Очерки истории Франции XX–XXI веков. Статьи Н. Н. Наумовой и ее учеников

Наумова Н. Н

Образ поляков в личных свидетельствах капитана Ш. де Голля – участника советско-польской войны 1920–1921 гг[80]

Пребывание капитана де Голля в Польше на военной службе с апреля 1919 г. по май 1920 г., а затем с июня 1920 г. до конца января 1921 г., его участие в советско-польской войне и те уроки, которые он из нее вынес, – сюжеты, практически не изученные в отечественной историографии. Во Франции на эту тему есть лишь одна специальная работа – статья военного историка Ф. Гельтона «Капитан де Голль и Польша», опубликованная в 2001 г. по результатам коллоквиума «Шарль де Голль, юность и война 1890–1920 гг.». В ней французский ученый, не ставя перед собой задачу изучить образ поляков, сложившийся у де Голля, вместе с тем совершенно верно отметил, что его оценка и самой страны, и ее населения, и драматических событий 1919–1921 гг. была «одновременно суровой и милосердной»[81].

Польша действительно произвела на де Голля неоднозначное впечатление. Прожив в ней в общей сложности более полутора лет и непосредственно участвуя в становлении ее национальных вооруженных сил, а затем и в советско-польском военном конфликте, молодой французский офицер не мог не увидеть те очевидные проблемы, с которыми столкнулась Польша в процессе возрождения своей государственности: слабость и разобщенность политической элиты; тяжелейший экономический кризис; отсутствие четких государственных границ на востоке и противоречия с руководством Антанты по этому вопросу. Он с жалостью описывал в своих дневниковых записях бедственное положение польского крестьянства и общее обнищание населения. С другой стороны, капитан де Голль был очарован столичным обществом, красотой польских женщин и галантностью офицеров, тем патриотическим подъемом, который он наблюдал у поляков, их глубокой верой в Бога и желанием как можно быстрее сделать Польшу по-настоящему независимой и великой.

Свои мысли о судьбе Польши, поляков, состоянии польской армии и впечатления о службе в рядах Французской военной миссии в 1919–1920 гг. де Голль изложил в переписке с родителями и дневниках. Именно они и позволяют заинтересованному читателю увидеть, какой образ поляков сложился у де Голля в эти годы.

Почему и как молодой французский офицер оказался в Польше? Проведя в немецком плену 32 месяца – с марта 1916 г. по ноябрь 1918 г., капитан де Голль, горячий патриот своей родины, видевший смысл жизни в том, чтобы «совершить во имя Франции выдающийся подвиг», испытывал после окончания войны чувство глубокой неудовлетворенности. Он пережил «все перипетии этой драмы – боевое крещение, атаки, обстрелы, ранения, плен»[82], но не смог внести собственного вклада на последнем, победном этапе военных действий. По словам известного отечественного историка и биографа де Голля Н.Н. Молчанова, годы плена сделали его участие в войне «каким-то неполноценным; он словно получил полуотставку»[83]. Находясь в унылом расположении духа, капитан де Голль даже подумывал об уходе из армии[84]. Однако весной 1919 г. он принял решение отправиться в Польшу, где после обретения ею независимости была организована Французская военная миссия для помощи в создании польских вооруженных сил и укреплении обороноспособности молодого государства.

«Польская армия станет моей реабилитацией»[85], – напишет де Голль в своем дневнике. А в частном разговоре признается: «война – это ужасно, но мир, надо прямо сказать, это так скучно»[86].

Для службы в Польше капитану де Голлю было необходимо пройти курсы переподготовки в Пехотинской школе городка Сен-Мексан, где он слушал лекции по повышению боевой подготовки офицеров, вернувшихся из плена. 28 января 1919 г. де Голль напрямую обратился к генералу Ашинару, первому главе Военной миссии, с просьбой о его назначении в польскую армию, которую во Франции набирал генерал Юзеф Геллер и которая собиралась пересечь всю Европу, чтобы «образовать костяк армии новой Польши»[87]. К концу 1918 г. в ней насчитывалось 6 дивизий, сформированных из поляков, «приехавших со всего света» и в годы Первой мировой войны воевавших по обе стороны линии фронта[88]. Прибавьте к этому, – написал де Голль в письме отцу 9 мая, – серьезные разногласия противоположных устремлений, выступающих друг против друга гордынь, которые разъединяют здесь главных генералов и политических деятелей», а также «опасение, что кто-то поставит под сомнение твой авторитет»[89]. Теперь эти разрозненные, с различными военными навыками и приемами тех национальных армий, в которых они сражались, отряды требовалось заново обучить и «создать в них некую объединяющую дисциплину». По словам английского ученого и биографа де Голля Ч. Уильямса, т. к. «американцы к тому времени, что говорится, умыли руки, а британцы больше не интересовались тем, что происходит на континенте, то бремя всех этих забот успешно возложили на Францию» [90].

В апреле 1919 г., подав рапорт об отправке в польскую армию в качестве военного советника, де Голль был официально прикреплен к Польской автономной армии, которая через Германию по железной дороге переправлялась в Польшу. Она включала в себя приблизительно 70 тыс. человек, из них 6 тыс. – французские военнослужащие, перед которыми ставилась задача «помочь свободному созданию Польского государства и защитить его от внешних враждебных вмешательств, возможных на его границах»[91].

В рамках Французской военной миссии, возглавляемой генералом Полем Анри, капитан де Голль в период своего первого пребывания в Польше с апреля 1919 г. по май 1920 г. служил в качестве инструктора в Пехотинской школе, расположенной в маленьком городке Рембентув, недалеко от Варшавы. В ноябре 1919 г. он работал директором курсов военной переподготовки, а с декабря – директором курсов для высших офицеров польской армии. В короткий срок – два месяца – французским инструкторам предписывалось «сформировать, а правильнее сказать, заново создать» дивизию, передавая польским военным свои теоретические и практические знания, объясняя суть и особенности «наших доктрин и методов ведения войны». Завершив работу по подготовке одной дивизии, инструкторы «ожидали прибытия следующей»[92]– писал в своем дневнике де Голль. За первые полгода существования Французской военной миссии в Польше открылось 16 специальных школ для обучения более 1200 польских офицеров. Среди них были и Военная школа Генштаба в Варшаве, и Пехотинская школа в Рембертуве, где преподавал де Голль.

Приехав в первый раз в Польшу (апрель 1919 г.), де Голль нашел ее «страной, лишенной ярких красок». В письме матери от 26 апреля он описывает «большие равнины песочного цвета с более-менее возделанными полями. Здесь [в Польше – Н.Н.] можно найти все, что идет в пищу – мясо, яйца, молоко, хлеб, масло. Но все стоит почти так же, как во Франции. Зато все, что изготовляется промышленным способом, невероятно дорого или его нигде не найдешь. Пара кожаных армейских ботинок продается за 2 000 марок. Эта страна действительно истощена войной, речь идет, конечно, не о людях, которых здесь очень много, но о ресурсах, всех, кроме аграрных»[93]. Де Голль тревожился, что долго не получал от родных ответных посланий, и 23 мая 1919 г. отправил им одно письмо, в котором, в том числе, он рассуждал о поляках и своей жизни в Варшаве: «По-прежнему никаких новостей от вас! Почта здесь никудышная, как и все остальное… Русские в то время, когда они оккупировали страну, всячески мешали полякам делать что бы то ни было в торговле, промышленности, администрации, армии. Эти люди, представленные сами себе, ни в чем не хороши и, что самое ужасное, считают себя превосходными во всем. На придется приложить много усилий, чтобы заново создать страну с этими людьми. Однако для нас так интересно этого добиться, что следует попробовать. Варшава – город без особого стиля и характера, вместе с тем, довольно приятный и очень оживленный, в данный момент наполненный толпой людей, многие из которых носят знаки отличия [и награды – Н.Н.], прибывших сюда из России, Белоруссии, Литвы, где большевики захватили их земли, но, несмотря на свои несчастья, они безудержно веселятся… Все стоит невероятно дорого – приблизительно в три раза дороже, чем в Париже, и добропорядочное общество себе ни в чем не отказывает. Внизу [имеются в виду бедные варшавяне – Н.Н.] в городе копошатся 500 тысяч горемык, которые спрашивают себя, на что они могут жить, учитывая, что не функционируют ни заводы, ни торговля, не проводятся текущие работы.

И среди всего этого – бесчисленные [в публикации пропущено слово «евреи» – Н.Н.], смертельно ненавидимые всеми слоями общества, все – обогатившиеся посредством войны, которой они воспользовались за счет Русских, Бошей и Поляков, и достаточно расположенные к социальной революции, в ходе которой они собрали бы много денег в обмен на какие-нибудь преступные дела»[94].

Французский капитан много ездил по Польше, жил в нескольких польских городах, видел жизнь простых поляков и столичного общества, пережил как мирный, так и военный периоды становления польской государственности. Свои впечатления от увиденного де Голль фиксировал не только в своих обычных дневниковых записях. Изложение драматических событий июля – августа 1920 г., когда решалась судьба независимой Польши он, анонимно опубликовал в ноябре 1920 г. в газете «Ревю де Пари» под названием «Битва на Висле, военный дневник французского офицера»[95].

Формальным началом истории Польской республики считается 11 ноября 1918 г. Ведущие страны Антанты рассматривали новое государство в качестве своего потенциального союзника в Восточной Европе и были заинтересованы в боеспособной польской армии, способной защитить молодую республику, с одной стороны, от Советской России, мечтавшей распространить «мировую революцию» на всю Европу, а с другой – от Германии, которая, сумев возродиться экономически, возможно и даже вероятно захотела бы добиваться реванша. Большую роль в польском обществе играл Юзеф Пилсудский, который, освободившись из немецкого плена, был назначен Регентским советом «временным начальником» Польского государства, т. е. фактически главой Польской республики, и главнокомандующим войск (ноябрь 1918 г. – декабрь 1922 г.). Первым его шагом после обретения государственной власти стало формирование вооруженных легионов из патриотически настроенных граждан при непосредственной поддержке французского правительства. Исходя из провозглашенного им лозунга «Великая Польша от моря (Балтийского) до моря (Черного)» и воспользовавшись тем, что Польша де факто оставалась в состоянии войны с Советской Россией, а разграничительной демаркационной линии между ними не было установлено, польская армия весной и летом 1919 г. захватила значительные территории Литвы и Белоруссии.

Однако геополитические планы Пилсудского сталкивались с двумя серьезными преградами. На востоке от Польши большевистская Россия пыталась под лозунгом «мировой пролетарской революции» раздуть революционный пожар в соседних с ней странах – Польше и Германии. Непросто складывались отношения с союзниками в вопросе восточных границ Польши, решение которого должно было завершить «бесконечную вражду между поляками и украинцами», мешавшую стабилизации в Европе[96]. Пилсудский тяготился стремлением руководства Антанты ограничить территориальные притязания Польши на востоке исключительно районами с компактным проживанием поляков. Правящие круги Польской республики в противовес предложениям Антанты провести границу на основе принципа этнического разделения («линия Керзона») выдвинули идею создания «обширного конфедеративного государства под руководством Варшавы, которое объединило бы польские, украинские, белорусские, литовские, латышские и эстонские земли – то есть, по существу, попытались реанимировать Речь Посполитую»[97]. По их мнению, это был «лучший способ противостоять русскому влияния, будь Россия коммунистической или белогвардейской, а затем закрепить за Польшей те восточные границы, которые она заслуживает»[98].

В таком непростом геополитическом контексте предстояло функционировать Французской военной миссии генерала Анри. В преддверии зимы осенью 1919 г. Пилсудский отдал приказ остановить боевые действия. Польская армия, отодвинув фронт на 150 миль к северу и 100 миль к востоку, прекратила наступление. К тому же польскому руководству пришлось прислушаться к мнению союзников, которые «начали проявлять норов»: готовые помочь Польше «создать армию для защиты, если будет необходимо, от Германии», они не собирались «поощрять ее к масштабной экспансии»[99]. Однако в апреле 1920 г. военные действия польской армии возобновились и поначалу проходили очень успешно: 7 мая она вступила в Киев и заняла плацдарм на левом берегу Днепра. Поляки находились в непосредственной близости от Одессы. Все изменилось в конце мая, когда успехи Польши обернулись столь же стремительным поражением. Красная армия перешла в контрнаступление, 12 июня поляки оставили Киев и стали беспорядочно отступать с такой же скоростью, с какой до этого они продвигались на восток. В июле РККА освободила Правобережную Украину и Белоруссию и вышла на «линию Керзона». Эти события совпали со второй поездкой де Голля в Польшу (июнь 1920 – январь 1921 гг.), куда он вернулся после пребывания в течение двух месяцев во Франции. На родине он пытался продолжить военную карьеру, но работа в отделе наград военного министерства в Париже показалась ему скучной, особенно учитывая, что молодой капитан был «человеком, жаждущим действий и заслуженного авторитета»[100].

Служба де Голля в Польше наложилась на активную фазу советско-польской войны, в которой он смог поучаствовать в качестве военного специалиста и советника в Группе армии «Юг», а затем «Центр» под командованием молодого польского генерала Эдварда Рыдз-Смиглы. По словам отечественного биографа де Голля М.Ц. Арзаканян, капитан «возглавил батальон, сражавшийся на южном направлении против 1-й Конной армии Семена Буденного»[101]. В это время на севере на Варшаву наступал знакомый ему по немецкому плену Михаил Тухачевский, в 27 лет уже командовавший армией. Убежденный коммунист, М. Тухачевский призывал красноармейцев «устремить свои взоры на запад», «где решаются судьбы мировой революции», и «через труп белой Польши» проложить «путь к мировому пожару»[102]. Перейдя в контрнаступление в конце мая 1920 г., Красная армия дошла в августе до Варшавы, где случилось «чудо на Висле»: поляки, казалось бы, уже проигравшие войну, собрались с силами и на патриотическом подъеме начали 16 августа неожиданное наступление, отбросили и разгромили советские войска, предопределив исход советско-польской войны.

В своем военном дневнике капитан де Голль рисует два разных образа Польши – до и после контрнаступления РККА летом 1920 г. Он вспоминает, что еще во время первого пребывания в Польше был поражен тяжелым социально-экономическим состоянием Польской республики: «отчаянное положение экономики», дефицит продовольствия («длинные и … мрачные очереди из женщин и детей перед продовольственными магазинами»), невероятный рост цен, падение курса «польской марки» (12 польских марок давали, по свидетельству де Голля, за «один наш скромный франк и 800 – за великолепный фунт стерлингов»)[103]. При этом жизнь «столичного хорошо обеспеченного общества» со всеми его атрибутами – театрами, ресторанами, роскошно одетыми дамами, «галантными и бравыми кавалерами при саблях»[104]– создавала ощущение размеренного и праздного существования жителей Варшавы. Успешные действия польской армии весной 1920 г., по словам французского офицера, привели к взрыву патриотических чувств «этого народа, гордого по своей природе, но которому вековые страдания придали болезненную гордость… Я оставил Варшаву в состоянии опьянения от триумфа [после взятия Киева – Н.Н.]».[105]

Ухудшение положения на фронтах первоначально, казалось, никак не повлияло на настроение поляков, что вызывало недоумение де Голля: «Ни крика, ни движения толпы, – записал он 1 июля 1920 г. – Что это все означает? Спокойствие народа, уверенного в своей силе и доверяющего своей судьбе; или это покорность веками несчастной нации, у которой не было времени воссоздать живую душу и которую невзгоды не подтолкнули к действию?»[106]Через неделю капитан вновь вернется к этой мысли: «угнетенная, захваченная родина – это привычно для них [поляков – Н.Н.]»[107]. Он все чаще будет писать о «невзгодах, «бедах», «несчастной судьбе», «вечной тоске» польского народа. «Мое общее впечатление от страны посредственное, – отметил капитан в военном дневнике 13 июля. – Нищета продолжает распространяться. Каждые три месяца жизнь дорожает в два раза. Польская марка является сейчас самой слабой денежное единицей в мире (не считая рубля), и ничто не предвещает ее роста». Французский офицер настолько обеспокоен положением дел на фронтах советско-польской войны, что полагает: для Польши «настало самое время сдерживать себя, подписать мир с Русскими, по-простому договориться со своими соседями Литовцами, Немцами и Чехами и приняться за работу»[108].

Особо угнетало де Голля состояние польской армии, ради формирования и обучения которой он, собственно говоря, и приехал в Польшу весной 1919 г. В своих дневниковых записях о событиях «польской кампании» больше всего страниц де Голль посвятил проблемам, с которыми столкнулась возрождаемая польская армия. Он отмечал отсутствие у польского военного руководства четких методов управления, что вело к «снижению эффективности, необходимой для функционирования любой армии». Характерная для польских вооруженных сил большая текучесть кадров командного состава имела, по его мнению, своим следствием то, что «войска получали либо устаревшие, либо уже не нужные приказы». Это, в свою очередь, приводило к невыполнению приказов и неповиновению со стороны солдат[109]. Де Голль указывал на неумение армейского руководства координировать действия воинских частей, осуществляя миссию взаимодействия; он описывал их как абсолютно разрозненные формирования, «каждое из которых действовало по своему усмотрению»; «несмотря на боевые качества пехоты, командование плохо регулирует ход марша … Никогда не фиксируется маршрут. Им [полякам – Н.Н.] неизвестно понятие отправной точки для построения колонн. Они не делают привалов. Артиллеристы часто передвигаются, не соблюдая расстояния между орудиями»[110]. По словам де Голля, польские командиры «часто надеются на случай», не желая четко следовать разработанным тактическим планам[111]. Другие французские военные также расценивали методы ведения поляками боевых операций как контрпродуктивные, полагая, что «следовало изменить стратегическое видение [польского военного руководства – Н.Н.], которое должно быть нацелено на победу»[112].

Однако многие польские командиры иначе смотрели на проблему «иностранной помощи». В беседе с одним из них 11 июля 1920 г. де Голль услышал следующее: «Помощь из заграницы? Бесполезная, даже вредная вещь, т. к. она лишит войну национального характера! Изменение методов в тактике, организации, в обучении, да зачем? Только Поляки знают характер войны, которую они ведут с Русскими. Они воспользуются собственными советами».[113]

Де Голль противоречиво описывал состояние вооружения польской армии. Судя по его военному дневнику, первоначально поляки крайне неохотно вступали в армию, а среди добровольцев наблюдалось «много студентов, некоторое количество рабочих и крестьян», часто вооруженных «ненастоящим оружием, которого на всех не хватает»[114]. Но из другого источника – публикации писем, записей и дневников де Голля – следует, что «солдаты имели все необходимое» (страны Антанты снабжали молодое польское государство военно-техническим оборудованием и вооружением), хотя часто не знали, «как пользоваться автоматическим оружием, о чем свидетельствует незначительное количество раненых со стороны противника»[115]. Де Голль с неодобрением отмечал, что в польской армии мало использовались танки и артиллерия, а кавалерия не умела «должным образом применять огонь и пулемет». По свидетельству французского офицера, «у польской армии есть автомобили, мотоциклы, мотоколяски в достаточном количестве для того, чтобы обеспечить передачу оружия очень быстро, несмотря на плохое состояние дорог. Но их использование очень плохо организовано»[116]. К тому же военные автомобили не являлись крупногабаритными и на разбитых дорогах могли перевозить только легкий груз, а железных дорог явно не хватало. По словам де Голля, «скорость передвижения заставляет подразделения тащить за собой много вещей», что приводило «к заторам на маршрутах и значительному увеличению колонн [на дорогах – Н.Н.]»[117].

В ходе советско-польской войны де Голль в своем дневнике за 8, 15 и 30 июля вновь поднимает проблему организации переброски военного транспорта польской армии. С удивлением и снисходительностью западного европейца он отмечает «отвратительное состояние» польских дорог, «которые никогда не были хорошими, а после шести лет войны стали ужасающими», и задается вопросом, «могут ли эти поезда, которые перевозят подкрепление и боеприпасы, открыть для себя секрет передвижения со скоростью, бóльшей, чем 1 км/час?» [118]Но сильнее всего капитана французской армии поразили «подводы», которые использовались для переброски вооруженных отрядов, боеприпасов, оружия, продовольствия и эвакуации людей: «солдаты держатся около них на манер норманнов, которые плыли рядом со своими кораблями». Крестьяне, у которых эти подводы и лошадей власти реквизировали для нужд армии, почти всегда их сопровождали, рискуя жизнью, но «это единственный способ их охранять и получить обратно» [119].

В своем военном дневнике де Голль много рассуждает о смирении и покорности «славян», к которым он, видимо, относит не только этнических поляков. Сравнивая их с «бесстрашными французами», он утверждает, что «чувство опасности их не возбуждает, а, наоборот, делает слабыми». Чем ближе кризис, тем меньше они на него реагируют, пишет де Голль. Вот почему «в любую историческую эпоху кучка варваров могла властвовать на этих огромных территориях»[120]. Французский капитан также отмечает «религиозную и грустную экзальтацию, которая свойственна всем народным проявлениям» у славян. Да, вот она, душа Польши; чтобы ее обнаружить, надо видеть и слышать эти массы простых людей. Трагична судьба этих народов, энергия и характер элит у которых никогда не поднимались до высоты добродетелей и доброжелательности низших слоев [общества – Н.Н.]»[121].