить. Мать все мечтала женить его на дочери лучшего друга отца Алевтине – избалованной, капризной блондинке, недавно окончившей юридическую академию.
– Ладно, приеду, – бросил Олег.
Все-таки ради писем прадеда он готов был один вечер изображать послушного сына.
…Из колонок тихо лились звуки красивой песни на мотив танго. Мила набирала на компьютере текст интервью с художественным руководителем местного музыкально-драматического театра. Но неожиданно эта идиллия была нарушена.
– Литвинова, там на общую почту на твое имя пришло письмо из Латвии.
Мила подняла глаза от монитора компьютера и посмотрела на шефа.
– Из Латвии? – переспросила она, подозревая, что ослышалась.
– И выключи музыку. Сколько раз говорил, чтоб на рабочем месте музыку не слушали! Зайди ко мне.
Журналистка встала, взяла блокнот и поплелась за руководителем в его кабинет, уже предвкушая очередной «взрыв мозга».
– А почему этот латыш мне написал, и вообще, у них там своих журналистов, что ли нет? – спросила Мила, прочитав письмо.
Оказалось, какой-то латвийский преподаватель решил заняться изучением истории рода и хочет раскопать все возможные сведения о своем деде, который в годы Великой Отечественной войны являлся известным врачом, и прятал у себя советских солдат, за что был расстрелян немцами.
– Он же вот пишет, что читал в сети твой материал о расстреле мирных жителей нашего города и ему понравился подход. Я так понял, что за твой приезд в Латвию и расследование тех событий он готов платить. Так что, Мила, вижу, дорога дальняя тебе предстоит.
– Да уж, карты правду говорят, – вздохнула девушка. – Ладно, сейчас свяжусь с ним, узнаю подробнее, чего хочет.
На своем рабочем месте журналистка внимательно перечитала письмо.
«Здравствуйте, Мила! Мой племянник на днях нашел запись в блоге (далее следовало название статьи Милы о расстрелянных в годы войны жителях ее родного города и дата публикации). В нем под материалом приведено Ваше имя. Хотелось бы попросить Вас собрать подобный материал о моем деде Янисе Юрьянсе. В годы войны он проживал близ города Резекне и работал врачом. Был расстрелян за укрывательство советских солдат. Более подробные известные мне сведения я Вам сообщу, если Вы согласитесь мне помочь.
Несколько слов о себе – живу в Риге, преподаю в университете. Кроме преподавания, занимаюсь разными вещами, связанными с информационными технологиями. Отлично понимаю, что сейчас не лучшее время для исторических изысканий в Латвии. Но мне уже 74 – столько, сколько было деду, когда он погиб. Так что откладывать на потом мне дела не стоит. Моя бабка тоже была человеком в Резекне известным, руководила музыкальной школой. Умерла незадолго до смерти деда, в мае 1942 года.
Буду признателен за помощь. Все финансовые расходы беру на себя».
В конце стояла подпись: «С уважением Айварс Юрьянс».
Девушка на несколько минут задумалась, после чего принялась уверенно набирать ответ. Затем она открыла Википедию, ибо все познания Милы о Латвии ограничивались тем, что ее столицей является Рига.
«Резекне – город на востоке Латвии, седьмой город страны по населению. Является административным центром Резекненского края. …Освобождение Резекне – часть Режицко-Двинской операции, в ходе которой 27 июля 1944 года войсками 2-го Прибалтийского фронта был освобожден город Резекне – стратегически важный железнодорожный узел, оккупированный немецкими войсками 4 июля 1941 года.
Вторая мировая война уничтожила почти все здания главной на тот момент улицы Резекне – Большой Лютинской, а также большинство храмов и административных зданий. Фактически город был разрушен. Свыше 15 тысяч мирных жителей Латвии, в том числе и резекненцев, были расстреляны недалеко от границы города – в лесном массиве Анчупаны».
– Милка, поздравляю с первой командировкой за границу, – бросил, выглянув из-за своего монитора, Илья.
– Хочешь, уступлю тебе эту поездку? – спросила журналистка.
– Не-не, я со своими голами и штрафными лучше тут останусь.
О той передряге, в которую угодила, выполняя задание по дискредитации политического конкурента, Мила никому рассказывать не стала. Такого ужаса натерпелась, пока сидела прикованная наручниками, и потом, когда на нее напали в подъезде, что не хотелось вспоминать. Тем более что эти воспоминания были связаны с Олегом. Такое ощущение, что все значимые события в ее жизни связаны с ним. Вон даже загранпаспорт у нее есть благодаря ему! Когда-то его родители подарили им на свадьбу поездку в Египет.
٭٭٭
В темноте было трудно разобрать, как выглядит двор. Какие-то бесформенные темные груды, видимо, являлись хозяйскими постройками, сараями или чем-то подобным.
– Илга, это ты? – послышался из глубины дома довольно низкий мужской голос.
Иван почему-то подумал, что такой голос мог бы принадлежать певцу или священнику.
– Да, дедушка,– ответила девушка.
Шепнула солдатам, чтобы ждали здесь, и скрылась в доме. Несколько минут ожидания в полной тишине, казалось, тянулись бесконечно. Даже Алексей не стонал из-за перелома. В ночи хорошо слышно было стрекотание сверчка. Наконец послышались шаги, заскрипели рассохшиеся половицы, и на крыльцо вышел рослый седой мужчина с аккуратной бородой и в очках, державший в руке керосиновую лампу. Он обвел солдат взглядом.
– Быстро заходите, нечего во дворе торчать, – бросил он тоном человека, привыкшего командовать.
В доме расселись за большим круглым столом, в центре которого трепетала огоньком та же керосинка. Лишь Илга присела в сторонке – на скамью у стены. Иван как командир представился и назвал имена остальных. Хозяин тоже назвал себя – Янис Юрьянс.
– Мы понимаем, какой опасности вас подвергаем. Поэтому утром уйдем. Нам бы обработать рану нашего товарища и наложить шину.
– Помощь окажу, – произнес старик.
– Дедушка врач! – заметила Илга.
Она сидела, теребя тонкими пальчиками косу и то и дело стреляя глазами в сторону молодого светловолосого капитана.
Старик уточнил, что он хирург. Рассказал, что сейчас приходится не только оперировать, но и оказывать любую медицинскую помощь, поскольку врачей практически не осталось.
– Куда вы пойдете? – нахмурился доктор. – Немцы кругом. Да еще и с раненым. У нас много места на чердаке и в подвале. Сарай пустой стоит, скотину ведь угнали. Там в сене можно укрыться в случае чего.
– Нет, – Лалин отрицательно покачал головой. – Мы не можем подвергать вас и девушку такой опасности. Нам нужно пробираться к своим. Опишите мне местность, вы ведь наверняка все тропы в округе знаете.
Янис предложил ночным гостям квас, вареную картошку и немного хлеба, а сам принялся осматривать раненого.
Илга помогала, но потом дед отправил внучку спать:
– Нечего тут крутиться и разговоры мужские подслушивать.
Когда девушка все-таки ушла в другую комнату, Янис сказал:
– Это дочь старшего сына Андриса. Сам он воюет, а невестка умерла в родах. Еще младший сын есть, Эжен. Он у меня инженер. Когда немцы наступали, их завод эвакуировали на север. Вот мы вдвоем с внучкой и живем.
Дом, в котором жили врач с девушкой, стоял на отшибе, поэтому жители не догадывались о появлении советских солдат. Это было к лучшему, поскольку в Латвии встречались разные настроения, кто-нибудь мог и немцам сообщить.
На рассвете Лалин, уже переодевшийся в обычную крестьянскую рубаху и штаны, вышел на крыльцо. Солнце еще только чуть окрасило в розовый цвет небо на востоке. В поселке было тихо, словно все вымерли. Даже собаки и петухи молчали. Хотя, какие там петухи – почти всю живность фашисты изъяли.
Оценивающим взглядом капитан окинул двор – покосившиеся сараюшки, собачья будка, старый колодец… С виду все было так же, как у него на родине. Он ведь и сам из деревни. На миг задумался о матери, которую не видел уже несколько лет, затем – о Катерине. Увидятся ли еще? Но потом мысли снова вернулись к реальности – нужно было думать, как выпутываться из этой истории и ребят выручать, за которых чувствовал ответственность.
Думал, все еще спят на лавках, но вдруг услышал шаги, и на пороге появился Куров. Взъерошенный спросонья и небритый, он был мрачен и задумчив. Молча кивнул капитану. Здесь не до соблюдения армейской дисциплины. Тем более Куров был гораздо старше и порой даже по-отечески давал Ивану советы. Немного постояли в тишине, и Лалин повернулся к двери.
– Пойдем, а то мало ли что.
– Я вот что думаю, товарищ капитан, наш хозяин врач. Значит, немцы зовут его своих раненых лечить…
– Наверное.
– Как бы он того…
Капитан понял, что тот хотел сказать, но промолчал, хмуро глядя на верхушки деревьев видневшегося за воротами леса, выбросил окурок и пошел в дом.
Глава III
Рига встретила Милу не очень дружелюбно – ливнем и грозой. Самолет успел приземлиться до того, как на город обрушилась стихия. Но едва журналистка прошла паспортный контроль, послышался гром, а затем шум дождя. К счастью, уже Милу ожидали.
Садясь в машину, девушка отметила, каким вежливым и обходительным оказался встретивший ее молодой человек. На вид ему было примерно столько же лет, сколько и ей. Кристап прекрасно говорил по-русски, но латыша в нем выдавал легкий акцент. Он должен был доставить журналистку в гостиницу, а вечером привезти в ресторан, где ее будет ждать Айварс Юрьянс.
– Вы впервые в Латвии? – поинтересовался мужчина, поворачивая ключ зажигания.
Мила поглядела в окно, наблюдая, как мимо проплывает рижский аэропорт.
– Да, впервые, – ответила она.
К слову, если не брать в расчет погоду, Латвия девушке очень понравилась. Перед поездкой многие коллеги и знакомые пугали ее предвзятым отношением латышей к русским, но пока все, кого она встретила здесь, были очень приятными людьми.
Мила попросила Кристапа рассказать ей о Риге, и он с готовностью согласился.
– Смотрите, мы как раз проезжаем старый рижский аэропорт. Вам наверняка будет интересна его история.
Девушка снова посмотрела в окно и увидела великолепное старое здание, похожее на запущенный, но все еще хранивший остатки былой роскоши дворец. Оказалось, это было самое красивое здание аэропорта, построенное в советское время. Настоящий памятник той эпохе в Латвии, вероломно предавшей все советское забвению.
Первая воздушная гавань Риги была построена в 1954 году в стиле сталинского ампира. Интерьер здания убранством действительно не уступал дворцам. Много лет именно здесь встречали мировых звезд и первых лиц государств. Фасад даже мелькал в кинофильмах! Но сегодня здание выглядело плачевно.
– Я словно в Советский Союз попала, – заворожено произнесла Мила.
Кристап нарочно притормозил у старого рижского аэровокзала, давая возможность девушке полюбоваться им. Если бы не дождь, Мила точно предложила бы выйти и прогуляться здесь. Рига все больше нравилась ей!
– Если хотите, приедем сюда завтра и даже зайдем внутрь. Раньше там были роскошные люстры, мраморная облицовка, ковры, а потолки расписаны орнаментом. Сейчас, конечно, остались лишь отголоски той красоты.
– Все равно будто на открытку смотришь.
– Здесь еще очень много красивых мест, – улыбнулся мужчина.
Мила опомнилась и приняла серьезный вид. Не хватало еще, чтобы этот латыш принял ее за глуповатую провинциалку, ничего в жизни не видевшую.
Больше ничем особенным поездка до гостиницы не поразила девушку. Вечером она надела деловое платье, уложила волосы и спустилась вниз. Мила выглядела строго и не вызывающе, но женственно. Ее уже ждал Кристап. От девушки не ускользнул его заинтересованный взгляд, но она сдержала улыбку. Важно было показать, что она профессионал своего дела и вообще серьезный человек.
Айварс Юрьянс оказался совсем не таким, каким она себе его представляла. Это был не стареющий педагог, а скорее молодящийся бизнесмен. Довольно стройный, седой, с аккуратной бородкой и в очках для зрения со слегка затемненными стеклами он выглядел очень респектабельно.
По пути Кристап рассказал ей, что Юрьянс является его бывшим преподавателем, а ныне начальником.
– Добрый вечер, Милочка, – произнес Айварс, галантно отодвигая перед ней стул. – Я очень рад, что мы с вами наконец-то познакомились лично.
– Я тоже, господин Юрьянс, – ответила Мила.
– О, не надо этих «господ». Я человек советской закалки, терпеть не могу модного нынче европейского снобизма. Давайте просто по имени.
– Хорошо.
– Сначала сделаем заказ, а потом спокойно поговорим.
Мила согласно кивнула и принялась листать меню.
– Советую выбрать что-нибудь из традиционной латышской кухни, – тоже изучая меню, заметил Юрьянс. – И конечно, «Рижский бальзам».
Мила решила, что это шутка.
– Тогда уж точно я попаду в СССР. Не страна, а машина времени какая-то.
Мужчина поглядел на нее вопросительно.
– Просто ваш Кристап сегодня рассказывал мне историю рижского аэропорта.
– А, да, он любитель истории. Тем более история Союза – тема занятная. Вы ведь родились намного позже распада?
Мила кивнула.
– А насчет бальзама я не шутил. В кофе или мороженное добавляют. Вкуснятина! И для здоровья полезно, ведь в его состав входит двадцать четыре ингредиента, включая бренди, мед, малиновый сок, черничный морс, бруснику, имбирь, корень генцианы, зверобой, липовый цвет, березовые почки, мяту и много еще чего.
Юрьянс как-то не спешил говорить о вопросе, насчет которого журналистка приехала. Дальше завел разговор о профессии Милы и о том, какой она хороший специалист.
– Вы просто мастер своего дела. Я нашел в сети несколько ваших материалов, прямо зачитывался. Ваши родители, наверное, вами гордятся.
– У меня нет родителей, я сирота, – сказала девушка.
Брови латыша поползли вверх, а затем резко рухнули и встретились на переносице.
– Извините, не знал. А как же вы умудрились получить такую профессию?
– Думаете, для человека, воспитывавшегося в детском доме, это недоступная роскошь? Я просто поступила на бюджет. Училась и одновременно работала в газете. Потом вышла замуж, а когда развелась, уже многого сумела достигнуть в своем деле и теперь вполне обеспечиваю себя сама.
– Вы уже и замужем были? – Юрьянс почему-то казался неприятно удивленным. Неужто он ее непорочной барышней считал? – Вот вы, молодежь, скоропалительно женитесь и разводитесь. В наше время вступление в брак было делом серьезным, а разводы вообще были большой редкостью.
Мила молчала, не желая комментировать тему своего замужества. Ей вообще было неприятно, что позволила коснуться ее личной жизни и сиротства.
– И что же, у вас совсем нет близких? Извиняюсь за любопытство.
«Если сам понимаешь, что твои вопросы неприятны, зачем задаешь?» – возмущенно подумала девушка, но ответила вежливо.
– Есть. Это руководитель нашего детского дома. Мы до сих пор общаемся. Он дал многим воспитанникам свои отчество и фамилию, некоторым даже стал крестным.
– Очень благородно, – заметил Юрьянс.
Настроение Милы, словно ртуть в градуснике при похолодании, неуклонно скользило вниз. Зачем она сказала о том, что сирота? Можно ведь было как-то уклончиво ответить, сменить неприятную тему.
Это случилось еще в 1998 году, когда ей было пять лет. Тогда декабрьская ночь полностью завладела городом, а в одиноко стоявшем на окраине частного сектора старом покосившемся доме – излюбленном месте местных алкоголиков и прочего сброда, – произошла пьяная ссора, переросшая в драку. У кого-то в руке блеснул нож. Спустя секунду молодая цыганка схватилась за бок и хрипло застонав, сползла по стене на пол. Растрепанные темные волосы упали на лицо. Между пальцами сочилась кровь. Маленькая Мила сидела в своей кроватке и безмолвно смотрела в проем двери. Ей было видно, как в соседней комнате, среди беспорядка на полу лежит ее мать. Особенно почему-то врезалась в память шелковая алая юбка… И еще тогда было нестерпимо холодно… Казалось, что целый мир заметает.
Сколько Мила просидела одна в нетопленном доме, она не знала. Пятилетнему ребенку всегда кажется, что время тянется бесконечно долго. А потом пришел какой-то мужчина. Он задавал вопросы, затем собрал ее вещи и отвез девочку в детский дом. Больше она его не видела. Но именно тогда, в пять лет, она впервые узнала, как это – по-настоящему праздновать Новый год. А на ее день рождения, тринадцатого января, Миле впервые в жизни подарили подарки – несколько мягких игрушек и конфеты от воспитателей, а также рисунки от детворы. Пожилая нянечка вручила ей тогда маленькую именную иконку и рассказала, что в этот день Православная церковь почитает память Преподобной Мелании Вифлеемской, и что эта святая – ее покровительница.
…От воспоминаний пришлось вернуться к реальности. Как раз принесли заказ и Юрьянс, беря в руки столовые приборы, произнес:
– Ну а теперь давайте перейдем к нашему вопросу. Понимаете, Милочка, – на этих словах Мила поморщилась.
Вот уже второй раз он ее так неприятно называет. Этот человек все больше начинал ей не нравиться.
– Тут такое дело… В нашей переписке я не все вам рассказал. Конечно, моя основная цель – узнать о судьбе деда. Но есть еще кое-что. В пригороде Резекне со времен войны спрятаны сокровища. И к ним имеют непосредственное отношение те русские солдаты, которых прятал мой дед.
– Откуда вы знаете? – изумилась журналистка.
– Не важно, я много материалов по этой теме изучил.
– И вы хотите эти сокровища найти? А зачем вам в таком случае моя помощь?
– Открыто заниматься поисками я не могу, ведь все сокровища принадлежат государству.
– Но если они принадлежали вашему дедушке, то вы, как его наследник, имеете на них право.
– Нет, моему деду они не принадлежали. Просто он знал об их существовании. Так вот, открыто заниматься поисками я не могу, поэтому решил, что буду делать это с вашей помощью под видом сбора материалов о судьбе деда.
Мила и не подозревала, как заблестели ее глаза. Это все было действительно очень интересно! Все же этот неприятный тип ее удивил! Она и представить себе не могла, что когда-нибудь займется поисками настоящих сокровищ!
– А что это за ценности? Сокровища Гитлера? – пошутила Мила.
Мужчина усмехнулся:
– Нет, поскромнее, я думаю. Но что-то вроде того. Ценности действительно принадлежали немцам.
У девушки сложилось впечатление, что Юрьянс знает гораздо больше, чем говорит. Быть может, он вообще в курсе, где эти сокровища спрятаны? Да и как-то все это нереально. Какие еще сокровища в наше время? Серьезно к такому относиться может только какой-нибудь юный авантюрист, но никак не профессор университета. Мила старалась ничем не выдать зародившиеся в ее душе сомнения в существовании каких-либо сокровищ и даже в адекватности своего собеседника. С другой стороны, что ей мешало действительно заняться исследованиями, тем более что это оплачивает сей чудак?
– У меня в Резекне есть дом. Поживете там на время расследования.
– Это неудобно, мне кажется, – с сомнением произнесла Мила.
– Ну насчет своей репутации можете не переживать, – усмехнулся Юрьянс. – Мне уже столько лет, что никому даже в голову не придет считать вас моей любовницей. Там вам будет удобно. Поживете одна, никто вам мешать не будет. Вот, тут все, что мне самому удалось собрать на эту тему.
Он передал Миле черную кожаную папку.
Дом в Резекне оказался совсем не похожим на профессорский, так же, как его хозяин – на преподавателя университета. Двухэтажный коттедж с небольшим ухоженным двором и прудиком явно мог принадлежать только человеку, живущему на широкую ногу. В гостиной Милу привлек очень красивый мягкий уголок молочного цвета. В светлом коридоре, двери из которого вели в гостиную, кухню и спортзал, стояли несколько пальм в кадках, а на стенах были развешены большие пейзажные картины с изображением водопада, леса, реки.
На втором этаже располагалось несколько спален и кабинет, он же библиотека. Наверное, быть все время одной в этом доме будет очень тоскливо. Нужно попросить Кристапа почаще заезжать в гости. Главное, чтобы он не воспринял такое приглашение, как флирт и намек на что-то большее. Хотя этот молодой человек показался Миле очень интеллигентным и эрудированным. С ним было приятно беседовать, и он наверняка мог многое ей рассказать об этой местности.
Как раз когда девушка начала разбирать свои вещи, заняв понравившуюся ей комнату, раздался звонок мобильного.
– Привет, зайчонок, ну как, устроилась?
Мила закатила глаза. Ее ужасно раздражала привычка некоторых пожилых людей так фамильярно разговаривать с молодежью.
– Да, Айварс, обустраиваюсь. Все хорошо.
– Ничего, что я на ты? Кстати, ты водишь машину?
Девушка вздохнула, потому что водить машину ее тоже научил муж.
– Да, вожу.
– Там в гараже авто моей дочери. Сама Мария учится за границей, так что машину можешь брать, ключи в ящике стола в кабинете.
«Забавно, папочка профессор, а дочь учится за границей», – подумала Мила. А вот наличие машины очень обрадовало. Прямо таки все удобства, только садись да копай информацию. Журналистка подумала, что на самом деле ей очень повезло с этим заданием.
Бумаги, переданные ей Юрьянсом, она уже изучила, поэтому Мила решила начать свои изыскания с посещения городской библиотеки и просмотра газет за сороковые годы, если, конечно, тогда тут что-то печаталось. По своему опыту она знала, что даже сейчас далеко не все можно найти в интернете. Много ценных материалов хранят старые пожелтевшие полосы газет, пылящиеся на полках библиотек. Быть может, тогда кто-то писал о человеке, укрывавшем советских солдат.
Мила обратила внимание на то, что в доме было очень чисто, в буквальном смысле ни пылинки. Здесь явно кто-то убирал. И вскоре ее предположения подтвердились – пришла девушка-домработница. Она сказала, что зовут ее Ванда, приходить убирать она будет два раза в неделю и если нужны какие-то продукты, она может сходить в магазин.
Журналистка в который раз за эти пару дней подумала, что, кажется, очутилась в сказке. И все же, Мила считала себя достаточно циничным и подозрительным человеком, поэтому все происходящее ее несколько настораживало.
Несмотря на опасения, что ей придется скучать в этом большом пустом доме, в этот день случилось кое-что неожиданное. Мила сидела за ноутбуком и шерстила интернет на предмет истории Резекне в годы Второй мировой войны, когда раздался звонок в двери. Сначала она даже немного испугалась – все-таки одна в доме, в незнакомом поселке, в чужой стране. Но снаружи оказалась женщина очень приятной наружности. На вид ей можно было дать лет пятьдесят-пятьдесят пять. Очень улыбчивая, пышногрудая, колоритная дама бесцеремонно проплыла мимо Милы в гостиную и расположилась на диване.
– Так вот какая красавица тут поселилась! – заметила женщина на чистейшем русском. – А я думаю, кто это теперь обитает в доме Айварса… Решила познакомиться. Я Анна, соседка.
– Меня зовут Мила, – отозвалась обескураженная журналистка.
– Так кто вы моему дорогому Айварсу?
– Знакомая.
Ничего себе. Дорогому? Видимо, Айварс является не только успешным бизнесменом и преподавателем, но и в личной жизни не обделен женским вниманием.
Пока пили кофе и ели принесенные соседкой булочки, Мила выяснила, что, оказывается, Юрьянс преподает в Рижском университете имени Паулюса Страдыня. Раньше этот вуз назывался Рижским медицинским институтом. Выходит, Айварс в какой-то степени тоже медик, как его дед. А писал, что занимается информационными технологиями…
Мила рассказала Анне, что готовит статью о гибели деда Айварса Юрьянса в годы войны.
– Укрывал советских солдат? – Миле показалось, что женщина искренне удивлена и даже готова рассмеяться. – И расстрелян за это? Впервые слышу! Всегда думала, что наоборот, дед Айварса работал на немцев! Уж мне-то вы можете верить, я Юрьянса лет двадцать знаю, а то и больше.
На лице девушки, жующей булочку, появилось живописное выражение разочарования и досады, которое она вовсе не пыталась скрыть.
Глава IV
Спросить у Юрьянса прямо, был ли его дед предателем? А что, если это не правда? Тогда она жестоко оскорбит профессора. А если правда – он, скорее всего, просто не признается. Все обдумав, Мила благоразумно решила не поднимать эту тему и самой во всем разобраться.