Внезапно Ариадна вскочила со своего места, закричала и замахала руками, точно каркающая взъерошенная ворона:
– Внимание! Господа, попрошу у вас минутку внимания! – сидящие в зале заинтересованно уставились на хозяйку вечера. Гости маялись от скуки. Ничем непримечательная дорогая выпивка, угощения и унылая компания – все это вынуждало их хвататься за малейшую соломинку, случайность, которая скрасила бы пресный вечер.
Тетушка раскраснелась и щелкнула пальцами. Седой, едва передвигающий свои кривые и сухонькие ножки слуга с трудом донес тяжелый сундук до середины зала и с громким грохотом водрузил его на деревянную скамью. С особой медлительностью он выудил из сундука коричневую деревянную доску.
– Госпожа, – поклонился и тут же застонал. Боль в пояснице, будь она неладна, давала о себе знать.
Ариадна взяла в руки сердцевидную деревяшку и потрясла ею так, словно за ней скрывались тайны всего мироздания.
По всему залу прокатились смешки и заинтересованный шепот.
– Что это?
– Должно быть, доска.
– Понятно, что доска, но зачем она?
– Резать хлеб?
– Фу! А зачем нам резать хлеб? Разве для этого нет слуг?
Ариадна выпятила грудь и с гордостью обвела взглядом присутствующих.
– Это, господа, Говорящая Доска! – произнесла она, сияя, словно начищенная монета.
Джонас не выдержал и фыркнул. Друг ткнул его вбок.
– Невежливо насмехаться над причудами своей тетки, – прошептал он, но в тоне его сквозило плохо замаскированная насмешка, грозившая вот-вот перерасти в громкий хохот.
Взрослая публика вела себя более сдержанно. Адвокат Гранд терпеливо поглаживал свои длинные усы и будто всем своим видом сообщал присутствующим: «Как же я устал от этого глупого фарса! Можно, наконец, встать и уйти домой? Это будет вежливо?»
Ариадна, однако, совершенно не замечала скепсиса своих гостей. Она радостно потирала ручки и тихо похрюкивала.
– Говорящая Доска или Доска Дьявола, господа, это вещь, благодаря которой мы с вами сегодня можем проникнуть в мир, где уже вечность не светило солнце, а лунные блики не касались ночной тьмы! Мир, в котором давно забытые души обретают жизнь, а жизнь в нашем с вами понимании становится горсткой пепла, не стоящей внимания. Иными словами, господа, сегодня мы совершим путешествие в мир мертвых! – последняя фраза, произнесенная в торжественной манере, зависла в воздухе.
– Что за ерунда! – отмахнулся адвокат Гранд и поморщился, поправляя в грудном кармане фрака сбившийся белоснежный платочек. – Если никто не против, я, пожалуй, покину Вас. Дома столько дел… столько дел… – пробормотал он и уже было вышел из-за стола, как к нему подскочила тетушка и схватила за руку. Хотя, скорее, вцепилась в нее. Мужчина предпринял попытку вырвать руку, сначала «между прочим», не желая при этом привлекать лишнее внимание. Потом чуть более решительно.
– Я прошу Вас, мистер Гранд, останьтесь! Иначе пропустите самое интересное!
Джонас фыркнул. Его тетка вела себя до смешного нелепо.
Почему бы ей, в таком случае, не привязать его тугими веревками к стулу у себя в подвале и держать там? Никто не заметит пропажи одного противного, до омерзения чопорного адвокатишки. В городе тотчас найдется с десяток перспективных, подающих надежды кандидатов на его должность.
Адвокат поморщился и сел. Все оттого, что на него были устремлены с десяток любопытных глаз. Гранд терпеть не мог подобного рода внимание. Мужчина был твердо уверен, что обладал безупречной репутацией. Уж он-то позаботится о том, чтобы в следующий раз придумать вежливую и сухую отмазку. Чтобы только не видеть и не слышать эту назойливую дамочку.
– Коснитесь моей руки, – уже вовсю щебетала Ариадна. – Да, положите Вы ее! Вот так! – она не выдержала и схватила руку несчастного мужчины, уверенно шлепнула ее на свою собственную. – Теперь нужно при-слу-ушать-ся, – прикрыла глаза и подняла голову наверх, вдыхая несуществующие ароматы волшебства, никогда не знавшие эти стены.
– Бог мой, – прошептал адвокат, сглатывая подступивший к горлу комок. – Когда же это закончится?
Джонас весело рассмеялся, уже нисколько не сдерживаясь. В комнате было шумно. Гости вскочили со своих мест и окружили сидевшую друг против друга парочку, чьи руки были крепко-накрепко соединены благодаря неимоверным усилиям тетушки.
– Признаться, думал, будет не так весело, – покачал головой Анхель. – Твоя тетя – та еще штучка!
Между тем, в комнате погас свет, видимо по велению самой госпожи. И стоило комнате опуститься в полный мрак, тетушка принялась раскачиваться на стуле и издавать подозрительные заунывные звуки.
Джонас уже вовсю хохотал. Несколько дам издали испуганные возгласы, когда внезапно распахнулось окно и скрипнула тяжелая дверь.
Свет из коридора тотчас просочился в комнату, открывая взору худенькую долговязую фигурку. Лицо мальчишки украшала знакомая наглая улыбочка.
– Это же подмастерье, которого я видел…
– Подмастерье? – заинтересовался друг. – Ты знаешь этого оборванца?
– Нет, конечно, – фыркнул Джонас. – Буду я еще водиться со всякими бедняками. Так, покупал у него недавно шоколад. Редко встретишь столь глупого и наглого мальчишку, даже среди голодранцев, – бросил он, с неудовольствием отмечая, что своим появлением этот паренек произвел куда больший фурор, нежели он сам.
– Прошу прощения, – он поклонился в забавной шутовской манере и выкатил из-за спины позолоченную тележку, на которой возвышался огромный шоколадный торт, украшенный сверкающей золотистой волшебной пыльцой, ослепительными, голубоватыми слезами русалок и белоснежными сливками.
Должно быть, тетке нужно поблагодарить мальца и бросить несколько золотых,
ибо только что мальчишка спас ее от грозившего подорвать ее репутацию позора.
Хотя, какая там репутация! Все и так были знакомы с причудами Ари.
– Ням-ням! – облизнулся Анхель. – Извини, друг, ты мне, конечно, дорог, но шоколадный торт… о, Владыка, еще и со сливками… да, однозначно, дороже.
Джонас проводил поспешившего пересесть поближе к торту друга хмурым взглядом. Предатель. Бросился за куском торта, словно это был настоящий золотой слиток. Мда, бедная студенческая жизнь, вероятно, кого угодно может превратить в изголодавшееся существо.
Джонас с видимым превосходством рассматривал мальчишку, когда тот старательно резал для него кусок аппетитного торта. К его неудовольствию, кусочек выглядел совсем крошечным. Он так долго ждал, когда паршивец соизволит довезти свою телегу до его диванчика, а получил крошку?
Месть?
Всем своим видом этот парнишка показывал, что не помнит Джонаса, но краем глаза он все же заметил, что подмастерье его узнал. В темных глазках промелькнули едва читаемые веселые искорки.
– Тебя что, резать вообще не учили? – поинтересовался Джонас в своей излюбленной насмешливой манере, предназначенной исключительно для бедняков. – Или ты косой? – нарочито участливо поинтересовался он. – Почему такой маленький, кривой кусочек?
Джонас с удовлетворением заметил, что теперь глаза мальчишки загорелись неприкрытым злым огоньком.
– Я отрежу Вам другой, – процедил тот сквозь зубы и принялся еще более старательно кромсать прекрасное кулинарное творение. Рядом уже слышался недовольный шепот.
– Какой-то нерасторопный малый, – фыркнула дама с огромным красным цветком на груди.
– Куда смотрят хозяева, набирая столь отвратительных работников, – пожаловалась Ариадна и нарочито капризно надула свои тонкие губы.
– Пожалуйста, господин, – мальчик протянул ему небольшую фарфоровую тарелочку, по краям которой располагался симпатичный узор, напоминавший лебедей.
– Где салфетка? – продолжил издеваться Джонас. О, нет, этот подмастерье сегодня свое получит. Если мастер не может преподать урок своему наглому ученику, это сделает он. Да-да, потратит свое драгоценное время на чумазое нечто. – Ты же знаешь, что вместе с десертом подают и салфетки, неряшка?
Правда, стоило признать, что мальчишка сегодня совсем не выглядел «чумазым неряшкой». Напротив, поглаженная, выбеленная рубашечка, недорогой, но чистый и аккуратный костюмчик – его вырядили, словно именинника, виновника торжества. Джонасу эту ужасно не понравилось.
– Что такое? – наконец, не выдержала Ариадна и решила вмешаться в процесс. Она не любила, когда разговоры вели без ее участия.
– Я… сейчас… – мальчик не на шутку растерялся.
– У мальчишки нет салфеток. Он принес нам тесто и думает, что мы, подобно нищим, невоспитанным оборванцам, набросимся на жалкое творение и поглотим целиком. Так, неряшка? – требовательно произнес молодой человек.
Пора было заканчивать спектакль. Ему ужасно хотелось попробовать сливочный соус, смешанный со спелыми ягодами…
Джонас театрально вздохнул и хотел было отпустить мальчишку, но глаза того внезапно стали походить на два огромных блюдца. Тот нелепо взмахнул своими длинными конечностями и повалился прямо на Джонаса… уволакивая за собой злосчастный торт.
Джонас не успел даже вскрикнуть. В следующий миг взор его покрывала белоснежная пелена, а язык нащупал приятный сливочный вкус крема.
Он медленно стер с лица густую сладкую массу и, находясь в полнейшем оцепенении, оглядел всех вокруг. Толпа замерла. Казалось, что и само время остановилось.
– Я… это ничего, господин, я сейчас… – писк откуда-то справа буквально вырвал его из задумчивого шокового состояния.
Джонас медленно повернулся к виновнику своего внезапного фиаско. Со стороны послышались громкие смешки и издевки. Гости уже не сдерживались и вовсю хохотали. Анхель покачал головой, пытаясь скрыть улыбку за кашлем. Ариадна нервно переминалась и поправляла очки.
– Ты! – ткнул он в Луку пальцем. – Неряшка, с сегодняшнего дня я лично прослежу, чтобы даже твоего следа не было в кондитерской! Вообще, ни в одном приличном заведении, мелкий ты уродец! – он схватил мальчишку за грудки и тряхнул его так, словно тот был безвольной тряпичной куклой.
Мальчишка виновато поджал губы, но глаза его, веселые, светло-ореховые глазки… Там плескалось настоящее веселье! Несомненно, он издевался над ним, это было заметно и невооруженным взглядом.
– Да, как ты смеешь! – Джонас отвесил ему подзатыльник. – Смеяться надо мной вздумал?!
Ариадна, наконец, выбежала вперед и поспешила спасти ситуацию. Она с силой вцепилась в плечо племянника, вынуждая отпустить слабо сопротивляющегося мальчишку.
– Хватит, Джонас. Довольно грубости, это всего лишь мальчишка. Не позорь меня перед гостями, – процедила Ариадна сквозь зубы. – Я позабочусь о том, чтобы его наказали по всей строгости, – заверила тетка. – Тебе лучше умыться, племянник. Уже завтра об этом конфузе никто и не вспомнит… – шепнула она.
Джонас зашипел. Непрекращающийся смех глупых девиц едва не заставил его задушить мальчишку голыми руками, но здравый смысл все же взял вверх, и он с жалостью отпустил воротничок накрахмаленной рубашки, насквозь пропахшей дешевым мылом.
– Молись, чтобы мы больше никогда не встретились, неряшка, – прорычал он и, широко расправив плечи, двинулся к выходу. По пути выхватил у одной из хохочущих девиц белоснежный платочек, вытер лицо, руки и бросил на пол, словно использованный мусор.
День был безвозвратно испорчен. Как же, «никто не вспомнит!» Завтра об этом конфузе будет судачить вся округа. Прежде Джонаса никогда не унижали. Да, еще прилюдно, на глазах у всего высшего света! И кто?! Мальчишка, без рода и имени! Пыль, ничтожество… Мир катился в тартарары. Эти стервятники из высшего света только и ждали чего-то подобного.
– Уму непостижимо… – шептал, остервенело растирая лицо прохладной водой.
– Почему такая холодная?! – заорал он на трусливо прячущего от него взгляд, слугу.
– Вы же сами просили холоднее, господин, – низенький пухлый мужчина отшатнулся от племянника хозяйки, когда тот навис над ним, подобно страшному коршуну.
– Я просил «холоднее», но не ледяную же! Что с вами со всеми, плебеи?!!
Огромная кадка оказалась на полу, а вода, подобно морю, тотчас заполнила собой пространство холодных каменных плит.
«И совсем даже не холодная. Тепленькая», – растерянно подумал пухляк и поторопился выйти вон, пока гнев мальчишки не настиг и его самого. Какой же ошибкой было полагать, что у госпожи Ариадны отвратительный характер. Стоило для этого увидеть ее племянника.
Примечания
[1] – весенняя роса – напиток, содержащий в составе первую утреннюю росу, собранную весной
Глава 2
, в которой герои понимают, что скоро все изменится
Сначала я думал, что земля цилиндрическая, потом понял, что она плоская и стоит на трех китах… извините, на четырех слонах. Нет уж, скорее сферическая. Или круглая. И вертится вокруг своей оси. И солнце вращается вокруг земли. АБСОЛЮТНО ВСЕ НА СВЕТЕ ПРИЗВАНО ВРАЩАТЬСЯ ВОКРУГ ЗЕМЛИ! Но кто-то позже высказался о том, что земля вращается вокруг солнца. Это оказалось правдой. Мне это не понравилось. Потому что земля держится на четырех китах и все, абсолютно все в это Вселенной вращается вокруг нее. А потому я плюнул на этих горе-ученых и решил создать свою собственную теорию… Понимаете, земля такова, что абсолютно все… все в этом мире, мироздании, если хотите это так называть, вращается вокруг земли…
(из записок неизвестного путешественника, которому удалось перейти Темный Лес)
– Домой! – крикнул он кучеру. Серьезный, здоровенный мужчина сорока с небольшим лет, умел быть невидимым. Это качество Джонас ценил в слугах больше всего. Хорошо, когда мышата не отвлекают хозяев своими глупыми, низменными фразами.
По дороге он с неудовольствием отметил, что дизайн салона его личной кареты изрядно устарел: ярко-зеленый травянистый цвет обивки вышел из моды. Необходимо было заменить его на болотистый, поменять золотые нити на серебряные. А яркий желтый цвет его вообще раздражал: безвкусица, по своей сути. Солнце желтое, цыплята тоже неестественного желтого цвета. Цыплята вырастают и превращаются в петухов, да куриц. Отвратительно! Однако, учитывая тот факт, что в этом месяце «летний желтый» был изображен во всех модных журналах, добавить росчерк данного цвета оказывалось вынужденной необходимостью. Статус и положение в обществе обязывали. Хотя, большинство его ровесников предпочитали повторять все за своим кумиром. Девчонки-крестьянки называли его "Сияющая звезда", а дамочки из высшего общества именовали не иначе как "Принц".
Карета резко затормозила. Джонас повалился вперед и едва не соскользнул со своего сиденья.
– Да, что ты совсем с ума сошел, совсем распустились, чернь! – выругался он, однако, был удивлен, когда не услышал сбивчивых извинений и заиканий кучера. Молчание слегка пугало.
Джонас приоткрыл дверцу и сглотнул. Снаружи стояла непроглядная тьма. Он не мог понять, где они находятся: ни фонарей, ни света в окнах. Парень даже не был уверен, есть ли здесь вообще дома. Он испуганно закрыл дверцу, позвал кучера, но спустя некоторое время, так и не дождавшись ответа, снова распахнул дверцу кареты и нехотя вылез. Его сразу обдало холодом. Джонас поежился. Не хотелось признаваться, но было жутко. Глаза постепенно приспосабливались к отсутствию света, на небе обозначилось лишь несколько звезд. Лунное свечение этой ночью было особенно слабым и тусклым. Парень подошел к месту кучера, но никого там не обнаружил.
– Эй, Фер, перестань! Это уже не смешно! Если не хочешь, чтобы родители уволили тебя к чертям, поторопись и отвези меня пока…
Парень подскочил от неожиданности, когда огромная ладонь, от которой воняло сыростью и землей зажала ему рот. Его потащили куда-то в противоположную от кареты сторону. Джонаса посетила совсем неуместная в данной ситуации мысль о том, что стоило бы захватить с собой теплую шубу из джинджер…
– Не дергайтесь, хозяин! Это я, Фер. Обещайте не кричать, хорошо? – и действительно, луна все же сжалилась и осветила полное, красноватое лицо кучера. Парень кивнул, и широкая ладонь соскользнула с его лица.
– Прежде чем решите звать на помощь, прочтите, – Фер протянул ему помятый, конверт.
Джонас с некоторой опаской выудил из него маленький пергамент и пробежал глазами несколько раз, пока знакомый почерк матери не начал расплываться перед глазами.
«Сынок, если ты читаешь это письмо, нас с отцом уже нет в живых. Тебе трудно в это поверить, знаю. Однако, милый мой, это правда. Нам пришлось скрыть от тебя надвигающуюся угрозу, чтобы защитить и не дать разрушающей, безумной силе погубить и тебя. Придет время, и ты сам все узнаешь. А пока будь внимателен и сделай так, как написано в этом письме.
Ни в коем случае не возвращайся в поместье. Серость – опаснейшее место для тебя. Они уничтожат тебя. Ты должен найти свою тетю. Моя сестра хорошо разбирается в колдовстве и поможет найти Карту Жизни – вещь, с помощью которой ты сможешь обрести своё единственное, бесконечное счастье. (Далее был написан адрес, по которому проживала неизвестная дотоле госпожа Матильда Доллоуэй. Кстати говоря, жила она совершенно очевидно в другом городе или даже деревне. Кривоватые, выведенные впопыхах слова оканчивались загадочной заглавной «Т.» в конце). Мой милый Джонас, я знаю, что ты сильный и сможешь справиться со всеми трудностями, которые ожидают тебя на пути к счастью. Мы с отцом часто забывали о твоих недостатках и, что говорить, сами способствовали их проявлению. Однако, мой милый, я уверена, что у тебя доброе сердце и отважный дух. Ведь ты – особенное дитя, таких рождает лишь искренняя и сильная любовь. В конверте находится наш с отцом тебе прощальный подарок – это кольцо, артефакт, который поможет отличить правду от лжи. Достаточно лишь посмотреть человеку в глаза, задать вопрос, а затем взглянуть на цвет камня. Если он окажется зеленым – человек говорит правду, синим – что-то утаивает, если же красным – остерегайся лжеца, помыслы его дурны и сам он человек насквозь фальшивый и лживый. Он может затевать против тебя нечто ужасное.
Прощай, сынок. Помни, мы с отцом тебя очень любим и будем наблюдать за тобой и на небесах. Уничтожь письмо, когда прочтешь».
Джонас достал из глубины конверта кольцо с прозрачным белым камнем, похожим на бриллиант, но более мутным. Его грани покрывали едва уловимые трещины, паутинкой расходились серыми тонкими нитями по всей поверхности.
– Они так пошутили, да? Решили наказать за дурное поведение? – глотая слезы, прошептал он, надевая кольцо на указательный палец. – Я почти поверил, Фер.
Тот грустно покачал головой.
– Увы, хозяин.
Кольцо приобрело чистый зелёный оттенок. Фер не врал ему. Это правда. Родители мертвы, а он, один, посреди какой-то Владыкой забытой местности… Без денег и дома… Сирота.
– Как… как это произошло? – грудь его вздымалась от бессилия, он изо всех сил боролся с желанием разрыдаться. Просто лечь на эту мокрую, пропитанную дождем землю и проваляться до рассвета. Пока не иссякнут последние слезы.
– Я зашел в гостиную слишком поздно, – кучер рваным, ломаным жестом прижал к груди серый потрепанный цилиндр. – Хотел отвезти миссис Доллоуэй к портному. Но… увидел их там… хозяйка лежала на диване… У нее были широко распахнуты глаза. Я даже сначала не понял, что к чему. Уж поверьте, выглядела она живее всех живых! – кучер осекся, когда заметил побледневшее лицо Джонаса. – Затем я проверил пульс… ну, сделал все необходимое… и понял, что она… Ваша мать… – вздохнул, не решаясь продолжить.
Джонас не выдержал и обессиленно застонал.
– Отец? – прорычал сквозь зубы.
– Его проткнули кинжалом. Он лежал там же, в спальне на полу. Прямёхонько в сердце. Знаете, я знаю сотню другую профессиональных охотников и ни один из них не смог бы прицелиться столь метко. С одного удара… Неужели Ваш отец не сопротивлялся… я…
Джонас покачал головой. Он ровным счетом ничего не знал ни о своих родителях, ни о том, какую опасность скрывали эти люди от своего родного сына.
– Где были чертовы слуги, Фер?!
– Ни одного «чертового слуги», хозяин, – прошептал тот расширившимися глазами. – Ни одного!
– Сбежали, гады! – заревел он, словно раненое животное. – Каковы предатели!
– Я не думаю, хозяин… Ваши родители отпустили всех… Это очень странно, письмо я нашел совершенно случайно. Конверт лежал под диваном. Я прочитал и понял, что Вам тоже угрожает опасность и поехал к дому Вашей тети. Решил вывести Вас подальше и рассказать.
Начинался дождь. Первые три капли угодили ему на лицо.
– Они не могли со мной так поступить, Фер! Просто не могли! – парень бессильно опустился на землю и уткнулся носом в колени. Слёзы все лились и бились бесконечным, мощным потоком. – Они же знали, что им угрожает опасность! Почему не уехали?! Почему ничего мне не рассказали?!! – закричал он.
Кучер опустил тяжелую шершавую ладонь ему на плечи, пытаясь утешить молодого хозяина, однако, от этого стало ещё хуже.
– Сейчас я разобью для нас палатку, мы переночуем, а затем я отвезу Вас… Туда, куда приказали доставить Ваши родители, – глухо произнёс он и направился к карете.
– Куда? – безжизненным голосом поинтересовался Джонас.
– Сначала выберемся из города, – вздохнул слуга.
Джонас задрал голову вверх и вгляделся в небо. Ему показалось, что одна из звёзд горела ярче остальных.
***
После смерти родителей Лука остался на улице. В приют он идти решительно не желал, а вести бродячую жизнь бездомного мальчишки тем более не хотелось. Будучи шестилетним малышом, Лука не мог даже устроиться подмастерьем или помощником продавца в самую плохонькую лавочку. Однако, нашёлся один добрый господин, который взял мальчика к себе, обучил грамоте и ещё многим полезным вещам, благодаря которым он с лёгкостью зарабатывал деньги на карманные расходы и мог позволить себе приобрести различные интересные мелочи, вроде уменьшенного глобуса, книг, пергамента и прочих приятных безделушек. На улице Лука подружился с шайкой местной банды, лидер которой, бездомный двенадцатилетний мальчишка по кличке Клинок, научил его шулерству, метанию ножа и стрельбе из лука. В обмен на эти бесценные знания Лука регулярно снабжал мальчишек сладостями. Сам он, признаться, за годы, проведенные в "Сладком Царстве" начал испытывать равнодушие к шоколаду, леденцам и прочим детским «драгоценностям». Альтер Картер, хозяин лавки, в шутку называл его стариком и жаловался на чересчур серьёзный и взрослый характер мальчика. Он считал, что мальчишки его возраста больше времени проводят на улице с ровесниками нежели пытаются впихнуть в руки покупателей побольше дорогих товаров. Ох, если бы Картер знал, во что превращалось «Сладкое Царство» вечерами, три раза в неделю, когда сам он вынужден был отлучаться и ездить за новыми ингредиентами для приготовления сладостей.
В среду, пятницу и субботу «Сладкое Царство» изменялось совершенно, до неузнаваемости и приобретало гротескный оттенок азартного безумства. Мужчины приходили в кондитерскую лавочку, чтобы распрощаться со своими скудными сбережениями. Богатые люди никогда не портили свою безупречную репутацию посещением подобных заведений. Да, и незачем им это было. Они предпочитали проводить время в копании себе подобных, танцевать на балах, пробовать изысканную пищу и разговаривать ни о чем, демонстрировать дорогие украшения и одежду. Карточные долги – удел бедняков. Без этого их жизнь, думалось Луке, стала бы бесцветной и обыденной. Какой, по сути, и должна быть здесь, в городе «Серость».
Больше всего на свете Лука боялся, что рано или поздно мастер узнает правду и выгонит его к чертям собачьим! Нелегальный игровой дом в кондитерской лавке грозил, по мнению Луки, чем-то ужасным. Городской совет мог бы сию минуту прикрыть заведение и неважно, что через дорогу от них, в цирюльне у мистера Чвонхинса каждый день собиралось несколько десятков пьяных бородатых мужчин, которых после полуночи часто приходилось выталкивать с силой из заведения. Никого не заботили громогласные крики, ругательства и проклятия, доносившиеся из цирюльни мистера Чвохинса.
«Должно быть, это очередной взбешённый клиент. Бедняга ожидал волшебства, но получил свои три волосинки! Откуда бы взяться больше? Пусть купит выбеленный парик, сейчас такие в моде», – смеялись одни.
«А я говорил – не связывайся с бродягами! Они только языками чесать готовы, а на деле – тьфу!.. И волоска не заплатят. Все лживые увещевания превращаются в пыль, когда приходится платить по счетам», – вздыхали другие.
Для мистера Чвохинса всегда находились сотни тысяч отговорок, а он, Лука, вынужден был то и дело скрываться, просить у Клинка специальный Аромат Тишины, действие которого длилось без малого пять часов. Скажите пожалуйста, разве этого было достаточно, чтобы заработать хоть чуточку лишних денег? Однажды миссис Тсунами увидела, как в лавку заходят двое «нелицеприятных, подозрительных типов» и тотчас же послала ворона с кляузной запиской мастеру. Позже выяснилось, что «нелицеприятными» эта миссис назвала мужчин лишь из-за странного шрама, пересекавшего лицо одного из них и нехорошей ухмылочки другого «типа».