– Спасибо, Дим. У меня даже из головы вылетело, а ты вот узнал… Очень приятно. А я… Я нормально, Дим. Всё как обычно.
– Как обычно – это не совсем нормально в твоем случае, ведь так?
Улыбаюсь.
– Ты меня уже хорошо знаешь.
– Так, все на торт! Быстро! – слышим строгий окрик тёти Глаши, смеёмся.
Последующие полчаса сидим на кухне, пьём чай, и мне, как никогда, хорошо. Рядом со мной близкие люди (да, Диму я уже могу называть близким), и вкусный торт. Это точно лучше ежедневного выживания в тюрьме, которая называется резиденцией шейха. Или я себя в этом убеждаю?
Интересно, как там моя Саадат? Скучает ли по своей несостоявшейся госпоже? И Он… Как Он там? Почему не остановил меня тогда? Почему позволил сбежать? Задаётся ли он сам этими вопросами? Думает ли обо мне, как я думаю о нём.
Мне сложно не признать, я скучаю по нему. По его тёмным глазам, по широкой груди, к которой он может прижать до дрожи сильно. По его голосу, вкрадчивому и чарующему.
Я влюблена в своего похитителя. Я – та, которая никогда не оправдывала за подобное жертв в кино. Оказывается, в реальности всё обстоит несколько иначе…
Смотрю на тётю Глашу и Диму, улыбаюсь. Дима рассказывает какую-то смешную историю, и мы хохочем, хотя я не расслышала ни слова. Потому что в голове звучит одно: «Райхана. Моя Райхана».
Звонок в дверь заставляет вздрогнуть. Причём не только меня, но и тётю Глашу. К нам кроме Димы некому приходить. Дима здесь.
– Я открою, – успокаивает он нас, сам встаёт и идёт к двери. А мы, словно мышки, на полусогнутых крадёмся за ним.
– Кто там? – спрашивает Дима, но в ответ тишина. Он приоткрывает дверь, застывает на пороге. Застываю и я.
Перед дверью никого. Зато стоит большущая корзина цветов, а рядом коробка в подарочной упаковке. По спине проходит мороз и мне это чувство уже знакомо. Он рядом. Только рядом с ним я испытываю это.
– Может ошибся кто? – первой тишину разрушает тётя Глаша. – У нас в подъезде девок вон сколько. Не все ж цветы нашей барышне, – у неё даже получается пошутить. А Дима вот отчего-то не улыбается. Достаёт открытку и передаёт её мне, мельком глянув на арабскую вязь. Я сглатываю, опускаю глаза на открытку.
«Отчего-то я уверен, что мой подарок тебе понравится. С днём рождения, Райхана.»
Меня пошатывает, и тётя Глаша с Димой подхватывают меня под руки.
– Ну что там, милая? Что там написано?
– Это он… – шепчу обескровленными губами почти беззвучно. Отдаю открытку тёте Глаше, сама иду к подарку и поднимаю небольшую коробочку. Несу её в дом, прямо на кухню. По пути сдираю бант и слои подарочной упаковки. Вытаскиваю увесистую шкатулку из золота, открываю. В ней не драгоценности, как подумала сразу. Там книга. Тоже из чистого золота. «Красавица и чудовище» на арабском языке.
Моё чудовище меня нашло. Отыскало среди миллионов, миллиардов красавиц. Уверена, он даже не напрягался. Сделал это, как обычно, с нарочитой ленью в движениях. Отдал приказ своим людям и незамедлительно получил то, что хотел, как получает всё, чего желает. В шкатулке я нахожу ещё кое-что. Кое-что, от чего подкашиваются ноги, и Диме с тётей Глашей приходится усадить меня на стул. А я сжимаю дрожащими пальцами браслет в виде змеи.
ГЛАВА 7
– Ира? Ты не съела до сих пор ничего, может супчику тебе сварить? – Тётя Глаша, как обычно, беспокоится обо мне, не находит себе места.
Дима задумчиво рассматривает цветы, присланные Халимом. А я покручиваю в руках браслет и тупо взираю на книгу.
– Если её продать, хватит денег на новое жильё. Где-нибудь, где он не найдёт, – вру сама себе, потому что знаю – Халим найдет. Он не может не найти.
– А вот не надо нам их золота! – возмущённо перечит тётя Глаша. – Без него нам лучше было! Отправим назад. Пусть не думает, что всё и всех можно купить! Поганец, чтоб ему! – тётя Глаша сдерживается от мата, а у меня в голове только он и звучит.
Какой же я наивной была, полагая, что всё прекратится с моим побегом. У арабского шейха руки подлиннее будут, чем у того же Димы с его фондом. Намного.
– Нет. Мы её продадим и деньги отдадим в твой фонд, – смотрю безумно Диме в глаза, а тот медленно переводит взгляд с меня на тётю Глашу. Мол, уйми эту сумасшедшую.
– А я говорю, не нужно нам его золото. Пусть хоть со всего мира соберет и им подотрётся! Вот так вот! – мою тётушку просто так не усмирить. Да и я, в принципе, с ней согласна. Не нужно мне от него ничего. Хотела бы ходить в этом браслете, как сука в ошейнике – не сбежала бы. Осталась бы там. Только мне свобода роднее. Без неё и золото всего мира не в радость. Тут тётя Глаша права. Не нужно нам ничего.
– Я о том же. Дима, ты заберёшь книгу и браслет. Продай и пусти на благое дело. Возможно, это золото кого-нибудь спасёт.
– Мой фонд обойдётся без подарков от насильников, – в грубой форме выражается Дима и отчего-то бросает взгляд на мой пока ещё незаметный живот. – А может он и не насильник вовсе, а, Ир? – поднимает глаза выше, смотрит мне в лицо.
А я чувствую, как вспыхивают мои щеки.
– Он меня похитил. И удерживал силой. И да, мне пришлось пережить там многое. Но я хотела вернуться домой. Ты не зря старался. Прости, если разочаровала.
Дима склоняет голову, закрывает глаза, нервно сжимает пальцы рук в кулаки. Я понимаю, о чём он. И он меня тоже понимает.
– Извини, я… – начинает он, но я мотаю головой, душа рыдания, рождающиеся в груди.
– Всё в порядке, Дим. Я знаю, что мало похожу на жертву. Скорее на жертву с небезызвестным синдромом. Может так оно и есть. Вы извините, я пойду посплю. Что-то силы резко закончились. Извините меня, – поднимаюсь, иду мимо остолбеневшей тёти Глаши, что всё это время стояла молча и смотрела то на меня, то на Диму.
Мне срочно нужно поплакать, и плевать если кто-то услышит. Слишком много во мне непролитых слёз.
Уткнувшись в подушку, долго вою, выплёскивая из себя все эти страшные эмоции. Больше нет сил таскать всё в себе. И психологи с их пустой болтовнёй мне не помогают. Может это я их не понимаю? Может я какая-то неправильная. Вместо того, чтобы ненавидеть своего похитителя, я в него влюбилась. Вместо того, чтобы ненавидеть его ребёнка, я уже жду его рождения. Я вообще неправильная, что ж теперь.
Слова Димы меня почему-то ранили. Да, он говорил правду. И эта правда больно ударила по самолюбию. Мне всё ещё хочется казаться сильной, а я вместо этого выгляжу несчастной и недолюбленной.
Когда он входит после короткого стука, я уже выплакала все слёзы и смотрю в потолок. Дима садится рядом на стул, тяжело вздыхает.
– Хреново вышло, Ир.
– Да уж.
– Прости меня, малышка, – его «малышка» заставляет меня вздрогнуть. Потому что тут же слышу: «Моя маленькая узница. Моя Райхана». – Я не хотел тебя обидеть. Меня самого потрясла эта ситуация. Я понятия не имел, что он тебя найдёт.
– Да. Я тоже, – наверное, всё-таки вру. Я знала, что Халим меня найдёт. Просто вышвыривала эту мысль из головы. Наивная дура, вот кто я. Подставила не только себя. Под удар могут попасть и тётя Глаша, и Дима со всем его фондом.
– Прости меня за мои слова. Я не хотел обидеть тебя. Я понятия не имею, что переживают женщины, которых похищают. И я не вправе тебя судить.
– Всё нормально, Дим. Не извиняйся. Ты был прав, когда сказал, что возможно он и не такой уж насильник… Я тоже иногда в этом сомневаюсь. И ещё кое-что… Я спала с ним добровольно. Я танцевала для него танец живота, целовала его и занималась с ним оральным сексом. И всё это я делала по собственному желанию.
Лицо Димы каменеет. Ещё бы. Такое признание. Но мне не стыдно. А он слишком хороший, чтобы оставаться в неведении. Пусть сейчас уйдёт и больше не приходит. Тётю Глашу я смогу защитить. А вот Диму – вряд ли. В том, что шейх Халим эль Хамад скоро нагрянет сомнений уже нет.
– Кхм… – Дима откашливается, отводит взгляд. – Мне эта информация ни к чему, Ира. Я знаю, что ты была в плену, а чем тебя там принуждали заниматься на добровольных началах не моё дело. Знаешь, я девчонок разных оттуда вытаскивал. Некоторые были из борделей. Я таких ужасов наслушался, что ты уже меня ничем не удивишь и не испугаешь. Ир, я же не просто так таскаюсь за тобой. Ты мне понравилась очень. Я понимаю, что сейчас говорить с тобой об этом неправильно, но… Не отталкивай меня от себя. Я знаю, что нужен тебе. И бояться за меня тоже не надо. Я не маленький мальчик, постоять за себя в состоянии.
Вот этого я и боюсь. Их противостояния. Потому что Дима, каким бы сильным не был – не выстоит. Он просто не понимает с человеком какой силы и власти может схлестнуться. А я знаю.
Халим опасен. Для нас всех. Но больше всего я боюсь за Диму. Он прав, я хочу его оттолкнуть, но не получается. Слишком упёртый, слишком уверенный в себе. Халим таких не любит. Он крошит таких людей в пыль.
– Дим, спасибо, что пришёл и за поздравления тоже. Но тебе уже пора. Прошу, уходи. Между нами ничего не может быть. Я люблю другого. И каким бы он ни был, это не изменится.
