– Мама велела мне бояться индейцев, китайцев и французов, – ответила Мэри. – Но не велела мне бояться ирландцев.
Аделина едва удержалась от смеха, но сурово продолжила:
– Значит, она ошибается, потому что они хуже всех. А сейчас беги. Если Кону понадобится помощь, я ему помогу. – И она вытолкнула Мэри из каюты.
Аделина подошла к брату, взяла его за ухо и наклонилась близко к его лицу.
– Кон, – спросила она, – ты обращался с этой девушкой дурно?
– Клянусь, я не говорил Мэри ничего такого, чего ты не слышала бы… или ее мать.
Она его отпустила.
– Слава богу! А сейчас вставай и собирай вещи.
Поднялась суматоха: с борта сходили те, кто не собирался покидать корабль до прибытия в Квебек. Они вышли со своими пожитками в руках, бледнее, чем когда отправлялись в путь. Кто-то был взволнован, кто-то несчастен, некоторые заливались слезами. Бедную домашнюю скотину выводили с корабля, некоторые животные были так слабы, что едва могли переставлять ноги. Впрочем, птица перенесла приключения легче грязного и растерянного скота. Козочка Мэгги, которую взяли для кормления Августы, была единственным исключением. Казалось, она нисколько не страдала, а стучала копытцами, позвякивая колокольчиком.
Бони тоже хорошо перенес путешествие. Он покинул судно, сидя на плече Аделины. Его клюв был открыт в подобии торжествующей улыбки, а темный язык изумлял толпу, вскоре собравшуюся вокруг Аделины.
– Лучше носить его в клетке, – заметил Филипп.
– Безусловно, да, – согласилась она. – И я бы посадила его туда прямо сейчас, но клетка далеко, у стюардессы, а нести ее тяжело.
По правде говоря, она наслаждалась впечатлением, которое они производили. Она улыбнулась толпе и кивнула, отчего та пришла в восторг.
– О, смотри, красивая леди с птицей! – крикнул кто-то. – Иди быстрее! Такого мы еще не видели.
Толпа росла. Если вид Аделины с попугаем привлекал, то няня в ее одеянии с наряженным в белое ребенком, державшим в руках красивую восковую куклу, вызвала восторженные возгласы. Двое ирландцев, Д’Арси и Брент, проталкивались сквозь толпу. Пэтси услышал о коляске, которую можно нанять, и вскоре c грохотом несся по булыжной мостовой в экипаже, запряженном дряхлой серой лошадью.
Аделина разыскала юных племянниц священника и спросила, где они остановятся на время ремонта. Девушки были обвешаны узлами и уже не выглядели столь яркими и розовощекими, как в начале пути. В городе у них жил друг, у которого они оставят вещи, затем пройдут десять миль пешком до дома своего дяди, где и проведут ночь. А после этого отправятся домой, чтобы встретиться с родителями. В ожидании этих перспектив они были скорее напряжены, чем счастливы.
– Уверена, последнее прощание почти убило нашу мать, – сказала старшая девушка, – а следующее будет еще хуже. Но она подумает, что с нашей стороны жестоко, если мы не вернемся повидать ее.
– Так хочется побыстрее ее увидеть! – воскликнула другая. – Ее, и папу, и всех младших. Конечно, будет чем напугать их до смерти.
– Не делайте этого, – сказала Аделина. – Скажите ей, что на корабле отвалилась одна маленькая досочка, но капитан настолько придирчив, что привез нас в Голуэй, чтобы все исправить. Скажите ей, что я присматриваю за вами и буду это делать до тех пор, пока мы не сойдем на сушу в Канаде.
– Да, миледи, – согласились они, продемонстрировав свои прекрасные зубы. – Мы передадим ей, что вы сказали. И не скажем ни одного слова, которое напугало бы ее.
Аделина посмотрела, как тащат они свои узлы прочь. Теперь она подумала о миссис Камерон и Мэри. Она вздохнула, внезапно почувствовав груз ответственности за все эти слабые создания.
Она увидела Филиппа, подсаживавшего мать и дочь в экипаж. Няня и Гасси уже сели. Он крикнул:
– Поторопись, дорогая! Уедем отсюда.
Коляска загремела по булыжной мостовой в сопровождении толпы зевак. Многие в толпе были мальчишками и девчонками, которые подпрыгивали и визжали от восторга. Филипп и юные Корты шли пешком. Филиппу не нравилось участвовать в подобной процессии, но его шурины подыгрывали толпе жестами и грубыми шутками.
Позже, выглянув из окна своей спальни, Аделина увидела на улице драку. Мальчишки-посыльные, разносчики, попрошайки – все кричали и дрались на кулаках и палках. Собаки лаяли и выли. Неожиданно появился полицейский отряд, и драка утихла. Толпа рассеялась в переулках и подворотнях. Субботний покой умиротворил улицу.
Филипп наблюдал за происходящим из-за плеча Аделины с насмешливой улыбкой.
– Забавные людишки этот твой народ, – заметил он, когда все закончилось.
– Они таковы, какими их создал Бог, – ответила она, защищаясь.
– А ты уверена, дорогая, что это был именно Бог?
– Ну, возможно, Ему немного помогли со стороны.
Он поцеловал ее:
– Господи, как я буду благодарен тебе, когда все это закончится и мы обустроимся в Квебеке.
– Я тоже. Ты никогда не угадаешь, что сказал мистер Уилмот, когда мы сошли на берег.
– И что же?
– Он сказал: «Вы знаете, я никак не ожидал, что снова ступлю на эти острова. Надеюсь, больше этого не случится». И вид у него был мрачный – как у героя романтического романа. Я старалась, как могла, чтобы возбудить привязанность между ним и миссис Камерон, но, кажется, это безнадежно.
– Вдова, страдающая от морской болезни, непривлекательна, – сказал Филипп. – И, судя по взглядам, которые он бросает, он скорее привязан к тебе. Ему стоит быть осторожнее.
– Этот старый трезвенник! – засмеялась Аделина. – Он совершенно не в моем вкусе. Но он мне нравится как знакомый, и я надеюсь, что он поселится в Квебеке возле нас.
– Думаю, мы должны сообщить твоим родителям, что мы здесь, – резко поменял тему Филипп. – На ремонт уйдет не меньше недели, и если они узнают об этом из других источников, то будут несколько шокированы.
– Нет, нет, – запротестовала Аделина. – Я не вынесу еще одного прощания! Это может быть не к добру.
– Мы можем попросить их не приезжать.
– Ничто не остановит мою мать. И отца тоже. Он может приехать и устроить скандал, например, начнет бранить капитана за то, что у того нет корабля попрочнее.
– Но они могут узнать об этом из газет, – возразил Филипп.
– Я готова рискнуть. На следующей неделе они едут с визитом к моему деду… У них не будет времени на газеты.
Итак, она добилась своего, и они приступили к странной интерлюдии в путешествии. Они исследовали улицы серого старого городка. Филипп и мистер Уилмот ходили на рыбалку. Аделина с братьями и Мэри Камерон блуждали по горным тропам Клэра[7 - Клэр – графство в Ирландии.] или по берегу залива и приносили домой полные карманы ракушек для маленькой Августы. Каждый день они ходили на корабль, чтобы посмотреть на работу плотников. Каждый день со всех концов провинции съезжался народ, чтобы подивиться на корабль. Славно было наблюдать за тем, как они танцевали весенними вечерами на палубе. У них были стройные ноги и испанские лица. И никогда до того на этом судне не было столько веселья.
Наступил сезон туманов и моросящих дождей. На палубе больше не танцевали. Дни тянулись медленно. Капитан обещал уложиться с ремонтом в десять дней, но прежде чем судно было готово к отплытию, прошло две недели. Перед вторым отправлением в путь всех охватило странное и довольно мрачное беспокойство. Пассажиры теперь слишком хорошо были осведомлены о несчастьях, которые могли с ними случиться. Их вера в качество судна пошатнулась.
В воскресенье перед отплытием они отправились в церковь. Аделина, Филипп, мистер Уилмот и миссис Камерон пошли в готическую церковь аббатства, где прекрасные сводчатые арки и скульптурные надгробия были почти не видны под слоями побелки, а прихожане расселись. Ирландцы Д’Арси и Брент вернулись из католической часовни и рассказали, как не смогли попасть внутрь на мессу и им пришлось преклонять колени в церковном дворе, заполненном народом. Конвей, Шолто и Мэри бродили по побережью. Они умоляли отпустить их из церкви, а миссис Камерон ни в чем не отказывала дочери. К тому же она слышала, что в городе свирепствует лихорадка, и, конечно, считала, на берегу с мальчиками, присматривающими за ней, Мэри будет в большей безопасности.
Настал час отплытия, и по булыжной улице двинулось все скопление предметов, вынесенных с корабля, – багаж стучал и гремел по камням. Скотину тащили, тянули и подгоняли в трюмы – все, кроме козочки Мэгги, которая взбежала по трапу так же весело, как и сбежала. После нескольких недель, проведенных на суше, няня казалась менее изможденной, но, когда она скользнула на корабль, крепко прижимая к себе ребенка, ее лицо выражало дурное предчувствие. Гасси, в свою очередь, вцепилась в куклу, наряженную в шелковые кринолин и шляпку. Кукла была большая и слишком тяжелая для крошечных детских рук, и когда няня стояла с девочкой на корме, пристально вглядываясь в вспененную воду, а судно отходило от пирса, Гасси наклонилась и позволила кукле упасть за борт. Она лукаво посмотрела в лицо няне.
– Ушла, – заметила Гасси, и это было первое слово, которое она произнесла.
На мгновение розовое лицо усмехнулось им из пены, кринолин на секунду вздулся, и все исчезло. Няня разразилась бурей упреков на хинди. Она грозно прошипела их Гасси и даже потрясла ее, но Гасси знала, что няня – ее рабыня.
Вышло яркое солнце, позолотив последние мгновения отплытия. Паруса приняли в себя немного бриза, словно пробуя его на качество, потом наполнились и развернулись, белые и округлые, перед мачтами. Теперь на палубе не было жуткого крена, по ней лишь пробегала трепетная, счастливая дрожь, когда «Аланна» поднималась и опускалась на невысоких волнах.
