– В разведчики, да в герои, брат, всякий идти готов. А кто ж грязную работу делать будет? А если эта самая грязная работа для Родины нужна? Вот ты в разведке служил, на учениях стрелял в условного противника, часовых «снимал». А смог бы взаправду человека убить? Или «языка» пытать?
– Врага убить или пытать, в крайнем случае, – это негуманно, но это же враг! И по законам военного времени по-другому просто нельзя! А здесь – товарищи по учебе, такие же советские парни, как я.
– А ты думаешь, что враг – это обязательно фашист с повязкой со свастикой на рукаве или американский солдат, который напалмом жжет мирных вьетнамцев? Нет, порой безобидный с виду старик, продающий секреты Родины, может принести больше вреда, чем парашютно-десантный полк противника.
– Это Вы на заведующего кафедрой намекаете, который за бутылку коньяка экзамены заочникам ставит? – повеселев, спросил Андрей.
– Ну, это немного не мой уровень. Пусть им товарищи из ОБХСС занимаются. Я в курсе методов работы моего предшественника. Сказать по правде, я их не разделяю. Для меня главное – результат работы, а не его видимость. И с тобой сегодняшний разговор веду не для того, чтобы каким-то образом склонить тебя к банальному «стукачеству». Желающих на эту роль предостаточно, поверь мне на слово. Я внимательно изучил твое личное дело, навел справки по месту службы, понаблюдал за тобой. И в твоем случае я смотрю на перспективу. Комитет заинтересован не только в сильных кадрах, но и в достойном кадровом резерве. Обычно, такие разговоры происходят со студентами старших курсов. Но ты – толковый парень. Поэтому, если не против, наши встречи будут повторяться. Конечно, на условиях конфиденциальности. Кстати, а как ты догадался, что я из Комитета, я даже не к первому отделу ВУЗа приписан.
– Глаза у Вас не бухгалтерские.
– Всего не предусмотришь и не скроешь. Ну, до встречи, – Николай Николаевич уже совсем было собрался уходить, но, как будто неожиданно что-то вспомнил, повернулся и сказал Андрею – Да, кстати. Девушка твоя, Маша, не с той компанией связалась. Ты бы присмотрелся к ним.
Вышло довольно фальшиво, и Андрей это почувствовал, но беспокойство за Машку пересилило все остальное, и он спросил:
– А что именно с этой компанией не так? Они, действительно, не такие, как все. Но, вроде бы, безобидные. За мир во всем мире, дружбу, любовь…
Майор понял, что правильно определил больную тему для собеседника, и парень попался на его приманку. Теперь главное было не вспугнуть его, не оттолкнуть от себя, а наоборот показать, что они на одной стороне.
– Да так, ничего конкретного. Ты правильно подметил – они не такие, как все. А вот чем подпитывается их особенность – это вопрос. Но ты береги ее, хорошая девушка. Да, запомни мой рабочий телефон, вдруг понадобится.
После встречи с Николаем Николаевичем тревога за Машку не отпускала Андрея. К тому же девушка, как назло, избегала встреч с ним, в университет приходила лишь на пары, а то и пропадала по несколько дней. Незадолго до майских праздников вообще исчезла на целую неделю. Никто из общих знакомых не мог сказать, где она. В местах обычных «тусовок» «хиппи» ее тоже не было. Неожиданно помог Гармаев, тот самый, с которым Андрея вызывали на вербовку. Бурят подошел к нему перед последней парой.
– Машу видел сегодня утром. В компании. В плохой компании. Все как пьяные были. Я земляка на поезд провожал, от вокзала шел, а они мне навстречу. Разминулись, как незнакомые вообще. Хочешь, пойдем покажу.
Андрей быстро забросил тетрадь с конспектами в сумку и потащил Гармаева к выходу. Бурят едва поспевал за ним. На метро они доехали до станции Комсомольской, поднялись наверх, прошли мимо Ярославского вокзала с его причудливыми крышами в сторону Каланчевской улицы.
– Вот здесь я их видел. По Каланчевской пошли, – Гармаев постоял немного, растерянно оглядываясь вокруг, потом выбрал направление и решительно двинулся вперед, – нам туда!
Андрею не оставалось ничего другого, как пойти следом. Бурят шел уверенно, как будто охотничья собака, взявшая след зверя. Не доходя до здания Мещанского суда, они свернули влево, потом еще раз повернули, поплутали по дворам и вышли к одному из домов в Коптельском переулке. Зашли в первый подъезд, поднялись на второй этаж, Гармаев остановился у двери, обитой коричневым дерматином. В квартире слышался приглушенный шум. Андрей толкнул дверь, которая оказалась не заперта. Он вошел в квартиру, Гармаев шагнул следом. В нос ударил кислый запах, который бывает в коммуналках и общежитиях. Из кухни раздавался шум. Там Юра Солнышко вместе с еще одним парнем возились у стола. Увидев у незнакомого парня в руках шприц-тюбик с бесцветным колпачком, Андрей сразу понял, что здесь происходит. Он шагнул вперед и коротко, без замаха пробил Юре правый прямой в подбородок. Тот, как подкошенный, рухнул на пол. Второй парень резво отскочил к окну, перехватил шприц в левую руку, правой откуда-то вытащил нож. На кухне было тесно, в проходе между столом и гарнитуром без сознания лежал Юра. Пока Андрей соображал, как ему добраться до противника, Гармаев схватил стоявшую на холодильнике массивную хрустальную пепельницу с металлическим ободком и запустил ее в незнакомца. Пепельница угодила тому прямо в лоб. Парень охнул, выронил и нож, и шприц, осел на пол.
Обыскав квартиру, Андрей и Гармаев обнаружили в одной из комнат еще одного парня и двух девушек. Они уже успели уколоться и были не в себе. Машку они нашли в ванной. Она сидела в углу с остекленевшими глазами. Следов инъекций на руках не было, но на вопросы она не отвечала, на происходящее вообще никак не реагировала, тяжело дышала. Андрей метался по квартире, не зная, как помочь девушке, взгляд его упал на телефон, стоявший на столике в прихожей. Он по памяти набрал номер, который дал Николай Николаевич. После третьего гудка на другом конце провода сняли трубку.
– Алло, Николай Николаевич, это Андрей, – юноша сбивчиво объяснил, что произошло и попросил помощи.
– Оставайтесь на месте, я сейчас все устрою. Девушку уложите, но не на спину, если будет остановка дыхания, делайте искусственное. И присмотрите, чтобы парни никуда не сбежали, к ним будет много вопросов.
Через непродолжительное время во дворе послышались сирены милицейской машины и «скорой». Еще через минуту в квартиру поднялись трое милиционеров в форме и люди в белых халатах. Один из милиционеров занялся Юрой и его товарищем, сержант пошел по соседним квартирам, чтобы пригласить понятых. Капитан стал осматривать квартиру. Медики пытались привести в чувства остальных «хиппи». Один из врачей сказал, что их необходимо срочно доставить в больницу. Андрей вместе с Гармаевым помогали вынести носилки с Машей, а «уколовшиеся» двое девушек и парень спустились во двор сами в сопровождении медиков. Во дворе, рядом с милицейским «УАЗиком» стояли две машины «Скорой помощи». Капитан, вышедший вслед за ними из подъезда, указал на одну из машин «Скорой помощи»:
– Грузите девушку в эту машину. И сами туда садитесь. В больнице вас уже ждут.
– Спасибо, – сказал Андрей, усаживаясь в автомобиль.
– Николая Николаевича благодарите, он всех на ноги поднял, – капитан улыбнулся и пошел к двери в подъезд.
«Скорая» сорвалась с места и помчалась с сиреной по улицам. Вот только доставили Машу не в обычную больницу, а в военный госпиталь на Щукинской, серая громадина которого напоминала трехлопастный авиационный винт. Машина въехала на территорию, и понеслась по узкой асфальтированной дорожке, обсаженной по бокам елями. Но не к главному входу, украшенному стеклянными витражами, а к торцу одной из «лопастей», где уже ждали санитары с каталкой. Девушку сноровисто перегрузили на каталку, на которой увезли внутрь здания. К парням подошел один из санитаров, больше похожий на боксера-тяжеловеса, переодевшегося ради шутки в медицинский белый халат:
– Ребята, проходите, – сказал он тоном, не терпящим возражений, и легонько подтолкнул их ко входу в здание.
Как только Андрей и Гармаев вошли в здание, дверь за ними закрылась с характерным щелчком – сработал автоматический замок. Парни оказались в небольшом помещении без окон, дальнейший путь им преграждала дверь, застекленная матовым непрозрачным стеклом.
– Подождите пока здесь, – сказал санитар, указывая на стоящую у стены кушетку, и скрылся за дверью.
Андрей очень волновался, его потряхивало. Хотя он и не курил, но было такое чувство, что дай ему сейчас сигареты, выкурит полпачки. Переживая за Машу, он не мог оставаться на месте, ходил туда-сюда от двери до двери: четыре шага туда, четыре обратно. Гармаев, напротив, внешне был спокоен, сел, опершись спиной на выкрашенную синей краской стену, прикрыл слегка раскосые глаза. Так они провели почти два часа. Потом дверь, за которой ранее скрылся санитар, открылась. На пороге стоял Николай Николаевич. Поздоровавшись, он провел Андрея внутрь здания, а Гармаева попросил подождать.
– С Машей все в порядке, ей сделали все необходимые медицинские манипуляции. Врачи утверждают, что какой-либо опасности для ее жизни нет. Сейчас она спит. Тебе и Василию спасибо – окажись она в больнице на полчаса позже, смертельный исход был бы неизбежен. От меня вам отдельная благодарность. Помнишь, мы говорили о том, что новые знакомые Маши – не такие, как все, но не могли понять, на чем эта непохожесть основана. Сегодняшний день дал ответ на этот вопрос. Надеюсь, не нужно объяснять, что произошло там, на квартире?
– Да. Я все понял, когда шприц-тюбик с промедолом увидел. В армии на занятиях такие показывали. А откуда это у них?
– В том то и вопрос. Формально такие шприцы входят в состав индивидуальных аптечек, но помещаются в них только по специальному разрешению. А до получения такого разрешения хранятся отдельно и подлежат строгому учету. В квартире же был обнаружен не один и даже не пять шприцов. Теперь нужно узнать источник происхождения.
– Николай Николаевич, а Маша? У нее вроде не было следов уколов.
– Насчет Маши отдельный разговор. Сотрудники милиции допросили этого Юру по горячим следам. Он признался, что вместе со своим товарищем влили промедол девушке в спиртное. Хотели, мол, постепенно «подсадить» ее, но не рассчитали дозу препарата.
– И что теперь будет?
– С Машей? Ничего, ее «прокапают», побудет под врачебным наблюдением, потом выпишут. Она девушка не глупая, думаю, сделает правильные выводы из того, что произошло. В университет сообщать никто ничего не будет – я договорюсь. Но ей нужно будет дать показания следователю и выступить на суде.
– На суде?
– Конечно. Наркотики – серьезная вещь. Думаю, что «Солнышко» закатится на несколько лет в колонию. Кстати, а как вы нашли квартиру, в которой была Маша?
– Это Гармаев. Он видел Машу с компанией незадолго до этого. А потом как-то нашел и квартиру.
– Ну, хорошо. Давайте по домам, к Маше сегодня все равно не пустят, – Рябов перевел разговор на другую тему.
Попрощавшись с майором, Андрей вернулся к Гармаеву, и они вместе вышли из здания госпиталя. Несмотря на позднее время, было душно, чувствовалось приближение лета. Пока шли до КПП по обсаженной елями дорожке, это не чувствовалось. Но как только вышли на Щукинскую улицу, жара, усталость и пережитые за день волнения дали о себе знать.
– Вась, может по пиву, – Андрей посмотрел с надеждой на Гармаева.
– Я не пью, – ответил тот.
– Да я тоже, вроде как боксер. Но сегодня день такой выдался, что не грех.
Гармаев на секунду задумался, сощурив свои и без того узкие глаза, и утвердительно кивнул головой.
Через десять минут они, взяв по паре кружек пива, уже стояли за круглым столиком в первой попавшейся пивной. Заведение было так себе-обычная «забегаловка», но на редкость чистое. За стойкой стояла дородная женщина лет сорока пяти, в белом свежем фартуке. Пару золотых перстней с камнями на пухлых пальцах, массивные золотые серьги в ушах и золотые же коронки лучше всяких слов говорили о том, что с материальной составляющей у работницы общепита все хорошо. А вот отсутствие обручального кольца и оценивающий взгляд, которым она осматривала посетителей, свидетельствовали о том, что на личном фронте не все так безоблачно.
Пиво было холодное, с плотным, чуть горьковатым вкусом. Андрей махом проглотил содержимое первой кружки. Гармаев же, наоборот, цедил потихоньку, то и дело ставя кружку на стол.
Взявшись за вторую кружку, Андрей спросил Гармаева:
– Слушай, а как ты узнал, в какой именно квартире находится Маша?
Тот помолчал, подумал о чем-то:
– Я же охотник, следопыт. Дома любого зверя найти могу.
