Они поднялись на второй этаж, хозяйка открыла дверь с номером «5», и дети не без опаски вошли в комнату. Там стояли две новые аккуратно застеленные кровати, небольшой шкаф для одежды, два стола: один с установленными на нем книжными полками – для занятий, второй, с большим зеркалом-трельяжем, прикрепленным к стороне, примыкающей к стене, – для того, чтобы можно было привести себя в порядок. Полине это очень понравилось, она даже предположила, что и в их квартире можно было бы оборудовать что-то похожее. «Только бы мама с бабушкой нашлись!» – подумала она.
Володя, все время остававшийся безучастным, вдруг капризно заныл:
– Я хочу спать!
– Конечно, конечно, – согласилась хозяйка. – Располагайтесь, отдохните. Через два часа ужин. За вами придет ваша воспитательница, ее зовут Амина Гильфановна.
Она подумала, что не стоит загружать память ребят еще и своими именем и отчеством, и тихонько закрыв дверь, ушла.
15.
Дети потихоньку привыкали к своему новому пристанищу, насколько это было возможно сделать за два дня. Володя немного смягчился, хотя сторонился других ребят. Зато с воспитательницей он подружился сразу. Он завоевал ее симпатию тем, что не мямля и без ошибок стал обращаться к ней по имени-отчеству.
– Надо же, такой кроха и так четко говорит, – удивлялась Амина Гильфановна, рассказывая о новом воспитаннике своим подружкам.
В еще большее изумление вверг ее Володя заявлением, что он хочет записаться в шахматный кружок.
– А ты играл когда-нибудь? – недоверчиво спросила она.
– Пока нет, но очень хочу научиться, – ответил не по возрасту серьезный мальчик.
И хотя воспитательница была уверена, что ничего путного из этой затеи не выйдет, – поиграет ребенок фигурками, а потом ему надоест, – все же отвела его к шахматисту, который уже учил древней игре троих мальчиков, младшему из которых было девять лет.
На третий день детдомовской жизни брата и сестры, когда дети, выйдя на утреннюю прогулку, играли во дворе, к воротам подъехала «Волга», из которой вышел седой худощавый мужчина и сразу направился в кабинет директора.
– Следователь Тихомиров, – поздоровавшись, представился он и добавил, – я вам звонил.
– Прошу вас, будьте поделикатнее с ребятами, – ответив на приветствие, сказала хозяйка приюта. – Они еще верят, что родные найдутся.
– Мы сделаем все возможное, чтобы не нанести травму, – заверил гость. – Возьмем только девочку, брат еще слишком мал. Но вы же понимаете, что этой процедуры не избежать?
Директриса кивнула, вызвала сотрудницу, и вскоре та вернулась, держа за руку Полину.
– Полечка, – ласково обратилась к девочке хозяйка, – этот дядя – следователь, он ищет твоих родных и хочет, чтобы ты поехала с ним и помогла узнать, нет ли среди найденных им людей мамы и бабушки? Скажи Вове, что ты вернешься к обеду, чтобы он не беспокоился.
Девочка насторожилась, но не решилась задать главный вопрос дяде, который показался ей очень строгим на вид.
– Хорошо, – согласилась она, чувствуя легкую дрожь в коленях.
– С тобой поедет Амина Гильфановна, – добавила директриса. – Если тебе не понравится, как с тобой обходятся, сразу говори ей.
В машине воспитательница, чтобы отвлечь Полину от мрачных предчувствий, расспрашивала ее об успехах в школе, о подругах, любимых занятиях. Вскоре автомобиль остановился у неприметного одноэтажного здания, выкрашенного в серый цвет.
Дождавшись, пока девочку, которая явно не хотела выходить, вынесет воспитательница – той для этого пришлось прижать ребенка к груди, следователь сказал:
– Ты же уже взрослая и должна понять, что в жизни может случиться всякое. У нас есть две умершие тети, и мы хотим убедиться, твои ли это родные?
Полина задрожала всем телом, и воспитательница, подняв руку, сделала предупреждающий жест следователю – мол, полегче!
Тот, понимая деликатность ситуации, сбавил обороты:
– Но может оказаться, что это совершенно чужие люди. И ты нам об этом скажешь. Хорошо?
Полина, с трудом сдерживая слезы и все еще прерывисто дыша, кивнула.
Следователь объяснил девочке, что ей не нужно будет подходить к телам, достаточно просто посмотреть сквозь специальное окно, к которому подвезут тележки. Он не стал употреблять слово «каталки», боясь, что ребенок не поймет его значения.
В небольшой комнате, где царил полумрак, уже было четыре человека: мужчина и женщина в белых халатах – судмедэксперт и врач-педиатр, немного в стороне стояла пара в обычной одежде – понятые.
Девочку подвели к темному окну со сплошным, без переплетов, стеклом. Сквозь него ничего нельзя было рассмотреть, и эта пугающая неизвестность вызвала у ребенка такой приступ дрожи, что у нее застучали зубы.
– Начинайте! – скомандовал следователь.
За прозрачной преградой вспыхнул яркий свет, и Полина увидела две тележки, укрытые белыми простынями. Под ними были длинные холмики, похожие на уложенные в ряд мешки, но девочка боялась даже думать о том, что скрывается под покровами. Край одного из полотнищ немного задрался вверх, и из-под него свисал золотистый локон волос.
Грузный мужчина в застиранном халате взялся за другую каталку и подвез ее к окну. Она стояла буквально в полуметре от Полины.
Следователь, внимательно посмотрел на девочку, которая, не отрываясь, вглядывалась в вырвавшуюся на свободу прядь и шептала:
– Мама, мамочка…
Он погладил ребенка по голове и приказал:
– Открывайте!
Мужчина по ту сторону окна приоткрыл лицо лежащего на каталке трупа.
Полина вытянулась, как струна, и пронзительно закричала:
– Бабушка, бабуля!
Струна, державшая ее, вдруг лопнула, девочка стала оседать, и если бы воспитательница не подхватила ее на руки, Полина упала бы на бетонный пол.
Женщина-врач окриком остановила следователя, тот махнул рукой, свет за стеклом погас, а в комнате, где находила группа людей, зажегся.
– Обморок, – констатировала педиатр. Вместе с воспитательницей они подняли ребенка и отнесли в другое помещение, где уложили на кушетку.
Полина уже не слышала разговора людей, оставшихся в первой комнате.
– Нет никаких сомнений, что ребенок опознал труп своей бабушки, Ульяновой Ольги Ильиничны, – констатировал следователь и, получив согласие судмедэксперта и понятых, резюмировал: – Так и запишем в протоколе.
– Теперь по поводу второго трупа, – продолжил он. – Думаю, в сложившихся обстоятельствах предъявлять его для опознания не имеет смысла.
– Это было бы изуверством! – неожиданно вмешалась женщина из пары понятых. – Мне показалось, что девочка узнала волосы второй женщины. Так можно говорить? – смутившись, что сказала что-то несуразное, спросила она.
Ее вопрос остался без ответа, зато второй понятой – мужчина в очках – подтвердил смысл сказанного:
– Я слышал, как она шептала: «Мама, мамочка!»
