Лось и лосось. Фантастические истории

Незначительный изгиб

Как известно, утро – тяжёлое испытание для молодого организма. Услышав стук в дверь, я с трудом разлепил веки, секунду пытался понять, где нахожусь и почему проснулся, и только потом догадался крикнуть:

– Да-да! Войдите.

Уже после этого я спохватился, что лежу в одних трусах на своей койке, одеяло куда-то запропастилось, а в комнате срач и жуткий запах после вчерашнего. Однако дверь уже открывалась, а на пороге стоял Слава Закревский, мой сосед по блоку.

– А, – сказал он. – Ты ещё спишь. Прошу прощения.

Он собирался удалиться, но я его остановил:

– Да нет, всё в порядке. Я как раз встаю. Заходи.

– Извини ещё раз, – сказал он, осторожно, бочком, пробираясь в комнату. – Просто я подумал, что уже достаточно много времени…

– Так суббота же, – сказал я, садясь на кровати и стараясь подтащить к себе джинсы, свисающие со спинки стула.

– Честно говоря, – возразил Закревский, – сегодня понедельник. Я уже с кафедры возвращаюсь, так что сейчас примерно полвторого.

– Понедельник, – пробормотал я. – Мне тоже надо бы до кафедры добраться. Говорят, мой научный руководитель уже сильно на меня зол.

Закревский поискал глазами, где разместиться. Затем аккуратно перенёс кучку грязной одежды со стула на край письменного стола и присел.

– Немного тебе завидую, – сказал он. – Тебе всё-таки родители материально помогают. И у тебя поэтому достаточно свободного времени. Ты можешь заняться чем угодно – пойти на курсы, в кино, в читальный зал. У меня же кафедра, потом работа, потом сон. Потом опять то же самое по кругу.

– Ну, – сказал я, застегнув, наконец, штаны, – несмотря на всё это, я никак не могу найти время начать кандидатскую. А ты почему не на работе?

– Сейчас пойду, – сказал Слава. – Я договорился сегодня появиться в три. Ещё достаточно времени. Честно говоря, зашёл с тобой посоветоваться. Если ты готов, конечно, уделить мне минут пять.

– Да, само собой, – сказал я. – Что случилось?

Слава повернулся на стуле, положил руку на спинку и словно бы задумался.

– Даже не знаю, – сказал он, – с чего начать. Очень трудно сформулировать проблему, когда и сам до конца её не понимаешь. Меня не очень устраивает моя теперешняя жизнь.

– Тебе денег, что ли занять? – не понял я.

– Да нет, – он махнул рукой. В этот момент мне почему-то подумалось, что своей худобой Слава несколько напоминает Раскольникова. Ещё вложить бы ему в руку топор… Но нет, он бы ни за что не смог убить старушку. Такое ему бы и в голову не пришло.

– Дело не в деньгах, – продолжал он. – Мне хватает на жизнь. В общем, всё пока вполне нормально. Конечно, со временем придётся думать о постоянном жилье, о семье, но пока меня беспокоит другое… Я каждый день делаю примерно одно и то же. Работа, еда, сон. Вроде бы и приходится решать некоторые интеллектуальные проблемы, но они однообразные, слишком простые. Вот послушай… Ты можешь в уме перемножить, скажем, триста сорок два и семьсот шестьдесят один?

– Э… – сказал я. – Прямо сейчас? Ну… Давай попробую. Семьсот шестьдесят один на два – это тысяча четыреста… Нет, тысяча пятьсот двадцать два. Потом ещё три тысячи сорок четыре и… э… две тысячи двести восемьдесят три. В сумме будет… Тут шесть, тут переносим… Кажется, двадцать семь тысяч триста девяносто шесть.

– Вот именно, – сказал Слава. – Ты на порядок ошибся. Правильный ответ – двести шестьдесят тысяч двести шестьдесят два.

– Ну и что? – сказал я. – Калькулятор же есть.

– Я сегодня тоже похожий пример в уме попробовал решить. Правда, посчитал правильно, но заняло это минут пять. Мозги у меня киснут, Серёга. Если человек не может за минуту перемножить в уме два трёхзначных числа – это тревожный звонок. Деградирую я.

– Хм, – сказал я.

– Я думаю, – сказал Слава, – что мне нужно себе занятие какое-то придумать. Чтобы развиваться. Проблема только в том, что времени практически нет. Дорога до кафедры, дорога на работу. Перед сном минут двадцать, может быть. Ты не можешь мне подкинуть какую-нибудь идею?

– Не знаю, – сказал я, зевнув. – Можно вот всякие задачи решать.

– Слишком примитивно, – сказал Слава. – Это фантазию почти не задействует. Хочется чего-то творческого.

– Можно в игры компьютерные играть, – предложил я. – Ну, или читать книжки.

– Игры слишком много времени занимают, – возразил Слава, – а польза сомнительная. Книжки я читаю, но успеваю мало. Стыдно признаться – мне двадцать пять лет, а я только сейчас «Улисса» прочитал. И потом – этого недостаточно. Пассивно слишком.

– Ну, музыку сочиняй, – предложил я наобум.

– Музыку? – Слава задумался. – Идея неплохая… Но, пожалуй, слишком высокий порог вхождения. Я никогда ничем подобным не занимался. Слуха у меня нет, ни на одном инструменте не играю. Но спасибо. Это что-то. Я подумаю.

Он встал, обогнул сваленные на полу упаковки от «Доширака» вперемежку с бутылками и двинулся к двери.

– Ладно, – сказал он. – Мне пора уже. Пока. Спасибо за разговор.

– Пока, – сказал я.

Дверь закрылась. Я посидел немного, подумал. Потом решил, что вставать ещё слишком рано, стащил штаны, вытянул из-под койки одеяло, и, замотавшись в него, попытался снова заснуть.

В следующий раз я столкнулся со Славой недели через две. Не то чтобы я совсем был не в курсе его жизни. Я слышал, как он приходит и уходит, иногда сквозь стенку доносилось, как он напевает что-то себе под нос, но поговорить долго не приходилось. И вот как-то раз, когда я слишком много времени провёл за компьютерной игрой и почувствовал, что устали глаза, я откинулся на спинку стула и решил, что всё равно вряд ли пройду сейчас этот проклятый уровень. Патронов было мало, на контрольной точке я оказался с минимумом здоровья, а монстры пёрли на меня сотнями. Перспектив, казалось, не было никаких. Посидев немного с закрытыми глазами, я вспомнил, что уже примерно сутки ничего не ел, и решил спуститься вниз, в столовую. Или в магазин, купить сосисок или «Доширака».

На выходе из блока я столкнулся со Славой.

– Привет, – сказал он бодро, и мне сразу стало ясно, что он находится на эмоциональном подъеме.

– Привет, – ответил я. – Ну как, нашёл себе занятие?

– Ну, – сказал он, – на это просто так не ответишь… Но, знаешь, пожалуй, да. Хочешь, покажу?

Я решил, что могу потерпеть голод ещё минут пять, и согласился пройти к нему в комнату. Он вытер ноги о коврик, прошёл к шкафу и достал из него пачку листов.

– Понимаешь, – сказал он, словно извиняясь, – после того разговора с тобой я долго думал. И про музыку тоже. Но это не совсем мне подходит. И вот несколько дней назад меня осенило.

Я недоумённо разглядывал протянутые мне листки. Это были распечатанные фотографии.

– Я шёл как-то раз с кафедры, – продолжал он. – И заметил, как красиво падает свет сквозь листву. Выбрал точку, сфотографировал. Результат понравился. И вот теперь снимаю. Каждый день пытаюсь найти что-нибудь новое, интересное. Это затягивает.

Я просмотрел фотографии. Не сказать, что я был сильно впечатлён, но ракурсы Слава выбирал удачные. Обычная тропинка, сфотографированная им, выглядела как сказочная дорога, вымощенная жёлтым кирпичом. Птица, сидящая на заборе, казалась таинственной и зловещей. В общем, снимать у Славы получалось неплохо. Похвалив снимки, я удалился, но с тех пор Слава частенько стучался ко мне в комнату, чтобы продемонстрировать новую порцию.

– Извини, – говорил он, застав меня в обнимку с голой девицей. – Я не знал, что ты не один.

– Да ей всё равно уже пора уходить, – отвечал я. – Давай, показывай.

Слава как фотограф, несомненно, рос на глазах.

– Ты молодец, – говорил я ему. – Вот здесь ты сфоткал стену. Вроде бы стена и стена. Но на твоём снимке видно, что на ней есть какой-то причудливый незначительный изгиб. Никто бы и не заметил, а ты заметил. И от этого снимок кажется каким-то откровением.

– Ну, – отвечал Слава, – понимаешь… Для нас этот изгиб, может, и кажется незначительным, а для самой стены – кто знает? Вот если бы у тебя на позвоночнике был такой же изгиб, ты бы наверняка его почувствовал. И не мог бы не обращать на него внимания.

Когда он мне это сказал, мне и вправду стало немного не по себе. Я представил, что у меня с позвоночником что-то не в порядке, и от этого… Да нет, на самом деле я через минуту обо всём забыл.

В очередной визит Славы я спросил его, почему он снимает только на телефон. Ведь снимки точно выиграли бы, если бы он делал их на нормальную зеркалку.

– Я думал об этом, – сказал Слава. – Даже чуть не купил. Но, во-первых, денег жалко, а во-вторых… Я же снимаю просто по пути с работы. Не стану я с собой тяжёлую камеру таскать. А телефон всё время под рукой.

– А почему бы тебе ещё где-то не поснимать? – спрашивал я. – Съездил бы специально куда-нибудь в красивое место.

– Пробовал, – отмахнулся Слава. – Ездил как-то в парк. Не то. Понимаешь, я тут всё время вынужден на одних и тех же местах выискивать нечто новое. Взглянуть на свою дорогу от учебного корпуса до общаги с какой-то новой стороны. А в парке всё банально. Цветочки, улыбающиеся люди. Нет работы для мозга. Скукота.

И я понимал, что Слава прав. Он каждый день снимал примерно одно и то же, но всё время открывал новые грани привычных вещей. То снимет дерево сверху, из окна. То выберет момент, когда освещение нарисует на дорожке необычные, таинственные контуры.

– А это что? – спрашивал я.

– Сам не понимаю, – отвечал Слава. – Тут я витрину магазина фотографировал. Вернее, отражение в ней. И на снимке видно, что в отражении здание совсем не такое, как на самом деле. И окно другой формы, и здесь странный карниз. Я думаю, то ли свет так упал, то ли стекло слегка кривое. Если честно, даже не знаю, как объяснить. Но согласись – ведь красиво получилось?

Я соглашался. Слава и вправду снимал красиво. Он наработал множество своеобразных приёмов и техник, благодаря которым его снимки выглядели оригинально и интересно. Например, он любил фотографировать группу хаотично разбросанных предметов, выбирая из них один, который помещал в центр кадра. Он словно бы снимал с точки зрения этого предмета. Получалось, что, скажем, в мусорном баке именно этот журнал – центр Вселенной, и он расположен закономерно и гармонично, а вокруг – сумбур и хаос. Или, наоборот, Слава вдруг выбирал неожиданный угол, под которым привычный предмет было невозможно узнать.

– А это где? – спрашивал я, разглядывая на снимке внушительную лестницу.

– А, – отмахивался Слава. – Это же просто крылечко на входе в общагу.

– Да? – удивлялся я. – Я всегда думал, что там только пара ступенек…

Я сам, в те редкие дни, когда выбирался на улицу, пытался снимать на свой телефон. И стал снимать лучше, применяя те приёмы, которые видел у Славы. Но мне до него было далеко. В одних и тех же предметах он каждый раз умудрялся находить нечто такое, что трогало, поражало, заставляло переживать. Он снимал, в общем-то, всякую ерунду – трещину на асфальте, криво поставленную урну, здание в полутьме, но при его способностях снимки получались наполненными неким тайным смыслом.

– Это же моё окно, – сказал я.

– Да, – кивнул Слава. – Я снизу снимал, в дождь. Свет долго пытался подобрать.

Окно выглядело жалко, убого. Казалось, что это глаз, на который навернулась слеза. И от этого становилось по-настоящему грустно.

Я несколько раз пытался уговорить Славу обнародовать снимки, поучаствовать в каком-нибудь конкурсе. Максимум, чего добился – Слава завёл страничку в Интернете и выкладывал туда лучшее. Нерегулярно, иногда. Я не понимал этого пренебрежения к собственному таланту. Я бы на его месте… Но, как я уже сказал, моей силы воли не хватало даже как следует заняться кандидатской.

Как-то раз мне было особенно худо. Должно быть, предыдущим вечером я выпил слишком много даже по моим меркам, и теперь с трудом мог встать. Принял таблетку, опустошил бутылку воды, но всё ещё страдал от сушняка и головной боли. В дверь постучали, и я по характерной робости стука догадался, что это Слава.

– Да, – сказал я. – Входи.

Он вошёл, сел. И непривычно долго молчал.

– Слушай, – сказал он, наконец. – Я хочу тебе показать один снимок. А ты скажи мне, что это.

Он протянул листок. Я посмотрел, хмыкнул.

– Какие-то пятна, – сказал я. – Не пойму.

– Нет, – сказал он. – Не пятна. Ты внимательнее посмотри.

Я смотрел, но всё ещё не понимал.

– Я каждый раз пытался найти что-нибудь новое, – сказал Слава. – И, наверно, у меня стало это получаться слишком хорошо. Я сейчас проходил мимо автобусной установки. И чисто на автомате заметил вот это. Подумал, что это ещё не снимал. Выбрал ракурс, сфотографировал, и только потом понял, что снимаю.

Должно быть, рассматривание фотографий Славы тоже что-нибудь да означало. Наверно, я тоже под его влиянием немного привык выискивать в предметах нечто новое. И поэтому через несколько секунд я понял, что изображено на фотографии.

Возле остановки, никем не замеченный, возвышался чёрный силуэт чего-то огромного, монументального. У него были сопла, стабилизаторы, трап и блестящая на солнце металлическая обшивка.

– Кажется, – сказал я, и мой голос дрогнул, – это космический корабль.

– Да, – сказал Слава. – Похоже, что он здесь давно стоит, и его никто не замечает. Люди ходят мимо, но смотрят сквозь него, будто его и нет.

– Ты хочешь сказать, что это сделано специально? – спросил я. – Кто-то его таким образом спрятал? Заставил нас не замечать?

– Не знаю, – ответил Слава. – Возможно. Не успел ещё как следует над этим подумать. Но, может быть, люди вообще многого не видят. В конце концов, мы многих вещей не изобрели и многих открытий не сделали. Почему? Может быть, просто время не пришло, и мы ещё просто не готовы что-то увидеть? Может быть, мы недостаточно подготовились, чтобы что-то рассмотреть? Вот мы на кафедре пытаемся открыть новые элементарные частицы. Придумываем всё новые запутанные и сложные теории. А, возможно, надо просто взглянуть немного с другой стороны, и всё устройство мира станет сразу простым и понятным? Я не готов пока ответить.

– И что ты хочешь с этим дальше делать? – спросил я.

Слава пожал плечами.

– Подумаю. Скорее всего, просто продолжу фотографировать дальше. Похоже, я двигаюсь в правильном направлении, раз получил такой результат. А дальше… Видно будет.

Он забрал фотографию и вышел из комнаты.

А я встал и приблизился к окну. Я уже начинал трезветь, и взгляд мной стал понемногу обретать резкость. Ну, Слава, понятно, что-нибудь для себя решит. Но что с этим нашим открытием делать мне? Куда мне двигаться дальше?

Я стоял и смотрел в окно. Возле остановки возвышался огромный чёрный корабль. Чуть сконцентрировавшись, я смог разглядеть вокруг него суетящиеся тёмные фигурки. Они были приземистыми, припадали иногда на передние лапы и слегка напоминали обезьян. Они носили туда-сюда причудливые предметы и инструменты. Одна из фигурок вдруг замерла. Она стояла и не шевелилась. И только спустя несколько секунд я понял, что привлекло её внимание. Она смотрела наверх, в мою сторону. Да нет – прямо на меня.

24.07.16

Мыло