Спина упирается во что-то теплое, ноги не стоят, расползаются, но чьи-то крепкие руки придерживают за плечи, не давая упасть.
Ночь. Девушка из его сна. Нет, девушка с лесной опушки. Лица не разглядеть, фонарик убран, виден только силуэт. Фуражка-конфедератка, погоны.
– Mоwisz po polsku? Mоwisz? Nie milcz, odpowiedz![12 - Говоришь по-польски? Говоришь? Не молчи, отвечай! (польск.)]
Александр Белов попытался вытереть кровь с лица, но чужие пальцы сжали запястья. Слева парень в форме, и справа такой же, похожий в темноте, словно близнец.
Отвечать не хотелось, но выбора не было. Впрочем… Поляки, кажется, немцев не любят?
– Verstehe nicht, meine Fr?ilein![13 - Не понимаю, фройляйн (нем.)]
Она не удивилась – рассмеялась. Ответила тоже по-немецки. Мягкий lausitzer, каким, если учебнику верить, говорят на востоке, ближе к польской границе.
– Какой образованный политработник! Немецкий учил по солдатскому разговорнику? Ну, скажи что-нибудь еще, у вас, русских, такой забавный акцент!
Это был вызов, и бывший студент ИФЛИ вызов принял. Lausitzer, значит? А Berlinerisch слабо?
У акулы зубы – клинья,
Все торчат, как напоказ.
А у Мэкки – нож и только,
Да и тот укрыт от глаз.
Суматоха в Скотланд-Ярде —
То убийство, то грабёж.
Кто так шутит – всем известно:
Это Мэкки – Мэкки Нож.[14 - Здесь и далее. Баллада о Мэкки-Ноже из «Трехгрошовой оперы» Бертольда Брехта и Курта Вайля. Перевод С. Апта, Ю. Михайлова и Ю. Кима.]
Брехта он перечитывал совсем недавно. Берлинское издание 1930 года с вырванной титульной страницей попало к нему случайно, через знакомого библиотекаря. Книгу списали – антифашист Брехт чем-то не угодил государству диктатуры пролетариата.
– Браво, – теперь на ее лице не было и тени улыбки. – Образованный комиссар – почти как крещеный еврей. Это хорошо, что знаешь немецкий, замполитрука. По-русски понимаю, но говорить – выше моих сил.
Махнула рукой парням, что держали:
– Przeciagnijcie go do nas![15 - Тащите его к нам! (польск.)]
Взяли под руки, дернули, развернули. Теплое, что было за спиной, оказалось самолетом, причем очень знакомым. Белые буквы по борту, различимые даже в полутьме: «Машина штаба округа». Этот У-2 Белов заметил сразу же по прибытии на аэродром. Самолет стоял на краю взлетного поля, а возле него сгрудилась чуть ли не дюжина озабоченных механиков. Штаб округа – не шутка.
Голова болела, но думать уже было можно. Машину наверняка угнали, причем вместе с ним в качестве груза. А поскольку это – поляки, значит, он… Значит, он в Польше?
В Польше!
Его куда-то вели, подталкивая в спину. Ночь исчезла, сменившись освещенным коридором. Некрашеная дверь без таблички, маленькая комнатка, ставни на окнах, стол, два табурета. Замполитрука Белов смотрел не видя и думал о том, что обратной дороги уже нет. Польша… Военнослужащему РККА в чужую страну без приказа вход воспрещен. Перешагнуть границу – предать Родину, иначе не бывает. Добровольно или нет – без разницы, разбираться не станут. Как пишут трудящиеся по поводу очередного процесса над врагами народа, пигмеями и козявками: «Расстрелять бешеного пса!»
Крик не слышен, плач излишен,
Пуля в спину – будь здоров.
Фирма «Мэкхит» марку держит.
Больше дела, меньше слов.
Один табурет для нее, другой – для него. Стол пуст, словно нейтральная полоса. Теперь Белов смог наконец-то разглядеть ее лицо. Ничего особенного – серые глаза, слегка вздернутый нос… Погоны – по звездочке на каждом. Форму иностранных армий они изучали, но только вприглядку. В бою главное не звезды и просветы, а силуэт, чтобы со своими не перепутать.
Легкий стук – на столешницу лег открытый блокнот. Карандаш…
– Ко мне следует обращаться «пани подпоручник». Отвечайте не торопясь, ваши ответы мне еще надо будет перевести. И учтите, вопросы здесь задаю только я. Итак, фамилия, имя, отчество?
– Белов Александр Александрович, – все еще не думая, ответил он.
– Год рождения?
– 1918-й, 5 июня.
* * *
Второй ребенок в семье, старший брат сгорел в 1919-м от испанки. Маленькому Саше повезло – уцелел и от голода не умер. Отец был на фронте, где-то очень далеко, мама служила переводчиком в штабе Московского округа и получала паек. От этих первых лет в памяти не осталось ничего, и только из маминых рассказов он узнал, как трудно было пережить войну, уже вторую подряд. Отец служил с 1915-го. Почему пошел к большевикам, а не к белым, никогда не говорил, а Саша не спрашивал. Сперва думал, что иначе и быть не могло, а потом понял: некоторые вопросы лучше не задавать.
В 1920-е стало легче, отец снял форму и устроился на работу в Высший совет народного хозяйства. Семье выделили отдельную квартиру в Москве, пусть маленькую и не в центре. Иногда отец подвозил Сашу в школу на служебном авто, старом, но еще бодром «форде». Белов-младший очень этим гордился.
Отец погиб в 1931-м. Последнее письмо от мамы Александр получил год назад.
* * *
Карандаш пробежался по бумаге, замер.
– С какого времени служите в РККА?
И тут он, наконец, очнулся. Провел ладонью по щеке, брезгливо стряхнув с пальцев засохшую кровь, оглянулся, скользнул взглядом по плотно закрытым ставням.
…Если Польша, то, вероятно, Раков, там у них ближайший аэродром. Центр местной контрабанды и филиал Экспозитуры № 1. Обо всем этом было в бумагах, которые ему дали прочесть в Минске, в секретном отделе.
Соберись, студент!..
– Имя и фамилию я назвал, место службы вы и без меня знаете. Больше ни на какие вопросы отвечать не буду. Я не военнопленный, наши страны не воюют.
Пани подпоручник лицом не дрогнула.
– Не будете? Хорошо подумали, господин Белов?
Он пожал плечами.
– А что тут думать? Вы наверняка из «Двуйки», Второго отдела Главного штаба. Работаете против нас, значит, офензива, Секция ІІа.
Лекцию о польской разведке им читали на курсах месяц назад. Конспектировать пришлось в секретных тетрадях. Страницы прошиты суровой ниткой при сургуче, синяя печать на обложке.
– Вы, пани подпоручник, офицер, хотя меня не старше. Наверняка служите недавно, а до этого учились, как и я. Значит, и вам и мне объясняли правила поведения на допросе.
Девушка, кивнув, поглядела с интересом.
– Объясняли. Равно как и технику допроса при полном отказе фигуранта от сотрудничества.
Наклонилась вперед, улыбнулась краешком губ:
