Хлеб наш насущный

– Уверена, у вас помимо всего этого, ещё несколько клонов в запасе. – сказала Адель и пожалела о том, что не может сдерживать свои порывы.

– Не сомневайтесь, лавочка запасных заполнена по полной программе. – убедительно заверил Майкл.

Адель нервно вертела в кармане миниатюрную бутылочку шотландского виски.

– История полна повторений, так же, как и наш геном. Всё идёт по спирали. В мире происходят те же события, но более усовершенствованные технически. Те же люди населяют землю, но немного более усовершенствованные генетически. Однако животные инстинкты мы не в силах изменить или отключить. Мы всё такие же приматы, только с манией величия. – сказал профессор Паттерсон.

– Клоны тоже люди. У них такие же животные инстинкты и отличный интеллект, хотя мы их относим ко второму сорту почему-то. – с грустью добавила Адель.

Майкл надвинул свою клетчатую кепку на лоб.

– Мои клоны живут в идеальных условиях.

– Но это ещё не значит, что они этому рады. – хихикнул профессор.

– Если бы мои клоны имели такой же жизненный опыт и знания, то я был бы бесконечно рад их поддержке. Но роботы справляются с делами намного лучше и не требуют затрат времени на обучение. К сожалению, клоны, это лишь генетический биоматериал, как бы это жестоко не звучало. – разоткровенничался Майкл и его глаза стали влажными.

Майкл замер и посмотрел на Адель, словно ожидая от неё поддержки.

– Я не против клонирования в гуманных целях. Но не следует забывать, о том, что у человека рано или поздно всё выходит из-под контроля, всё без исключения. Мы же не боги. Виртуальный мир уже накрыл нас, как снежная лавина. – подбирая слова, сказала Адель.

– Да, это точно. Нас всех давно накрыло. – улыбнулся Майкл.

– Раньше были правила, какая-то внутренняя структура поведения, а теперь всё как бы автоматически происходит. У людей больше нет реальной борьбы за выживание. Мы не можем пережить и ощутить весь спектр чувств, заложенных природой в человеке. Наши чувства программируются. – согласился профессор.

– У нас уже инстинкты стали цифровыми. Чип сигнализирует о том, что вы давно не ели и вам скоро доставляют партию автотрофного питания. Мозг не успевает обработать сигнал клеток вашего желудка, а в системе уже записано, что вы голодны. – добавила Адель.

– Люди должны вернуться к природе, иначе нам конец. – понурив голову сказал Паттерсон.

– Мы теряем инстинкты, данные человеку природой: перестали боятся, искренне влюбляться, чего-то хотеть, стремиться к совершенству. – озадаченно сказала Адель.

– Нет предела совершенству. – сухо ответил Майкл.

– Зато вся информационная индустрия направлена на создание нереальных, практически совершенных, но при этом абсолютно бездушных героев. – возразила Адель.

– Цифровой мир тоже не идеален. Он лишён смысла. В нём нет жизни. Это просто зеркало для героя, который способен на всё, что не укладывается в физическую картину мира. – сказал Майкл.

– Загнанные в ловушку комфортного и безопасного мира, обеспеченного цифровой системой, людям стало незачем бороться за выживание. Нет хищников, а значит нет опасности. Природа наделила нас животным страхом, инстинктом самосохранения и выживания, но бороться не с кем, выживание обеспечивает цифровая система и люди постепенно начали утрачивать свои инстинкты, – констатировал профессор.

– Правильно. Глубоко в прошлое ушла политика и совсем стёрлась из памяти нового поколения. Но людям, подсознательно нужен сильный лидер. Вожак. Мы создали новую модель общества, где нет лидеров, но есть кумиры – наши звёзды шоу бизнеса и кино. «Виртуальные альфа самцы», —надменно сказал Майкл.

– Однако, мы не можем обратиться к кумиру за советом, он лишён возможности оказать нам посильную помощь или найти правильное решение нашей проблемы. Потому что в реальной жизни его не существует! – вступил в спор Паттерсон.

– Кого не существует? – нервно переспросила Адель.

– Кумиров не существует. Существует только образ, созданный десятками людей: авторами сценария, режиссёрами, стилистами, программистами, даже видим мы этого героя глазами оператора! В результате на экранах просто пиксели, цветовые пятна, которые двигаются и издают разные звуки. – спокойно ответил Майкл.

– Хорошо, что вы не затронули музыку и оставили нам выбор эмоционального восприятия. – вздохнула Адель.

– Должно же что-то остаться для души. – улыбнулся Майкл.

– Вы типичный хитрый лидер, только не публичный, а такой себе, теневой вожак. – с иронией сказала Адель.

– Так не бывает. Лидер должен быть на виду. Дело в том, что во мне нет тщеславия и я не страдаю эксгибиционизмом. Это у макак и бабуинов принято собираться вокруг вожака и смотреть как он лупит более слабых, демонстрируя свои половые признаки всему стаду. Я не стану публично показывать силу, для этого в моём арсенале есть более атлетические особи. – ухмыльнулся Майкл.

– Ну Майкл! Вы слишком утрируете. Адель имела в виду, что вы вызываете доверие, а это главное качество лидера. – уточнил профессор.

– Те, кто реально влияет на ход истории, часто остаются в тени. – добавила Адель.

– Многие считали, что влиятельные люди, лидеры нации – это политики, которые делают громкие публичные заявления, дают людям надежду, что именно их методы управления приведут к миру и процветанию народов, а в итоге мы получали войны, безработицу, голод, вымирание огромного количества людей по причине экспериментов, которые проводились поистине влиятельными людьми, о существовании которых никто даже не догадывался. – сказал Паттерсон, вслушиваясь в эхо своего голоса, разносящегося по туннелю.

– Я тоже об этом думала. Мне кажется, что политика стала пережитком древних цивилизаций, в частности древнего Рима и древней Греции. Наконец-то нам не приходится голосовать за тех, кого мы не знаем и к кому не имеем никакого отношения. Все мы теперь такие себе индивидуалисты. – выразилась Адель.

– Нам не то, что политики не нужны, нам и семьи теперь стали не нужны. Зачем окружать себя какими-то людьми и выслушивать их мнения. Каждый действует в рамках своей программы под страхом отключения. После всемирной катастрофы многие понятия ушли на дно истории. Теперь людьми управляет глобальная цифровая программа, благодаря которой исчезли границы, стёрлись национальности. Все мы теперь говорим на одном языке и этот язык не нуждается в патриотизме, потому что это язык человечества. – уверенно произнёс Майкл.

– Ведь исторически, лидером становился тот, кто сильнее, у кого была власть и армия. Вы только вдумайтесь, силой никогда не удавалось искоренить народные волнения, а только лишь погасить их. Тогда лидерам приходилось идти на хитрость. Не хватало компонента добра для покорности. Народ нуждался в добрых чудесах, жизнь была драматично коротка и полна лишений. Появились священные тексты, которые не подлежали сомнению, ведь они были продиктованы самим богом или богами. Священные тексты подробно описывали чудеса, которые невозможно было объяснить или доказать. А зачем озадачиваться, ведь всё и так предельно ясно. Случилось, где ни будь чудо и были этому свидетели, грамотные люди описывали их с таким расчётом, что бы все поверили и передавали эту информацию из поколения в поколение. Никто же не утруждался и не проводил расследование на месте происшествия чуда. В ходе истории никогда не было «Полиции чудес». За чудеса просто казнили без суда и следствия. Казнили очень жестоко, лишь потому что, невозможно было в короткие сроки распространить опровержение настолько же быстро и эффективно, насколько быстро и эффективно разлеталась народная молва о чуде. Вот тогда лидеры взяли себе это на вооружение. Если народ желает чудес, то эти чудеса можно сделать инструментом контроля. Лидерам пришлось публично объявить не только о том, что чудо свершилось, но и о том, что весь народ может смело праздновать эти события, без страха быть казнёнными или осуждёнными. – задумчиво рассуждала Адель, не обращая внимание на заскучавших собеседников.

– Адель, а у вас есть кумир, помимо моей скромной персоны? – расплывшись в улыбке спросил Майкл.

– Видите, мистер Кауман, тщеславие у вас всё-таки ярко выражено. К счастью, у меня нет кумиров, но я с детства восхищаюсь Герхардом Зольдом. Потрясающий актёр. Сильный, мужественный и мудрый. Ну по крайней мере в рамках сюжета и его ролей. – ответила Адель.

– Прекрасно, что вы уловили наш посыл. Браво! – зааплодировал Майкл.

– То есть, вы хотите сказать, что я клюнула на вашу наживку?

– Зольд, несомненно, достойный герой нашего времени. Его образ был тщательно продуман и разработан, исходя из запросов общества. – с довольным видом сказал Майкл.

– Если бы вы ответили, что восхищаетесь молодым Альбертом Энштейном, я бы тоже зааплодировал. В вашем возрасте, Адель, он уже открыл теорию относительности. А что совершил ваш Герхард Зольд? Пару раз улыбнулся вам с экрана? Эйнштейн начал улыбаться в камеру и показывать язык, когда ему было семьдесят два года и он уже был Нобелевским лауреатом с тридцатилетним стажем. – раздражённо сказал профессор, косо поглядывая на Адель.

– История не должна беспокоить человека. Только настоящее имеет смысл. – с достоинством ответила Адель.

– Так вас всё-таки запрограммировали, о несчастные вы дети! – взвыл профессор и залпом осушил бутылочку с виски.

– Наш эфир служит исключительно гуманным целям, мы стараемся уберечь людей от информационной зависимости, а не раздражать их событиями из истории или бесполезного потока тревожных новостей. Вот тогда на экранах и появляются фильмы с участием Зольда, как долгожданный праздник, так называемая разгрузка для ума. – добавил Майкл.

– Вот-вот. Чистим мозг. Информация должна носить исключительно практичный характер, для поддержания ровного психического состояния каждого человека в обществе, без сожалений о прошлом и беспокойстве о будущем. – поддержала его Адель.

– В мире бесконечное количество информации. Вы только представьте себе, что значит руководить информационным Щитом Мира. Для того чтобы заполнить эфир, я должен без сна и отдыха контролировать весь творческий процесс, вместе с тем следить за алгоритмами работы искусственного интеллекта, чтобы он не начал делать свои выводы по поводу и без повода. Разорваться я не могу. Очень устаю, просто уже нахожусь на грани нервного истощения. Аудитория требует пищи для ума. Всем нужны новости, сенсации, открытия, страсти, риск, азарт, подавай им весь спектр чувств и эмоций! Потребление информации принимает катастрофический характер.– с досадой в голосе сказал Майкл. – Когда в целях безопасности был закрыт свободный доступ к информации и его открыли только тем, кто имел отношение к научной деятельности, некоторые умельцы начали изобретать несанкционированный способ доступа. Даже страх отключения не мог остановить эту волну интереса. Тогда система «Щит Мира» приложила все усилия успокоить общество и создать новое поколение людей, которое не знает истории войн и насилия. Люди должны научиться читать и концентрировать внимание с нашей подачи. Виртуальная информация без войн и насилия сформировала относительно спокойный фон общества. – оправдывался Майкл.

– Сколько бесценного времени люди потратили на изучение истории, чтобы полноценно использовать опыт предыдущих поколений, однако каждое поколение училось на своих ошибках. Весь опыт и знания оцифрованы и заключены в искусственный интеллект. Теперь мы имеем полную картину мира и пришли к тому, что находимся на информационном плато. Нет необходимости бесконечной гонки за прогрессом. Наконец на этом плато человечество может позволить себе вернуться к истокам и наслаждаться жизнью на нашей уставшей планете. – констатировал Профессор.

– Поместив опыт всех поколений в искусственный интеллект, вы нарушили природу человеческого интеллекта. Люди утратили способность к творчеству и созиданию, перестали делать открытия, заниматься физическим трудом, умственный труд стал редкостью. – вмешалась Адель.

– На самом деле, информацию, которую мы выдаём в эфир, служит успокоительной пилюлей от вспышек сознательности. Каждый подключённый видит или читает лишь то, что удовлетворяет его внутренний мир и не выходит за рамки окружающей его реальности. Мы получаем нескончаемый поток информации с чипов. Буйных и сильно умных заваливаем успокаивающей информацией, чтобы усыпить их энтузиазм, а если не выходит усмирить, постепенно начинаем отключать их и соответственно их окружение. – властно сказал Майкл.

– Все мы один бесконечный текст ДНК, загруженный в нас на генетическом уровне нашими предками. Без текста нет насыщения, а значит нет предела гиперпотреблению неиссякаемого информационного потока. Людям нужны книги, а не вот это вот всё, что вы им подаёте в рафинированном виде. – возмутилась Адель.

– Это, просто информационное рабство! – взорвался профессор.

– Рабство – это, когда у человека отсутствует право выбора. – понурив взгляд сказала Адель.

– Именно поэтому, мы делаем осторожные шаги. Адель действительно может стать сенсацией в нашем тихом информационном поле. – Майкл подошёл ближе. – Адель, вы может предъявить широкой аудитории долгожданное чудо. Думаю, что для всех нас выпал уникальный шанс и от вашего решения может зависеть развитие общества в ближайшем будущем, ну или… – заискивающе сказал Майкл.

– Или что? – тревожно перебила его Адель.

– Или вас отключат. – подмигнул ей Майкл.

Дрожащей рукой Адель нащупала в сумке пакетик, в которой возможно ещё жила мушка дрозофила.

– Шучу! Не волнуйтесь вы так! – рассмеялся Майкл.

Адель сжала кулачки и прошептала – «Спаси Господи…»

– Верите в Бога? – язвительно поинтересовался он.

– А у вас чуткий слух, мистер Кауман.

– Люблю задавать бестактные вопросы. Привыкайте! – продолжал сверкать улыбкой Майкл.

– Верить в Бога или снежного человека пока что не запрещено в индивидуальном порядке, не так ли? К религии это не имеет никакого отношения, сэр. Люди, как единственный вид животных, исповедовавших религию на протяжении тысячелетий, довольно цинично убивали себе подобных, только лишь из религиозных разногласий. Поэтому определение бога, как символа религиозной идеологии, меня лично не касается. – уточнила Адель.

– А я и не спорю. – сказал Майкл с интересом наблюдая, как Адель искренне защищается.

Паттерсон подошёл поближе к Майклу и тихо, почти шёпотом сказал:

– Я не люблю, когда друзья начинают спорить на тему религии или политики. Но так, как в нашем мире эти понятия являются лишь образами прошлого – частью нашей истории, то и разговоры эти не несут явной угрозы. Но я бы на вашем месте воздержался.

Адель была уже на высоких оборотах и остановить её было невозможно.

– Религии утратили свою традиционную форму, но осталась вера в Бога, как высшая справедливая энергия. Как именно люди называют своего бога и какие у них с ним взаимоотношения, это уже чисто личное. После мировой катастрофы, запрет всех религиозных организаций стал толчком к полному искоренению власти Ватикана, как независимого от государства анклава. Резиденция Святого престола утратила свою общественную ценность как организация, вводящая в заблуждение… – завелась Адель.

– Или, выводящая из заблуждения. – иронично перебил её Майкл.

– Высшему духовному руководству Римско-католической церкви буквально пришлось искать себе новое занятие и новую работу, по сути это был бизнес. Пришло время трансформации, разрушения стереотипов и традиций. – вступил в разговор Паттерсон.

– Многие просто не выдержали перестройки. Жизнь без церкви или мечети, синагоги или буддийского храма стало испытанием на истинную духовность. Те, кто включился в процесс трансформации без надлома, обрел спокойствие и слияние с этим бушующим миром. – добавил Майкл.

– Шторм всегда происходит только на поверхности. Религия, как морская пена должна была растаять когда-нибудь. Она только закрывала свет. Это было самое правильное решение Союза 13 и слава богу. – отметила Адель.

– Бога никто не отменял и это тоже правильно. – с улыбкой прокомментировал Майкл.

– После падения Ватикана хаос только усилился. – добавил Паттерсон.

– Мне жаль Ватикан только по причине того, что весь этот спектакль, который разыгрывался на протяжении последнего столетия с подачи Муссолини завершился без аплодисментов. Священнослужители отменно сыграли свою роль в этом гениальном действии, от которого захватывало дух в прямом и переносном смысле слова. – призналась Адель.

– Ватикан, как уникальный архитектурный комплекс, да и сама организация вызывают смешанные чувства. Любой вид искусства, как и религия, являются лишь воплощением внутреннего мира художника. Архитектор именно так увидел в своём воображении представительство бога, будь то Ватикан, Мекка или ещё какое-нибудь религиозное сооружение. Обладая определённым внутренним миром, писари создавали религиозные тексты, следующие тексты обрастали мифами, вводящие огромные массы людей в глубочайшее заблуждение и мир иллюзий. – поддержал её мысль профессор.

– Художники визуализировали мифы и религиозные образы с максимальным пафосом, для того чтобы эти образы складывались в определённую картину мира, как пазлы. Нам внедрили образ бога, как грозного старца с седой бородой, сидящего на облаке и уверенность в том, что человек создан по образу его и подобию. – сказала Адель.

– Художниками в основном были мужчины и, по всей вероятности, этот факт вызвал у них такие ассоциации. – сделал вывод Паттерсон.

– В таком случае по логике мы все должны быть пожилыми мудрыми самцами, способными передвигаться по облакам. Если всё в этом мире создано богом и человек является венцом творения, то почему бы не изобразить бога в образе молодой девушки – доброй, но справедливой? Ведь были в древнегреческой мифологии попытки создания образов богинь! К сожалению, эта практика была выбита патриархальным обществом, доминированием самцов и банальным мужским гормоном тестостероном. Так сложилось исторически, что женщинам досталось больше всех от мужчин, возомнивших себя подобием бога. – возмущалась Адель.

– Отсюда и появилось движение Мэри Бэйкер Эдди, противостоящее религиозным понятиям предопределения и первородного греха, а в последствии появилось движение феминисток в начале двадцатого века. – ухмыльнулся Майкл.

– Кстати, знаменитая библиотека Мэри Бэйкер в Бостоне, одно из самых любимых наших мест с Адель. Мы там часто проводим встречи со студентами, а именно в Маппариуме самом большом экспонате библиотеки. Стеклянное сферическое помещение Маппариума представляет собой внутреннюю оболочку глобуса, с абсолютно уникальной акустической системой, позволяющую менять привычную картину мира звуков. – сказал Паттерсон.

– А вы помните, если находиться внутри витражного земного шара и стоять посреди стеклянного моста, то голос слышен настолько ясно, будто звук из речевого аппарата непосредственно поступает в твои же уши с невероятной чёткостью и громкостью. Поэтому, даже шёпот потрясает своей мощью. – перебила его Адель.

– В таком месте мы учимся говорить с самими собой и слушать себя. Библиотека расположена в Материнской церкви созданной Бэйкер, и по величию архитектуры напоминает Собор Святого Петра в Ватикане. – сказал Паттерсон.

– Всё это были прекрасные душевные порывы талантливых людей в попытке описать или отыскать бога. – заключила Адель.

– Но слово Бог всё ещё присутствует в вашем лексиконе. – хитро подметил Майкл.

– Все слова, это тоже плоды воображения бесконечного внутреннего мира человека. Мы ведь должны каким-то образом обозначать те или иные предметы, явления, даже если слова не имеют никакого права на существование в принципе, потому что мы до сих пор не знаем с чем имеем дело. А масштаб того, чего мы не знаем только увеличивается и растёт в геометрической прогрессии. – продолжала защищаться Адель.

– Но, чтобы не сойти с ума и как-то ориентироваться в этом мире, мы всему даём названия и вешаем ярлыки, от чего в последствии сами же и страдаем. – подтвердил Паттерсон.

– А вы помните, с чего всё началось? – спросил Майкл.

– В начале было слово. – поспешила ответить Адель.

– И слово было у Бога. – добавил Паттерсон.

– И слово было Бог. – заключил Майкл.

Майкл задумчиво подкурил свою тонкую сигару и с важным видом выпустил дымовое кольцо к своду. Он расхаживал зигзагами от одной стены к другой и его шаги эхом отражались в глубине туннеля.

Прижавшись к друг другу Адель и Паттерсон с любопытством наблюдали за ним. Адель не на шутку устала и замёрзла. Она буквально впилась в руку профессора, пытаясь сохранить равновесие и унять дрожь в теле.

– После того, как взорвали всемирный конгресс в Вашингтоне, никто не взял на себя ответственность за убийство мировых лидеров. В мире случился массовый психоз. Первыми отреагировали религиозные организации. Христиане и мусульмане попали в точку невозврата. В итоге все переросло в неконтролируемый вооруженный конфликт. Тогда, вокруг Ватикана образовалась миллионная толпа, требующая начала священной войны, последнего крестового похода… Мекка в свою очередь, была переполнена воинствующими исламистами, требующими возмездия во имя Аллаха. – заговорил Майкл, нарушив зависшую в тоннеле тишину.

– Религиозные фанатики – это страшная сила. Правительство Италии было вынуждено пойти на радикальные меры, направив отряды вооружённых сил в Ватикан. Толпу разгоняли водомётами и дымовыми шашками, протестующих массово арестовывали. Ватикан пришлось эвакуировать и на время закрыть. Но всё временное, как правило становится постоянным и наоборот. – сказал профессор с таким видом, будто сам был участником тех событий.

– Наша система защищает людей от любых проявлений агрессии, в том числе и религии, как неотъемлемой её части. Любые конфликты на почве инакомыслия необходимо было предотвращать и вовремя ликвидировать источники угроз. – уточнил Майкл.

– Кого и от кого вы тут защищаете? Кому теперь нужны, ваши безвольные потребители? – с негодованием спросила Адель.

– Нет. Вы не правы, дорогая. – вступился Паттерсон.

– Мы защищаем историю от варваров и варваров от истории! – торжественно ответил Майкл и резкой походкой и направился к обратно машине.

– Человечество так стремилось к прогрессу, что само себя уничтожило. Так заложено природой. Прогресс необходимо сдерживать, иначе цивилизация снова выйдет из-под контроля и самоликвидируется, унеся за собой все остальные формы земной жизни. – разглядывая портреты президентов США, спокойно сказал профессор, вслушиваясь в эхо своего голоса, разливающегося по туннелю.

– Я не думаю, что в мире что-то кардинально поменялось. Есть религия или нет, есть прогресс или нет. Всё это иллюзия. Жизнь сама по себе находит свой вектор развития, а все выдумки человека, попытки загнать жизнь в рамки системы всегда будут проигрывать законам жизни, которые никем не придуманы и не вписываются ни в одну систему. Никому не удалось расшифровать код жизни или найти хотя бы одну реальную искру бога. Те, кто создают систему, вынуждены сами играть по её правилам из страха потерять свой иллюзорный статус. – высказалась Адель и пожалела, что вступила в эту дискуссию.

Взгляд Майкла стал надменным и холодным.

Он тихо и чётко произнёс:

– Я никогда не потеряю свой статус. В отличии от вас и миллиарда выживших я не являюсь подключённым. Я и есть система. Я и есть контроль.

Он бросил свою дорогую сигару на пол и раздавил её, глядя в глаза Адель.

В туннеле воцарилась звенящая тишина.

От напряжения, у Адель подвернулась нога. Странный звук скрипнувшего каблука вернул всех в реальность.

– Что ж друзья! Все мы люди. – как бы оправдываясь, попытался разрядить обстановку Паттерсон.

– Держать всё под контролем, это невероятно сложная и ответственная миссия. Я вас вызвал не дебаты разводить. Вы теперь тоже часть этой ответственной миссии. И хватит рассуждать. Меня это начинает раздражать.

Майкл с размаха захлопнул дверь своего бронированного джипа и эхо раскатилось громом по туннелю.

Адель подошла к носу бронированного Мерседеса и провела пальчиком по блестящему капоту.

– И всё же, Майкл. Если мы уже начали этот разговор, я хочу узнать ещё кое-что. Уж потерпите.

Она посмотрела Майклу в глаза и улыбнулась.

Паттерсон почувствовал, что обстановка накаляется.

Он закашлял и попросил у Майкла сигару.

– Давно не курил. Волнуюсь. – бормотал профессор.

Майкл чиркнул стальной зажигалкой. Профессор пытался прикурить, но его руки дрожали.

– Знаете, друзья, когда я был молод, я очень любил курить. И мне тогда казалось, что последним моим желанием, перед лицом смерти, будет новенькая пачка сигарет, которую я распечатаю и буду дымить пока не умру. Вот сейчас у меня возникло такое же желание. Вы так спорите, что это смерти подобно.

Он наконец-то подкурил сигару и отошёл на безопасное расстояние.