У памяти твоё лицо
Теперь у них обеих есть ещё одна общая тайна, которую они будут прятать от всех: придуманный ими узелковый шифр для общения. Обменявшись несколько раз шерстяными ниточками с зашифрованными посланиями, наматывая их то на левую руку, то на правую, сёстры улыбаются и подмигивают друг другу. А когда они громко смеются, мама заглядывает в комнату. И смех сразу же стихает, будто они хотят скрыть его, как что-то запретное. Дине кажется, что он тоже становится их тайной, как и узелковая азбука, которую им хочется беречь только для себя и ни с кем ею не делиться. Азбука. Это самое настоящее чудо, которое создали они сами: строчки-нитки с нанизанными на них буквами-бисеринками. Они складываются в слова, предложения, а потом из них можно будет связать целую историю. Теперь обычный алфавит уже не так интересен сёстрам. Тот, который знаком абсолютно всем. Для всех нитки с узелками – никакие не строчки с буквами. Увидев такие, они просто смотали бы их в клубок и связали бы из них не увлекательную таинственную историю, а носки или свитер. Наверно, мама так и сделает, если найдёт узелковые послания, поэтому Дина решает, что их надо куда-то прятать. Например, под матрас. Пусть они там хранятся.
Выглянув в окно после обеда и увидев за ним наконец-то удивительно солнечную осень, Дина предлагает сестре погулять. Получив разрешения мамы с папой, они выходят во двор. Там уже играют другие дети, с некоторыми из которых сёстры знакомы. Кто-то устраивает разноцветные салюты из листьев, а ребята постарше ещё и поджигают опавшие мелкие веточки и, дав им немного погореть, затаптывают пламя ногами. Дина с Дариной тоже решают поиграть с листьями. Они собирают их в огромную кучу и по очереди прыгают в неё. Никто из детей к ним не присоединяется. С недавних пор с ними стали всё меньше общаться во дворе. Дину это совсем не расстраивает. Им с Дариной всегда хватало общества друг друга, и они особо не нуждались в ком-то ещё. Веселясь с сестрой, Дина на некоторое время забывает обо всём, что её успело напугать за последнее время. Она больше не думает о бабочке-монстре, сумрачной птице, фотоплёнке со странными, пугающими кадрами, которую пока не проявил дядя Лёша. Сейчас ей просто хорошо и радостно, а мир вокруг совсем не кажется враждебным.
В очередной раз нырнув в лиственный ворох, Дина так и остаётся в нём лежать, зарывшись в него. Поэтому она не сразу замечает, что сестры рядом уже нет, а неподалёку раздаются всхлипывания, – только когда поднимает голову и начинает приглядываться и прислушиваться. Дина выползает из листьев, стряхивает их с одежды и поворачивается в ту сторону, откуда доносится тихий плач. Она видит свою сестру, которая сидит на земле и размазывает по лицу слёзы и грязь.
– Ди, Ди, Ди… Мммм…
От удивления, страха и непонимания происходящего Дина застывает на месте и не в силах сделать ни шагу – ноги её не слушаются. Дальше всё случается так быстро, что она не успевает вовремя отреагировать. Колька, их сосед по двору, подходит сзади к Дарине и кидает ей в спину несколько комков земли, вопя при этом:
– Вот тебе ещё, получай, корова! Коровы любят в земле валяться, ха-ха-ха! А ну-ка, давай, помычи, ты же умеешь!
С громким хохотом он отскакивает в сторону. И вдруг Дарина резко поднимается, подбегает к Кольке и, достав из кармана длинную нитку с узелками, набрасывает ему на шею и изо всех сил затягивает её. От неожиданности и боли Колька взвизгивает. Его пронзительный крик выводит Дину из ступора и она сразу бросается на помощь сестре. Обняв Дарину, она отводит её в сторону и собирается вернуться к Кольке, чтобы разобраться с ним, но возле него уже стоит его мать, которая орёт и размахивает руками.
– Я вам покажу! Сейчас мы поднимемся к вашим родителям – пусть они за вас возьмутся. И только попробуйте что-нибудь ещё выкинуть! Быстро за мной.
Дина пытается ей объяснить, что Колька обижал Дарину и бросал в неё землю. Но эта крикливая тётенька с маленькими злыми глазами и спутанными рыжими волосами ничего не желает слушать и не даёт ей закончить ни одной фразы. Держа всё ещё ревущего Кольку за руку, его мать уверенными шагами направляется к подъезду, в котором живут сёстры. Дина обнимает Дарину и помогает ей идти, почти несёт её на себе, потому что сестра вдруг стала сильно хромать – наверно, подвернула ногу, когда упала. Мать Кольки требует назвать ей этаж и номер квартиры, а не то она устроит скандал прямо на лестнице. Дина понимает, что ей ничего не остаётся, как подчиниться. Сбежать они всё равно не смогут – Дарина даже ходит с трудом. Да и какой в этом смысл? Родители и так вскоре всё узнали бы, а кроме них – ещё и весь двор. Эта злобная тётенька уж точно постаралась бы, чтобы так и было.
Открыв дверь, папа непонимающе смотрит то на Дину с Дариной, то на Кольку и его мать, которая сразу начинает орать, что её сына «чуть не задушили» сейчас, и она будет «добиваться справедливого наказания». Говоря это, она то и дело тычет пальцем в Дарину. И каждый раз Дине хочется схватить её противный палец и сломать его. Папа удивлённо и растерянно бормочет, что такого просто не может быть. Дарина – спокойная девочка, которая и мухи не обидит.
– Значит, плохо вы знаете своих детей! – вопит мать Кольки. – Ваша «спокойная» чуть не убила моего сына!
Дина чувствует, что больше не может молчать. У неё внутри будто огненная лава собирается понемногу, и она вот-вот прорвётся наружу.
– Папа, он бросался грязью! И обзывался! Из-за него она упала, и теперь ей больно ходить!
– Ну, да, конечно. Коленька просто хотел с ней поиграть, а она ему – вон что: нитку на шею!
– Поиграть? – задыхаясь от возмущения, кричит Дина. – Да он её коровой называл и швырял в неё палки и землю! Посмотрите на неё: она вся в грязи!
Из-за папиной спины появляется мама. Стоя на пороге, она хватает за руки Дину и Дарину, втаскивает их в квартиру и, пробормотав какие-то извинения, захлопывает дверь перед Колькой и его матерью. Включив свет в коридоре, она тут же начинает ругать сестёр за тот «балаган», который они «устроили» во дворе и здесь, в подъезде. Дине жутко обидно оттого, что даже мама не на их стороне, а против них! Она ведь не чужая тётя. И не Колькина крикливая мать.
– Теперь обе будете сидеть дома по выходным. И в другие дни по вечерам – тоже. Мне не нужен весь этот позор. Хватит уже и того, что…
Она не договаривает, потому что папа берёт её за руку и пытается успокоить, что-то шепча на ухо. А вслух он говорит:
– Это просто недоразумение. Они наверняка не хотели обидеть Колю. Так вышло случайно. Правда, девочки? – спрашивает он, глядя на них беспомощно и нерешительно.
Дина недоумевает, почему папа задаёт такой вопрос. Разве он до сих пор сомневается в том, кто настоящий обидчик? Она же всё ему рассказала только что! И мама это тоже слышала! Ну, ничего, она может повторить ещё раз.
– Колька толкнул Даришу, а потом забросал её землёй. И ещё обзывал коровой. Сказал, что она только мычать умеет. Мы его вообще не трогали. Он первый начал.
– И что? Нужно было ему уподобляться и бросаться на него? Вы могли бы поступить умнее: развернуться и пойти играть в другое место. Обязательно было ввязываться в драку? Ты, Дина, должна была внимательнее следить за своей сестрой. И тогда ничего не случилось бы! – снова взрывается мама.
Дина больше не хочет ничего отвечать ни маме, ни папе, и вообще разговаривать с ними. Интересно, почему они не стали защищать их так же, как мать Кольки – своего сына, а вместо этого начали обвинять, да ещё и наказать решили? За что? Разве это справедливо?! Дина чувствует, как по щекам текут обжигающие слёзы горечи и досады. Она поворачивается к Дарине и… не видит в её глазах ничего. Там пусто. Сестра уже даже не моргает, а только смотрит в какую-то невидимую точку. Дина тут же забывает о собственной обиде и берёт Дарину за руку, приговаривая ласково:
– Дариша! Пойдём в комнату, а?
– Сначала переоденьтесь и помойте руки, – говорит мама ледяным тоном и уходит в кухню.
Папа остаётся в коридоре вместе с сёстрами. Он разводит руками, смотрит на них виновато и своим взглядом будто просит у них прощения за то, что не отстоял их сейчас перед мамой. А до этого – перед матерью Кольки. Но Дина пока не может его простить, поэтому она отворачивается от него и сначала снимает свою верхнюю одежду, а потом помогает раздеться Дарине, которая по-прежнему не отводит глаз от загадочной точки вдали. Папа понуро плетётся в кухню к маме, а сёстры идут мыть руки, а потом – в свою комнату.
Поздно вечером Дина долго ворочается в кровати. Дарина уже давно спит, а у неё никак не получается уснуть. За стеной, в комнате родителей, раздаются их голоса. Дина невольно прислушивается к ним, но может различить только отдельные слова и фразы. Большинство из них принадлежат маме. Папа редко что-то произносит в ответ. В основном, он молчит. «Не справляемся», «позор», «надо что-то делать», «только ухудшается», «обратиться», «помочь» – вот что говорит мама. Потом разговор резко прекращается, и в соседней комнате теперь слышится лишь тикающая тишина.
После случая с Колькой Дарина почти совсем перестаёт издавать какие-либо звуки. Даже своё «ммм», которое каждый раз означало что-то другое, а что именно – знала только Дина. Дарина растеряла те немногие слова, которые успела выучить в детстве вместе с сестрой, не сразу, а постепенно. Как девочка из сказки, у которой из порванного передника выпадали по дороге камешки: один за другим, но она этого не замечала. Когда-то Дина стала её «переводчиком» и в школе, и дома. Только она понимала абсолютно всё, что говорила Дарина, и могла объяснить это остальным людям. А теперь уже не приходится никому ничего переводить, потому что Дарина не разговаривает даже на своём необыкновенном языке. Она всё чаще использует узелковую азбуку и пишет Дине послания на ниточках, когда хочет рассказать ей что-то секретное. Так они и общаются друг с другом. Дина хранит все эти «письма» под матрасом, как заветные драгоценности. Ведь эта «переписка» – единственное, что они с сестрой могут делать вместе сейчас. Больше никаких резвых игр, весёлого кружения по комнате, прыжков и догонялок. Дарине после падения всё так же тяжело ходить – она сильно хромает, и при каждом шаге лицо её кривится от боли. Дина ей помогает, как может. Она подставляет сестре руку или плечо, чтобы ей было проще передвигаться. На улицу мама их больше не пускает, как и обещала. Но Дине туда особо и не хочется, – Дарина ведь всё равно не смогла бы играть во дворе из-за своей травмы, а без неё там делать нечего. Мама говорит, что они «сами во всём виноваты». А Дина никак не может понять, в чём же заключается их с сестрой вина. Однажды вечером папа заходит к ним в детскую, садится в кресло, подзывает Дину с Дариной к себе и долго гладит по голове то одну, то другую, приговаривая чуть слышно: «Всё будет хорошо». В какой-то момент Дина, повернувшись к двери, видит маму, стоящую у порога. Она почему-то не заходит внутрь и ничего не говорит: просто смотрит, не отрываясь, в сторону кресла. А потом, встретившись взглядом с Диной, так же молча разворачивается и уходит.
Дина замечает, что с каждым днём Дарина всё меньше улыбается – даже когда получает или передаёт очередную узелковую весточку на нитке. Сколько дней прошло с тех пор, как всё это начало происходить с ней? Дине кажется, что совсем немного. Но время вдруг становится чем-то таким, что невозможно точно посчитать – за ним вообще никак не уследить. Оно проносится мимо стремительно, не останавливаясь, нигде не задерживаясь. Его так трудно разглядеть. И, пробегая, может подбросить какой-нибудь неприятный сюрприз – как случай с Колькой, например. Или решение родителей разлучить Дину с Дариной, переведя одну из них на домашнее обучение. Именно поэтому Дина теперь его боится. Она не знает, чего ожидать от него. Когда-то она услышала то ли от мамы, то ли от папы, что «время лечит». Но сейчас, видя, что Дарине становится всё хуже, Дине в это так сложно верить. И всё-таки она не перестаёт надеяться: если уже не на время, то хотя бы на чудо.
Лариса Петровна пока ещё не появлялась у них дома, чтобы позаниматься с Дариной. «Может, мама с папой передумали, и мы скоро снова будем ходить в школу вместе? Надо только, чтобы Дариша поправилась!» – с трепетом и робкой надеждой думает Дина. Вместо учительницы к ним домой однажды приходит какой-то незнакомый мужчина с коричневым портфелем. Под его длинным пальто оказывается белый халат. Мама с папой уводят к нему Дарину, и они все вместе запираются в комнате родителей. Дине очень хочется подслушать, что же там происходит. Она прижимается ухом к двери, но ей мало что удаётся расслышать – только какие-то отдельные слова, значения которых она не знает. На все её вопросы мама отвечает, что «так надо» и этот доктор здесь для того, «чтобы помочь Дарине». После его визита Дина спрашивает сестру, как она себя чувствует. Дарина достаёт нитку и завязывает на ней шесть букв-узелков: «Б-о-л-ь-н-о». Дина сразу же начинает ощущать эту боль сама: она везде, во всех частях тела, и совсем не собирается проходить, а с каждой секундой только усиливается. Надо обнять сестру, закрыть глаза, чтобы снова вместе с ней оказаться на том самом островке, удалённом и надёжно защищённом от всех-всех-всех.
Глава 3
Вскоре к ним домой приходит ещё один незнакомый человек. На этот раз – женщина. Она тоже в белом халате, как и мужчина, побывавший здесь недавно. Почему-то она не звонит, а стучит в дверь. А дальше происходит то же, что Дина уже видела: доктор, мама с папой и Дарина уходят в комнату родителей и плотно закрывают за собой дверь. Дина уже и не пытается подслушивать, зная, что всё равно почти ничего не разберёт, а если и услышит хоть несколько слов, то не поймёт, что они значат. Докторский язык очень сложный. Поэтому она решает просто дождаться Дарину в детской. Но ей не сидится ни на кровати, ни в кресле. И делать она ничего не может: все её мысли – только о том, что происходит в соседней комнате. Когда до Дины наконец-то доносится звук шагов выходящих оттуда людей, она сразу бросается в коридор, где мама с папой прощаются с доктором. У всех троих почему-то обеспокоенные лица. Доктор говорит родителям о том, что Дарину надо будет «привезти в клинику на обследование» и уходит. Дина сразу спрашивает дрожащим от тревоги голосом:
– Дарише очень плохо, да?
Мама, переглянувшись с папой, отвечает:
– Она немного приболела, но в клинике ей обязательно помогут.
Но Дина не верит этим словам. Точнее, слову. «Немного»? Она ведь помнит, как сестра недавно написала узелками на нитке пугающее «больно». И видит, как она меняется день ото дня. Зачем к Дарине приходили несколько докторов? А в клинику её увозят надолго? Как её там будут лечить? Почему она не может получить от родителей ответы на все эти вопросы? Что на самом деле происходит с Дариной?
Будто подслушав мысли Дины, мама строго отчитывает её:
– Ты не должна сейчас забивать себе этим голову, а то такого нафантазируешь! Твоей сестрой займутся врачи, это их работа. А тебе нужно думать об учёбе. Ты подготовилась к завтрашним урокам? Что-то давно я не видела тебя в компании учебников и тетрадей. Покажи мне то, что ты уже успела написать и выучить. Немедленно!
Дина послушно плетётся в детскую, зная, что ей пока особо нечего показать маме. Она совсем мало успела сделать на завтра. Да и как можно было думать об уроках, когда сестра больна и вообще в опасности? Молча и покорно выдерживая град маминых претензий насчёт своего «ничегонеделания», Дина одновременно продолжает думать о врачах в белых халатах, клинике, сестре, по-прежнему находящейся в другой комнате, узелковом «больно» и пока ещё не проявленной фотоплёнке.
Вечером того же дня Дина просит папу поскорее пойти к дяде Лёше, чтобы он напечатал фотографии.
– Я уже отщёлкала всю плёнку! – говорит она, глядя на папу с мольбой.
Но папа виновато улыбается и отвечает, что пока, к сожалению, он слишком занят. И Дина знает, что он не обманывает, потому что его почти не бывает дома в последнее время. А когда бывает, закрывается с мамой в кухне, и они там о чём-то говорят – так тихо, что расслышать хоть слово невозможно. Да Дина особо и не пытается. Родители не раз объясняли им с Дариной, что подслушивать нехорошо.
На следующий день родители уезжают с Дариной в клинику. Когда они втроём выходят из дома, Дину снова на секунду неприятно пронзает плохое предчувствие. Но она сразу же успокаивает себя: сейчас ведь не ночь, а день; папа не несёт Дарину на руках к машине, а ведёт за руку; и мама пообещала, что они скоро вернутся. Только вот, несмотря на всё это, она никак не может заняться чем-нибудь и перестать думать о сестре. Сегодня – выходной день, можно было бы поиграть, порезвиться от души прямо сейчас, пока родителей нет дома и, значит, никто не станет делать ей замечаний. Но вместо отсутствующей Дарины в квартире мгновенно образуется пустота. Она такая вязкая, липкая – растекается по всем комнатам, заполняя собой всё свободное пространство, каждый уголок. Теперь здесь так мало воздуха, что становится трудно дышать. И даже передвигаться очень сложно. Дина чувствует, как эта пустота высасывает из неё все силы. Поэтому всё, что она может сделать, – просто лечь на кровать в детской и ждать возвращения сестры.
Дина просыпается от звука голосов. Она вскакивает с кровати и бежит в коридор. Там мама с папой помогают Дарине раздеться. Увидев Дину, она вырывается из рук родителей и крепко обнимает сестру. В её глазах Дина успевает заметить призрак того самого страха, который мучает её саму уже давно. Так они и стоят, замерев в объятиях друг друга, пока мама не заявляет строго, что Дарине надо отдохнуть после осмотра в клинике, а Дине – заняться уроками. Сёстры отправляются в детскую. Но Дина выходит оттуда уже через несколько минут и нетерпеливо топчется возле ванной, где мама моет руки. Ей хочется задать самый главный вопрос, тревожащий её: что с Дариной? Ответ она получает точно такой же, который уже слышала раньше: её сестре в клинике «обязательно помогут». Спросив то же самое у смотрящего телевизор папы, Дина видит, как он сначала мрачнеет, но тут же заставляет себя улыбнуться и говорит, что «всё будет хорошо». Только вот Дине почему-то не становится легче от этих слов. Когда она возвращается в детскую, её у порога встречает Дарина и снова протягивает ей нитку, на которой узелками написано «больно». И как после этого верить маме с папой?!
Дарина только-только начинает учиться дома. Лариса Петровна приходит к ней после уроков в школе. Пока они занимаются в детской, Дина сидит в комнате родителей и читает, чтобы не мешать: так сказала мама. Но читает она в эти моменты всегда без интереса, постоянно отвлекается: всё потому, что ужасно скучает по сестре. Как и в школе во время уроков, где без Дарины она чувствует себя очень одиноко. Иногда её пробирает дрожь от странного ощущения, будто у неё больше нет сестры. И никогда не было. Она тут же вспоминает тот самый ночной кадр, в котором отец уносит сестру от неё. Когда же он, наконец, передаст плёнку дяде Лёше? С одной стороны, Дине не терпится увидеть готовую фотографию, чтобы понять: были тогда всё-таки на улице папа с Дариной или нет? И что вообще случилось той ночью, когда она или на самом деле увидела что-то страшное, или не видела ничего, а ей всё это лишь приснилось, показалось, почудилось? С другой стороны, она боится столкнуться с этой правдой лицом к лицу, – ведь тогда уже нельзя будет ничего изменить.
Сегодня Дине почему-то особенно трудно усидеть на диване в родительской комнате и делать вид, что она увлечённо читает, пока сестра занимается с учительницей в детской. Из-за стены доносится голос Ларисы Петровны – только вот обычно слов разобрать нельзя, а сейчас голос становится немного громче. Ещё громче. Может, Лариса Петровна ругает Дарину за что-то? Может, у сестры что-то не получается? Дина знает, что подслушивать нельзя, но сейчас она собирается впервые нарушить этот запрет. Подкравшись к двери детской, она прислушивается. Если понадобится, она готова даже войти, прервав урок, и защитить Дарину! Дина ведь знала и говорила, что сестре трудно будет без неё. Но их всё равно разлучили…
Лариса Петровна уже говорит чуть тише. Они с Дариной, оказывается, пишут диктант.
– Ты успела записать? Просто скажи: да или нет?
Дарина вместо ответа произносит только «ммм». До начала занятий на дому ей так и не удалось вспомнить хоть какие-то слова и снова научиться говорить так, чтобы её могли понимать все, а не только Дина. Учительница ещё некоторое время пытается добиться каких-то слов от Дарины, но та только мычит. Услышав звук отодвигаемого стула, Дина тихонько убегает обратно в комнату родителей, чтобы её не застали за подслушиванием. А Лариса Петровна выходит из детской и направляется в кухню, где сейчас находится мама, и закрывает за собой дверь. Они начинают что-то обсуждать. Всё говорят и говорят без остановки.
Дина понимает, что надо попытаться расслышать слова; она уверена: там, за закрытой дверью, обсуждается что-то важное. Но почему-то мама с учительницей чуть ли не шепчут, как будто знают: их могут подслушать. Что сейчас и делает Дина. Они знают об этом и не хотят быть услышанными – делают для этого всё возможное. Но несколько слов и фраз всё-таки просачиваются сквозь щели. «Не получается». «Сделали всё возможное». «Плохо влияет». «Тормозит развитие». «Изолировать». И, наконец, вот это: «последнее средство». Также время от времени и мама, и учительница произносят имена двойняшек. Дина не представляет, что всё это может значить. Таится ли тут какая-то угроза? Для неё, для Дарины. Если да, то можно ли узнать, какая именно, и как её предотвратить? Она снова вспоминает тот злополучный ночной кадр. Тогда ей почудилось, что Дарина в опасности, и она попыталась её спасти, а на самом деле… Была ли та опасность реальной? А сейчас? Опасно ли то, что сейчас происходит за дверью? Дине снова кажется, что да, что страшное опять приближается, подкрадывается на мягких лапах и вот-вот выпустит когти и схватит их обеих: прежде всего – её любимую Дарину. Если это не так, то почему её плечи уже начинают сами по себе трястись от подступающих к горлу рыданий, руки – дрожать, а глаза – наполняться слезами?
Юркнув в родительскую комнату, Дина снова садится на диван и притворяется читающей – и очень вовремя: Лариса Петровна как раз выходит их кухни и прощается с мамой в прихожей. Они уже говорят гораздо громче, чем в кухне до сих пор. Им уже нечего бояться – ведь это совершенно обычные слова, в которых не кроется никакой тайны и не таится угроза. Дина, вытерев мокрые глаза, выглядывает из комнаты и машет рукой учительнице. Та смотрит на неё с грустной улыбкой и, как кажется Дине… со слезами на глазах! Значит, она тоже плакала? Как Дина только что? Девочка чуть не вскрикивает от страха. Ей и вправду сейчас так же страшно, как в ту самую ночь, когда появился жуткий кадр и крылатое чудовище в их доме. Чудовище, сначала атаковавшее Дину, а потом умершее, едва приблизившись к Дарине.
Лариса Петровна снова говорит шёпотом – Дина слышит уже знакомую фразу: «последнее средство» – и передаёт маме какой-то листочек. Как только дверь за учительницей закрывается, мама входит в их с папой комнату и смотрит на Дину как-то странно. Как будто она её не знает. Они обе стоят, ни одна не решается сесть на диван. Дина – напряжённо вытянувшись, как струнка, пытаясь унять внутреннюю дрожь и не выдать свой страх. А мама – взволнованно заламывая руки, собираясь что-то сказать: она всегда складывает руки в замок перед тем, как начать какой-то важный разговор.
– Как прошёл сегодняшний день в школе?
Дина очень удивлена. Это и есть то важное, о чём мама собиралась поговорить с ней? Ей так и хочется спросить, о чём мама с учительницей шептались в кухне. Но их с Дариной всегда учили, что лезть во взрослые дела нехорошо. Только вот Дина уже столько родительских запретов нарушила в последнее время… А вдруг мама сама откроет ей какую-нибудь тайну из тех, что они обсуждали с Ларисой Петровной?
– Мы сейчас разговаривали с Ларисой Петровной, и она сказала, что… В общем, она заметила, что ты стала отвлекаться на уроках. Слушаешь невнимательно. Хуже запоминаешь правила. Это может повлиять на твои оценки.
А что они говорили про Дарину? Дина отчётливо слышала имя сестры в разговоре. Мама, будто каким-то чудом услышав этот не заданный вопрос, продолжает:
– Если это из-за того, что вы с Дариной теперь учитесь раздельно, то подумай вот о чём: своей плохой успеваемостью ты никому лучше не сделаешь. Ни себе, ни сестре.
Пока мама это говорит, Дина слышит негромкий стук входной двери. И он её почему-то настораживает. По коже пробегает колкий холодок. Но кто мог прийти или уйти, если все дома? Здесь – мама, папа, Дари… а Дариша – в соседней комнате. Была. Дина, не дослушав маму, бросается в детскую. Там пусто. Бегом вернувшись обратно, она вопит, задыхаясь от волнения и ужаса: