Предисловие
В этом сборнике – те вещи, которые я писал в молодости. Я убрал только самые глупые или те, за которые мне стыдно. Даже их выбрасывать было жалко, потому что в них тоже были интересные идеи и смешные места, но при желании вы можете их найти в Интернете. То, что осталось – местами наивно, местами глупо, а где-то и коряво, но мне дорого, хотя сейчас бы я это уже не написал. И я знаю, что многим эти рассказы нравились, поэтому надеюсь, что они могут понравиться и вам. Сейчас я пишу уже совершенно другие тексты, чем-то они, наверно, лучше, но по моим ранним рассказам можно, по крайней мере, понять, что меня волновало в молодости и детстве и как я пришёл к тому, что сейчас.
Рассказы
Фламинго
Жил человек. Весёлый был, добрый. И даже звали его Степан Ованесович.
А над дверью у него висела верёвочка. Те, кто приходил к нему первый раз, за неё дёргали. Но дверь не открывалась. А потом спрашивали у хозяина: "Зачем у вас эта верёвочка?" А он говорил: "А просто так". И тот, кто второй раз приходил, уже ничего не дёргал, а просто в звонок звонил.
И цветы у него на окнах были. В горшках, разноцветные, много. И ещё холодильник на кухне стоял. Белый-белый.
Но вот почему-то Степан Ованесович вдруг сел и чай стал пить. Пьёт и смотрит в окно. А за окном – дом, пятиэтажка. А на крыше дома две птицы танцуют.
– Фламинго, – думает Степан Ованесович. – Розовые.
Очень они душевно танцевали. Ему их даже жалко стало – на улице ведь мороз, снег, а тут – поди-ка – фламинго.
– Непорядок, – решил Степан Ованесович. – Что ж хозяин за такой красотой-то не смотрит?
И пошёл выяснять, кто же является, так сказать, владельцем этой красоты.
А на улице шарики летают, самолёты и просто отдельные личности – праздник, наверно.
А на скамейке дед Ахрип сидит. Или Архип, точно не помню. И вздыхает он:
– Вот ведь оно как… Жизня-то пошла!
Подошёл к нему Степан Ованесович, спросил:
– А вы не знаете, Ахрип Баадурович, чьи это птички?
– Голуби-то?
– Нет, какие голуби… Вот те, розовые, что на крыше танцуют.
– Кхме, – сказал дед Ахрип. – Оно, конечно, любая тварь ничья, кроме как божья, но только сдаётся мне, Степан Ованесович, что птички вам мерещатся. Иллюзия какая-нибудь, а то и вовсе мираж.
– Как же? – удивляется Степан Ованесович. – Разве же вы не видите – две красивейших штучки с четырьмя в общей сложности ножками, розовенькие такие.
– Нет, – отвечает дед Ахрип, а сам тем временем валенок вяжет. – Ничего я там не вижу. Токмо снег.
– Да что ж это? – не понимает Степан Ованесович и уж по сторонам поддержки ищет.
И видит – сидит на антенне телевизионной Руфина Айвазовна и жарит арбуз.
– Руфина Айвазовна! – крикнул Степан Ованесович. – Вы там совсем поблизости. Не видите ли вы около себя какой живой материи?
Руфина Айвазовна в бинокль туда-сюда зыркнула и отрапортовала:
– Никак нет, гражданин подследственный. В радиусе двух гектолитров никаких биологических объектов, окромя человеческой цивилизации, не наблюдается.
Степан Ованесович уж и себе не верит. За руку ущипнул, глаза протёр – все равно танцуют проклятые птицы. И ведь здорово танцуют! Никакой Эйнштейн так бы не станцевал.
– Да я же их вижу! – крикнул он. – Граждане! Ну разве ж их нету? Вон, вон они – в натуральности!
Вышли из-за угла граждане. Посовещались.
– Незаметно что-то, – говорят. – Видимо, нет там никого. А вы бы, товарищ тоже гражданин, пошли бы вздремнуть годик-другой.
– Эх вы, – сказал Степан Ованесович, – такие розовенькие…
И спать пошёл.
А утром его человек разбудил с книжечкой.
– Вы, – говорит, – видели двух розовых птичек?
– Видел, – говорит Степан Ованесович. – И сейчас вижу – вон они, на пятиэтажке.
– Танцуют, стало быть?
– Танцуют.
– А я почему не вижу?
Степан Ованесович плечами пожал: не знаю, мол. Феномен тут какой-то.
А человек-то с книжечкой лыбится и вопрос коварный задаёт:
– А что это у вас там за верёвочка на двери?
– А просто так.
– А-а, понятно, – говорит человек с книжечкой и в книжечку "птичку" ставит.
Короче, увезли Степана Ованесовича на всестороннее психическое обследование. И новых жильцов в его квартиру вселили.
А самочка фламинго сказала своему кавалеру:
– Большое мерси за приятное времяпрепровождение, только у меня что-то в груди шкворчит, и вообще, я сегодня не в форме. Не проводите ли вы меня к месту моего проживания? И фламинго-самец обнял её крылышками и по лестнице вниз повёл, во двор. Зашли они в гардероб, он ей пальто помог надеть и фуражку. А потом они на автобус пошли.
А дед Ахрип съел стакан семечек и тоже домой пошёл. В недовязанном валенке.
Вот ведь оно как бывает-то. Жизня-то пошла, э-эх! А фламингочку молоденькую, между прочим, в больницу положили с воспалением лёгких. Так что, граждане, со здоровьем не шутят. И пёрышки чистить надо очень даже регулярно. И на морозе от танцев босиком воздерживаться.
Царапинка
Гжеш всегда был маленьким, хлипким и жалким. Но что он до такого докатится – этого никто не ожидал.
Как-то раз, открывая банку с кильками в томате, он умудрился палец порезать. Даже нет, не порезал, а поцарапал чуть-чуть. Но кровь выступила. Он взглянул на неё, охнул и в обморок упал.
Ну, привели мы его в чувство, палец пластырем заклеили, а он всё что-то хнычет и трясётся.
– Ты что? – спрашиваем. – Больной?
– Да, – говорит, – там у меня ранка… На пальце… Я не могу, когда течёт…
В общем, тряпка, а не человек. Да и устройство тела у него было наинежнейшее. Только тронешь – и уж кровь сочится. Причём не красная, а какая-то желтоватая, прозрачная – как шампунь, что ли.
А после этого случая совсем плохо стало. Чуть его кто заденет, обзовёт как-нибудь, поздороваться с ним забудет – у него сразу ранка на пальце снова раскрывалась, и это его желе омерзительное текло.
В автобусе он ездить не мог.
– Люди, – говорит, – там грубые. Да и толкаются – кожицу могут порвать.
И если уж действительно рвали, то беспокойства было уйма. Брызжет из него фонтаном, не остановишь. Да ещё и хныкать начнёт.
Плакал он вообще много. Ни с того, ни с сего сядет на кровать и станет ныть:
– Ну почему я такой урод?
– А кто тебя знает, – говорим ему. – Уж такой ублюдок уродился.
А он ещё сильнее ревёт. И царапинка опять кровоточить начинает.
В общем, такая жизнь нам всем надоела. Думали мы долго, как нам с ним быть. В конце концов, нашёлся умелец. Сказал:
– А я ему латы сделаю. Как у рыцарей. Будет ходить в такой железной одежде – и никто ему кожу не разорвёт.
И действительно, сковал латы. Гжеш, правда, сопротивлялся – но что он, такой хлипкий, может? Замуровали мы его в броню, все гайки закрутили, чтобы не снял, и сказали:
– Вот так-то. И чтоб больше не ныл.
И Гжеш вскоре перевоспитался. Даже голос у него изменился – низкий стал, гулкий, как из железной трубы.
А как смеяться начнёт – так по всей округе слышно:
– Га-га-га!
Это он смеялся так. Он вообще теперь никогда не плакал. Только ржал, как лошадь. И неуклюжим стал немного. В автобус пока залезет, половине народа носы расквасит своими железными локтями. В общем, нормальный оказался парень.
А когда один раз мы заметили, что из панциря у него кровь сочится, он только и сказал:
– А плевать. Га-га-га!
Классный он мужик, Гжеш. И сдачи мог дать, и просто так, ни за что, по морде. И банки с кильками на закуску открывал голыми руками.
И ещё помню – храпел он сильно. Как трактор. Я ночью даже хотел нос ему зажать, чтобы не храпел. Подкрался тихо. Шлем отвинтил. Щупаю – нет носа. И головы никакой нет. И вообще – нет ничего внутри лат.
Я быстренько шлем на место вернул, а Гжеш уж, оказывается, не спит.
– А где, – спрашиваю, – то, что внутри?
Он вначале не понял.
– А, – потом говорит, – эта размазня… Вытекла. Видишь, лужа на полу? Га-га-га!
И встал. И по коридору куда-то пошёл. Бом-бом-бом – железными сапогами. Его за версту было слышно. Все его теперь знали и за честь считали руку пожать. Издали орали:
– Привет, Гжеш! Придёшь в преф играть?
– Га-га-га! Я вас всех обчищу сегодня.
И обчищал. Гжеш всё умел. И в карты играл, как Бог.
О воспитании детей
Медленно, спокойно
здравствуйте дорогие товарищи в последнее время пошла мода называть людей господами так что пожалуйста кто хочет так могу и так итак сегодня я хотел рассказать вам о детях потише пожалуйста могу и не рассказывать мне иногда говорят что я очень непоследовательно излагаю материал возможно в этом есть доля правды но учитывайте что тема очень обширна и трудно за полтора часа сказать что-нибудь вразумительное поэтому сегодня я написал себе планчик и буду идти по пунктам и первым пунктом у меня записана каша согласно старым представлениям о воспитании детей кстати мне не очень нравится слово дети поскольку в единственном числе вроде ребёнок и не звучит логичнее было бы ребёнки или ещё как-нибудь ну впрочем могу и дети это как желаете манной кашей питали детей всегда но так ли это хорошо помните же наверняка из детства какая это гадость и сейчас многие учёные считают что манная каша способствует иссушению мозгов выпадению волос и вываливанию зубов кроме того густой манной кашей можно подавиться а горячей обжечься а холодная манная каша настолько отвратительна что может вызвать травму нежной детской психики вот к примеру известный детский собаковод павлов звенел в колокольчик чтобы покормить собаку а если бы он экспериментировал с человеческими детёнышами то вряд ли бы они к нему приползли если конечно они не умеют ползать а если кто и приползёт так если на него опрокинуть тарелку горячей манной каши так сами понимаете больше никакой охоты так мы плавно перешли и ко второму пункту в моём планчике о том как назвать ребёнка там так и написано как назвать ребёнка и это вопрос непростой вот сейчас модно называть по-русски это возможный вариант но тоже нужна осмотрительность вот скажем джон на русский лад будет ваня и сразу у ребёнка возникают ассоциации с детскими сказками если иван-царевич то он может у вас вырасти развратным ленивым и с неоправданным чувством удовлетворения а если иванушка-дурачок то и вовсе одна дорога сами понимаете куда поскольку начнутся депрессии по поводу некрасивых таких ассоциаций и сказки конечно можно не рассказывать но ведь ребёнок может увидеть сказку по радио или ещё откуда-нибудь и окончательно сломать голову кроме того представьте что его назовут вонюшей и сразу возникают параноидальные переживания по поводу собственного запаха я это знаю из жизненного опыта сам иван сергеевич так что я думаю всё ясно и можно к третьему пункту переходить третий пункт называется воспитание детей так что достаньте ручку и бумажку те у кого ещё могут быть дети воспитание ребёнка значит формирование его характера вот скажем станет он у вас известным футболистом и что вам потом с ним делать когда вы сами пару слов в футболе сказать не можете или к примеру некоторые из вас спят если я у них вопрос спрошу они могут и не ответить но это не означает их характера а просто они устали на работе и значит воспитали их правильно а те из вас кто сидит и посмеивается скорее всего просто весёлые люди и на работе они не устают в силу своей выносливости а всё потому что не надо ребёнку в детстве показывать слишком много мячиков а то того и гляди он и вообще не сможет в этом зале оказаться мне вот как-то говорили что так читать лекции как я все могут только надо написать какую-то чушь без точек и запятых и читать монотонным голосом это неправда я вчера вместо лекции начал читать вслух басни крылова и реакция была та же впрочем я вижу некоторые из вас не слушают да и я тоже тороплюсь так что кому это интересно я закончил до свидания
3.03.98
Анкета
Она грозно посмотрела на меня сквозь очки:
– Пришли? Ну проходите.
Это надо было понимать как приказ, и я прошёл.
– Вы кто?
– Человек.
Она что-то записала в анкету.
– Возраст?
– Непреклонный.
– Пол?
Я нагнулся и поскрёб по полу ногтем, счищая краску.
– Не знаю… Деревянный, наверно. Вам лучше знать.
Она насторожённо подняла взгляд, потом хмыкнула и снова опустила.
– Год рождения?
– Весёленький был год… Многое тогда случилось…
– Родители?
– Мужчина и женщина.
– Место жительства?
– Населённый пункт.
Она опять оторвалась от листа и впервые улыбнулась:
– А вы уверены, что пункт населённый?
– Ну, хоть один-то человек его населяет.
Она сняла очки и устало положила их на стол:
– Знаете, я не настроена шутить. Мне почему-то не нравятся ваши ответы. Это серьёзная организация…
– Я догадался.
– Тогда зачем вы издеваетесь?
– Я?
– Ну хорошо. Давайте начнём сначала. Имя?
– Бушов.
– Отчество?
– Сергей.
– Фамилия?
– Александрович.
– Год рождения?
– Семь тысяч шестьдесят второй.
– ?
– От сотворения мира.
– А в нормальном летоисчислении?
– А нормальное – это какое?
– Ну, есть же какие-то стандарты…
– Вы имеете в виду Интернациональную систему единиц? Но в секундах я слишком старый…
Она тяжело вздохнула.
– Вы ведёте себя так, будто это нам от вас что-то нужно.
– Разве нет?
– Но это вы сюда пришли.
– Пришёл.
– Это серьёзная организация…
– Вы уже об этом говорили.
Она отодвинула в сторону анкету.
– Если вам здесь ничего не нужно, почему вы здесь оказались?
– Я шёл мимо, заглянул в окно и… мне понравилось.
– Что именно?
– Многое. Вы, например.
– И что же дальше?
– Дальше? Я зашёл.
– А потом?
– А потом – прошёл.
– Ну, а потом-то?
– А потом вы стали задавать вопросы.
– С вами невозможно разговаривать!
– Но вы разговариваете со мной уже пять минут.
– Ладно… А как вы представляете себе дальнейшее развитие событий?
– Плохо.
– Что – плохо?
– Плохо представляю. Вы уж лучше приказывайте. У вас это здорово выходит.
– А если я прикажу вам уйти?
– Тогда я… постараюсь подчиниться.
– А если я позову охрану?
– Наверно, они вытолкают меня за дверь.
Она улыбнулась:
– А вы сами-то чего хотите?
– Хочу, чтобы не выталкивали.
– Но у меня рабочий день.
– А что вы должны делать?
– Задавать вопросы. Вы это уже на себе испытали.
– Я буду работать за вас. Давайте поменяемся местами.
Она соглашается. Раньше она была по ту сторону стола, а я – по эту. Теперь я – по эту, а она – по ту.
– Вы кто? – спрашиваю я.
– Человек, – отвечает она.
– Возраст?
– Непреклонный.
– Пол?
– Деревянный.
– Год рождения?
– Постойте, – вдруг говорит она. – Не надо…
– Чего не надо?
– Не надо больше вопросов. Я, кажется, понимаю…
– У меня ощущение, что у нас с вами вообще много общего. И если бы я спросил вас о месте жительства…
–… я бы ответила, что живу в населённом пункте.
– Разве это может быть простым совпадением?
– Думаю, что нет.
– Тогда едем дальше. Семейное положение?
– Замужем.
– Замужем? А перед-мужем?
– А перед мужем не замужем.
– Замечательно. Но мне не очень нравятся ваши ответы. Это ведь серьёзная организация.
– Мне кажется, я уже где-то это слышала.
– Зачем вы вообще сюда пришли?
– Я просто шла мимо и заглянула в окно.
– Да что вы говорите! Неужели я вам понравился?
Она пожимает плечами.
– Но вы же почему-то зашли?
– Почему-то зашла.
– И прошли?
– Прошла.
– И ответили на мои вопросы?
– Да.
– А как вы представляете дальнейшее развитие событий?
– Я даже не знаю… У вас ведь рабочий день.
Я сбрасываю листы анкеты со стола.
– А чёрт с ним, с рабочим днём. На улице такая прекрасная погода.
Я встаю, открываю дверь, и мы выходим на улицу. Хотя дальнейшего развития событий совершенно не представляем.
Машина
"В ответ на заявление товарища Чернобурко о непереводимости фольклорно-художественных единиц эксперт по лингвистике товарищ Мырин привёл прекрасный контрдовод: он на глазах у всех делегатов конференции перевёл на английский язык столь знакомую всем нам ещё с детства считалку:
Шла машина тёмным лесом
За каким-то интересом.
Инте-инте-интерес
Выбирай на букву "с".
Его перевод, вполне сохраняющий смысл оригинала и живость языка, звучал так:
A vehicle was crossing the twilight forest
And looking for Something amusing in it:
Something, Something, Something, Something,
Something beginning with the letter S.
Выступление товарища Мырина получило всеобщую поддержку и одобрение. Данный перевод занял подобающее место в материалах конференции".
"Вестник лингвофольклористики", 4, 1981.
"По всей видимости, мы не можем сомневаться во мнении столь авторитетного учёного, как академик Звалынский. Найденный им в архивах института стихотворный отрывок на английском языке действительно стоит считать принадлежащим перу самого Байрона. В переводе академика Звалынского обнаруженный шедевр звучит так:
Повозка сквозь сумрачный лес проезжала,
Искала Хоть что-то забавное в нем.
Хоть что-то, Хоть что-то, Хоть что-то, Хоть что-то,
Хоть что-то забавное на букву "ха".
Это стихотворение войдёт в новое полное собрание сочинений Дж. Байрона, которое готовится к выпуску в этом году в издательстве
"Московский рабочий".
"Литературные вопросы и загадки", 5, 1982.
"Сотрудники Московского института англоязычных источников приняли своевременное решение опубликовать на языке туманного Альбиона целый ряд стихотворений и поэм, вошедших в золотой фонд русской литературы. Так, к примеру, туда включено знаменитое четверостишие, которое, по несправедливому предположению ныне покойного акад. Звалынского длительное время приписывалось Джорджу Гордону Байрону, тогда как на самом деле, по мнению многих видных литературоведов, оно написано на русском языке и принадлежит перу нашего соотечественника К.Н. Батюшкова.
Это нерифмованное, пронизанное философским звучанием произведение будет с восхищением читаться во всём мире, говорящем по-английски, но испытывающем неослабевающий интерес к русской культуре.
Слушайте, как величавы и прекрасны эти строки:
There was a cab in cruel darkness.
It was thinking: "Where is the fun?
Here or there? There or here?
How can I find my forgotten "Ha-ha"?"
"Русский слог", 5, 1985.
"Стихотворение
«Ехал кэбмен в темноте,
Думал: "Где лежит веселье?
Может, кто-то там иль тут
Отыскал мой прежний смех?»,
которое использовано автором в качестве эпиграфа и подписано "Стихи неизвестного поэта о Лондоне", является, очевидно, вольным переводом знаменитого лимерика
There was a young man in the cab
Whose brain was too easy to trap
и т.д."
"Рецензент", 7, 1990.
…
– Включите динамик дальней связи, командир. Что-то интересное передают.
Да, это был он – гимн человеческой цивилизации, слово которой всегда служило символом твёрдости и незыблемости в веках, ясности и доходчивости, что подтверждено в многочисленных пословицах и поговорках: "Слово – не стрекоза, вылетит – не убьёшь", "Красна изба СВЧ-печами, а человек словами", "Что написано над двором – это не просто удар топором" и других.
Да, это была она – частичка глубинной народной мудрости, сохранившая свою первозданность в многочисленных переводах на языки земные и внеземные, а также обратно.
И командир вместе с оператором дальней связи услышали те самые, такие привычные, донёсшие до нас сокровенный смысл жизни всего человечества, слова:
Зен де Зен, гроза морей,
На своих воздушных крыльях
Прячет в соснах меж ветвей
Не веселье и не негу,
Не машину, не телегу,
А ловушку для людей.
Чёрный
Как-то вечером мы с женой сидели дома и смотрели телевизор. То есть я читал газету, жена вязала, а телевизор что-то показывал, надеясь на то, что мы на мгновение оторвёмся от своих занятий и обратим на него внимание.
Из-за монотонного бормотания диктора я никак не мог сосредоточиться на том, что читаю, и тихо вскипал.
Вдруг мне показалось, что кто-то в прихожей не то скребётся, не то топает. Я прислушался и понял, что это ключ проворачивается в замке.
"Странно, – подумал я, – кто это может быть?"
В прихожую зашёл маленький чумазый человечек в шляпе и с табуреткой в руках.
– Больсое спасибо за табуетку, – прошепелявил он и вышел, оставив табуретку возле трюмо.
Я отложил газету и вопросительно посмотрел на жену. Она не обратила на это внимания, продолжая мельтешить своими спицами.
– Что это было? – спросил я.
– Гром, наверно, – ответила жена.
– Я не об этом. Ты видела этого человека?
– Какого?
– Тебе не удастся мне запудрить мозги! – вскричал я. – Только что кто-то открыл нашу дверь и принёс табуретку.
– Ну и что? – не поняла жена. – Лишняя табуретка в хозяйстве не помешает.
– Но я никому не давал ключа! – возмутился я.
– Может, ты его потерял? – предположила жена.
– Я его не терял, – уверенно ответил я. – Но, может быть, ты объяснишь, зачем ты дала этому проходимцу наши ключи?
– Я никому ничего не давала, – ответила жена. – Может, тебе вообще всё померещилось.
– Да?! – вскочил я с кресла. – А это? – я постучал кулаком по табуретке.
– Кажется, кто-то стучит, – заметила жена. – Открой дверь.
Однако дверь открылась сама. Появившийся из-за неё чёрный человечек схватил табуретку и сказал:
– Извините. Это, казется, не для вас.
А потом проворно скрылся за дверью.
– Ну вот видишь, – сказала жена. – Он ошибся квартирой.
– Да, действительно, – согласился я. – Но как он сейчас вошёл?
– Ну, наверно, когда прошлый раз приходил, забыл дверь запереть, – объяснила жена.
– Может быть, – я снова сел в кресло и развернул газету.
Начиналась программа "Вести".
* * *
Однажды утром кто-то позвонил в дверь. Я открыл и увидел на пороге чёрного человечка.
– Извините, – заговорил он. – Для сего у вас на ушах банановые скурки?
Я потрогал свои уши и ответил, что у меня на ушах нет никаких банановых шкурок.
– Ну холосо, – поправился он. – А если бы у вас на ушах были банановые скурки, то как бы вы смогли объяснить, засем вы их туда повесили?
– Я не ношу на ушах банановых шкурок, – разозлился я и хотел захлопнуть дверь, но человечек придержал её рукой:
– А если бы вы их носили, то засем?
– Не знаю, – ответил я, – наверно, чтобы кого-нибудь рассмешить.
Чёрный человечек громко захохотал и, сказав: "Больсое спасибо", запрыгал по лестнице вниз.
– Странно, – подумал я и на всякий случай снял с ушей банановые шкурки.
* * *
За стеклом маячил маленький чёрный силуэт в примятой шляпе. Я открыл окно и впустил человечка в комнату.
– Замёлз, пока доздался! – обиженно проворчал он. – Одиннадцатый этаж – пока к вам добейёшься…
– М-да, – сказал я, – а вы по какому вопросу?
Человечек стряхнул на диван прилипшие к шляпе комочки грязи и вытер нос рукавом:
– Я хочу поздравить вас с Международным женским днём 8 марта и преподнести вот этот скромный подарок, – он протянул мне зубную щётку.
Я поблагодарил и даже не заметил, как мой гость куда-то исчез.
"Какое 8 марта? – подумал я. – Сейчас же сентябрь".
Однако щётка пришлась как раз кстати. Я прошёл в ванную и выдавил на щётку колбаску зубной пасты.
"Да ведь это расчёска!"– вдруг понял я и начал расчёсывать волосы, размазывая пасту по лысине.
– Что-то здесь не так, – подумал я и решил выйти на улицу.
Ко мне подбежал кто-то маленький и чумазый, попросив две копейки. Я отсчитал несколько монеток, высыпал ему в ладонь и пошёл дальше. Человечек торжественно зашагал рядом со мной, одну за другой глотая монетки.
– Послушайте, – сообразил я, – а я вас где-то видел.
– Вы очень наблюдательны, – подтвердил чёрный.
– Кстати, – я остановился, – а куда я иду?
– А вам это важно? – спросил человечек.
– Ну, должен же я это знать.
– Вы правда так считаете? – вздохнул он. – Тогда прощайте.
И он спрыгнул в канализационный люк.
Я почувствовал на своей голове зубную пасту и начал что-то понимать.
– Эй, Владимир Григорьевич! – крикнули мне с ближайшего балкона. – Что это с вами?