Когда всё закончилось, я услышала его плач и слабо сквозь слёзы улыбнулась. А потом меня поглотила темнота.
Я очнулась в палате одна. Рядом не было ни тёти Глаши, ни Димы, ни даже кювеза с малышом. Сердце отчего-то испуганно трепыхнулось, и я села на кушетке. Странно, палата совсем другая. Не та, в которой я была до родов. Открытый шкаф пуст, а я в одном больничном халате. И ни единой вещи, кроме стакана на тумбочке и бутылки с водой. Я осторожно встала, доковыляла до двери и нажала на ручку, но она не поддалась.
– Эй! Есть кто-нибудь? – постучала в дверь, а секунд через тридцать она открылась.
– Так, а что это мы тут шумим? Ну-ка, дорогуша, ложись-ка в постельку. Тебе нельзя ещё ходить. Давай-давай! – крупная женщина с розовыми щеками взяла меня под руку. – Давай я помогу тебе.
– А где мой сын? – спросила её, но та, продолжая лепетать, повела меня к кровати.
– Ложись-ка, давай. Ну-ка. Вздумала ходить. Лежи спокойно, сейчас я сделаю укол, поспишь. Всё пройдёт, не переживай, – протянула противно, достав из кармана халата шприц.
– Стойте, – оттолкнула от себя руку медсестры, поёжилась. – Мне не надо спать. Я уже выспалась. Можно мне моего малыша?
– Так, понятненько, придётся звать санитаров. Коляяяя! – заорала во всю глотку женщина и меня окатило каким-то жутким ужасом. Что-то не так. То ли со мной, то ли с медсестрой.
Когда в палату вошёл здоровенный санитар с длинными, словно у обезьяны ручищами, я сама села на кушетку, и подобрала под себя ноги.
– Не надо санитара. Просто скажите, где мой сын?
Медсестра поджала губы, сочувственно посмотрела мне в глаза. Качнула головой.
– Не помнишь ничего, да? Ох, бедная… Нет твоего малыша. Не выжил он при родах. А ты в истерику впала. Вот тебя к нам и отправили.
– Что вы говорите? Как это… Нет, вы ошиблись! Это какая-то ошибка! Мой сын жив! Я слышала его крик! Немедленно выпустите меня! Отведите меня к сыну! – вскочив, я бросилась к выходу, но мне преградил дорогу тот самый Коля с длинными ручищами. Схватил меня за шкирку как котёнка и потащил обратно к кушетке с ремнями, которые я сразу не заметила. Теперь же ощутила, как они сковывают мои запястья.
Я орала и брыкалась, пыталась кусаться и достать их ногами, но санитар с медсестрой оказались сильнее. А когда игла плавно вошла в вену, я глубоко вдохнула и упала на подушку.
– Тише, милая, тише. Отдохни. Ох, бедненькая… Ужас, что она пережила. Представляешь, ребёночка при родах потеряла… Ох.
– Угу, – прогремел Коля и пошёл к выходу. Медсестра склонилась надо мной, улыбнулась.
– Ты поспи, моя хорошая, поспи. Скоро обязательно станет легче.
Я замычала, пытаясь сказать ей что-то, но у меня не вышло. Снова темнота забрала в свои объятия, и я провалилась в сон.
ГЛАВА 10
Следующее пробуждение, и я всё там же. Понимаю, что весь тот кошмар не был страшным сном. Скорее явью. Только я не верила им.
Мой малыш жив. Я знала это, чувствовала, как чувствует любая мать. Я знала, что у меня его забрали и даже догадывалась, кто это сделал.
Когда медсестра вошла снова, я уже была готова. Кричать и истерить не было смысла. Это только усугубит ситуацию.
– Ну что, милая, проснулась? Сейчас суп тебе принесу, поешь. И молокоотсос, а то у тебя весь халат вон промок.
– Ни к чему мне ваша забота. Скажите Халиму, что я хочу поговорить.
– Ты о чём это? – нахмурилась непонимающе тётка. И я её возненавидела ещё больше.
– Ему, тому, кто меня здесь запер. Скажите, что я готова встретиться.
– Милая, ты это… Отдохни ещё. Поешь. Глядишь, и силы появятся. О плохом не думай. А тебе вот цветочки прислали. Такой букет огромный, я еле вазу нашла. Сейчас принесу.
Я замолчала.
Эту просьбами и слезами не пронять. Либо купленная, либо сама не знает ничего.
Через пару минут женщина вернулась. Поставила вазу на тумбочку, понюхала цветы.
– Ох, какие… Ты гляди? Любит тебя твой-то, да?
– Вы о ком? – мне до сих пор кажется, что она меня с кем-то путает. Или же я попала в какую-то параллельную реальность.
– Ну как о ком. Твой мужик-то. Цветы который принёс. Заботливый такой.
– Мужик? Вы про Халима, что ли? – всё пытаюсь до неё достучаться, чтобы понять в чём дело. Или она под дурочку косит или правда ничего не знает.
– Да Дмитрий твой. Это он цветы принёс, – смотрит на меня, как на сумасшедшую.
Стоп. Дима? То есть, он знает, где я? Знает и ничего не делает? А как же тётя Глаша?
– А тётя моя приходила? Тётя Глаша? – спрашиваю испуганно, совершенно растерявшись.
– Нет, никакой тёти не было. Ты как это… родила… так тебя и привезли сюда. Сильный приступ у тебя был. Думали, с ума сойдёшь. Но сегодня, как я погляжу, уже получше?
– Да… Да, получше, – задумчиво протянула я. – А как скоро меня выпустят?
– Нуу, тут я не знаю. Это у врача надо спрашивать. Вот завтра обход будет, ты и поинтересуйся. Так что, суп нести? Поешь?
Я кивнула. Поем. Буду силком в себя еду заталкивать, лишь бы набраться сил. Похоже, они мне понадобятся.
Суп был несолёный и почти не имел вкуса. А я, запихивая в себя ложку за ложкой, думала только об одном. Как выбраться из этого дурдома. В том, что я нахожусь в клинике для душевно больных, говорили решётки на окнах и дверях, замки на них же и иногда чьи-то душераздирающие вопли.
Халим забрал у меня ребёнка и поместил в клинику. Но Дима… Дима знает, где я нахожусь. Почему он не навестил меня, почему не пришла тётя Глаша? Что вообще здесь происходит?
Я ужасно хотела увидеть своего малыша. Взять его на руки, приложить к полной молока груди. Спеть ему колыбельную и просто смотреть, как он спит.
Халим отобрал у меня эту возможность. Украл моего сына.
Мне нужно выбраться отсюда. Нужно сбежать и найти малыша. Где бы он ни был, куда бы не увёз его Халим. Я найду его, во что бы мне это не стало. А иначе всё, что я пережила в плену шейха не будет иметь никакого смысла. Моё исцеление – мой малыш. Малыш, которому я даже не успела дать имя, а его вероломно отобрали. Лишили самого дорогого.
На глаза навернулись слёзы, и я всхлипнула.
– Что ты, милая? Не плачь. Всё будет хорошо, – участливо заглянула мне в лицо медсестра.
– Как вас зовут? – я стёрла со щеки слезу, посмотрела ей в глаза.
– Светлана Николаевна, – ответила та, всё так же мне улыбаясь. А я смотрела и не верила этой её улыбке.
