Дальнейший рассказ Никитича носил подозрительно обрывистый и противоречивый характер, из чего можно было заключить, что дед ликвидировал вредные свойства зелья явно не полностью. Что и подтвердила Весняна:
– Я неладное почуяла с дедом и помчалась по ориентиру к нему. По мышиным ходам. Тебя, Ант, будить не стала, а надо было… Когда их выкидывали на улицу, дед ну совсем окосевший был! Да и Леха не меньше.
– Кого выкидывали? – взвился Никитич. – Это мы их там распушили! Вот ежели бы Мавруша под ногами не путалась, я бы этих поганок по кирпичику раскатал!..
– Если бы не Мавра, ты бы этот кувшин с пойлом допил, и тогда неизвестно, что бы с тобою сталось!
– Или с «Поганками», – сердито буркнул дед, явно чувствующий свою вину. – А кувшин из рук забирать да об пол брякать – это несправедливо. Особливо, когда он не пустой.
До сути конфликта, возникшего между разгулявшейся троицей и ночным заведением, Антон докопался не сразу. Никитич шипел, а его дымчатая борода возмущенно парила в воздухе, прежде чем стало ясно: на одном из этажей заведения тусовалась компания, возглавляемая неким деятелем от шоу-бизнеса, коего окружающие звали Няшкой, а дед тут же переименовал в Бяшку. Пока деятель кокетливо и томно бросался на руки почитателям, Никитич терпел, тем более что Леха популярно объяснил ему, что сей субъект имеет отдаленное отношение к лично им уважаемому старинному шлягеру, трогательно повествующему о миллионе алых роз, а также к серии других не менее уважаемых шлягеров, ныне незаслуженно забытых.
Однако тут в «Ночных поганках» объявилась стайка стеснительных юношей, призванных, как выяснилось, отнюдь не для придания дополнительного колорита заведению, поскольку вышеозначенный Бяшка немузыкально взвыл: «Зайки мои!», после чего, прихватив самого миловидного обладателя подкрашенных век, блудливо удалился с ним в ближайший туалет.
– Это он чего? – не понял поначалу Никитич. – На горшок пацана повел?
– Посмотри – увидишь, – сердито буркнул Леха, наливаясь злобой. – Гад, а еще об алых розах тут распинался… Вставить бы ему эти розы в заднее место! Продюсер хренов. Мало ему львиц светских.
Любопытный дед ничего не понял и, подогретый вампирским напитком, шмыгнул вслед за парочкой, непонятно как миновав телохранителей любителя заек.
Минутой позже девиз «Ночных поганок», повествующий о мире и покое, был окончательно посрамлен.
Прежде всего из туалетных недр раздался совсем немузыкальный визг Бяшки. Затем из зеркальных дверей вылетел пунцовый вьюноша. Быстрота его объяснялась пинками Никитича, которыми тот с молниеносным темпом награждал юную особь пониже спины, приговаривая: «Будешь знать, чем угождать».
Оперативность действий разъяренного домового явно превосходила скорость мыслительных процессов двух охранных шкафов, отстраненно взиравших на воспитательный процесс вьюноши. Лишь когда визг, вырывавшийся из туалета, достиг немыслимых высот и стал переходить в ультразвук, шкафы, набычив шеи, оживились и обозначили действия в рамках должностных инструкций. Один из них, выбросив вперед длань, более похожую на бревно, поймал Никитича и подвесил его в воздухе, чем невольно помог воспитуемой особи исчезнуть в восторженно вопящей толпе, узревшей новое зрелище. Другой пытался двинуться в туалет, но заклинился в двери плечами.
– Скины, наших бьют! – немедленно отреагировал уже перешедший середину пивного океана Леха и прицельно метнул недопитую бутылку в верзилу, раздумчиво державшего на весу Никитича.
Прицел, однако, был неверен, и коварный сосуд с треском разлетелся о затылок застрявшего в дверях телохранителя, придав тому некое ускорение. Дверной косяк возмущенно хрустнул и вместе с плечами верзилы пошел навстречу страдальческому визгу.
И вот здесь с воплем боевой ведьмы в дело вступила Мавруша. Из ее кокетливого, с кружавчиками рукава взметнулась та самая знаменитая метла из африканского дерева и обрушилась на бритый лоб шкафа, продолжавшего задумчиво взвешивать на вытянутой руке онемевшего от такой наглости Никитича. Наверное, в дело примешалось еще какое-то заклинание, поскольку от грохота, пронесшегося по залу, вся плотно сбившаяся толпа зрителей синхронно присела. Метла печально разлетелась пополам, а верзила, отпустив Никитича, задумчиво почесал лоб.
–Р-разорю! Р-размаячу! Р-размагничу и замр-ру! – заорал, почуяв под собой землю, Никитич.
Земля, однако, оказалась для него шаткой, и пущенная неверной рукой деда зеленая ветвистая молния хлестко опоясала седалище охранника вместо того, чтобы наверняка попасть хотя бы в солнечное сплетение. Но и этого хватило.
–У-ау! – взвыл шкаф в унисон туалетному визгу и навис над вредным дедом.
Назревала тривиальная драка, но как раз в этот момент и объявилась Весняна, примчавшаяся по одной ей ведомым туннелям. Первым делом она ошарашила присутствующих болотным туманом, чтобы утишить страсти. А затем, поскольку Леха, Никитич, да и Мавруша находились в не совсем транспортабельном состоянии, домовене пришлось выволочь их на свежий воздух и вызвать обыкновенное такси. Тащить всю эту ораву по мышиным норам было бы делом слишком утомительным – тем более, что вся компания рвалась назад: Леха – к недопитому океану и желанию вставить кому надо веник роз, Мавруша – к погибшей метле, а Никитич – к неутоленному мщению и грибам. Хорошо еще, что наиболее трезвая и не отравленная туманом часть публики помогла Весняне выпроводить буйных посетителей на улицу, не стесняясь на дружеские, но щедрые тумаки.
Последнее, что увидела Весняна в «Ночных поганках» – выползавшего из туалета Бяшку. Его визг уже перешел в тоскливый, безнадежный вой, а позади деятеля шоу-бизнеса торжествующе цвел наипышнейший куст алых роз с длиннющими шипами. В данном случае желания Никитича и Лехи полностью совпали.
Глава 5
В просторной, сухой и теплой пещере общались две не совсем обычные личности. Собственно, как таковой личностью в обыденном понимании могла считаться только одна: сидевший на каменном валуне, похожем на стул, темноволосый, с кудрями до плеч, длинный и мрачный мужчина в безукоризненном фраке, нервно крутивший в тонких белых пальцах изящную трость. Его собеседником был светящийся белый шар размером с футбольный мяч, который иногда, впрочем, словно потягиваясь, принимал форму овала. Шар висел в воздухе над плоским каменным возвышением и, казалось, всматривался в застывшую на нем лужицу, сиявшую металлическим ртутным блеском.
– И это он? – с сомнением спросил, еще ближе приблизившись к луже, светящийся мяч, причем вопрос прозвучал словно сразу отовсюду, отразившись от стен пещеры.
Мужчина заметно поморщился и, привстав, вгляделся в изображение, вспыхнувшее в ртутном «телевизоре». А затем подтвердил:
– Он. Со всей честной компанией.
– Хм, – с еще большим сомнением произнес шар.
«Телевизор» правдиво показывал, что в некоей комнате, увитой зелеными ветвями, за старинным громоздким столом, в кругу света, падающего из-под зеленого абажура, мирно вкушала пищу некая компания. Возглавлял ее пушистый дед в длинной белой холщовой рубахе, рядом восседала тоненькая рыжеволосая девушка, далее следовал невысокий лысоватый субъект с явно припухшей верхней губой, размахивающий куриной ножкой, а с ним соседствовал большой синеглазый парень в потертых, но чистых джинсах, с круглой простоватой физиономией. Странное дело, но при всей жизнерадостности и умилительности картины компания оставляла впечатление легкой потрепанности.
– Вот этот большой и неуклюжий недоросль – призванный? Избранный? Да в нем Истинной энергии – свечку не зажечь! – сомнение светящегося существа грозило перейти в сарказм. – Митромир, а ты, часом, не ошибся? Эту недоразвитую оглоблю ты собираешься явить магам? Ко всему прочему, как я вижу, с уже отшибленной памятью. Он ничего не помнит о магическом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
