– Вашей прозорливости можно позавидовать, – добродушно рассмеялся собеседник. – Его имя действительно Владимир, правда, не Ильич, как вы, возможно подумали, а Анатольевич.
– Но в нашей семье он станет Ильичом? – не то спросил, не то предположил Илья Федорович.
– Ну конечно, – ответил Яков Захарович. – И можете не волноваться, все будет оформлено по закону, безо всяких подводных камней.
– Да, дела… – задумчиво произнес Ульянов и замолчал.
Собеседник тоже выдержал довольно продолжительную паузу, отхлебнул из принесенной официантом чашки глоток чая и, как ни в чем не бывало, продолжил:
– А что касается вашего первого вопроса, то позвольте нам не раскрывать карты. В свое время вы все узнаете. Сейчас же я могу сказать, что в условия нашего с вами договора мы внесем только одно требование: не мешать тому, что будет происходить с мальчиком. Заверяю вас, ничего, что могло бы омрачить вашу жизнь, не планируется. Зато к радости обретаемого вами отцовства, а вашей женой – материнства мы добавим еще кое-что, – здесь голос «кудряша» зазвучал с особым пафосом.
– Что именно? – поторопился уточнить потенциальный приемный отец.
– У вас будет хорошая просторная четырехкомнатная квартира в центре Воронежа, – задумчиво произнес Яков Захарович.
Ульянов опять задумался. До сих пор он с супругой живет в общежитии, хотя и в отдельной комнате. О своей квартире, тем более, такой большой, он даже боялся мечтать. Да и переезд в чужой город его совершенно не пугал. Так будет даже лучше: там, где их никто не знает, не станут и задавать неудобных вопросов о сыне. И все-таки Илья Федорович колебался: он не знал, какую цену назначит неожиданно объявившийся благодетель за «райскую жизнь»?
– Если я откажусь, вы, конечно, найдете более сговорчивого человека, – сказал, наконец, он. – Но, как я понимаю, это потребует времени, которого у вас, видимо, нет. Ведь вам нужен будет Ульянов, да еще и бездетный, правильно, – обратился он к собеседнику.
Тот молча кивнул, а Ульянов продолжил:
– С другой стороны, мне нет резона отвергать ваше поистине царское предложение. Я соглашусь, только скажите честно, чем мы будем платить за такое счастье?
– Ну что ж, я был готов к вашему вполне справедливому желанию знать все, – как бы еще раздумывая, давать ответ или нет, проговорил Яков Захарович. – Каждый день с пяти до шести вечера ребенок должен будет оставаться один в своей комнате. Вы заходить туда не должны. И время от времени вас будет посещать телевидение и снимать то, что скажет ваш приемный сын. Это все, больше никаких услуг от вас мы требовать не будем.
– Я согласен, – сразу же выпалил Илья Федорович. Видимо, его такие условия вполне устраивали. – Думаю, что и со стороны супруги возражений не будет.
– Ну, вот и прекрасно, – благодушно произнес собеседник. – В ближайшее время мы вас обо всем известим.
18.
Полина очнулась на своей кровати в детдоме. Рядом с ней на коленях стоял Володя. Он гладил сестру по голове и ждал ее пробуждения.
В первые минуты девочка не хотела верить в то, что она увидела. «Это просто сон, страшный сон, – мысленно успокаивала себя она. – Сейчас открою глаза и окажусь в нашей квартире с мамой, бабушкой и Володей.
Но сделать это она боялась, понимая, что ужас, обрушившийся на ее семью, никуда не делся, он останется на всю жизнь.
«Что я скажу Володе? – думала Полина, чувствуя ласковые прикосновения брата к волосам. – Он еще такой маленький! А если ему уже рассказали? К тому же мама учила всегда говорить только правду, какой бы горькой она не была. Ведь рано или поздно все равно выяснится, что мама и бабушка погибли».
Приняв решение, девочка открыла глаза, увидела детдомовскую комнату, что лишило ее последней, пусть призрачной надежды на возвращение к прежней жизни, посмотрела на примостившегося рядом брата и, как умудренная опытом женщина, ласково и в то же время твердо произнесла:
– Вовочка, мы с тобой остались одни. Мамы с бабушкой нет. Я буду о тебе заботиться, и мы не пропадем!
Брат внимательно посмотрел на нее и, не отнимая руки от ее головы, возразил:
– Полечка, это не так! Мама жива, поверь мне, и мы ее найдем!
Девочка опустила с кровати ноги, посадила брата на колени и не по-детски мудро согласилась с ним:
– Хорошо, милый! Мы будем искать! Хоть всю жизнь!
Дни потекли уныло и однообразно, хотя нельзя было сказать, что в детдоме царила скука. Наоборот, воспитательница старалась занять опечаленных горем детей, втягивая их в игры, читая книги и рассказывая занимательные истории. Однако ей так и не удалось добиться хотя бы проблеска улыбки на ребячьих лицах. Володя усердно посещал шахматный кружок, но не выражал никаких эмоций по поводу своей игры, которую он быстро освоил и уже пару раз сыграл вничью со старшими ребятами.
Через несколько дней после официальной процедуры опознания были готовы документы, окончательно признававшие Полину и Владимира Ульяновых детьми-сиротами, оставшимися без попечения родителей.
Но детдомовская жизнь, по крайней мере, для Володи, продолжалась недолго. Вскоре во дворе приюта появились три человека – изрядно волнующаяся пара, скорее всего, семейная, и мужчина с аккуратно уложенными темными волнистыми волосами. Последний обратился к Амине Гильфановне, которая вывела стайку ребят на прогулку.
– Мы по поводу усыновления, – сказал он. – Как нам найти директора детского дома?
Воспитательница объяснила, как найти хозяйку и, когда уже гости повернулись, спросила:
– А кого вы хотите усыновить?
Но троица, спеша попасть в здание, не удостоила ее ответом.
– Итак, – официальным сдержанным тоном произнесла директриса, – вы хотите усыновить Володю Ульянова?
Она не понимала, зачем нужна такая спешка, ведь дети еще не пришли в себя после трагедии.
– Именно Володю, – не обращая внимания на холодный прием, ответил кудрявый мужчина. – И вас о нашем визите должны были предупредить!
– Да, действительно, такой звонок был, – бесстрастно проговорила хозяйка приюта и, добавив металла в голос, заметила: – Но вы, наверное, в курсе, что у нас двое Ульяновых – брат и сестра. А по закону разлучать их запрещено.
Она прекрасно осознавала, что ее сопротивление рано или поздно будет сломлено: начальство в телефонном разговоре ясно дало ей понять, что в данном случае родственные связи детей в расчет приниматься не будут. И все же она как женщина, прекрасно понимающая и чувствующая всю противоестественность такого усыновления, и как педагог с большим стажем работы с сиротами пыталась убедить гостей в том, что они поступают неверно.
– Из всякого правила есть исключения, – настаивал курчавый брюнет. – Их, кстати, предполагает и закон, о котором вы упомянули. Если исходить из интересов ребенка, то в силу малого возраста его лучше разлучить со старшей сестрой, которая будет ему постоянно напоминать о гибели родных. Если убрать такой раздражитель, он довольно быстро забудет о случившейся трагедии, и через год-два станет считать родителями вот этих прекрасных людей. Они достойные члены общества, и я вас уверяю, смогут сделать жизнь мальчика счастливой и безмятежной.
– Я, конечно, не изменю своего мнения, – несколько поникшим голосом сказала директриса, чувствуя, что начинает сдаваться. – Дайте мне немного времени, я хочу проконсультироваться с руководством. И если все обстоит так, как вы говорите, подготовлю необходимые документы.
Она не стала делиться с сотрудниками детдома информацией об усыновлении, а на следующий день отправилась в отдел опеки и попечительства Министерства образования и науки. Начальница этого подразделения, отводя взгляд, ничего существенного не сказала, а, сделав звонок по внутреннему телефону, отвела гостью к заместителю министра.
С этим лысеющим блондином хозяйка приюта не раз сталкивалась на совещаниях, он всегда одобрительно оценивал ее работу, а однажды на неофициальном продолжении торжественного мероприятия пригласил ее на танец и потом даже предложил проводить домой. Но женщина отказалась, она, хоть и была одинокой, не признавала романтических и прочих любовных отношений внутри иерархической структуры.
Лицо замминистра было непроницаемым. Он, не встав из-за стола, жестом предложил гостье сесть и строго бросил:
– Екатерина Спиридоновна, негоже так артачиться.
Это грубоватое слово вызвало у женщины внутренний протест, но она, сдержавшись, смиренно сказала:
– Я, возможно, не права, но мне кажется, что этот вопрос требует изучения.
– Изучать здесь ничего не надо, – молниеносно парировал начальник. – Дело очень простое. Детям нужно прийти в себя после трагедии. И лучше, если они сделают это порознь. Вы напрасно поднимаете волну, все уже решено!
Он немного подумал и чуть смягчившимся тоном произнес:
– Кстати, вы просили оборудовать компьютерный класс. Мы изыскали такую возможность, привлекли спонсоров, и ваша заявка в ближайшее время будет удовлетворена.
Подсластив таким «бонусом» пилюлю, он дал понять, что разговор окончен. Встав из-за стола и провожая гостью к двери, замминистра напоследок проронил:
