– Чаем напоим, – охотно согласилась буйная парочка домовых. – И даже бублик дадим.
Никитич произвел какое-то замысловатое движение руками, и на столе появилось удивительной красоты фаянсовое блюдо с горкой румяных бубликов, аппетитных даже издали.
– Из старых запасов, – самодовольно сказал дед. – По такому случаю…
– Сколько бубликам этим лет-то? – насмешливо сказала Весняна. – Все зубы, поди, обломаем.
– Молодо-зелено, – отмахнулся Никитич. – Ты, Ант, вникай в это дело и особо в голову не бери, как мир устроен. Все равно до конца не поймешь, да и я не понимаю. Это Высшим дано, а уж мы им только пособляем. Вот как интернет, к примеру, – не знаем, а пользуемся, – и дед гордо приосанился. – Это тебе не бублики из загашника таскать. Или даже в Вышемирье лазать.
– А у вас что, – убито спросил Антон, – еще и компьютер есть?
– А как же! – радостно возопил продвинутый домовой. – И браузер последней версии! Я его у двоюродного дяди с Васильевского острова слямзил. То есть… как это… скачал. А потом еще обновил.
– И шастаешь по магическим сайтам, ведьмочек отлавливаешь, – ехидно пропела Весняна.
– Ну… – запыхтел Никитич. – Это к делу не относится. Одним словом, Ант, вопросец наш такой: надо, чтобы ты вспомнил то, что должен вспомнить, а потом мы направимся в одно место, но прежде подождем кое-кого.
– Исчерпывающе, – кивнул Антон. – А почему вы меня Антом называете?
– Потому, – отрезал Никитич, – что сказано мне было встретить и сопроводить сюда как раз Анта – человека, рожденного в этом мире, но сущего в мирах иных. И тетка твоя об этом знала, но не имела права говорить, чтобы не навлечь злобы Темных. Те, кто должен был, наблюдали за тобой, а теперь пришло время осмысления. И есть ты Ант в мирах, тебе доступных, а Антоном тебя кликали для схожести.
– Хорошо наблюдали, – Антон потер макушку.
– Это ты сам виноват, – огрызнулся Никитич. – Где отравы-то болотной успел хлебнуть, в поезде аль на вокзале? Если б не Вышемирье, долгонько пришлось бы тебя из болезни вынимать.
Антон вспомнил любезного кавказца. Ну не зря не понравилась ему эта личность с самостоятельной бородавкой на носу…
– Был там один такой кавказец Гога в вагоне, – неуверенно сообщил он. – Вином угощал. Я и выпил-то совсем немного.
– А много и не надо, – проворчал Никитич. – То есть сначала на тебя дурман навели, а потом чем-то магическим по кумполу шваркнули. Кому-то очень надо было, чтобы ты, как у вас тут говорят, или на тот свет отошел, или не вспомнил ничего. Первое у них не получилось, а вот второе… И в Вышемирье, судя по всему, они же тебе помешали – да хитро: сначала хотели убаюкать, а уж потом к себе утащить… Ну, подождем Митромира.
– Это еще кто?
– Вот он много чего тебе и пояснит, – отрезал Никитич. – И не все сразу, больше не спрашивай, оно вредно – перегружаться. А ко всему на покой пора, утомились мы нынче, тебя в Вышемирье выручая…
Настроение у деда испортилось при воспоминании о кознях загадочных Темных, и он, неожиданно проявив боцманские ухватки, объявил отбой в кубриках. Оставалось только догадываться, какие обширные знакомства вел столь разносторонний домовой в своей долгой жизни.
Активный день познаний закончился.
***
Квартира, где проживали Никитич с внучкой, вызвала бы жгучий интерес у любой строительной компании. Поначалу Антон путался в количестве и расположении комнат, недоумевая, как можно, выйдя из кухни, попасть в гостиную, затем – в прихожую, пройти через четыре спальни и опять – в кухню, пока Весняна доходчиво не объяснила ему, что дед из экономии урвал частичку какого-то пространства, на котором и расположил большую часть своей жилплощади. Причем пояснила она это, легко минуя устарелую физику и лишь оперируя терминами «заколдовал» и «сотворил». На счастье деда, чиновники от архитектурной инспекции, налоговики и прочие славные представители многочисленной фискальной рати еще не овладели умением облагать данью смежные пространства.
– Поначалу, – поведала девушка, – когда деда занесло в этот город, он жил в мышиной норке. Там сделал себе двухкомнатную берлогу. А потом осмотрелся и захотел жить, как местные живут…
На взгляд Антона, понятия домового о том, как живут местные, были странноватые. Во всяком случае, одна из комнат, гордо именуемая Никитичем кабинетом, смахивала как раз на лесную берлогу с торчащими из стен корнями и мхом, а посередине плескалось небольшое озерцо с наглыми карасями, постоянно требующими червяков, личинок и прочих вкусностей. Зато в углу на модерновом столике притулился тот самый компьютер, ради которого дед совершал рискованные операции с браузерами, а затем при его соучастии водил шашни с ведьмочками. Для того, наверное, чтобы у посетителя, впервые посетившего кабинет, окончательно съехала крыша, поверх монитора на полочке Никитич пристроил серебряный подсвечник – на тот случай, как он туманно пояснил, если выключат электричество.
– Свихнешься тут, на вас глядючи, – бурчал Антон, и единственным спасением от всего этого было считать, что он попал в сказку, в которой совершенно нормально смотрятся интернет, модерновый домовой и свежие лесные грибы среди февральской стужи, до которых дед, судя по всему, был большой охотник.
Весь этот день Антон провел в знакомстве с этим оригинальным многокомнатным мирком, а также в содержательных беседах с домовеной. Сам домовой где-то загадочно отсутствовал по очень важным делам. Весняна, в присутствии Никитича помалкивающая, охотно рассказывала об их жизни в Питере, старательно обходя эпизоды из прошлого, темы путешествий в иные миры и то, как устраиваются колдовские штучки.
– В этом дедушка знаток, – только заметила она. – А ты себе голову не забивай раньше времени. Вот явится Митромир… – и она загадочно сверкнула зелеными глазищами, за секунду до этого полыхавшими, как у деда, небесной лазурью.
Антон со вздохом согласился ждать этого Митромира, а пока узнал, что Никитич очень неплохо обустроился в Сером мире. В хрущевской пятиэтажке на Петроградской, которую дед избрал своим пристанищем, он теперь играл важную роль нештатного управдома, сурово обходясь с пьяницами и милостиво разрешая коммунальные свары. Пускал ли Никитич в ход свой гипноз и прочие профессиональные навыки, было секретом, но несколько раз в дверь квартиры звонили жильцы и уважительно-боязливо осведомлялись, дома ли «старшой» и когда с ним можно будет посоветоваться. Более того, Никитич сделал невозможное, наведя порядок в обслуживающей дом конторе: в доме всегда была горячая и холодная вода, не текли трубы, в подвалах царила чистота, а сантехники являли образцы вежливости и полное отсутствие корыстолюбия. Даже двор не был украшен горами мусора с пирующими на них крысами, а сиял ухоженностью и облагорожен самодельным фонтанчиком: писающим мальчиком, до странности смахивающим на Никитича, но без бороды. Не удивительно, что вскоре дворик стали показывать туристам как свидетельство радения городских властей о простых горожанах, а дворник – тихо пьющий кандидат филологических наук – читал любопытствующим туманные вирши собственного сочинения о высокодуховной нежити.
– А участковый? – спросил Антон, памятуя о бдительности и дружелюбии стражей порядка.
– Был один раз, – насмешливо фыркнула Весняна. – Они с дедушкой уговорили флягу грибной настойки. Потом участковый произвел дедушку в полковники, исповедался и уговаривал принять в подарок свой джип навороченный. Всю рубаху слезами измочил… Теперь здоровается издалека, но к нам – ни ногой. Совесть, говорит, не девка, лишний раз трогать боязно.
– А вот этот… лесной антураж в квартире, он разговоров у посетителей не вызывает? – осторожно спросил Антон.
– Так ведь это просто! – удивилась Весняна. – Морок… Я бы тебе показала, как невразумленные наш дом видят, но тебя морок не берет, потому что ты вроде как наш. А видят они обыкновенную двухкомнатную хрущевку. Если повезет ее адрес вспомнить.
– А Леха?
– Ну, поначалу дедушка глаза-то ему отвел, а как пригляделся – так и открыл. Правда, поспешил, надо было приготовить Лешку, парень малость притуманился. Куда-то исчез, а вскоре вернулся, весь пьяный, с синяком и объявил, что он этот… Мерлин и уезжает восстанавливать в своих правах какого-то короля.
– Артура небось, – догадался Антон.
– Ага, его. И еще хотел научить дедушку приемам боя на мечах. Жалел, что дед слишком старый для оруженосца.
С Весняной было удивительно легко. Путаница была только в возрасте: иногда она казалась совсем девчонкой, но часто проглядывало в ней такое глубинное, женское, что Антон терялся и смущался. Впрочем, эту такую привлекательную грань Весняна старательно прятала. А потом и сама стеснительно объяснила, отведя чистые – синие в этот момент – глаза в сторону:
– Понимаешь, Ант, у домовены есть свойство… или дар… назови как хочешь – в общем, привораживать парней. Вот только оборачивается это для них плохо. Голову теряют, а часто и жизнь. Ты-то вразумленный, и тебя это меньше касается, но дед мне строго наказал чары на тебя не наводить. И на Лешку тоже, раз уж он к нам в компанию прибился.
После чего нашла кучу неотложных домашних дел, которые нужно сделать к приходу Никитича, а особливо – заказанный им соус из грибов-вешенок. Похоже, дед держал внучку во всей домовьей строгости.
– А на какие средства живете? – спросил потом Антон, поддавшись добросердечной российской привычке с пристрастием интересоваться содержимым кармана соседа. – Никитич, случайно, пенсию для домовых не получает?
– Это от какого же государства? – парировала Весняна. – Если от вашего, местного, то на такую пенсию, как дедушка говорит, дырку от бублика не купишь. Да и ту торгаши жадючие выманят да государство ваше опять же урежет и еще пенсионный возраст прибавит… Ты-то вот, видать, у тетки как за стеной жил. Вон какой здоровый да упитанный, только безобидный какой-то… Добрый. Дрался хоть раз-то, а?
Антон задумался. Странно, но жизнь у тетки в заштатном городишке воспринималась теперь как далекое прошлое, которое с каждым часом уходило в туманную дымку. Весняна была права: жили они с теткой замкнуто, ни с кем особо не общались. Были среди сверстников приятели, но вот друзей как-то не завелось. Быть может, потому что об Антоне ходила слава чудика, в себя вечно погруженного и читающего старомодные книжки, в то время как одноклассники, неуклонно взрослея, поэтапно познавали тайны бытия: первая сигаретка и бутылка пива, первая тусовка во «взрослом» ресторанчике, первый наркотик и первый секс… У кого-то были первый фирменный ранец, у кого-то – БМВ, но в общем к концу школы все приходили с одинаковым уровнем опыта.
Антон оставался в стороне. Драки обошли его стороной лишь потому, что сам Антон был юношей не мелким, пару лет увлекался модным тогда айкидо. Любой гопник, посмотрев на широкоплечего русоволосого парня с простым русским лицом, увидел бы в доверчивых на первый взгляд синих глазах нечто, от чего в задумчивости свалил бы в ближайшую подворотню. Да и, наверное, наблюдал все-таки за ним кто-то, потому что было несколько ситуаций, из которых он непонятно как вышел без единой ссадины…
Те же силы, видимо, сберегли его от российской армии, позволив тихо и незаметно закончить учебу на непопулярном и хиреющем историческом факультете местного широкопрофильного колледжа с ветеринарным уклоном. Пару раз вызывали в военкомат, где тыловой майор с выпученными от постоянного похмелья глазами пытал на предмет наличия каких-то важных родственников. Антон не раскололся, потому что и в самом деле ничего не знал, чем вызвал еще большее уважение майора. Во всяком случае, сам того не желая, Антон лишился удовольствия познакомиться со сладостью самоволок, познавательностью дедовщины, шкурничеством и самодурством командиров, а также другими простыми армейскими радостями.
Происхождением покровительствующих ему сил Антон тогда не задавался, да и тетка, смахивающая на грустную старую деву, плакавшую по ночам над любовными романами старой российской классики, в подробности не вдавалась. «Родители твои, – говорила она, – рано погибли в автокатастрофе, сами они – детдомовские, были обыкновенными строителями и скакали по стройкам, пока я тебя, охламона, воспитывала. И вопросов больше на эту тему не задавай». Правда, некие странности в характере и поведении тетки Антон замечал – любила, например, сидеть в темноте, по весне исчезала в окрестных лесах несколько дней, чем заслужила в маленьком городке славу не то колдуньи, не то лекарки-травницы. Это тоже было на руку: тетку побаивались и лишний раз в дом не совались. Странно было и то, что при более чем скромной зарплате библиотекарши жили они в сравнительном достатке: водились у Антона и музыкальный центр, и мотоцикл, хоть и отечественный…
– Дрался – не дрался, – со значением промямлил Антон, – Но было всякое…
А что он еще мог сказать?
Глава 4
Идиллия закончилась поздней ночью, когда в городскую лесную берлогу явился Леха.
Он любил парады.
