История Левино Алигьери

– Морис, как тебе не стыдно так принимать гостя, прибывшего от моего драгоценного кузена, – следуя попятам, отчитывала она его. – Синьор Алигьери, как неловко! – извинилась она, – Проходите скорее в дом, вы вероятно сильно устали? Морис возьми вещи и отнести в гостевую! – приказала она.

Я вдруг почувствовал себя неловко, как гость, осознавший, что свалился с неба на голову хозяев

– Ох, если бы мой брат успел предупредить, мы бы встретили вас в Руане.

Ее взгляд вдруг упал на мои сапоги: – Боже мой! – ужаснулась она. – Сколько вы добирались?!

– Все хорошо, – заверил я, – Это я упал на вас, как снег на голову.

– Ерунда какая! Друзья брата, наши друзья! – возразила она. – Пойдемте же.

По пути в дом мы обменялись еще парой фраз в том же духе.

Как же приятно было переодеться и выпить подогретое вино с фруктами. Я словно сбросил с себя всю усталость разом.

Комната, в которой меня поселили, да и весь дом, оказались довольно простыми в отделке. Мебель, наполняющая их, не казалась новой, но все же, может от усталости, а может так оно и было, они мне показались гораздо уютнее изысканного дома брата. Сердце еще раз кольнула тревога за родной дом.

Когда я умылся и переоделся в сухую и чистую одежду, то спустившись в гостиную, обнаружил хозяйку сидящей у окна. Она задумчиво глядела на тоскливый пейзаж и, мне казалось, кого-то ждала.

Розалия-Лучия Монти, так ее звали. Она была уже не так молода, ей было тридцать два, а из-за одежды, в основном в тусклых тонах, выглядела еще старше. Ее волосы, аккуратно зачесанные в сеточку придавали ей сходство с молодой старушкой. Строгое домашнее платье скрывало почти все ее тело. Лишь руки украшал один единственный перстень с изумрудом в дорогой оправе, так странно несочетающийся со всем ее видом. В ней угадывались черты её брата Армандо.

Увидев меня она просветлела, добродушно улыбнувшись мне и помолодев тем самым лет на десять.

– Вы не возражаете если мы подождем к ужину моего мужа? – учтиво спросила она. – Пьер вот-вот должен вернуться с полей.

Не смотря на испытываемый мной голод, я все же посчитал невежливым начать вечернюю трапезу без хозяина дома. Мой желудок не разделил моего согласия, предательски заурчав как раз в тот момент, когда я сказал, что не голоден.

– Морис! – с пониманием, но лукаво улыбнувшись мне, позвала она управляющего.

В доме было не много прислуги, всего управляющий домом Морис, повариха Марта и молодая, но довольно неуклюжая служанка, имени которой я не запомнил.

– Морис, принеси нам с синьором Алигьери, пожалуйста, бутылочку вина. Пока мы ожидаем Пьера, она придется кстати, – распорядилась она, появившемуся в дверях управляющему.

Тот кратко кивнув, вновь исчез там, откуда пришел.

Пока я заедал голод вином с печеньем, синьора Монти расспрашивала меня о своем брате и его семье и пришла в искренний восторг, узнав, что ее брат планирует навестить ее через месяц. Вероятно, он не упомянул этого в письме, переданном со мной. Розалия оказалась такой же доброй, как и ее брат. Они были сильно привязаны друг к другу и часто переписывались. Поэтому, что бы не утруждать сестру подготовкой к приезду, он часто не сообщал о своем приезде, а когда бывал, старался доставлять как можно меньше хлопот и помогал во всем. Все это рассказала мне она, притворно возмущаясь, что он опять планирует сделать сюрприз своим внезапным появлением, но глаза ее выражали любовь к брату.

Так за приятной беседой мы просидели около часа. И хоть госпожа Монти старалась не выражать этого, все же своими частыми взглядами на часы и в окно, выдавала свое беспокойство.

– А чем занимается ваш муж? – поинтересовался он.

– Фредерик целыми днями работает на ферме, не далеко отсюда. Мы разводим овец. Сын ему помогает. Правда обычно они в это время уже дома. Даже и не знаю, что думать, – выразила свое беспокойство Розалия.

В этот момент за окнами послышались звуки приближающейся телеги, а еще через несколько минут глухие звуки, ударяющихся о землю сапог.

Я машинально напрягся, настороженно прислушиваясь к происходящему снаружи.

– Что вы? – отмахнулась сестра нотариуса, – Это, наверно Фред и Вилли вернулись.

Она быстро встала и уверенной походкой направилась к дверям, по дороге ее нагнал Морис с фонарем в руках. Они скрылись в дверях и звуки их шагов стали тише. Снаружи были слышны голоса, но о чем они говорили, различить мне не удалось. Вскоре в дверях появился хозяин дома, следом шел, как я понял, его сын – сходство их было очевидно, сын был молодой копией своего отца. Последней в гостиную вошла Розалия.

Увидев меня, оба мужчин замерли на месте, младший вопросительно, старший настороженно смотрели на меня.

– Милый, это синьор Левино Алигьери, добрый друг Армандо, – весело прощебетала миссис Монти, указывая на меня.

– Ясно, – кратко с недовольством сказал ее муж. – Синьор Алигьери, – слово "синьор" было произнесено грубовато, – скажите, это считается нормальным там, откуда вы прибыли? – спросил он.

– Что считается нормальным? – не понял я.

– Сваливаться, как снег на голову, или этому вы научились у братца моей Розалии, – слово "братца" прозвучало пренебрежительно.

Я смутился, почувствовав жар в теле, вызванный неловкостью. Я посчитал, что он прав и чувство стыда пробежало по мне.

– Фредерик! – укорила его жена.

– Я думал, вас уведомили… и надеялся… – неуверенно попытался оправдаться я.

– Да, это не вежливо, но зато правда. Ладно, забудем! День был тяжелым. Должно быть во мне говорит усталость. Будем знакомы! Меня зовут Фредерик Монти, а это, – он указал на сына позади, – мой сын, Вильям. С моей женой вы уже знакомы.

Мы пожали друг другу руки.

– Розалия, мы очень устали и голодны, как те волки, на которых сегодня шла охота. Я бы не отказался от пары овец! – и посмеявшись над собственной шуткой, которую поддержал его сын, мужчины направились в столовую.

Я все еще чувствовал себя неловко, как гость осознающий свою нежелательность.

Ужин был довольно прост, но это никак не умоляло его вкуса. Отменный барашек с горохом и луком в сочетании с зеленью и простое местное вино наполнили мой организм до отвала. Посуда и приборы тоже не отличались особыми изысками. Здесь не нужно было притворяться и соблюдать какие-либо особые правила. Я ел в волю, не стыдясь. Никто не сверлил меня взглядом, никто вообще не обращал внимание на то как или сколько я ем, даже наоборот, стоило мне доесть один кусок мяса, как на тарелке уже появлялся другой. Морис и служанка словно ждали, что я доем что-то, что бы тут же наполнить мою тарелку снова. Розалия только одобрительно кивала, когда кто-то из прислуги подкладывал мне еду. Я не противился, дабы никого не обидеть.

Хозяин же дома и его сын жадно поглощали мясо, глядя в свои тарелки и молча. Розалия следила, что бы всем всего хватало, и не смотря на то, что ее тарелка была до краев наполнена едой, в своей заботе о других, она съела очень мало.

Когда Розалия упомянула имя своего мужа впервые, я почему-то представил себе светского лорда, холодного и надменного, на деле же Фредерик выглядел как принц – высокий, красивый и очень мужественный, с достоинством держащий осанку. Однако при всем при том он был прост в обращении и одет скорее как рабочий, чем как знатная особа. Его сын Вильям, как я уже говорил, был точной копией своего отца.

Наевшись вволю хозяин откинулся на спинку стула с бокалом вина в руках. Только теперь он перевел взгляд на меня:

– Итак, синьор Алигьери, не ошибся? – спросил он.

– Можно просто, Левино, – поправил я.

– Итак, синьор Левино, что вас привело в наши края? – расслаблено поинтересовался Фредерик.

– Это сложно объяснить. Если честно, я и сам не знаю, – растерянно ответил я.

– Это как же так? Вы не знаете, почему приехали в наш городок? Место, скажем так, не курорт, – в его тоне прозвучала насмешка.

– Но и здесь, я так полагаю, можно подлечить душу, – не подумав, ляпнул я, и тут же поправился: – Я хотел сказать, что и здесь живут люди.

– Значит вы приехали подлечить душу, – констатировал хозяин дома.

– Можно сказать так, – подтвердил я.

– И от чего же? Несчастная любовь? Бизнес? – с претензией поинтересовался он.

– Фредерик, дорогой! – одернула его жена, – У синьора Алигьери недавно умер отец, – понизив голос, пояснила она мужу.

– Сожалею, – извинился он так, словно наступил мне на ногу. – И вы решили, что пережить утрату вам поможет хмурое небо и мрачный климат?

– Фредерик! – снова попыталась одернуть его жена. – Синьор Алигьери, вы изрядно устали, не желаете отдохнуть? – почувствовав неладное, предложила Розалия.

– Да, пожалуй, не откажусь. Пожалуйста, не сочтите за грубость, – поспешил откланяться я, но не встал из-за стола, пака хозяин дома не позволил.

– Ну что вы, – с несколько язвительностью произнес он.

Я поспешил ретироваться, чувствую себя так, словно меня отчитались за провинность.

У лестницы на верх я все же не смог удержать любопытство и замер, прислушиваясь.

– Фредди, дорогой, ты был слишком груб с ним, – мягко сказала синьора Монти.

– О да, это так вежливо сваливаться с неба прямо на голову незнакомым людям! – высказался ее муж. – Я могу допустить подобное со стороны твоего брата, он все же твой брат, но кто сказал, что я позволю ему присылать ко мне кого попало?

– Дорогой, он сын его лучшего друга. Он написал, что синьор Левино ему как сын.

– Уж не тот ли это Алигьери о котором ты мне рассказывала?

Мое сердце пропустило удар, я напряг свой слух насколько смог.

– Тот, – виновато ответила Розалия, – Такой бедняга, – жалостливо добавила она.

– Кажется ты говорила, что у его друга было два сына… Что-то припоминаю про историю со служанкой. Это который сын? – настойчиво выяснял хозяин дома.

– Второй, – спокойно ответила его жена.

– То есть не совсем… иначе говоря незакон…, – констатировал он.

– Да, и что с того? – с упреком возразила она.

Я почувствовал себя ничтожно.

– Нет, ничего, – я буквально увидел, как от негодования он скрестил на груди руки.

На какое-то время воцарилось молчание.

– Матушка, отец прав, не стоит появляться из неоткуда, не будучи уверен, что тебе будут рады, – заступился за отца Вильям, до этого не произнесший ни слова. На краткий миг воцарилась тишина.

– Я пойду. Очень устал, – добавил юноша.

– Иди, родной, ложись спать, – примирительно разрешила Розалия и, поцеловав его отпустила.

Я услышал приближающиеся шаги ее сына и поспешил в отведенную мне комнату.

Ночь прошла беспокойно. Меня терзала совесть и стыд. Я чувствовал себя очень глупо. Еще я злился на Армандо за то, что он прислал меня сюда.

На утро за завтраком, едва хозяин дома спросил, надолго ли я приехал, я ответил, что вероятно они меня не так поняли и, я проездом здесь, что мне нужно было остановиться на пару дней где-то, вот Армандо и направил меня сюда. Эти слова сняли заметную долю напряжения с семейства Монти. Я твердо решил, что уеду через пару дней. Однако мне предстояло еще два дня провести с этой семьей.

Хочу отметить, что в отсутствии возникшего раздражения, которое внес я своим нежданный приездом, семейство Монти оказалось довольно доброжелательным. Хозяйка дома, Розалия, всячески пыталась смыть неприятный оттенок, который оставил ее муж своей прямолинейностью. Она была добра, заботлива и всегда улыбалась. Казалось, ей очень не хватало общения и разнообразия в жизни, поэтому когда была возможность, она расспрашивала меня о брате, обо мне, общих знакомых или сама рассказывала что-либо.

Как бы там ни было, но уже на следующий день я понял, почему Фредерик Монти не очень жаловал гостей. Он предложил мне поехать с ним и его сыном посмотреть на ферму по разведению овец, которой владел. Если выразиться точнее, это была даже не ферма, а целое поместье, огромное, в два раза больше дома, в котом он жил с семьей. Вокруг были бескрайние поля, покрытые утренним туманом и росой. В загонах паслись овцы, своей массой напоминая целое мохнатое бело-серое море. Загонщики то и дело сновали вдоль забора на бодрых лошадях, развивающих гривы и поблескивающих упругими боками.

Едва мы прибыли, и наши ноги, коснувшись земли, утонули в облаке дорожной пыли, поднимаемой огромным количеством копыт, к нам приблизился, как я понял, управляющий поместьем – коренастый мужчина с напряженным лицом и мускулистым телом. Он отчитался хозяину о ночном происшествии и предложил продолжить охоту с восточной окраины пастбища.

Оказалось, ночью было еще два нападения волков на стадо Монти. Нам предстояло охотиться на стаю волков.

Признаться честно, я никогда раньше не участвовал в охоте, поэтому перспектива ее, к тому же на стаю волков, меня пугала. Я попытался скрыть свой страх, надвинув шляпу на глаза (одежду для этой поездки мне выдал Синьор Монти). Однако ничего страшного не произошло. Из-за огромного количества наездников и лошадей, мне так и не удалось увидеть ни одного живого волка, хотя я слышал выстрелы и видет бурую шкуру в руках одного из загонщиков. Не смотря на это я так вымотался и проголодался, что к концу дня буквально валился с ног, а от непривычно-долгой езды на лошади мои ноги затекли и одеревенели.

Покончив с отстрелом зверей мы вернулись на ферму, где еще какое-то время синьор Монти занимался делами, объезжал свои владения, выслушивал отчеты о проделанной работе, развитии поголовья, полученной шерсти, мясе и прочем подобном. Мне оставалось только удивляться, как у него и следовавшего по пятам за ним сына хватало на все это сил.

В дом Монти мы вернулись, когда стемнело, после ужина, я предпочел сразу отправиться спать. Говорить не хотелось, язык не слушался, хоть Розалия и пыталась разговорить меня за довольно сытным ужином. Из вежливости я пытался поддержать беседу, однако от усталости даже это давалось с трудом.

На следующий день я предпочел остаться дома, составить компанию Розалии. Тело болело от вчерашней нагрузки, ноги ныли, каждая мышца при малейшем движении выражала свое недовольство болезненным покалыванием.

Этот день в контраст предыдущему прошел медленно и лениво. Даже ежедневный ворох дел, в которых я выразил инициативу помочь хозяйке дома, никак не ускорил приближение вечера.

С самого утра Розалия сновала по дому, раздавая указания не многочисленной прислуге и проверяя, все ли в порядке. Видимо, это была участь всех жен, так как моя мама, когда была жива, занималась тем же самым каждый день. Розалия без конца находила, что поправить, например картину, или зеркало, или неровно стоящую статуэтку. Казалось, она сама находила себе работу.

Ближе к обеду мы отправились в огород набрать свежей зелени и овощей к обеду. Тот был просто гигантских размеров, однако не менее аккуратный, чем дом. Попутно, мы разговаривали обо всем на свете, о книгах, о музыке, о природе и прочем подобном. С ней было легко, она жадно впитывала любую информацию и все не могла насытиться. К вечеру я понял, что в бесконечной беседе она пыталась восполнить недостаток общения, возникший от затворнической жизни. Меня же замкнутая жизнь не тяготила, а наоборот, была уютной и удобной.

Так прошел еще один день в семье Монти. И я бы нашел проведенное здесь время в меру приятным, если бы за ужином того же дня мне не напомнили о скором отъезде.

– Я послал управляющего договориться о карете для вас. Она должна прибыть завтра в семь утра. Так что если она не увязнет в грязи или не сломается, вы сможете отправиться в путь. У нас ужасные дороги, Синьор Алигьери, – сообщил мне хозяин дома, едва мы покончили с мясом.

Все впечатление от проведенных здесь дней сошло на нет, словно в них и не было ничего сносного.

– Отлично! – фальшиво-бодро отреагировал я.

– Я вас отвезу! – сказал хозяин дома.

– Ну что вы, не хочу вас утруждать. Я и так доставил вашей семье забот, – поспешил отказаться я.

– Я отвезу вас! Мне все равно нужно в город. К тому же не стоит отпускать вас пешком, вы увязните в грязи! – безоговорочно заявил он и усмехнулся, бут-то сказал что-то смешное.

Его поддержал сын. Розалия же, напротив, была чересчур тиха за ужином и часто отлучалась, то за подливой, то за хлебом, то за вином, игнорируя прислугу.

Утро наступило быстро, как любое неприятное событие. Я быстро собрался, позавтракал с семьей Монти. Вильям сегодня отправился на ферму один. После недолгого прощания, как никак мы не были столь близки, Фредерик сам запряг повозку и мы отправились в город.

На прощание Розалия собрала приличный сверток еды и питья, вручая который всем своим видом пыталась выразить, как ей неудобно за мой скорый отъезд. На лице застыло виноватое выражение.

– Куда вы теперь, синьор Алигьери? – спросил меня ее муж где-то на пол пути.

– Пока не решил. Думал посмотреть город, – без задней мысли сказал я.

Брови Фредерика недовольно нахмурились.

– Другой город, ближе к югу, – поспешил добавить я, – Думаю отправиться южнее. Я нигде не был. Хочу увидеть больше, – взволнованно поправился я.

– Послушайте, синьор Алигьери, я человек прямой, поэтому скажу прямо. Никто нас нигде не ждет. Не знаю, что толком у вас произошло, но мой вам совет, вернитесь домой или создайте таковой. Если не куда возвращаться, создайте семью и найдете свое место в жизни, – серьезно посоветовал он. – И ради бога, не сваливайтесь внезапно на голову незнакомых людей. Чести вам это не прибавит.

Когда мы прибыли на постоялый двор, я был разбит и чувствовал себя ненужным, хотелось бежать как можно дальше и забиться в отцовское кресло вновь. Только это было не возможно. Что делать дальше я не знал. Оставаться еще хоть на час в этом городе сразу расхотелось, к счастью, не пришлось. Карета прибыла на постоялый двор раньше обычного, погрузка уже шла полным ходом.

После краткого рукопожатия синьора Монти, я сел в карету, увозившую меня, я даже и не знал куда, знал только направление на юг.