Лось и лосось. Фантастические истории
Как ты там?
Пиши,
Клит.
35
Date: Mon, 9 Jun 2008 18:53:37 +0400
From: akrivoship@mail.ru
To: kgkgkg@mail.ru
Subject: Ну зачем?
X-MS-Has-Attach: yes
Клит,
Ну как ты мог потратить на меня свою квоту? Зачем? Кто я тебе? Ты теперь ещё два года будешь зарабатывать новую? У меня слов нет.
Спасибо, что ты мне помогаешь, но я того не стою, честное слово. Я никуда не годная некрасивая тётка с другой планеты, понимаешь?
Ладно. Больше не делай так, пожалуйста.
Порошок выпила. Как быстро должно начать действовать? Пока не чувствую ничего. Музыку послушала. Голова правда прошла, здорово. Вторая тоже весёленькая такая, меня на хи-хи пробило.
Голос красивый у тебя, такой у нас называется баритон. И песня красивая, жалко, что слов не понимаю. У нас нет такой музыки, очень необычно. Надо будет основать новый стиль, только никому не говорить, что это ты прислал.
Бриллиант я спрятала, пока не хочу продавать, пусть будет на чёрный день.
Ты не ответил – я могу что-то для тебя сделать? Жалко, что ты так далеко. Я бы очень хотела, чтобы у тебя всё наладилось. Странная у вас планета, если такие хорошие люди, как ты, чувствуют себя несчастными. Вроде и наука развита, а вон тоже бомжи. Непонятно.
Я ещё думаю про эти твои флуктуации.
Ты говоришь, что если здесь что-то меняется, то меняется везде. Выходит, если я что-то на Земле делаю, от этого зависит то, что происходит у вас? Или я что-то неправильно понимаю?
Да – прикрепляю парочку песен. Я понимаю, что ты и так в нашем интернете можешь их найти, просто это мои любимые. Послушай.
Пиши,
Аня.
36
Date: Tue 10 Jun 2008 18:22:41 +0400
From: kgkgkg@mail.ru
To: akrivoship@mail.ru
Аня, привет.
Как здоровье? Не помогло?
Я послушал песни. Одна из них не по-русски, но я понял, нашел в сети текст. Она грустная, хочется плакать. «Без тебя стало так одиноко, как птице без песни». Грустно, но очень красиво. Я знаю, кто такие птицы, я видел в музее. Мы уничтожили почти всех птиц, потому что нас слишком много. Нас много, но мы одиноки.
У меня неприятности на работе. Я ошибся в растворе и сжёг большой чан. Восстанавливать долго и дорого. Вынесли порицание, тренер помочился в ухо. Значит, квоту мне вряд ли дадут в ближайшие годы. Но ничего, я привык тут работать. Буду стараться, позанимаюсь с психологом, может, научусь централизоваться как следует.
Может быть, если бы я кому-то рассказал, что научился так точно управлять флуктуациями, мне бы сняли порицание, но я боюсь. Очень много правил нарушил, когда установил дома оборудование.
Аня, скажи, а если бы я смог к тебе переместиться, один раз и навсегда, ты бы хорошо ко мне относилась? Ты же женщина, ты можешь меня презирать, я не нужен тебе. Мне кажется, в вашем мире я смог бы найти себе место. Я бы смог тебе помочь, научить вас чему-то, что вы не знаете. Я довольно хорошо разбираюсь в полях и потоках.
Как ты думаешь?
Клит.
37
Date: Tue, 10 Jun 2008 20:11:44 +0400
From: akrivoship@mail.ru
To: kgkgkg@mail.ru
Subject: Чудеса
Клит, привет!
Ну что ты там загрустил?! Не смей унывать, мы что-нибудь обязательно придумаем. А ты не можешь поискать себе другую работу? Пишешь какие-то ужасы прямо.
Я бы, конечно, очень хотела, чтобы ты прилетел, но ведь это опасно. Когда бриллиант появился, он был очень горячий, невозможно держать в руках. Разве человек такое перенесёт? Даже если ты переместишься, то всё ли с тобой будет в порядке? Вдруг ты сойдешь с ума или что-то повредишь? Как я буду здесь тебя лечить? Ты не представляешь, какая отсталая у нас медицина. Короче, не торопись, подумай как следует.
А относиться я к тебе буду, конечно, очень хорошо. Ты для меня словно ангел. Сегодня столько всего случилось… И всё благодаря тебе.
Во-первых, я сегодня проснулась абсолютно свежая и бодрая. Померила сахар – 4.2. Удивилась, решила попробовать не колоться перед завтраком. Померила ещё раз уже на работе. Он почти не вырос, хотя я сожрала больше чем обычно – продуктов-то теперь завались! Клит, я боюсь сглазить, но, по-моему, я первый человек на Земле, которому удалось вылечиться от диабета. И ты ещё спрашиваешь, как я к тебе буду относиться, если ты появишься? Да я тебе ноги целовать буду, кофе в постель приносить, сделаю всё, что ты захочешь, честное слово!
Дальше. Пришла на работу. В голове твои письма вертелись, слова разные. Сижу что-то за компом, туплю. Нашла в программе баги, стала заносить, полезла в код посмотреть, и тут меня перемкнуло. Я вдруг представила себе всю эту программу изнутри, поняла, как она работает, каждый параметр и метод, увидела кучу неоптимальностей и косяков и стала заносить баги…
После обеда меня вызвал к себе начальник. Начал издалека – типа, хорошо ли себя чувствую, как у меня дела. Оказалось, он как раз сегодня решил просмотреть открытые баги. Наткнулся на мои. И понял, что я занесла почти тысячу багов за несколько минут. Сначала он подумал, что я хакнула базу или ещё как-то нахулиганила, но потом вчитался и понял, что всё занесено правильно, и я просекла очень много правильных фишек. Он сказал, что не будет допытываться, как я смогла это сделать. Просто сказал, что предлагает мне быть системным архитектором, потому что понял, что все, кто два года разрабатывал это глючное кривое дерьмо – полные лохи. Я согласилась. Потом ещё поэкспериментировала с централизацией. Круто. Вспоминаешь ключ, и наступает такая ясность в голове, всё сразу понимаешь, всё складывается, руки работают как заведенные. Похоже, я просто перепишу всю их систему до конца недели.
Ты подарил мне новую жизнь, Клит.
Где ты был раньше, чёрт тебя дери? ;-)
Аня.
38
Date: Tue 10 Jun 2008 22:24:12 +0400
From: kgkgkg@mail.ru
To: akrivoship@mail.ru
Subject: Лопер
Аня, привет.
Рад, что у тебя все хорошо. Судя по твоему рассказу, у тебя очень хорошая способность к централизации, не то, что у меня. У тебя все получится.
Я думал о твоих словах. Да, наверно, это и вправду опасно, но я не могу здесь больше. Может быть, и мне нужно поменять свою жизнь. Наверно, стоит понизить энергию и сместить контуры, чтобы предмет не перегревался при создании.
Давай сделаем так – я отлажу аппаратуру и через час пошлю тебе лопера. Я надеюсь, с ним ничего не случится. Его зовут Сун, питается он синтетическим белком, ты сможешь найти что-то похожее наверняка.
Жди.
Клит.
39
Date: Wed, 11 Jun 2008 8:37:05 +0400
From: akrivoship@mail.ru
To: kgkgkg@mail.ru
Subject: Re: Лопер
Клит, ну ты даёшь!
Я вчера рано легла спать, потому что устала, и твоего письма не видела. Проснулась сейчас от того, что кто-то на мне лежит. Перепугалась до смерти.
Сун, похоже, пригрелся, я встала, а он даже и не шевелился, дышал только да в две дырки сопел. Пока спал, вообще ничем не отличался от обычного кота. Когда проснулся и глаза открыл, стало ясно, что не кот. Глаза огромные, рыжие, глубокие-глубокие, смотрит так, будто понимает всё. Ласковый, трётся всё время. Классный.
Первые минуты я была на тебя злая, что ты его прислал – у меня никогда кошек не было, не умею с ними обращаться, да и где взять синтетический белок? Теперь думаю, что справлюсь. Попробовала дать ему колбасу – нос воротит. Сварила путассу, у меня завалялась пара рыбин. Набросился, чуть не целиком глотал. Ты его не кормил, что ли, совсем? Худой, хотя и лохматый.
Ладно, мне на работу. Запру его в квартире, авось не набедокурит. Вечером разберёмся.
Аня.
P.S. У тебя нет никакой ответственности. А если бы что с ним случилось?
40
Date: Wed 11 Jun 2008 17:45:12 +0400
From: kgkgkg@mail.ru
To: akrivoship@mail.ru
Subject: Отправляюсь
Аня,
Я решился. Раз с Суном всё в порядке, я иду к тебе.
Ровно в 18:30 по твоему времени я должен появиться в центре комнаты. Не подходи и отодвинь подальше вещи, лопера тоже не подпускай.
Отвечаю на твой вопрос – да, флуктуации именно так себя и ведут. Если ты что-то делаешь или о чём-то думаешь, всё меняется во всей Вселенной. Потом объясню.
Жди.
Клит.
41
Date: Wed 11 Jun 2008 18:32:40 +0400
From: akrivoship@mail.ru
To: kgkgkg@mail.ru
Что это было? Ты где? Свет моргал, воздух колыхнулся – и тишина.
Ты жив?
42
Date: Wed 11 Jun 2008 18:45:11 +0400
From: akrivoship@mail.ru
To: kgkgkg@mail.ru
Клит,
Ну, отзовись, скажи, что все в порядке! Пожалуйста!
Аня.
43
Date: Fri 20 Jun 2008 19:20:21 +0400
From: akrivoship@mail.ru
To: kgkgkg@mail.ru
Subject: Прилетай
Здравствуй, Клит.
Не знаю, сможешь ли ты когда-то это прочитать.
Прошло уже несколько дней, тебя всё нет, и я никогда, наверно, не смогу себя простить за то, что тебя не остановила. С другой стороны, не знаю, где ты сейчас, что с тобой, может, всё не так плохо, как думала в начале. Весь вечер и потом полдня всё ревела, как дура. Потом успокоилась и просто стала жить дальше.
У меня всё хорошо. Систему я все-таки переписала, начальник в восторге. Хотел гнать всех программистов в шею, но я остановила, сказала, что помощь не помешает. У меня есть тайное желание научить парочку людей централизации. Не решила пока. Выплатил мне гигантскую премию, говорит, что мы завоюем рынок. Может, и завоюют. Только не знаю, со мной или без меня.
Собираюсь завтра ехать в Москву к одному профессору, повезу остатки твоего лекарства. Пусть сделают доступным для всех. Надеюсь, сумеют разобраться и воспроизвести.
Говорила по телефону, вроде убедила проверить. Про тебя не рассказывала, сказала, что источник назвать не могу. Посмотрим.
Лопер носится по улице за кошками. Уж не знаю, что там у него с ними выйдет, но активности можно только позавидовать. Дерётся с котами, прыгает с дерева на дерево и вызывает у старушек подозрительное любопытство. Я пока отбалтываюсь тем, что это редкая порода, из Австралии привезли.
Что ещё? Бриллиант решила не продавать. Пусть лежит на память. Он красиво переливается и сверкает на солнышке. Денег мне хватает, а так будет что-то напоминать о тебе. Не зря же говорят, что бриллианты – навсегда.
Вчера вечером вышла на балкон и смотрела небо. Только сейчас начала понимать, что ты имел виду. Тучи хмурились, шевелились, что-то пытались сказать. И во всём этом был какой-то смысл, но никто на свете не мог бы точно сказать, какой.
Мне хочется теперь заняться чем-то серьёзным. Может, наукой. Чтобы централизация не пропала зря. Наверняка смогу. Возможно, научусь строить такие же аппараты, как ты, переправлюсь на Моуди и буду тебя искать.
Я вчера снова произнесла ключ, но просто закрыла глаза и стала думать о тебе. И мне открылось нечто, что я не могу выразить словами. То ли мысль, то ли образ. И я поняла, что ты есть, ты по-прежнему существуешь и никуда не пропал. Не может же ни одна флуктуация исчезнуть бесследно, если она уже породила во Вселенной столько изменений.
А значит, ты и сейчас находишься где-то – то ли в виде души, то ли в виде идеи, то ли во множестве крошечных частиц, рассеянных по Вселенной, а может быть, и просто сидишь на Моуди, пытаясь починить сломавшуюся аппаратуру. Это неважно. Ты есть и всегда будешь.
И, возможно, мы ещё встретимся.
Я верю. Я жду.
Аня.
Ноябрь – декабрь 2008
Мытищи
Orbis
Ветер дул навстречу, барабаня по лицу градом колючих снежинок. Они вылетали из тьмы, словно из ниоткуда, отскакивали от кожи и продолжали свой путь в никуда, подхваченные яростным потоком воздуха. Чурдомыжский согнулся, вжался в шубу, пытался укутаться в шарф, но от ветра решительно невозможно было спрятаться.
Его путь лежал меж толстых волнистых сугробов к высокому, торжественному парадному нелепого и тяжеловесного особняка средних размеров, который выделялся среди ряда подобных разве что своей аляповатостью. Его явно много раз достраивали, надстраивали и перестраивали, не желая оставлять в покое его измотанную каменную душу. Одно окно казалось больше других, водосточные трубы, сейчас обмёрзшие льдом, были разного калибра и фасона, а фасад, оштукатуренный не полностью и кое-как, являл свету потёртые, с зазубринами и выщербинами строительные камни.
Чурдомыжский вскарабкался по обледеневшим ступеням к массивной двери, на которой несколько сиротливо смотрелась крохотная табличка «Орбис. Литературный клуб», и нажал медную, отполированную многочисленными пальцами кнопку звонка.
Через минуту дверь шевельнулась, выглянул в щёлку сухонький старичок в пенсне. Узнал.
– Евгений Юльевич? Прошу.
Дверь растворилась пошире, пропуская Чурдомыжского внутрь.
– Здравствуй, Ефим. Все уже собрались?
В прихожей было натоплено, парко. Чурдомыжский тут же скинул с плеч тяжёлую, пышную шубу, дохнувшую холодом на принявшего её дворецкого.
– Почитай, все, – ответил Ефим. – Акромя, по обыкновению, господина Хорошева.
Пристраивая шубу и шапку в гардеробчик побоку, он покачал головой и изрёк:
– А погодка-то какая, позволю заметить! Это что же творится-то! Светопреставление. А ведь, почитай, апрель.
– Да уж, дружочек, – согласился Чурдомыжский. – Погода малоприятная. Не принесёте ли мне чайку?
– Сию минуту, – поклонился Ефим и поспешил удалиться.
Чурдомыжский прошёл в гостиную, где царил приятный полумрак. Нарушали его лишь рассеянный свет, пробивающийся из-под зелёного абажура, подвешенного над большим овальным столом, да пара тускловатых светильников на стенах. За этим столом, стоящим горделиво на гнутых в чипендейловском стиле ножках и накрытым плотным салатовым сукном, располагались пока что две дамы и почтенных лет мужчина в военной форме. Он сидел чинно, с суровым, слегка надменным, лицом и возлагал руки на стоящую перед ним трость. Чуть поодаль, за отдельным маленьким столиком, сидела ещё одна молодая дама приятной наружности, с лёгкой хитринкой в глазах, сжимающая в пальчиках блокнотик, а возле неё стоял, заложив левую руку за спину, розовощёкий молодой человек с оттопыренными ушами.
– Добрый вечер, дамы и господа, – поклонился Чурдомыжский и приблизился к столу, обратившись к одной из дам, худенькой блондинке средних лет с заколотыми сзади локонами. – Здравствуйте, Валентина Алексеевна. Сердечно рад лицезреть вас снова в нашем кругу. Надеюсь, здоровье ваше совершенно исправилось.
– Здравствуйте, дорогой мой, – ответила Валентина Алексеевна. Кончик её тоненького остренького носа непрестанно шевелился, словно ощупывая воздух. – Да, благодарю. Однако же вы заставили нас ждать. Я уже вся изнервничалась, а ведь доктор мне категорически запретил.
– Виноват, – сказал Чурдомыжский, целуя предложенную ручку. – Нижайше прошу простить меня. Но справедливости ради хочу заметить, что на часах ещё без двух минут.
Он повернулся ко второй даме, брюнетке помоложе:
– А вы, прекрасная Елена, ещё сильнее похорошели. Даже пополнели, я смотрю.
– Да что вы, Евгений Юльевич! – возразила Елена. – Мы же не виделись всего две недели.
– И тем не менее, – настаивал Чурдомыжский. – Можете спросить кого угодно – вы выглядите с каждым днём всё живописнее. Не так ли, господин полковник?
Мужчина в форме выпрямился, прокашлялся и произнёс низко, отрывисто:
– Да-с, весьма производит диспозицию.
– Ну, внешнее впечатление может много от чего зависеть, – согласилась Елена. – Звёзды ведь тоже оказывают своё влияние. На моей натальной карте напротив Венеры стоит чернильное пятно. Я думаю, именно поэтому я так переменчива в смысле романтическом…
Чурдомыжский к этому времени уже не слушал её. Он игриво помахал рукой парочке у маленького столика:
– Добрый вечер, Регина Анатольевна. А вы всё пишете?
Регина Анатольевна приветственно подняла испачканную чернилами руку и кивнула в ответ.
– Ну, конечно же, пишет! – с жаром заметила Валентина Алексеевна. – Она же стенографист.
– И вы, Володя, здравствуйте, – добавил Чурдомыжский, одарив молодого человека сладчайшей улыбкой.
Володя пробормотал нечто еле разборчивое, но очевидно недружелюбное, и покраснел.
Чурдомыжский уселся в одно из кресел и протянул ноги вперёд.
– До чего же это замечательное ощущение, – произнёс он. – После кромешного ледяного ада оказаться в тепле, да ещё в приятной компании. Благодарю, дружочек.
Последнее относилось к Ефиму, который поднёс Чурдомыжскому чай.
– Скорей бы уж, – сказал Володя Регине Анатольевне. – Сегодня у нас обязательно должно получиться нечто необычайное. Сегодня очередь Анатолия Сигизмундовича начинать.
– Володя, – осторожно возразила Регина Анатольевна, – вы ведь столько раз уже пытались…
– Да, согласен, – сказал Володя, наклонившись вперёд и нахмурив лоб. – Но сегодня сам Анатолий Сигизмундович…
Заметив на лице Регины Анатольевны оттенок недоверия, он снова покраснел и добавил:
– Неужели же вы думаете, что мы, семь интеллигентных неглупых людей, не в состоянии создать гениальное произведение искусства?
Регина Анатольевна загадочно улыбнулась, но бог знает, что она хотела сказать этой улыбкой.
Стукнула входная дверь, и в гостиную ввалился мужчина лет тридцати в расстёгнутом сюртуке и совершенно без галстука.
– Всем здрасьте, – сказал он и, пошатываясь, направился к столу.
У Валентина Алексеевны вытянулось лицо.
– Сергей Александрович! – воскликнула она. – Как же можно? Вы ужасно пьяны!
Хорошев с непонятной целью попытался протиснуться между Еленой и столом, но споткнулся и чуть не упал.
– Э, нет, – сказал он, оставив это занятие. – Обижаете. Я не пьян. Я только немного выпимши.
Сменив направление, он добрался-таки до кресла по левую руку от Чурдомыжского и плюхнулся на него, развалившись.
– Господин Хорошев! – поддержал Валентину Алексеевну Чурдомыжский. – Ce manqué de respect! От вас пахнет, как, простите, из дрянного трактира.
– Да кто же вас заставляет нюхать? – удивился Хорошев. – Я просто позволил себе немного расслабиться, что же в этом такого?
– О Боже! – воскликнула Валентина Алексеевна, сморщив нос. – Вы бы хоть ширинку свою застегнули!
– Я бы рад, – развёл руками Хорошев, – да, понимаете ли, все пуговицы отлетели по неосторожности. Приношу свои извинения за этот казус…
– Возьмите вот, прикройтесь, – Елена протянула Хорошеву маленькую подушечку. – Господа, будьте же благосклонны. У каждого ведь бывают дни, когда звёзды выстраиваются не лучшим образом.
– Вот именно, – поддакнул Хорошев и засунул подушечку себе под голову. – Не волнуйтесь. Я вполне способен… участвовать в вашем действе. И вести себя буду тихо. К тому же, как мне кажется, я даже не опоздал.
– Как же! – возмутилась Валентина Алексеевна. – Да ведь уже… Позвольте, господа, а где же, собственно, Анатолий Сигизмундович?
– Да, признаться, я не помню, чтобы раньше он хотя бы раз припозднился, – согласился Чурдомыжский. – Ведь он ужасно пунктуален, не правда ли, господин полковник?
– Так точно, – ответил полковник. – Всегда, как штык.
– Я начинаю тревожиться, господа, – Валентина Алексеевна оглядела всех обеспокоенным взглядом. – Уж не случилось ли чего? Мы же не можем начать без Анатолия Сигизмундовича?
– Конечно же, нет! – воскликнул Володя, подходя и занимая своё место. – Без него наш клуб назывался бы не «Орбис», а «Недоразумение»!
– Кстати, а почему «Орбис»? – Чурдомыжский наморщил лоб. – Кто-нибудь помнит, что сие означает?
– Это сам Анатолий Сигизмундович придумал, – многозначительно произнёс Володя. – Но почему, не знаю. Мне кажется, он не объяснял.
– Да нет, – откликнулся Хорошев. Он поднял воротник сюртука и, опустившись в кресле, пытался улечься щекой на подлокотник. – Он точно объяснял. Только что говорил, не помню. Я тогда был не то чтобы выпимши, но слегка навеселе.
– Кажется, «Орбис» – это «город» по-латински, – сказала Валентина Алексеевна. – Хотя я не вполне уверена.
– Интересно, при чём же тут город? – озадаченно пробормотал Чурдомыжский.
– Должно быть, здесь заложен некий сакральный смысл, – предположила Елена. – Если, к примеру, сложить порядковые номера всех букв, а потом…
– Добрый вечер, господа, – раздался громкий хрипловатый бас сверху. По мраморной лестнице с галереи второго этажа спускался крупный мужчина преклонного возраста во фраке с крохотной белой бабочкой, выглядящей довольно нелепо на толстой, могучей шее. Его седые волосы образовывали солидную, слегка вьющуюся гриву, а в теле, несмотря на годы, чувствовалось гораздо больше мускулов, чем жира. – Прошу прощения, что задержался.
Члены клуба наперебой поприветствовали Анатолий Сигизмундовича, и ему пришлось поднять руку, призывая остановить гвалт. Он подошёл к своему креслу сзади и, взявшись за спинку рукой, продолжил:
– Я сегодня провёл много времени, перечитывая наши предыдущие опусы. И я, мягко говоря, разочарован. По большей части это просто мусор. Конечно, встречаются красивые фразы, интересные сюжетные повороты, необычные метафоры. Но ещё больше глупости, дурного стиля и банальностей. Однако даже не это самое главное. Пушкин в одном из трудов писал, что для драматического писателя главное «истина страстей и правдоподобие чувствований в предполагаемых обстоятельствах». Так вот этого я не увидел ни единой крохи. Надо верить в то, что мы пишем. Нужно находиться душой там, внутри нашего произведения, переживать его и понимать, что чувствует главный герой и все остальные персонажи. Тогда и читатель сможет погрузиться в тот же мир, взглянуть на него нашими глазами. У нас же получается набор действий, ничем не оправданных и ничего не выражающих. Пришёл, сказал, влюбился, ушёл. Почему ушёл? С какой стати влюбился? Из текста ничего этого не видно.
Анатолий Сигизмундович умолк и сел в кресло.
– Это какой же Пушкин? – спросила Валентина Алексеевна. – Тот самый, у которого златая цепь на дубе? Он что же, не только стихами баловался?
– Вы меня поражаете, Валентина Алексеевна, – покачал головой Анатолий Сигизмундович. – Мне кажется, раз уж вы посвящаете себя литературе, то нужно хотя бы лучшие примеры изучить.
– Виновата, – сказала Валентина Алексеевна, и кончик её носа затрясся особенно жалобно. – Я исправлюсь, клятвенно заверяю вас. Я уж у подруги книжку Ричардсона одолжила.
– Итак, – сказал Анатолий Сигизмундович, – я предлагаю отныне как можно сильнее вживаться в наш придуманный мир. Иначе всё это так называемое творчество не имеет никакого смысла. Не считая, конечно, благообразного времяпрепровождения.
– Я буду очень стараться, – торжественно пообещал Володя.
– Надеюсь, – вздохнул Анатолий Сигизмундович. – Как вы это в прошлый раз сказали? «Левее моей правой руки находилось чувственное тело». Ну, да ладно… Напомню на всякий случай правила. Каждый предлагает одно грамматически законченное предложение. В случае, если у клуба нет принципиальных возражений, оно записывается. Если возражения есть и в результате обсуждения они не разрешены, право продолжить передаётся следующему участнику. Однозначно не принимаются фразы безграмотные и грубые. Всё остальное на усмотрение клуба. Все готовы?
Анатолий Сигизмундович повернул голову, убедившись, что Регина Анатольевна сидит за столиком, держа наготове ручку и блокнот.
– Тогда приступим, – сказал он. – Если мне не изменяет память, сегодня моя очередь начинать. Пусть будет так: «Однажды прекрасным июльским утром, когда солнце уже залило своим светом кроны деревьев, но воздух ещё не потерял приятной прохлады, я стоял на платформе и ожидал прибытия поезда».
– Ух ты, – сказал Володя. – Как замечательно! Именно то, что нужно для начала!
– Давайте постараемся говорить только по делу, – предостерёг Анатолий Сигизмундович, хотя по интонации чувствовалось, что он немало польщён. – Валентина Алексеевна, вы следующая.
Валентина Алексеевна заёрзала в кресле и принялась теребить пальцами огромную золотую серёжку в форме ажурного листочка.
– Э! – сказала она. – Дайте подумать…
Её глаза бегали из стороны в сторону, выдавая напряжённую работу интеллекта. Валентина Алексеевна отпустила серёжку и попыталась положить руки на стол перед собой, но они так откровенно тряслись, что ей вновь пришлось схватиться за спасительную мочку уха.
– Э! – сказала Валентина Алексеевна. – Анатолий Сигизмундович! А вы не могли бы повторить? Как вы сказали?
Анатолий Сигизмундович свёл вместе свои густые брови и чуть наклонился вперёд:
– Валентина Алексеевна! Я прошу вас – сосредоточьтесь! Будьте внимательнее! Я сказал: «Однажды прекрасным июльским утром, когда солнце уже залило своим светом кроны деревьев, но воздух ещё не потерял приятной прохлады, я стоял на платформе и ожидал прибытия поезда».