Кремлевский Персифаль. В поисках копья
Андрей Александрович Гирько
Редко кто устоит перед соблазном стать всесильным и всемогущим. Представьте, что у вас в руках артефакт, который может даровать все, что угодно. Кем стать – богачом, президентом? А может быть, скромным кладбищенским сторожем?
Андрей Гирько
Кремлевский Персифаль. В поисках копья
Все персонажи и события являются вымышленными. Любые совпадения – случайными.
А кто себя узнал, тот сам виноват)))
Они стояли друг против друга. Два мужчины. Примерно одного возраста. Но, если спина одного под кашемировым пальто была прямая, как палка, а плечи бугрились мускулами, то спина и плечи другого под старенькой курткой были согнуты и давно утратили былую силу.
Прямая сильная спина и крепкие плечи нужны были первому, чтобы управлять страной. Спину и плечи второго согнула работа на ту же самую страну. Седая неухоженная борода и пронзительный взгляд из-под косматых бровей окончательно делали из него старика.
Холодный мартовский питерский ветер заставлял ежиться обоих.
– Добрый день, Андрей Федорович, – в своей, только ему присущей манере, которую пытались перенять многие, но ни у кого не получалось, сказал первый.
– Здравствуйте, – ответил Старик.
– Не будем долго ходить вокруг да около. Вы же знаете, зачем я приехал.
– Не будем. Напрасно приехали.
– Отдайте мне его.
– Нет. Не я это решаю. Пока не время.
– По-моему, самое время – 18-е марта через неделю.
– А у Вас что, есть сомнения?
– Нет, но хотелось бы подстраховаться…
Их встреча в марте 2018-го не была первой. Они встречались и раньше. Одна из встреч произошла почти за десять лет до этого.
Только недавно отгремели победоносные августовские залпы, которые так неоднозначно были восприняты в мире. Президент давал комментарии и принимал поздравления. А полковника Андрея Федоровича Петрова вызвали к Первому. К настоящему Первому, который, даже будучи номинально – вторым, оставался Первым.
Было самое обычное утро, когда Петрову позвонил лично Директор Службы:
– Собирайся, вызывают на самый верх, заберу тебя через сорок минут, – буркнул в трубку Директор.
Официально полковник Петров значился начальником скромного 13-го отдела управления материально-технического обеспечения Федеральной Службы. Эдакий один из многочисленных завхозов многочисленной и разветвленной организации, требующей на свое содержание уйму канцелярских принадлежностей, топлива, лопат для уборки снега и тому подобной амуниции.
Вот только получал 13-й отдел в подотчет совсем не лопаты. Но еще интереснее было то, что в скромном отделе материально-технического обеспечения были оперативный и аналитический подотделы, а также свое экспертное подразделение. Да и укомплектован он был далеко не дворниками. Чего стоил один только капитан Бердов. Анатолий Дмитриевич Бердов – полный тезка и полная противоположность по внешности того самого А.Д. Бердова, который сейчас давал комментарии и принимал поздравления: высокий, с широченными плечами и пудовыми кулаками, он, как нельзя лучше, соответствовал своей фамилии. Знающие люди в шутку называли капитана Медведем в квадрате* (Бер(идиш)-медведь, Дов(иврит)-медведь).
Располагался отдел в неприметном здании без вывески в одном из переулков Старой Москвы, совсем рядом с Патриаршими прудами.
Захватив необходимые материалы и закрыв кабинет, полковник в назначенное время вышел на улицу. После приятной прохлады кондиционированного кабинета его моментально окутала густая августовская жара. В Москве было непривычно влажно, и Петров, одетый в легкий летний костюм, мысленно поблагодарил судьбу и руководство: первую за то, что служит не в Вооруженных Силах и не в МВД, а второе – за то, что в ведомстве не было обязательным ношение форменной одежды – нестерпимо жаркой летом и пронзительно холодной в настоящие зимние морозы.
Говорят, что длительная служба накладывает свой отпечаток и на характер, и на внешность человека. Несмотря на возраст и многолетний стаж работы, Петров внешне так и не стал похож на «человека в штатском». Глядя на него, можно было представить, что перед вами киноактер, преуспевающий западный журналист, но никак не кадровый офицер спецслужбы. Рост выше среднего, спортивное телосложение, открытый взгляд, прекрасные зубы, которые Петров никогда не стеснялся обнажать в улыбке, отличное чувство юмора, свободное владение тремя иностранными языками, а главное – абсолютное, иногда граничащее с откровенным диссидентством, свободомыслие…
Многие уверены, что свобода мысли и работа в спецслужбе – несовместимы. Но это далеко не так. Главным является человеческий фактор, эдакая роль личности в истории. Точнее, роль не абстрактной личности, а личности руководителя. Петрову с руководителями везло. Майор Рябов, курировавший ВУЗ, в котором обучался Петров, взял его на заметку еще на первом курсе. До перевода майор отслужил почти двадцать пять лет, из них десять – на нелегальном положении. Обычно, бывших нелегалов не используют на должностях, где они могут быть идентифицированы, как сотрудники спецслужбы. Для майора сделали исключение – человек заслуженный, но нервишки стали сдавать, вот пусть посидит в теплом месте, с детишками повозится. Конечно, был бы он чьим-то близким, могли и за валютным баром с такими же валютными барышнями в гостинице «Москва» поставить присматривать. Но майор был хоть и заслуженным, но «ничейным», поэтому влился в систему высшего образования. Официально его трудоустроили не в первый отдел, а заместителем начальника отдела кадров университета.
Майор задумался. Первый отдел университета был на хорошем счету в управлении, явных диссидентов ни среди преподавателей, ни среди студентов не было. Правда, появились так называемые «хиппи» – модное западное течение. Но и с ними боролись, как могли. Правда, могли довольно плоско и однообразно. Складывалось впечатление, что сотрудник, прикомандированный к ВУЗу до Рябова, служил ранее не в Комитете, а в райотделе милиции: работа ДНД налажена, план по приводам выполняется. Но, будучи настоящим оперативником до мозга костей, Рябов отлично понимал разницу между статистическим благополучием и реальной обстановкой. А реальных результатов как раз и не было. Получившие пятнадцать суток «хиппари» тут же становились героями среди определенной части студентов, их окружал ореол мученичества.
Майор был уже слишком стар, чтобы верить в коммунистические сказки. Как говорил один известный советский сатирик: пессимист-это информированный оптимист. Рябов был очень хорошо информирован. И единственное, что спасало его от кухонной критики коммунистического строя во время пьяных запоев, так это полное отсутствие последних. Майор давно и беззаветно не пил, еще со времен нелегальной работы, когда одна лишняя выпитая рюмка едва не стоила ему жизни.
Но он был и слишком умен, поэтому понимал, что рассказы хиппи о всеобщей любви-это такая же конфетная обертка, как и официальная идеология. А за ней зачастую – наркотики, прием которых является условием и средством «расширения сознания», необходимого для обретения «вИдения», свободный секс, отсутствие каких-либо нравственных ориентиров и, как результат – духовная деградация.
Именно поэтому майор решил прокрутить оперативную комбинацию, целью которой было скомпрометировать сами принципы неформального движения. Дело было непростое, потому что, как ни странно, наиболее активные участники общины «хиппи», или как они называли сами – «системы», были детьми или внуками влиятельных людей. Поэтому требовалось согласование с центральным аппаратом Комитета госбезопасности. Там идею майора поддержали и дали понять, что, в случае успеха, поблажек никому из виновных не будет, а уж его самого в обиду не дадут.
Рябов по собственному опыту знал, как мало стоят подобные обещания: контора и в случае победы, и в случае поражения работала по принципу: наказали невиновных, наградили непричастных. Поэтому решил действовать крайне осторожно и только наверняка.
Знакомясь с личными делами студентов, он сразу обратил внимание на документы студента первого курса исторического факультета Андрея Петрова. До поступления в ВУЗ парень служил в разведроте 76-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, отличная успеваемость, занятия боксом, активная жизненная позиция. Но, если верить рапортам и служебным запискам предшественника, ярый антисоветчик, которому дорога, уж если не в тюрьму, то за ворота альма матер с «волчьим билетом», как минимум. А как иначе: в то время, когда весь прогрессивный народ борется с такими антисоветскими элементами, как «хиппи», «панки», комсомолец Петров, мало того, что не желает участвовать в милицейских рейдах по выявлению этих тунеядцев, так еще и дружит с некоторыми из них, а студентов-«дружинников» называет дуболомами.
Правда, был в рапорте один нюанс, который предшественник отразил, но внимания на него не обратил.
Петров, оскорбляя членов ДНД, утверждал, что победы над «неформалами» они не добьются, потому что методы их: «нашел-догнал-сдал в отделение», заранее обречены на провал. По его мнению, уж если бороться, то не запретами и приводами, а на уровне идеологий, предлагая молодежи «альтернативу «альтернативным течениям», а в идеале – используя их потенциал в своих целях.
Андрей вечером шел из спортзала. Он был зол, зол еще до прихода на тренировку. Так зол, что, потеряв контроль над собой, в тренировочном бою измолотил как грушу Илюху Изотова. А тому через две недели выступать на городских соревнованиях. Тренер выгнал его с ринга и поставил до конца занятия на скакалку, чтоб дурь вышла. Дурь вышла, а злость осталась. И причиной этой злости, была, конечно же, Машка. Его однокурсница, девчонка симпатичная, но без царя в голове. Машка Андрею нравилась и знала об этом. Но в силу своей природной беспечности и несерьезности относилась к его чувствам с иронией. А тут еще пару месяцев назад начала «тусить с хиппарями», нацепляла фенечек и вообще стала «клевой герлой». Поначалу Андрей не принял ее увлечение всерьез, тем более, что встречались они, как и раньше. Но со временем почувствовал, что Машка стала отдаляться от него, проводя все больше времени со своими новыми знакомцами. А сегодня, по пути на тренировку, он увидел ее на «Пушке» в обществе десятка таких же «хиппанутых» парней и девчонок. Среди парней выделялся один – лет двадцати пяти. Он смеялся, что-то говорил и говорил, а девки так и вились вокруг него. И Машка, его Машка смотрела на парня глазами влюбленной кошки. Андрей подошел, поздоровался. В ответ услышал нейтральное:
– Хай, мэн! – он был для них чужим, человеком не из их «системы».
Андрей отозвал девушку в сторону, хотел поговорить, но Машка нетерпеливо пританцовывала на месте и все время оглядывалась на компанию, а точнее на того парня.
– Маш, давай сходим сегодня в кино после тренировки, – Андрей безрезультатно пытался завладеть ее вниманием.
– Да ну, тухляк. Пипл на флэт зовут, вписка будет. Хочешь, приходи.
– Я прической не вышел, не люблю длинные волосы. А это кто, – Андрей взглядом указал на незнакомца.
– Ооо, это Юрочка. Наше Солнышко. Ладно, бай, – Машка махнула на прощание рукой и вернулась к компании. А Андрей, переполненный злостью, пошел на тренировку.
Несмотря на то, что на календаре было лишь пятое апреля, погода стояла довольно теплая, поэтому Андрей после тренировки решил пройтись пешком, чтобы заодно привести мысли в порядок и решить, как быть с Машкой. Когда он подходил к дому, его по имени окликнул мужчина, смутно показавшийся знакомым: средний рост, среднее телосложение, обычное, незапоминающееся лицо, серый неприметный плащ, такая же неприметная шляпа. Вот только глаза – цепкие и проницательные, абсолютно не гармонировали с остальным обликом мужчины. И Андрей сразу вспомнил, где он видел этого человека – в институте. Тот работал то ли в отделе кадров, то ли в бухгалтерии. А еще он вспомнил, что такие же глаза были у армейского особиста, который допрашивал его, когда во время учений пропало полцинка патронов. Особист говорил тихо и вроде даже ласково, но смотрел таким взглядом, что хотелось сразу же признаться даже в том, чего не делал. Патроны, кстати, нашли у молоденького лейтенанта, которого особист увез с собой. Больше лейтенанта в части не видели. Поэтому Андрей сразу почему-то решил, что окликнувший его мужчина – сотрудник Комитета госбезопасности. У него была какая-то особенность, помогавшая распознавать людей. Взглянув даже на незнакомого человека, Андрей зачастую уже знал, кто он и что из себя представляет. Жаль, что особенность эта проявлялась не всякий раз, а когда ей, особенности, заблагорассудится. Поэтому, сколько не сверлил он взглядом нового Машкиного знакомца – Юру Солнышко, так ничего о нем и не узнал.
Мужчина подошел, поздоровался. Настроение у Андрея по-прежнему было отвратительное, поэтому он ответил дерзко:
– Добрый вечер. Чем могу быть полезен, товарищ чекист?
– Таких мгновенных провалов у меня еще не было, – мужчина улыбнулся. – Ну, что ж. Раз ты знаешь, кто я, давай расскажу, зачем я здесь. Сначала представлюсь. Зовут меня Николай Николаевич.
– Если вербовать собрались, так это сразу мимо: в разведчики бы пошел, а на ребят стучать не буду, – Андрей помнил, как в самом начале учебы его и еще четверых ребят с курса вызвал к себе сотрудник первого отдела университета: бесформенный, вечно потеющий мешок с одышкой. При этом даже не озаботился, чтоб хоть как-то залегендировать встречу. Просто вызвал всех на одно и то же время. Потом приглашал по одному в кабинет, где вел душевные беседы, а остальные ждали под дверью. Андрея вызвал предпоследним. Рассказывал ему о долге каждого советского гражданина проявлять бдительность и докладывать куда следует, а следует, конечно же лично ему, о всех подозрительных элементах. Взамен обещал всяческую помощь в учебе, рисовал радужные картины будущей безмятежной жизни под крылом всевидящего и всесильного куратора из Комитета. Короче, вербовал коряво и бездарно. Андрей твердо отказался, после чего выслушал стандартную нудную лекцию о том, что нужно хорошенько подумать и не пожалеть бы ему в конце концов об отказе сотрудничать, и был отпущен на все четыре стороны. В коридоре одиноко маялся последний претендент – Василий Гармаев, бурят, поступивший в университет по национальной квоте. Особо к знаниям он не стремился, но вынужден был жить в большом городе, который его тяготил, потому что так решил его отец – первый секретарь одного из райкомов Бурятской АССР.
– А если в разведчики? – Рябов улыбнулся. Он читал рапорт предшественника о неудачной вербовке Петрова, – пойдем поговорим, разведчик.
Юноша нехотя последовал за мужчиной. Прогуливаясь по аллее, майор продолжил прерванный разговор:
