Осколок белого бумеранга
В какой-то момент Киря и долговязый парень в тельняшке по имени Вано затеяли спор о футболе. Судя по всему, Киря болел за «Зенит», а его оппонент за «Спартак». Они обсуждали последние матчи, игроков, судейство, положения команд в турнирных таблицах, в общем те вещи, о которых я не имел представления, так как никогда не увлекался футболом.
Спорщики, яростно перекрикивая друг друга, доказывали, что клуб, за который они болеют самый лучший и именно он выйдет в финал «Лиги чемпионов». Я наблюдал за Длинным, который переводил азартный взгляд с Кири на Вано и обратно. Он неизменно улыбался, и по его лицу было заметно, что ему есть что сказать. Я не сразу заметил, что в левой руке он перебирает чёрные бусины чёток. В щёлках его узких глаз мерцал хищный взгляд кошки, которая наблюдает за вознёй двух мышат. Эта кошка вдоволь налюбуется последней игрой своих жертв, перед тем, как насадить их одного за другим на острый коготь, резким уверенным движением.
Мне не терпелось узнать, какие аргументы он готовит сейчас в своей голове. Наверняка уйдёт куда-нибудь в историю футбола, будет сыпать датами, количеством мячей, фамилиями игроков, точными цифрами статистики, которыми очень любят жонглировать такие вот всезнайки.
Спор уже подходил к концу, а Длинный так и не встал на сторону ни одного из оппонентов.
– Длинный, разбей – сказал Киря, крепко ухватив ладонь Вано, будто боялся что тот вырвет руку и убежит. – Если «Зенит» выйдет – с тебя упаковка «Баварии».
– Все слышали? – кричал Вано, призывая как можно больше свидетелей. – Пацаны, через неделю Киря всех нас угостит классным немецким пивом. Длинный разбивай!
Тут Длинный сделал то, чего я от него никак не мог ожидать. Он отвернулся от скрещенных в споре рук и пробурчал.
– Да ну вас…сами разбирайтесь. Меня эта ла̀жа не интересует.
– Не понял! – Киря привстал, продолжая сжимать руку Вано. – Это ты футбол ла̀жей называешь?
Длинный снова повернулся к спорщикам, и начал говорить, глядя на Кирю в упор.
– Это я не футбол лажей назвал. Весь Ваш бесконечный спор за футбол, это лажа. Я уже больше трёх лет вас знаю, а вы всё об одном и том же спорите. Вам самим – то не надоело?
Теперь все, кто даже не был занят в этом разговоре, отвлеклись от своих дел и стали прислушиваться. В зале повисла тишина.
– А чё начинается то? – лицо Вано быстро наливалось краской. Он выдернул свою жилистую руку из ладони Кири и агрессивно вытянул шею.
– Да, мы любим футбол, обсуждаем наши любимые команды. И чё здесь такого? За три года много чего поменялось, игроки все обновились, где здесь «одно и то же»?
Длинный отреагировал на агрессивный выпад спокойно. Он нисколько не изменился в лице и отвечал негромко, медленно, делая большие паузы между фразами.
– Ты прав, Вано! За три года много чего изменилось. Президент у нас поменялся, телефоны появились с сенсорами и камерами, китайцы человека в космос запустили. В этих Ваших клубах уже по два раза главные тренеры сменились. Основная масса игроков тоже поменялась. Только у Вас, парни, ничего не меняется. Вы, как испорченные патефоны из года в год крутите одну и ту же пластинку «Зенит чемпион!». – Последнюю фразу он пропищал, издевательски искривив губы.
Бомба взорвалась! Со всех сторон в Длинного полетели претензии, упрёки и даже ругательства. Почти все из присутствующих включились в эту полемику. Даже по лицам тех парней, которые молчали, я видел, что они не разделяют точки зрения Длинного.
– Ты футбол не трожь, я за него любого порву… – орал Вано.
– Длинный, ты берега то не путай. Футбол это святое… – вторил ему Киря.
‒Э…браток, тебя чё то не в ту степь понесло – более спокойно, но всё же с осуждением разводил руками Антон.
Все остальные смешки и злые выкрики в зале были обращены не к Длинному, а больше друг к другу.
«Совсем рамсы попутал…»
«Он наверное фигурное катание смотрит…»
«Да ну его, умника, вечно чё то из себя строит, уже до футбола добрался…».
Я понятное дело молчал. Первой причиной было то, что я был здесь человек новый. Во – вторых, я и сам принадлежал к тому меньшинству, которое равнодушно относилось к футболу. Я уставился на пальцы Длинного, неторопливо перебирающие чёрные бусины чёток и в этот момент в моей голове был лишь один вопрос:
Зачем он сейчас настроил против себя бо̀льшую часть своих товарищей. Он что не знал, что своим выпадом может их обидеть? Конечно же знал. Тогда зачем?
Я продолжал наблюдать за Длинным, который продолжал хранить молчание в ответ на всё больше распалявшихся соратников по клубу. Ответ пришёл сам собой:
Это представление! И разыграл его Длинный для одного единственного зрителя. Для меня.
Странно, я знал этого человека не больше часа, но уже чувствовал, что он будет делать дальше. Я был уверен, что ему есть, что ответить, но он не спешит отвечать. Он выжидает время, он смакует этот свой уже готовый ответ, он ждёт самого подходящего момента. Этим ответом, он, безусловно, должен обезоружить всех парней, находящихся в этом зале.
– Мужики, что с Вами? – Длинный наконец прервал молчание. Он недоуменно улыбался, по очереди глядя на парней, столпившихся вокруг. – Вы на меня набросились, как будто я матерей ваших оскорбил. Про какой футбол Вы мне здесь орёте? Я что, сказал хоть одно слово за футбол? Вано, дружище, скажи мне, речь была о футболе? – он резко повернулся на коляске и теперь в упор смотрел на Вано, который сразу же заметно растерялся.
– А про что мы говорили? Мы с Кирей спорили про футбол…
– Ваш спор был не за футбол! – Длинный вдруг повысил голос и выставил вперёд руку с чётками. – Ваш спор был за «Зенит» и «Спартак». Я лишь сказал, что это меня не интересует…
– Что это ла̀жа… – поправил его Вано.
– Да, я сказал, что это ла̀жа! Но разве я сказал, что футбол это лажа? Вано, ты слышал, чтобы я говорил, что футбол это лажа? – Длинный продолжал, не отрываясь сверлить взглядом Вано.
– Нет, ты сказал…
– Про что был разговор, Вано? – в голосе Длинного явно чувствовались металлические нотки. Он не стал дожидаться, пока оппонент что-то ответит и продолжил. – Разговор был про эти два клуба. Разговор был про Вас. Я сказал, что Вы застряли на одном месте, что Вы ведёте один и тот же спор. Вы спорите за два клуба, которые поочерёдно меняют друг друга в турнирных таблицах, в которых больше половины игроков составляют легионеры. Мужики, Вы как будто болеете за две отечественные машины. За шестёрку и девятку. У одной под капотом движок от «БМВ», а у другой от «Мэрса», а вы продолжаете орать: «Шоха лучше, девятка круче». Я Вас просто хочу спросить, за что Вы болеете. За отечественный автопром? Так там половина запчастей импортных, а они всё равно ехать не могут.
Теперь Длинный по очереди смотрел на всех собравшихся, но парни молча отводили глаза. Им было нечего ответить. Решился только Антон, ему как командиру, нужно было отвечать за себя и за свой оплошавший отряд.
– Слава, ну ты же понимаешь, какими бы они не были, всё равно они наши, родные…
– А я что, против? Просто мне это не интересно. Мне не интересна эта возня, которую у нас зовут высшей лигой. Разговор был не про футбол и даже не про эти клубы. Двое спорили, я отказался разбить, сказав, что мне это неинтересно. За что Вы на меня накинулись всем гуртом?
– Ладно, извини, братишка, запара вышла! – Вано первым потянул Длинному руку. Тот враз изменился в лице и, добродушно улыбнувшись, встретил рукопожатие.
Прозвучало ещё несколько «Извини», и ещё несколько поверженных в споре пожали Длинному руку. Да, всё произошло точно так, как я и предполагал.
Потом выпили мировую, и обстановка заметно разрядилась. Парни снова разбрелись в разные стороны: кто-то вернулся к бильярду, кто-то остался за столом, некоторые снова сбились в привычные небольшие кучки, стоящие тут и там. В помещении воцарился привычный гвалт. Инцидент был исчерпан и тут же забыт.
Длинный заметно опьянел, много смеялся и, как ни в чём не бывало, общался со своими недавними соперниками по спору Кирей, Вано и Антоном. Я всё время находился в этой компании, но в разговоры почти не вступал. Я вообще не любитель полить воду. А моя небольшая косноязычность не позволяла мне раскрепоститься в беседе полностью, тем более с незнакомыми людьми. Мне нужно было долго собираться, чтобы что-то сказать, я всё время боялся, что меня не будут слушать, или прервут. В результате, начиная рассказывать какую – нибудь историю, я часто сбивался и даже забывал, с чего начинал и куда иду. Поэтому я больше предпочитал молчать и наблюдать.
Я не вникал в смысл слов Длинного, который говорил без умолку, между глотками пива из банки, прикуриванием очередной сигареты, или залихватским закидыванием стопки. Я смотрел за его уверенной позой (в инвалидном кресле он смотрелся, как босс, восседающий на троне) и за его чёткими жестами. Каждая фраза находила отражение в движении его правой руки. Он словно дирижёр, плавными движениями пальцев, управлял ходом своей речи. В тот момент мне была не важна суть того, что он говорит, меня больше занимало то, как он это делает. Когда ты наблюдаешь за быстрым грациозным потоком горной реки, тебя завораживает сама красота этой бурлящей, облизывающей камни, пенящейся воды и тебя не интересует, откуда и куда она стремится.
Казалось, что он полностью поглощён беседой и совсем меня не замечает, но я постоянно ловил на себе его горящий взгляд.
В какой-то момент меня осенило. Я понял, что, несмотря на всю его уверенность и общительность, он остаётся таким же одиноким, как и я. Мы с ним здесь словно инопланетяне. Он отличается от меня только тем, что знает язык людей, но каким бы приятным не было общение, после этого вечера нам нужно возвращаться на свою планету. Земляне останутся здесь. Они молодые и здоровые. кто-то пойдёт к жене, кто-то к любовнице, кто-то будет искать новую подружку в ночном клубе. У кого-то назначена встреча с партнёром по бизнесу, а кому-то завтра рано вставать на работу.
Все эти проблемы могут касаться только землян, но не нас, людей с другой планеты, поэтому, в конце вечера мы с Длинным оказались вдвоём бок о бок катящимися по широкому мраморному холлу.
– А ты правда по лестнице не умеешь подниматься? – спросил Длинный, повернувшись ко мне.
– Смотря по какой, – пожал я плечами. – Дома из подъезда и в подъезд сам. Но там я приловчился, да и за перила цепляюсь в подъезде. А тут это крыльцо и ничего больше…
– В следующий раз я тебя научу, – говорил Длинный осторожно, но быстро скатывая коляску со ступенек.
– Владеешь секретной техникой? – шутил я, пытаясь успеть за Длинным.
– Владею… – он уже встречал меня внизу в пролёте, развернув коляску ко мне. – Не такая уж она секретная и сложная. Странно, что ты ей ещё не владеешь. Но рано или поздно тебе всё равно придётся её освоить. Без этого нам никуда.
Спуск с обледеневшей лестницы крыльца дался мне тяжелее всего. Длинному пришлось долго дожидаться меня внизу. Как только я спустился, он спросил:
– Санька, а ты где живёшь?
Я показал на свою девятиэтажку, которая серой коробкой возвышалась вдалеке.
– А я здесь на КПД живу, тут недалеко от «Строяка». – Длинный махнул рукой в кожаной перчатке, указывая направление. – Если есть желание, можем завтра встретиться. Поболтаем, сходим куда-нибудь …за одно научишься на лестницы взлетать.
Я с радостью согласился. Давно уже мне никто не предлагал, куда-нибудь сходить. Это было что-то из той, забытой жизни.
8
Встретиться договорились там же, возле крыльца «Строяка» в двенадцать часов.
Длинный опоздал на десять минут. Мне пришлось ждать его, ёжась от колючего ветра, который пронизывал меня насквозь. Замерзая, крутя головой, гадая, с какой стороны появится Длинный, я поймал себя на мысли, что давно уже так никого не ждал. Последний раз это было ещё в той жизни, когда я ещё ходил на свидания. Девчонки часто опаздывали, когда знали, что ты на них залип и никуда не денешься.
Тот, кого ожидают, всегда представляет наибольшую ценность, нежели ждущий. Тот, кто может позволить себе опаздывать на встречу на десять и более минут, уверен, что его будут ждать. Ждущий будет нервничать, ругаться про себя, возможно даже проклинать, но при этом будет продолжать ждать. Он будет ждать пятнадцать минут, час, два часа; он будет ждать, пока не стемнеет; пока на улице не останется ни одного прохожего, пока не перестанут ходить автобусы. Чем дольше он ждёт, тем больше ему хочется, чтобы объект его ожидания наконец-то появился на горизонте.
Радость от того, что Длинный всё таки появился, затмила во мне подымающуюся волну негодования. Я улыбнулся, когда увидел его на другой стороне улицы, подкатывающегося на своей коляске к пешеходному переходу. Сначала он показался мне совсем не таким как вчера. Гораздо более неуверенным и одиноким. Он катился по переходу с сосредоточенно серьёзным лицом, а вокруг него, словно река обтекающая мёртвый валун шли, куда-то спешащие люди. Был самый час пик, разгар рабочего дня. кто-то шёл на обед, кто-то спешил на работу, на встречу с партнёром, на вторую пару, на смену, на вахту, на торжественный приём. Пешеходы спешили, нервничали, сбивались в кучу, огибая неожиданное препятствие, представляющее собой калеку, который не спеша катился по зебре в своей коляске. Водители, надолго застрявшие на переходе, ясно по чьей вине с трудом сдерживались, чтобы не надавить на сигнал, придав ускорение этому колясочнику, которому понятно некуда спешить, так он ещё других держит.
И всё-таки Длинный оставался тем Длинным, которого я узнал вчера. Даже там, на переходе среди снующих людей, он продолжал оставаться невозмутимо спокойным. Он был весь в себе, он гнул свою линию, и ему было наплевать, что о нём скажут, или подумают другие. Он ехал гораздо медленнее, чем мог, тем самым создавая собой препятствие, обращая на себя внимание. Весь его вид говорил : «Даже не пытайтесь делать вид, что меня здесь нет, и Вы меня не замечаете. Я заставлю Вас меня увидеть».
Подкатившись ко мне, он небрежно протянул руку прямо в перчатке.
– Да не снимай, давай по – зимнему… – упредил он мой позыв снять свою перчатку. – Ну чё, куда рванём? – Он снова испытывающее заглядывал мне в глаза, словно учитель, задающий школьнику вопрос на засыпку.
Я пожал плечами, растерянно улыбаясь. В самом деле, я не мог представить, куда могут «рвануть» два колясочника.
– Может выпьем, а то у меня после вчерашнего башка трещит, – сказал он, не дождавшись от меня вразумительных предложений.
– Так вроде рано ещё, – робко улыбнулся я.
– А тебе что на работу нужно, или за руль? У тебя какой-то особый распорядок? – сверлил меня глазами новый знакомый.
– Да нет…ну ладно, пойдём… – я растерянно крутил головой не в силах выдержать его изучающий взгляд.
– Хм…странный ты, – бросил Длинный, и, развернувшись, поехал вперёд вдоль улицы, давая понять, что я должен следовать за ним. Он ехал быстро, ловко объезжая серые глыбы наколотого льда, так что мне с трудом удавалось за ним поспевать.
На светофоре, когда моей коляске удалось сравняться с его, я повернулся к нему и спросил:
– Почему странный?
– Так просто…сначала ты почему то решил, что ещё рано для выпивки, а когда я тебе сказал то, что ты и без меня прекрасно знал, вдруг согласился.
– А ты, я смотрю, любишь цепляться к словам, – бросил я с раздражением, куда то в сторону от Длинного.
«Тоже мне, умник нашёлся. Ещё одного наставника не хватало, который будет меня жизни учить». – Мне вдруг захотелось развернуться и поехать прочь.
– Ещё как люблю!
Этот ответ заставил меня повернуться к Длинному, и я увидел его простодушно улыбающееся лицо. Его пухлые губы растянулись в стороны, обнажая верхний ряд крупных зубов, а глаза сузились в маленькие щёлочки. Его улыбка была поистине доброй и заразительной, и я не мог не улыбнуться в ответ.
– Я ко всему люблю цепляться: к словам, к поступкам и даже к внешнему виду, – продолжал он, так же улыбаясь. – Так что извини, браток, такая уж у меня натура.
Я промолчал, ещё раз улыбнувшись, мол «извинения приняты».
Про себя я вдруг отметил, что, наверное, в первый раз так мгновенно меняю гнев на милость. Обычно, чтобы снять моё раздражение по поводу чего – то требовались часы, а тут…или это всё-таки заслуга нового знакомого?
Мы и не заметили, что за этим разговором пропустили свой светофор и теперь остались одни на перекрёстке. Снова дождавшись зелёного, мы продолжили путь теперь уже бок о бок.
Как правило, всевозможные бары и закусочные располагаются на цокольных этажах помещений. Но Длинный, словно нарочно выбрал заведение, войти в которое можно было, только преодолев высокое крыльцо с неудобными короткими и крутыми ступенями.
– В «Пирожковую»? – удивлённо спросил я, глядя на выцветшую, ещё с советских времён вывеску.
– А что, приличная забегаловка. Тебя здесь что-то смущает? – Длинный наверняка понимал, что во всём этом меня смущает только два обстоятельства – крыльцо и отсутствие перил.
– Да нет, всё нормально, пошли, – я сделал короткий жест, указывая Длинному направление в сторону крыльца. Мне сильно захотелось посмотреть, что он будет делать. Как преодолеет этот подъём самоуверенный безногий десантник.
Длинный зачем то стал оглядываться по сторонам, но в этот момент взвизгнула пружина, придерживающая дверь, и из бара вышли три красномордых мужика. Они о чём-то весело спорили и их расстёгнутые пуховики говорили о том, что они крепко повысили температуру, так что холод им теперь не страшен. Когда мужики были ещё на половине крыльца, Длинный прокричал, словно встречая старых знакомых.
– О, пацаны, вы как раз во время. Подсобите-ка взлететь, а то нам с братишкой похмелиться нужно.
– Какой базар… – мужики со скоростью урагана, одного за другим вознесли нас на крыльцо и даже придержали двери, чтобы мы смогли заехать в бар.
– Спасибо мужики! – Отблагодарив нежданных помощников, Длинный уверенно покатился в бар. Я последовал за ним.
В прокуренном помещении больше пахло перегаром, чем самим пивом. На сером бетонном полу в два ряда располагались высокие круглые стойки, большая часть из которых была занята стоящими вокруг любителями дневного аперитива. Проплывая мимо высоких столиков, ловя на себе взгляды пьяных мужиков, я думал, что здесь нет места не только инвалидам, вроде нас, но даже коротышкам. Длинный направился в конец зала, где располагалась барная стойка.
– О, Славик пришёл, – улыбнулся восседающий за стойкой круглолицый мужичок в белом фартуке и колпаке. – Тебе как обычно? Ты ещё с другом…
– Да, дядя Паша, тащи мой столик, – сказал Длинный, поприветствовав бармена крепким рукопожатием.
Мужичок быстро вытащил из подсобки небольшой пластмассовый столик и поставил его по другую сторону стойки.
– Нам по пивку, дядь Саш, и фисташек… – распорядился Длинный и махнул мне рукой, приглашая к столу.
– Я смотрю, у тебя везде связи, – улыбался я, продолжая оглядывать пивную и толпящихся за стойками посетителей.
– Сейчас без этого никуда! Нам с тобой тем более… – серьёзно отреагировал на мою шутку Длинный, кивнув дяде Паше, который поставил перед нами две огромные кружки с пенистым янтарного цвета пивом.
Пиво оказалось вкусным, и после двух больших глотков я сразу повеселел. Длинный довольно улыбался, смакуя пиво, над его губами образовались белые усики из пены.
– Так вот значит, какой у тебя метод подыматься по лестницам? А я то думал, ты мне чудеса эквилибристики продемонстрируешь. – Я ехидно улыбался, чувствуя внизу живота тёплый прилив хмеля.
– Да, это мой метод, а разве он плох? – Длинный улыбнулся мне в ответ.
– Слишком уж он прост…
– А ты ищешь сложных путей? – удивился Длинный. Он закурил, положив на стол пачку «Мальборо».
– Просто я…я хочу… – я, как это часто бывало не мог сформулировать мысль и жевал слова. Я взял фисташку и крутил её между пальцами. – Как тебе сказать… я стремлюсь к тому, чтобы делать всё самому, без чьей либо помощи.
– Почему? – улыбка на лице Длинного сменилась недоумением.
– Мне кажется так правильнее. Не хочется быть для кого-то обузой…
Длинный вдруг наклонился ко мне через стол.
– Сашка, что ты несёшь? – он смотрел на меня в упор и в этот раз в его глазах сверкнул агрессивный огонёк. – Этот путь тупиковый. Он приведёт тебя в никуда.
– Зато он правильный…
– В чём?! В чём его правильность? Ты что, пытаешься облегчить кому-то жизнь? Ты как будто стесняешься, тебе стыдно за то, что ты есть на свете. Да я уверен, не будь ты сейчас инвалидом, ты вёл бы себя точно так же. «Не просить, не выставляться, не выпендриваться» – вот все твои принципы. Знаешь что, да ты просто закомплексованный человек. И твои комплексы не отсюда – Длинный сделал жест, указывающий туда, где должны были быть мои ноги. – Они вот отсюда – он едва не прикоснулся пальцем к моему лбу.
В этот момент я не знал, что ему ответить, ведь всё, что он говорил, было сущей правдой, которую я боялся сказать себе сам.
Длинный в несколько больших глотков осушил свою кружку и повернулся к бармену.
– Дядь Паш, принеси нам ещё по одной.
Когда бармен поставил перед нами две полные кружки, Длинный виновато улыбаясь, взял его за руку.
– Только я щас на мели…
– Да какие вопросы, Славка, отдашь, когда сможешь, – махнул рукой добродушный мужичок, и его пышные усы приподнялись от улыбки.
Когда бармен отошёл от стола, Длинный сделал открытый жест двумя руками и ухмыльнулся, «вот, мол, как-то так».
– У меня есть с собой деньги, ты чё не спросил? – сказал я тихо, чтобы не услышал бармен.
– У меня тоже есть, – улыбался Длинный, видя насколько поразил меня его ответ.
– Тогда зачем… – во мне снова закипало возмущение, грозящее вылиться в фразу: «Мы что, нищие? Побираемся?».
– Да отдам я в следующий раз. Чё ты так напрягся? Просто хотел человеку приятно сделать…
– Приятно?!
– А ты как думал? – Длинный откинулся на своём кресле, и я увидел, как он снова перебирает между пальцами чёрные бусины чёток. – Человек так устроен. Ему нравится помогать другим, нравится ощущать себя полезным кому-то . В конце концов, это ощущение превосходства, над тем, кому ты помогаешь. Прося о чём-то человека, на самом деле ты делаешь ему одолжение. Ты приносишь ему удовольствие. Даже в библии сказано: «Просите и дано Вам будет…».
– Так ты прямо благодетель? – попытался я перевернуть в шутку этот монолог нового товарища.
Длинный не ответил на мою улыбку, теперь он был серьёзен, как учитель, дошедший до главной части своего урока.
– Можно сказать и так, – он глотнул пива, отчего снова обзавёлся симпатичными белыми усиками над верхней губой. – Я люблю делать людям хорошо и приношу им удовольствие в силу своих возможностей. А ты, я смотрю, скупой человек.
– Почему? – я почувствовал, что на моём лице сейчас виноватая улыбка.
– Потому что отказывая людям в просьбе, ты лишаешь их того удовольствия, которое мог бы им доставить.
– Да ну тебя…у меня сейчас мозг взорвётся. Ты всё с ног на голову перевернул. – я отпил пива и отодвинул кружку в сторону. – Чё – то когда я кого – нибудь о чём-то прошу, чаще всего вижу недовольные лица.
– Значит не умеешь просить… – Длинный прикурил сигарету и небрежно бросил зажигалку на стол.
– Что значит, не умею? Нужен какой-то талант? – сказал я с сарказмом.
– Это же просто, как дважды два…Если ты просишь и тебе отказывают, значит просто не правильно просишь. Не умеешь просить. Что здесь непонятного?
– Да всё здесь непонятно! – я махнул рукой в ответ на слова Длинного, словно он несёт полную чушь.
Тот зачем-то покатился к ближайшей стойке, где весёлая троица шумно распивала водку под абажуром накрывшего их табачного дыма.
Он о чём-то негромко разговаривал с ними, так что я не мог расслышать. Я только видел извивающуюся на тонкой длинной шее его небольшую голову в кожаной кепке и лица мужиков, которые заулыбались и закивали головами в ответ на его слова. Один из них засуетился, производя, какие-то манипуляции на столе, а потом сунул что-то в руку Длинному. Когда тот развернулся и поехал в мою сторону, я увидел в его руке пластиковый стаканчик.
– Ну вот, – Длинный поставил стаканчик на стол. – А то пиво без водки – деньги на ветер. Извини, тебе просить не стал. Надо будет, сам попросишь.
– Да мне и не надо, а если понадобится, могу и купить.
– Твоя гордость тебя погубит, – Длинный выпил из стаканчика залпом и долго морщился, пытаясь расколупать фисташку, потом отбросил её в сторону и сделал несколько глотков пива. – Думаешь, мне так этой палёнки захотелось – прохрипел он, продолжая морщиться.
– Я уже не знаю, что и думать… – пожал я плечами.
– Я просто привёл тебе наглядный пример. Как ты думаешь, насколько ценят мужики этот напиток?