Сбежать от шейха
Тётя вздыхает, садится рядом на диван.
– Он хороший мужчина. Лучше того, что в плену тебя держал. А ты взяла и оттолкнула его.
– А что мне было делать? Врать ему? Зачем? – поворачиваю лицо к тёте Глаше, и та сдаётся.
– Ну и то верно. Только одной тебе сложно будет. Я рядом, конечно, но тебе нужно сильное плечо, на которое можно опереться. Мужское плечо.
– Тёть Глаш… Хватит. Не хочу мужчину другого. Вообще ничего не хочу, кроме своего малыша. Он меня утешит и поддержит. Ради него глаза по утрам открываю.
– Хорошо, – вздыхает она. Двигает ко мне тарелочку с пирожками. – Поешь. Ты очень худая. Ребёночку сил брать неоткуда.
Я откусываю пирожок, и желудок отвечает мне радостным урчанием. В дверь звонят, и мы с тётей Глашей переглядываемся. К нам никто не приходит. Никогда. Кроме Димы.
– Я пойду открою. А ты ешь, – поднимается тёть Глаша и выходит из гостиной.
Через секунду слышу голос Димы, невольно улыбаюсь. Всё равно пришёл. Даже не смотря на то, что я ему сказала.
– Привет, – через секунду он появляется в гостиной с огромным букетом роз, на что я смотрю расширившимися от удивления глазами. Он подходит к дивану, а тёть Глаша зачем-то забирает у меня из руки пирожок. – С днём рождения, Ириш. Это тебе, – Дима суёт мне в руки букетище, целует меня в щеку. – Пусть все твои мечты сбудутся.
– Спасибо… – отвечаю потерянно. У меня день рождения. – А я и забыла совсем…
– Ну конечно. Как обычно в облаках витаешь, – шутливо ругает меня тётя Глаша и, забрав букет с тортом, уносит всё на кухню. По пути оборачивается, подмигивает мне. Получается, она обо всём знала? Ну и хитрецы.
– Ну как ты, Ириш? – Дима садится рядом, смотрит на меня своими голубыми, как небо, глазами. Говорю же, идеальный.
– Спасибо, Дим. У меня даже из головы вылетело, а ты вот узнал… Очень приятно. А я… Я нормально, Дим. Всё как обычно.
– Как обычно – это не совсем нормально в твоем случае, ведь так?
Улыбаюсь.
– Ты меня уже хорошо знаешь.
– Так, все на торт! Быстро! – слышим строгий окрик тёти Глаши, смеёмся.
Последующие полчаса сидим на кухне, пьём чай, и мне, как никогда, хорошо. Рядом со мной близкие люди (да, Диму я уже могу называть близким), и вкусный торт. Это точно лучше ежедневного выживания в тюрьме, которая называется резиденцией шейха. Или я себя в этом убеждаю?
Интересно, как там моя Саадат? Скучает ли по своей несостоявшейся госпоже? И Он… Как Он там? Почему не остановил меня тогда? Почему позволил сбежать? Задаётся ли он сам этими вопросами? Думает ли обо мне, как я думаю о нём.
Мне сложно не признать, я скучаю по нему. По его тёмным глазам, по широкой груди, к которой он может прижать до дрожи сильно. По его голосу, вкрадчивому и чарующему.
Я влюблена в своего похитителя. Я – та, которая никогда не оправдывала за подобное жертв в кино. Оказывается, в реальности всё обстоит несколько иначе…
Смотрю на тётю Глашу и Диму, улыбаюсь. Дима рассказывает какую-то смешную историю, и мы хохочем, хотя я не расслышала ни слова. Потому что в голове звучит одно: «Райхана. Моя Райхана».
Звонок в дверь заставляет вздрогнуть. Причём не только меня, но и тётю Глашу. К нам кроме Димы некому приходить. Дима здесь.
– Я открою, – успокаивает он нас, сам встаёт и идёт к двери. А мы, словно мышки, на полусогнутых крадёмся за ним.
– Кто там? – спрашивает Дима, но в ответ тишина. Он приоткрывает дверь, застывает на пороге. Застываю и я.
Перед дверью никого. Зато стоит большущая корзина цветов, а рядом коробка в подарочной упаковке. По спине проходит мороз и мне это чувство уже знакомо. Он рядом. Только рядом с ним я испытываю это.
– Может ошибся кто? – первой тишину разрушает тётя Глаша. – У нас в подъезде девок вон сколько. Не все ж цветы нашей барышне, – у неё даже получается пошутить. А Дима вот отчего-то не улыбается. Достаёт открытку и передаёт её мне, мельком глянув на арабскую вязь. Я сглатываю, опускаю глаза на открытку.
«Отчего-то я уверен, что мой подарок тебе понравится. С днём рождения, Райхана.»
Меня пошатывает, и тётя Глаша с Димой подхватывают меня под руки.
– Ну что там, милая? Что там написано?
– Это он… – шепчу обескровленными губами почти беззвучно. Отдаю открытку тёте Глаше, сама иду к подарку и поднимаю небольшую коробочку. Несу её в дом, прямо на кухню. По пути сдираю бант и слои подарочной упаковки. Вытаскиваю увесистую шкатулку из золота, открываю. В ней не драгоценности, как подумала сразу. Там книга. Тоже из чистого золота. «Красавица и чудовище» на арабском языке.
Моё чудовище меня нашло. Отыскало среди миллионов, миллиардов красавиц. Уверена, он даже не напрягался. Сделал это, как обычно, с нарочитой ленью в движениях. Отдал приказ своим людям и незамедлительно получил то, что хотел, как получает всё, чего желает. В шкатулке я нахожу ещё кое-что. Кое-что, от чего подкашиваются ноги, и Диме с тётей Глашей приходится усадить меня на стул. А я сжимаю дрожащими пальцами браслет в виде змеи.
ГЛАВА 7
– Ира? Ты не съела до сих пор ничего, может супчику тебе сварить? – Тётя Глаша, как обычно, беспокоится обо мне, не находит себе места.
Дима задумчиво рассматривает цветы, присланные Халимом. А я покручиваю в руках браслет и тупо взираю на книгу.
– Если её продать, хватит денег на новое жильё. Где-нибудь, где он не найдёт, – вру сама себе, потому что знаю – Халим найдет. Он не может не найти.
– А вот не надо нам их золота! – возмущённо перечит тётя Глаша. – Без него нам лучше было! Отправим назад. Пусть не думает, что всё и всех можно купить! Поганец, чтоб ему! – тётя Глаша сдерживается от мата, а у меня в голове только он и звучит.
Какой же я наивной была, полагая, что всё прекратится с моим побегом. У арабского шейха руки подлиннее будут, чем у того же Димы с его фондом. Намного.
– Нет. Мы её продадим и деньги отдадим в твой фонд, – смотрю безумно Диме в глаза, а тот медленно переводит взгляд с меня на тётю Глашу. Мол, уйми эту сумасшедшую.
– А я говорю, не нужно нам его золото. Пусть хоть со всего мира соберет и им подотрётся! Вот так вот! – мою тётушку просто так не усмирить. Да и я, в принципе, с ней согласна. Не нужно мне от него ничего. Хотела бы ходить в этом браслете, как сука в ошейнике – не сбежала бы. Осталась бы там. Только мне свобода роднее. Без неё и золото всего мира не в радость. Тут тётя Глаша права. Не нужно нам ничего.
– Я о том же. Дима, ты заберёшь книгу и браслет. Продай и пусти на благое дело. Возможно, это золото кого-нибудь спасёт.
– Мой фонд обойдётся без подарков от насильников, – в грубой форме выражается Дима и отчего-то бросает взгляд на мой пока ещё незаметный живот. – А может он и не насильник вовсе, а, Ир? – поднимает глаза выше, смотрит мне в лицо.
А я чувствую, как вспыхивают мои щеки.
– Он меня похитил. И удерживал силой. И да, мне пришлось пережить там многое. Но я хотела вернуться домой. Ты не зря старался. Прости, если разочаровала.
Дима склоняет голову, закрывает глаза, нервно сжимает пальцы рук в кулаки. Я понимаю, о чём он. И он меня тоже понимает.
– Извини, я… – начинает он, но я мотаю головой, душа рыдания, рождающиеся в груди.
– Всё в порядке, Дим. Я знаю, что мало похожу на жертву. Скорее на жертву с небезызвестным синдромом. Может так оно и есть. Вы извините, я пойду посплю. Что-то силы резко закончились. Извините меня, – поднимаюсь, иду мимо остолбеневшей тёти Глаши, что всё это время стояла молча и смотрела то на меня, то на Диму.
Мне срочно нужно поплакать, и плевать если кто-то услышит. Слишком много во мне непролитых слёз.
Уткнувшись в подушку, долго вою, выплёскивая из себя все эти страшные эмоции. Больше нет сил таскать всё в себе. И психологи с их пустой болтовнёй мне не помогают. Может это я их не понимаю? Может я какая-то неправильная. Вместо того, чтобы ненавидеть своего похитителя, я в него влюбилась. Вместо того, чтобы ненавидеть его ребёнка, я уже жду его рождения. Я вообще неправильная, что ж теперь.
Слова Димы меня почему-то ранили. Да, он говорил правду. И эта правда больно ударила по самолюбию. Мне всё ещё хочется казаться сильной, а я вместо этого выгляжу несчастной и недолюбленной.
Когда он входит после короткого стука, я уже выплакала все слёзы и смотрю в потолок. Дима садится рядом на стул, тяжело вздыхает.
– Хреново вышло, Ир.
– Да уж.
– Прости меня, малышка, – его «малышка» заставляет меня вздрогнуть. Потому что тут же слышу: «Моя маленькая узница. Моя Райхана». – Я не хотел тебя обидеть. Меня самого потрясла эта ситуация. Я понятия не имел, что он тебя найдёт.
– Да. Я тоже, – наверное, всё-таки вру. Я знала, что Халим меня найдёт. Просто вышвыривала эту мысль из головы. Наивная дура, вот кто я. Подставила не только себя. Под удар могут попасть и тётя Глаша, и Дима со всем его фондом.
– Прости меня за мои слова. Я не хотел обидеть тебя. Я понятия не имею, что переживают женщины, которых похищают. И я не вправе тебя судить.
– Всё нормально, Дим. Не извиняйся. Ты был прав, когда сказал, что возможно он и не такой уж насильник… Я тоже иногда в этом сомневаюсь. И ещё кое-что… Я спала с ним добровольно. Я танцевала для него танец живота, целовала его и занималась с ним оральным сексом. И всё это я делала по собственному желанию.
Лицо Димы каменеет. Ещё бы. Такое признание. Но мне не стыдно. А он слишком хороший, чтобы оставаться в неведении. Пусть сейчас уйдёт и больше не приходит. Тётю Глашу я смогу защитить. А вот Диму – вряд ли. В том, что шейх Халим эль Хамад скоро нагрянет сомнений уже нет.
– Кхм… – Дима откашливается, отводит взгляд. – Мне эта информация ни к чему, Ира. Я знаю, что ты была в плену, а чем тебя там принуждали заниматься на добровольных началах не моё дело. Знаешь, я девчонок разных оттуда вытаскивал. Некоторые были из борделей. Я таких ужасов наслушался, что ты уже меня ничем не удивишь и не испугаешь. Ир, я же не просто так таскаюсь за тобой. Ты мне понравилась очень. Я понимаю, что сейчас говорить с тобой об этом неправильно, но… Не отталкивай меня от себя. Я знаю, что нужен тебе. И бояться за меня тоже не надо. Я не маленький мальчик, постоять за себя в состоянии.
Вот этого я и боюсь. Их противостояния. Потому что Дима, каким бы сильным не был – не выстоит. Он просто не понимает с человеком какой силы и власти может схлестнуться. А я знаю.
Халим опасен. Для нас всех. Но больше всего я боюсь за Диму. Он прав, я хочу его оттолкнуть, но не получается. Слишком упёртый, слишком уверенный в себе. Халим таких не любит. Он крошит таких людей в пыль.
– Дим, спасибо, что пришёл и за поздравления тоже. Но тебе уже пора. Прошу, уходи. Между нами ничего не может быть. Я люблю другого. И каким бы он ни был, это не изменится.
ГЛАВА 8
– Ваш подарок доставлен, мой эмир.
Поднял глаза с извивающейся танцовщицы на силуэт, который в дыму кальяна было плохо видно, усмехнулся.
– Отлично. Можешь идти.
– Ещё кое-что, эмир.
– Что?
– Она была у врача. Беременность решила сохранить.
– Ясно. Ты можешь идти.
Дверь закрылась, а танцовщица опустилась к ногам Халима, заканчивая свой танец. Схватил её за волосы, потянул на себя.
– Ну и как тебе подарок, Райхана? Нравится?
– Да, мой эмир, – то ли это произносит танцовщица, желая ему угодить. То ли он просто дичайше пьян. А может и то, и другое.
– Я не говорил заканчивать. Танцуй! – швырнул её на пол, снова влил в себя бокал виски.
Девка поднялась, чтобы продолжить, а чьи-то руки обвили его шею.
– Мой эмир… Это я, твоя непокорная Райхана. Как ты хочешь наказать меня? – горячий шёпот в ухо и его тело от одного её имени содрогается от нетерпения.
– Встань на колени, – бросил ей, и девка слезла с дивана, опустилась перед ним. – Ты знаешь, что делать.
Пока одна сосала его член, облизывая его, словно леденец, а вторая танцевала, он смотрел на них и понимал, что никаким суррогатом её не заменить. Ни одной красивой женщиной. Почему? Что с ним случилось? Чем эта сука отравила его?
Отец был прав, когда говорил, что женщины коварны. Стоит лишь раз дать слабину и вот она уже в твоём сердце, крошит его, рвёт на куски. Похоже, отец знал, о чём говорил. Поэтому он менял женщин еженедельно. Чтобы ни одна подолгу в его постели не задерживалась. Он был прав. Стоило бы прислушаться к его советам.
Но почему она оставила ребёнка? Почему не убила его? Не вырвала из себя все воспоминания о нём? Разве не это она хотела сделать, когда бежала от него?
Ответов не было. Вопросов больше тоже. Он подождёт. Выждет какое-то время, а потом, когда боль схлынет, он вернётся, чтобы воздать ей по заслугам. Сдерёт с неё кожу заживо, когда она не будет того ожидать. Как сделала с него она, превратив его дни и ночи в агонию.
– Отвали! – оттолкнул от себя девицу, поняв, что кончить не сможет. Всё тело будто в камень обратилось и ни на что не реагирует.
– Мой эмир, что я сделала не так?
– Ничего. Просто проваливайте обе! – швырнул им денег и девки принялись ползать по полу, собирая их.
Собрали быстро и за дверь шмыгнули. А он глаза закрыл, схватившись за член и её лицо представил. Как бы сосала у него она. Как бы касалась пальцами осторожно. Как бы смотрела на него своими красивыми глазами и повторяла его имя, пока он долбился бы в её промежность.
Кончить смог только так. Только представляя её лицо, губы, руки. Глаза, большие и бездонные. В них отражается небо и солнце. В них он столько раз видел себя…
Без неё корёжило и рвало на куски. Без неё не дышалось. И он ненавидел себя за это, потому что понял – теперь у него есть слабое место, ударив по которому, его можно уничтожить. Хорошо, что она уехала. Так для неё же безопаснее. Именно поэтому он отпустил.
– Мой эмир, – голос Давии прозвучал твёрдо, без заискивающих ноток. – Я могу войти?
– Ты уже вошла, – застегнул штаны, отшвыривая от себя салфетку, в которую кончил. Нет, дело не в Давии. Дело в нём самом. Он ненавидел себя сейчас. Презирал. Шейх удовлетворяет сам себя. Это даже не смешно. Это жалко.
– Я могу поговорить с тобой?
– Говори, раз приехала, – наполнил свой бокал, сделал хороший глоток.
Она поддела носком туфли женские трусы, отшвырнула их в сторону. Прошла к соседнему дивану, присела на него.
– Что ты делаешь, Халим? Зачем ты так поступаешь с собой?
– Хорошие вопросы. Как узнаешь на них ответы, обязательно поделись со мной.
– Халим, милый… Неужели ты правда так сильно её любишь? Ты же страдаешь… По ней, да? Тогда зачем тебе я? Убей меня. Возьми нож и убей, это будет милостивее, чем вот так вот… Ты убиваешь меня своей нелюбовью, своим равнодушием. Ты не приходишь ко мне по ночам, всё время сидишь в этом дворце. Я уже ненавижу его. Ты сослал меня в ад. Мне всё без тебя немило.
– О, тогда ты точно понимаешь меня, – усмехнулся и резко подался вперёд. Так, что Давия отшатнулась. – Ты никогда не заменишь мне её. Знаешь почему?
– Знаю. Её ты любишь.
– Верно. Так что езжай домой и оставь меня в покое.
– Нет, я не оставлю тебя. Хочешь побей, хочешь за волосы из дворца вытащи. Но я останусь.
– Зачем? Тебе нравится, когда я тебя унижаю?
– Нет. У меня та же беда, что и у тебя. Я люблю.
ГЛАВА 9
С тех пор, как я получила подарок от эмира эль Хамада прошло несколько месяцев. Он больше не давал о себе знать, а я делала вид, что обо всем забыла, тщательно спрятав его подарки. Казалось, если не буду их видеть, всё прошлое исчезнет, забудется. Я снова пыталась себя обмануть.
Дима так и не оставил меня, как я не старалась его оттолкнуть. Он то и дело таскал мне сладости и цветы, ухаживал как за членом своей семьи. Порой мне становилось неловко и стыдно оттого, что я не могу ответить ему взаимностью. Едва ли я смогла бы, даже захотев.
Я, кажется, вообще разучилась любить. Разумеется, кроме моего мальчика, который то и дело шевелился и пинался в животе. Казалось, он нестерпимо хочет на свободу. Такой же сильный, как его отец. Такой же упрямый.
Я могла говорить с ним часами, поглаживая свой большой живот, и малыш пинался изнутри, будто отвечая мне. Мне хотелось скорее взять его на руки, заглянуть в глаза. Отчего-то мне казалось, что он будет похожим на Халима. С таким же тёмным взглядом и смуглой кожей. Со сложным характером и упрямством. А может это всего лишь мои дурацкие мечты. Я хотела видеть в своём сыне его отца. Хотела, потому что так и не забыла, не смогла вычеркнуть его из своего сердца. Халим остался во мне, в своем сыне. В нас. И уходить не собирался.
Я знала, что однажды он неизбежно нагрянет. Немного боялась этого и втайне ждала. Я не рассказывала об этом Диме, но он, казалось, чувствовал сам. Наверное, именно поэтому его забота обо мне больше походила на братскую. Он понимал, что между нами ничего не может быть, хоть втайне и мечтал. Казалось, я вижу его насквозь.
Жаль, так же не получалось с Халимом. Его действия и поступки я предвидеть не могла. Как и не могла знать, что ждёт меня дальше.
Когда подошёл срок родов я отчего-то была спокойна. Наверное, так действовала на меня забота тёти Глаши и Димы. Я слишком расслабилась и, кажется, забыла, что такое настоящий страх. Я усыпила его в себе.
Зря.
День, когда начались схватки, я запомню надолго. Именно в этот день Халим вернётся, чтобы наказать меня за побег.
Роды проходили тяжело и болезненно. Малыш будто не хотел появляться на свет. Я несколько раз теряла сознание, приходила в себя и снова кричала от ужасной, разрывающей тело боли. Вокруг суетились медсёстры и два врача, а у меня болели глаза от яркого света и белых халатов.
Когда всё закончилось, я услышала его плач и слабо сквозь слёзы улыбнулась. А потом меня поглотила темнота.
Я очнулась в палате одна. Рядом не было ни тёти Глаши, ни Димы, ни даже кювеза с малышом. Сердце отчего-то испуганно трепыхнулось, и я села на кушетке. Странно, палата совсем другая. Не та, в которой я была до родов. Открытый шкаф пуст, а я в одном больничном халате. И ни единой вещи, кроме стакана на тумбочке и бутылки с водой. Я осторожно встала, доковыляла до двери и нажала на ручку, но она не поддалась.
– Эй! Есть кто-нибудь? – постучала в дверь, а секунд через тридцать она открылась.
– Так, а что это мы тут шумим? Ну-ка, дорогуша, ложись-ка в постельку. Тебе нельзя ещё ходить. Давай-давай! – крупная женщина с розовыми щеками взяла меня под руку. – Давай я помогу тебе.
– А где мой сын? – спросила её, но та, продолжая лепетать, повела меня к кровати.
– Ложись-ка, давай. Ну-ка. Вздумала ходить. Лежи спокойно, сейчас я сделаю укол, поспишь. Всё пройдёт, не переживай, – протянула противно, достав из кармана халата шприц.
– Стойте, – оттолкнула от себя руку медсестры, поёжилась. – Мне не надо спать. Я уже выспалась. Можно мне моего малыша?
– Так, понятненько, придётся звать санитаров. Коляяяя! – заорала во всю глотку женщина и меня окатило каким-то жутким ужасом. Что-то не так. То ли со мной, то ли с медсестрой.
Когда в палату вошёл здоровенный санитар с длинными, словно у обезьяны ручищами, я сама села на кушетку, и подобрала под себя ноги.
– Не надо санитара. Просто скажите, где мой сын?
Медсестра поджала губы, сочувственно посмотрела мне в глаза. Качнула головой.
– Не помнишь ничего, да? Ох, бедная… Нет твоего малыша. Не выжил он при родах. А ты в истерику впала. Вот тебя к нам и отправили.
– Что вы говорите? Как это… Нет, вы ошиблись! Это какая-то ошибка! Мой сын жив! Я слышала его крик! Немедленно выпустите меня! Отведите меня к сыну! – вскочив, я бросилась к выходу, но мне преградил дорогу тот самый Коля с длинными ручищами. Схватил меня за шкирку как котёнка и потащил обратно к кушетке с ремнями, которые я сразу не заметила. Теперь же ощутила, как они сковывают мои запястья.
Я орала и брыкалась, пыталась кусаться и достать их ногами, но санитар с медсестрой оказались сильнее. А когда игла плавно вошла в вену, я глубоко вдохнула и упала на подушку.
– Тише, милая, тише. Отдохни. Ох, бедненькая… Ужас, что она пережила. Представляешь, ребёночка при родах потеряла… Ох.
– Угу, – прогремел Коля и пошёл к выходу. Медсестра склонилась надо мной, улыбнулась.
– Ты поспи, моя хорошая, поспи. Скоро обязательно станет легче.
Я замычала, пытаясь сказать ей что-то, но у меня не вышло. Снова темнота забрала в свои объятия, и я провалилась в сон.
ГЛАВА 10
Следующее пробуждение, и я всё там же. Понимаю, что весь тот кошмар не был страшным сном. Скорее явью. Только я не верила им.
Мой малыш жив. Я знала это, чувствовала, как чувствует любая мать. Я знала, что у меня его забрали и даже догадывалась, кто это сделал.
Когда медсестра вошла снова, я уже была готова. Кричать и истерить не было смысла. Это только усугубит ситуацию.
– Ну что, милая, проснулась? Сейчас суп тебе принесу, поешь. И молокоотсос, а то у тебя весь халат вон промок.
– Ни к чему мне ваша забота. Скажите Халиму, что я хочу поговорить.
– Ты о чём это? – нахмурилась непонимающе тётка. И я её возненавидела ещё больше.
– Ему, тому, кто меня здесь запер. Скажите, что я готова встретиться.
– Милая, ты это… Отдохни ещё. Поешь. Глядишь, и силы появятся. О плохом не думай. А тебе вот цветочки прислали. Такой букет огромный, я еле вазу нашла. Сейчас принесу.
Я замолчала.
Эту просьбами и слезами не пронять. Либо купленная, либо сама не знает ничего.
Через пару минут женщина вернулась. Поставила вазу на тумбочку, понюхала цветы.
– Ох, какие… Ты гляди? Любит тебя твой-то, да?
– Вы о ком? – мне до сих пор кажется, что она меня с кем-то путает. Или же я попала в какую-то параллельную реальность.
– Ну как о ком. Твой мужик-то. Цветы который принёс. Заботливый такой.
– Мужик? Вы про Халима, что ли? – всё пытаюсь до неё достучаться, чтобы понять в чём дело. Или она под дурочку косит или правда ничего не знает.
– Да Дмитрий твой. Это он цветы принёс, – смотрит на меня, как на сумасшедшую.
Стоп. Дима? То есть, он знает, где я? Знает и ничего не делает? А как же тётя Глаша?
– А тётя моя приходила? Тётя Глаша? – спрашиваю испуганно, совершенно растерявшись.
– Нет, никакой тёти не было. Ты как это… родила… так тебя и привезли сюда. Сильный приступ у тебя был. Думали, с ума сойдёшь. Но сегодня, как я погляжу, уже получше?
– Да… Да, получше, – задумчиво протянула я. – А как скоро меня выпустят?
– Нуу, тут я не знаю. Это у врача надо спрашивать. Вот завтра обход будет, ты и поинтересуйся. Так что, суп нести? Поешь?
Я кивнула. Поем. Буду силком в себя еду заталкивать, лишь бы набраться сил. Похоже, они мне понадобятся.
Суп был несолёный и почти не имел вкуса. А я, запихивая в себя ложку за ложкой, думала только об одном. Как выбраться из этого дурдома. В том, что я нахожусь в клинике для душевно больных, говорили решётки на окнах и дверях, замки на них же и иногда чьи-то душераздирающие вопли.
Халим забрал у меня ребёнка и поместил в клинику. Но Дима… Дима знает, где я нахожусь. Почему он не навестил меня, почему не пришла тётя Глаша? Что вообще здесь происходит?
Я ужасно хотела увидеть своего малыша. Взять его на руки, приложить к полной молока груди. Спеть ему колыбельную и просто смотреть, как он спит.
Халим отобрал у меня эту возможность. Украл моего сына.
Мне нужно выбраться отсюда. Нужно сбежать и найти малыша. Где бы он ни был, куда бы не увёз его Халим. Я найду его, во что бы мне это не стало. А иначе всё, что я пережила в плену шейха не будет иметь никакого смысла. Моё исцеление – мой малыш. Малыш, которому я даже не успела дать имя, а его вероломно отобрали. Лишили самого дорогого.
На глаза навернулись слёзы, и я всхлипнула.
– Что ты, милая? Не плачь. Всё будет хорошо, – участливо заглянула мне в лицо медсестра.
– Как вас зовут? – я стёрла со щеки слезу, посмотрела ей в глаза.
– Светлана Николаевна, – ответила та, всё так же мне улыбаясь. А я смотрела и не верила этой её улыбке.
– Светлана Николаевна, у вас есть дети?
Улыбка сошла с её лица, но женщина кивнула.
– Светлана Николаевна, вы можете представить, что кто-то украл их у вас? Просто представьте, прочувствуйте этот момент. Что бы вы сделали?
– Мои дети взрослые уже, кто их украдёт? – говорит настороженно, будто чего-то испугавшись.
– Я просто хочу с вами поговорить, как мать с матерью. Женщина с женщиной. Моего ребёнка украли, похитили и я не знаю, где он. Это сделал его отец, он же меня сюда и отправил. Он арабский шейх и он на многое способен. Прошу вас. Помогите мне выбраться отсюда. Я обязательно вас отблагодарю, у меня есть золото!