Бен еще раз постучал в дверь. Ответа не последовало, и он постучал вновь.
Наконец, дверь перед ним открылась, и Бен вошел. Паркет под его ногой скрипнул, и он увидел в полумраке, маленький серый кабинет, который пах пылью. И только лампа тускло освещала стол, вырывая на стенах фрагменты болотно – бурых обоев. За невзрачным столом сидел худосочный, седовласый мужчина, в синем костюме. Судя по количеству перстней, а у него их было шесть, в ранге волшебников он занимал одно из высоких положений. Все считали его суровым, но справедливым.
Мистер Миддлтон сжимал потертую от времени телефонную трубку, внимательно слушая собеседника. Его взгляд остановился на Бене, не предвещая ему ничего хорошего.
Наконец, он с кем-то попрощался, и закончил разговор.
– Мне доложили о каком-то письме, которое ты привез из Сохо… – без предисловий начал он, нервно постукивая пальцами по столу.
«Кто бы сомневался! Не успел подняться, как Кастл уже доложил!» – подумал Бен, вытащив из кармана белый, запечатанный сургучом конверт, с личной печатью отправителя, и сделал шаг к столу.
Но, стол отдалился от него.
У Бена выступил пот. Это явно не предвещало ничего хорошего.
Следующие шаги Бену давались с трудом, паркет под ним нещадно скрипел, словно выражал недовольство, отзываясь сильным раздражением, которое читалось на лице Миддлтона, и казалось, до стола было рукой подать, но он сделал не меньше двадцати шагов, чтобы достичь его края, и еще столько же, чтобы положить письмо на стол перед волшебником. Это была настоящая пытка!
Главный распорядитель взял конверт в руки, и рассматривая ленз, кивнул. Он произнес имя и фамилию, кому оно было адресовано:
– Моему брату, Ардену Арчибальду Боларду от Двейны Болард. Лично в руки.
Миддлтон помрачнел. По его жизненному опыту, редкие письма от сестры Боларда приносили одни лишь неприятности.
Он подошел к клетке, где сидела серая пернатая помощница – быстрокрылка.
Миддлтон свернул конверт, повязал его пташке на шею, и выпустил ее.
Сделав несколько кругов под потолком, птичка все убыстрялась и убыстрялась, пока не исчезла совсем, с сопроводительным свистом и сверх громкого хлопка. Одно лишь перышко осталось, оно парило и качалось в воздухе, как лодочка на волнах, плавно опускаясь вниз. Бену ужасно захотелось исчезнуть мгновенно и сейчас же, как только что это сделала быстрокрылка.
Проводив взглядом пташку в дальний путь, мистер Миддлтон сурово глянул на Бена, и он, даже ничего не предпринимая, тут же отдалился от главного распорядителя на двадцать шагов. Какое-то время, Миддлтон стоял неподвижно, задумчиво разглядывая один из своих магических перстней.
– Вот и хорошо… – наконец, молвил он, – письмо отправлено в волшебный город. Остается недолго гадать, что в нем!
Бен молчаливо кивнул, стараясь не шевелиться, и сохранять спокойный, невозмутимый вид, чтобы не вызвать назойливый скрип паркета, но долгое молчание главного распорядителя само собой вызывало беспокойство и тревогу.
– Послушай, Хоуп, – начал Миддлтон, и выйдя из-за стола, встал напротив юноши. – Твое приключение в Сохо вызвало ненужную для нас шумиху… – усталым голосом сказал он.
Сверху послышался скрежет, и над головой Бена маятником начала раскачиваться бронзовая люстра, издавая при этом душераздирающий скрип, и угрожающе нависнув над ним, словно дамоклов меч, будто раздумывала, снести ему голову, или еще немножко повременить.
Бен зажмурился от страха, не решаясь взглянуть на Миддлтона, и как приговоренный, обреченно стоял, не шевелясь, покорно ожидая наказания.
– Полиция и любопытные журналисты требуют объяснений по данному инциденту… – продолжал Миддлтон, – нам не хватало только скандалов и стычек с белыми волшебницами, а тем более с полицией и прессой! Ты нарушил правила, а значит, должен понести наказание. Придется тебе оставить курьерское дело. Кроме того, твои вечные опоздания и задержки сыграли здесь не последнюю роль. Дальнейшую службу ты будешь нести в Гризео Аква.
У Бена было такое чувство, словно его хлопнули по голове чугунной сковородкой, и размазали как блин. Тут же, нависшая над ним люстра перестала скрипеть, словно удовлетворилась приговором Миддлтона.
– С приходом серого тумана, ты отправишься в обратный путь – продолжал босс, будто не замечая подавленный вид Бена.
– Курьерское кольцо и кольцо остановки времени оставь на столе. Ты свободен, и можешь идти. – сухо произнес Миддлтон.
Бен подошел к столу, на ходу пытаясь снять волшебные кольца, но чувствуя их сопротивление, скривился от сильной боли. Они сжали его пальцы, не желая расставаться со своим хозяином. Миддлтон отвернулся, чтобы не видеть его мучения.
Как правило, процесс отлучения волшебников от колец проходил очень болезненно. Волшебник страдал от потери чего-то близкого и дорогого, отсутствие колец вызывало тоску и одиночество, ведь они стали его неотъемлемой частью, и в добавок ко всему, судьба его колец была предрешена – их ожидала незамедлительная переплавка.
Наконец-то, с большими усилиями Бен снял свои волшебные кольца, и бережно положил на стол, и не отрывая взгляд, смотрел на них, погрузившись в пустоту и отчаяние, мысленно прощаясь с ними.
– Как кусочек души оторвали!
Острая боль пронзила виски, в глазах потемнело, а сердце застучало так, как будто хотело вырваться наружу. Это был конец, это был крах его карьеры.
Глава 8. О том, как портрет подсказал Бену, чему бывать, того не миновать
Бен не помнил, как вышел из кабинета Миддлтона, и оказался в распределительном зале, не замечая вокруг себя никого, даже Би-Джи. Комок подступил к горлу, и с трудом сдерживая слезы, он задыхался от жгучей обиды и досады при одной мысли, что должен покинуть Гризео-Хаус.
– Как же так? За что? Я ведь думал, что поступаю правильно! – убеждал он сам себя. Но что-то внутри говорило ему совершенно обратное:
«Ты думал? Индюк тоже думал, да в суп попал. Чего греха таить, все правильно, поделом тебе. И Миддлтон прав: твои опоздания, да еще эта драка в Сохо – все к одному. Значит, ты это заслужил!» – нашептывал ему внутренний голос, который причинял ему еще большую боль.
– Эй, Бен! Что с тобой? – подлетев к нему, заволновался Джи, глядя на измученный и понурый вид друга, как вдруг, заметил отсутствие волшебных колец.
– Только не это! – вскрикнул он. – Бен, за что? И что теперь будет со мной?
На Джи было больно смотреть, испуганное лицо выражало полную растерянность и беспомощность.
Бен тяжело вздохнул:
– Поделом мне, поделом! Все правильно, я это заслужил! Не гожусь я быть курьером!
Глянув на Джи, Бен заставил себя улыбнуться:
– А у тебя все будет хорошо, вместо меня пришлют нового курьера, и все у вас наладится.
– А как же ты?
– А что я? – Бен взглянул на свою единственную именную кольцо– печатку. – Буду топить серым углем камины… на большее, как видишь, я не способен…
Отчаяние Бена передалось Би-Джи. Ему захотелось обнять его, и как– то утешить. Бен ему нравился, они крепко сдружились, и как можно представить другого курьера на его месте?
– Как же так? – вскричал Джи. – Это несправедливо!! Неужели ничего нельзя сделать?
– Нет… – Бен тяжело вздохнул, – это приказ Миддлтона.
На глазах Джи навернулись слезы. В отчаянии он попытался найти хоть – какую-то надежду:
– Бенни, послушай, может, у тебя есть какие – нибудь скрытые таланты, ты покопайся в себе! Может, есть маленькая, но возможность, или предлог, чтобы остаться!
Упав духом, Бен покачал головой.
– Все время опаздывать и раскисать перед родительским домом – вот и все мои таланты.
