– Ладно, это все полемика. – Зевнул кот, обвел взглядом квартиру и подкатил картинно глаза, причмокнув языком. – Перейдем к главному. Все-таки ты решился взять его, это отлично, я долго ждал этого, но своего покровительства я ему не дам. Мне он не нравится, слишком своенравный. У него будет много вопросов, а я не хочу ему отвечать, поэтому учи его сам. Тяжело тебе с ним будет, но это твои проблемы. Главное, что он будет полезен. Как минимум год он должен быть рядом с тобой, и мне все равно, как ты его удержишь, хоть к батарее привяжи. Я почти подготовил себе замену. Поэтому это, наверное, наш последний разговор. Спрашивай, что интересует, и я пойду. У нас тут, знаешь ли, тоже свои дела имеются.
– Господин, новый ученик вызывает во мне противоречивые чувства. Он силен духом, но его взгляды и ориентиры отличаются от наших, и я не уверен, что он пойдет со мной до конца. Тем более я провел ритуал по определению его Силы. Он предрасположен к самой примитивной Силе. Честно сказать, я не вижу ценности в нем как в ученике и не знаю, к чему мне он. Если бы не ваше указание, я бы не взял такого.
Кот посмотрел на лапы, обвязанные веревкой, и та исчезла. Кот молча потянулся, сел на задние лапы и произнес:
– Я не хочу распыляться на объяснения твоих действий по отношению к Хлысту. Просто знай, в какой-то момент ты поймешь зачем он. Тем более он единственный, кто сможет переломить Баланс. Но, если не расшатать Баланс, мне не вырваться из Пантеона. А я тут порядком подустал. Мой приемник сейчас сидит и пьет чай в бесконечном ожидании озарения. – Кот прогнул спину, потянулся и начал ходить внутри небольшого круга соли. – Ладно, расскажу тебе, зачем все это. Когда преемник с парнем встретятся, это сломит Баланс, и Пантеон сольется с вашей реальностью. Тогда каждый из Людей Силы станет Богом. Сейчас я могу лишь посоветовать тебе прислушиваться к своему ученику и не утаивать от него ничего. Когда придет время, ты все поймешь, но тебе нужен другой обряд, чтобы призвать моего приемника. Это будет насильственный призыв. Он активирует сдвиг Баланса. Дальше следи за тем, чтобы никто не помешал, и ты довел ритуал до конца. Какие бы не были вариации будущего, они все равно сплетаются в точку призыва. Он будет в любом случае, и ученик твой будет там, но вот дальше все инвариантно. Только это меня уже не интересует, меня тут не будет, а ты, в любом случае, получишь свое.
– Я выполню все ваши указания. – Все так же склонив голову, отвечал колдун. – Но раньше вы не говорили, что сольете миры. – Голос его дрожал, тело била крупная дрожь. Колдун был очень напуган. – Как это будет выглядеть? Неужели все люди Силы будут богоподобны? Нас же все больше. Где ж тут всем богам разгуляться? А что станет с пантеоном?
– Перестань. – Кот ударил передней лапой по столу и грохот удара прокатился по дому так, что даже посуда зазвенела в шкафах на кухне. – Не позорь мой род. Если бы ты не был моим потомком, я бы никогда не взялся тебе помогать. Успокойся. Правила изменятся, но игра будет та же. Просто Пантеон начнет менять Систему под себя. Бог не может убить Бога. Только человек, да и то, если он безгрешен, а ты видел таких? Подотри сопли и запиши обряд. Мне пора уходить.
Колдун взял с полки толстую книгу, в которую записывал всю информацию, которую ему давал Покровитель, и принялся записывать обряд, который будет необходим для разрыва Баланса.
После того как Покровитель ушёл, колдун долго не мог унять дрожь в руках. Одно дело мечтать взойти на Олимп, а другое дело взорвать гору, чтобы вершина сама упала тебе под ноги.
Ученик тревожил его. Дерзкий сорвиголова, который продавливает границы дозволенного везде до чего может дотянуться. Для такого надо стать отцом, задавить его своим опытом и авторитетом. Либо подложить ему девушку, через которую можно будет им управлять.
Часть 5.
Дамир снова остался наедине с собой. Лиза ушла, и, сев на пол прямо в прихожей, обхватил голову и просто уставился в пол. Поддавшись эмоциям, он вляпался во что-то большое и непонятное. Впервые за долгое время кроме одиночества он начал испытывать страх. Его квартира показалась ему огромной и совершенно пустой. Снова чувство, что он безумно маленький в этом мире. За ним, как всегда, последовала череда образов перед глазами, ему стало трудно концентрироваться, и он провалился в свои чувства. Страх, одиночество и боль того дня нахлынули так быстро, что дыхание сбилось. Ему было холодно, но тело покрывал горячий пот. Новая паническая атака, которых не было уже с полгода, заставила его съежится на полу. Не зная, сколько времени он провел в таком состоянии, Дамир усилием воли заставил себя произнести: «один». Сначала у него лишь получилось произнести тихое неуверенное «оооо», но с каждым разом слово звучало все увереннее. Симптомы отступали, и Дамиру становилось легче. Но морально это добивало его. Он понимал, что все симптомы соматические, порожденные его разумом. От этого иногда становилось еще хуже. Получалось, его мозг под влиянием эмоций просто подавлял его тело.
Осознание себя как безумно слабого существа в этом мире подстегивало его к действиям. Спорт, книги, постоянные вызовы обществу и главное себе сделали его очень жестоким по отношению к слабостям. Не важно, слабость к физическим параметрам или внутренним переживаниям и страстям людей. Все эмоции для него были бесполезны: свои и чужие. Прекрасно понимая, что все это является лишь последствием того дня, когда он осознал себя на месте пожарища. Себя как личность он не помнил. Ему выдали какие-то обноски, кто-то из женщин в форме сунул ему пакет в руки, сказав, что у нее сын его возраста, и отвезли в детдом. Потом восстановили документы. Так он узнал заново свое имя и фамилию. Больше он ничего не стал узнавать ни о семье, ни о доме, ни о своем прошлом. Апатия длилась долго. Несколько лет он не говорил ни слова. Из-за этого адаптация в коллективе детдома прошла болезненней, не заинтересованный в знакомстве и общении он не раз был избит. Но каждый раз после того, как его били толпой, он поочередно вылавливал своих обидчиков и избивал их один на один. Это продолжалось до того момента, пока его не отправили на очередное обследования к психологу. Стоял вопрос о переводе его в специализированный детдом для детей с отклонениями. Зайдя в кабинет Хлыст произнес:
– У меня нет отклонений, просто мне нечего сказать. Но если вам необходимо, чтобы я произносил слова, я буду их произносить.
Психолога, тучную женщину лет пятидесяти, не слишком-то впечатлило дерзкое поведение подростка, и она заставила проходить Дамира кучу тестов. Из всех них следовало, что он в порядке. Женщина долго смотрела на мальчика и произнесла:
– Дамир, такая психологическая травма как у тебя, не может пройти бесследно. В тебе уже видно изменения личности и попытки противопоставить себя обществу. Ты заново создавал свою личность под воздействием стрессовой ситуации.
– Личность моя осталась со мной. – Перебил ее парень. Щуплый, нескладный парень со взглядом уставшего старика. – Просто у меня нет воспоминаний о себе. Соответственно, у меня нет психотравм детства, негативных установок, наоборот, есть улучшенная версия меня, которая логически подходит ко всем желаниям и совершаемым действиям. Я могу объяснить, почему я молчал два года. Изначально, это была защитная реакция, а потом я понял, что слова мои ничего не изменят. В тот день меня полуголого привезли с мороза в больницу, где я час, сидя в коридоре, смотрел как мент, который меня сопровождал, играл на телефоне. Потом меня осмотрел врач, и они вместе с ментом обсудили, сколько членов моей семьи сгорело и как мне повезло. Потом меня отправили в детдом, где тоже всем плевать, что со мной. Через неделю вдруг следователь решил проверить версию поджога и отработать на мне новые приемы допроса, пытаясь убедить меня, что поджог дом я. Зачитывал мне какие-то характеристики от бывших одноклассников, учителей. Он был очень убедительным, особенно в той части, где утверждал, что от меня отказались все живые бабушки и дедушки и даже дядя не захотел меня забрать к себе. В какой-то мере я согласен с его логикой, видимо, я был не самый прилежный ребенок и желанный родственник, ведь, на самом деле, за все время никто из них меня не посетил. Поэтому я молчал. Мне нечего было противопоставить давлению взрослых людей и ситуации. Я не помню себя, семью, друзей. Я помню книги, сериалы, фильмы и даже школьную программу. Я правда не знаю, что тогда случилось. Я просто не хотел жалеть себя и распыляться на остальных, прежде чем смогу понять, какой я человек.
Выслушав Дамира, женщина проговорила с ним еще около часа и лишь убедившись в том, что он действительно вменяем, отпустила его. С тех пор он ни с кем не разговаривал так долго и так открыто.
Привыкший к внутренней пустоте и одиночеству, он не пытался жить нормальной жизнью. Вместо любви и дружбы он сосредоточился на учебе. Вместо самокопания, он копался в книгах, исторических фактах и наблюдал за людьми. Ввиду того, что их поступки и высказывания ему не приходилось сравнивать со своими внутренними установками, навязанными воспитанием, он замечал всю нелогичность жизни и чувств. Выстроив для себя личный моральный кодекс, он четко следовал ему, но никогда не поддавался мимолетным чувствам. В армии он начал интересоваться историей и, как оказалось, она вся переписана и исковеркана. В разных учебниках разных годов издания одни и те же события описывались по-разному, а в архивах и музеях, которые он посещал в редкие увольнения, даже карты сражений, датированные одним годом, отличались то в начертаниях местности, то в схемах наступления войск. Так, преисполненный сомнениями во внешнем мире, а не в себе, он погрузился в эзотерику и религию. Но там было все запутаннее, чем в музеях. Тогда-то он и придумал продавать самопальные книги по магии. Каждую в разных городах. Два раза в один город старался не выкладывать объявления, менял ники, аккаунты. В остальном у него была скучная жизнь затворника, если бы не вечные конфликты и ситуации, в которые он попадал. В молодых парнях, прожигающих жизнь в подъездах и на улицах, он вызывал необъяснимую агрессию одним своим видом, хотя одевался он в однотонные вещи, не броско, имел спортивное телосложение и не выглядел как жертва, но они постоянно его задевали.
Теперь же в нее ворвалась Сила, без колебания вышибая хилые двери его и без того непрочного мира. Дамир побрел в душ, размышляя, что же ему теперь делать, вроде бы и нашел то, что искал, но мечтах он постигал истину разом, а тут получается, что мир, к которому было направлено все его естество, прекрасно функционировал без него, события развивались и планы строились. Каждый раз, когда ты хочешь стать центром чего-то большего, ты сначала окажешься на окраине. Будешь стремится сквозь толпу, непогоду, теряя направление и выдыхаясь на каждом круге, но если ты будешь достаточно упорен и настойчив, то ты окажешься в самом центре, из которого отрывается прекрасный вид на окраины. Как будто над тобой просто издеваются, подсовывая цели и мечты, добившись которые ты скорее всего получишь разочарование, ведь ты пресытился ими еще в пути.
Стоя под струями холодной воды, смывая пот, напоминание своей слабости, он понял, что стоит подготовиться к тому, что его новые знакомые не всегда будут его друзьями. Он решил, что необходимо спрятать несколько рюкзаков с минимальным комплектом одежды и денег, возможно, еще несколько таких на выездах из города. Хотя он даже не знал, можно ли от них сбежать. Внезапно парень осознал, что, даже найдя то, что искал, он тут же ищет способы сбежать от этого, чтобы не разочароваться. Наверное, этот страх потерять все еще раз был сильнее, чем он предполагал. Дамир поклялся себе не сбегать. Хоть один раз в жизни.
Часть 6.
Быть учеником колдуна оказалось не так уж сложно, хоть и скучнее, чем он предполагал. Приходя к колдуну домой, парень был вынужден выслушивать его пламенных речей и диктовки под запись правил безопасности при работе с Силой. Такие лекции обычно заканчивались спором Дамира и колдуна, а практикой с ним больше занималась Лиза. Самым удивительным для него стали осознанные сны. Ничего так не поразило его как миры, которые создавал колдун в сновидениях. Большая часть обучения Дамира проходила во снах и, если сначала понять, что он спит, ему помогали Лиза или колдун, то сейчас, спустя месяц обучения он генерировал сон еще до того, как проваливался в глубокую фазу сна, хотя девчонка и колдун утверждали, что это займет у него годы.
Для него это оказалось легко лишь по причине отсутствия чувств и эмоций. Ему не помогали расслабление и медитации, которые стали частью его ежедневных упражнений, наоборот, только уводили от цели. Все медитации приводили его в поле, покрытое снегом, к бегущей лисе и горевшему дому. Ввиду этого он отказался от этих практик. Медитировал ровно до того момента, как чувствительность физического тела поднималась до уровня, когда он чувствовал, как кровь течет по венам. Для входа в сон он ложился на спину, напрягал все тело, вытягивал руки вдоль торса ладонями вниз и концентрировался на дыхании, взгляд сосредотачивал на темноте, пытаясь заглянуть в нее через закрытые глаза. Вход в сон всегда был для него внезапным, он просто вглядывался в темноту, а потом появлялся посреди какого-то действия, ситуации, окруженный людьми. К сожалению, он пока не мог просто уйти от них или сбежать. Поэтому приходилось хоть как-то участвовать во всем этом. Чаще всего Дамир не видел в этом смысла, но Колдун, когда услышал причитания парня по поводу бесполезно проведенного времени во снах за просмотром этих «прелюдий», объяснил, что человек сам по себе способен накапливать природную энергию и генерировать ее. Но, когда он испытывает эмоции, эту самую энергию он тратит. И чем быстрее и негативней эмоции, тем энергии тратиться больше. Такие сны необходимы для развода на эмоции, соответственно, для траты энергии. В основном, людям снятся кошмары, секс или полный бред. И в любом случае за этим следовал неконтролируемый выброс энергии. Если с кошмарами и сексом все было легко и подтверждено наблюдениями из жизни и даже мифами, достаточно вспомнить хотя бы о суккубах, то с бредом все было сложнее. Как правило, бредовые сны – это отложенная программа, которая тянула энергию не только во сне, но и в реале, заставляя потом копаться в себе, пытаться найти причину бреда путем самоанализа и постановки себе диагнозов, которые лишь больше сосредотачивают внимание на самом себе. А по факту такие отложенные программы как вирусы зарождались от негативных эмоций в крупных эгрегорах и кочевали от человека к человеку.
Колдун уверял, что каждый сюжет должен быть отыгран и разгадан. Надо научиться проживать эту программу во сне без потери энергии, ведь переработанная человеком природная энергия поглощалась таким образом Системой.
Сначала Дамир не воспринимал все эти рассказы про ужасную Систему всерьез. Ему казалось, что это просто гиперболизированный выдуманный враг, которым легко прикрываться для запугивания новых учеников. Он так и сказал об этом Игнату Валерьевичу во время одного из своих личных посещений у него дома. Он вообще вываливал на своего учителя все сомнения, которые у него были. Колдун посмеялся и спросил, почему он так решил. Дамир лишь пожал плечами в ответ.
– Давай тогда поступим следующим образом. Послезавтра вместо того, чтобы приходить ко мне, ты отвезешь моему другу загород кое-что и будешь отслеживать энергию себя и людей вокруг, а потом расскажешь мне о своих наблюдениях. Лиза вместе с тобой не поедет, чтобы не отвлекать. И ты сам все поймешь.
План колдуна он разгадал уже по пути домой. Чаще всего он передвигался по городу пешком, избегая улиц с большим скоплением людей раньше, чем мог считать эмоции, он просто избегал людей за их непомерно большие души, набитые хламом. Парень не отделял себя от людей, но четко видел различия. В его душе были лишь примитивные чувства: страх, жадность, зависть, голод, похоть. В то время как остальные пытались расщепить каждое из этих чувств, придумать новое название и лелеять себя любимого. Он не знал, почему так происходит, но точно знал, что не все такие. Занимаясь тем, что скупал мелкую технику, он часто видел людей, хоть и не любил с ними общаться, и точно знал, что есть сильные и добрые, пусть их меньше, но каждый такой стоит десятка слабаков, а значит и здесь баланс соблюден.
Утром следующего дня он проспал, и пришлось бежать на остановку, дожидаться трамвая, и надеяться, что он успеет на вокзал. Раздражение все больше и больше захватывало его чувства, он ненавидел общественный транспорт за отсутствие личного пространства. Слишком близко были люди и их недовольства. Постоянная спешка и теснота бесили его. На улице стояла жара, казалось, за ночь город совсем не остыл, и летнее солнце принялось выжигать все, на что падал его свет с самого утра. Вокзал оказался испытанием для него: давка, слишком важные лица охранников, которые надменно смотрели на каждого проходящего через рамку металлоискателя. В глаза бросался резонанс большого старого здания, выполненного в палладианском стиле, пусть и грязного от выхлопов, и наличие вокруг него дешевых и покосившихся киосков, ярких фудтраков. Обилие толпы, такой же разношерстной, как и рекламных вывесок, расклеенных объявлений и товаров, приклеенных прямо к стеклу киосков. Во всем этом непостоянстве здание своей монументальностью походило на стража, которого поставили у ворот без створ и забыли выдать оружие.
При покупки билета, назвав необходимую ему станцию, оказалось, что, когда колдун говорил «загородом», это значит богом забытое село, в трех часах езды на поезде. Снова волна злости на самого себя накатила на парня, вчера можно было бы и проверить все и подготовиться лучше. Было такое чувство, будто окружающие его люди забирают у него силы и способности мыслить трезво.
Дамир стоял в невероятно крошечном для такого исполинского здания зале ожидания и ощущал раздражение всех вокруг, в него вплеталось чувство страха перед покиданием уютного быта, выстроенного в городе, страх перед дорогой. Этот страх был для него непонятен, причем он был только у тех, кто ехал один. Просканировав пару человек, он понял, откуда истоки этого страха. Им неуютно находиться среди незнакомых людей, они не знают, чем себя занять в пути. Путь для них – это неуютная проблема между делами. Даже если человек ехал куда-то отдыхать. Парень не понимал, почему кто-то может быть настолько зависим от постоянного контакта с социумом, что боится побыть наедине с собой? Ввиду того, что он изначально осознавал себя как отдельную единицу общества, он не страдал без внимания других, но оказалось, что без знакомого внешнего наблюдателя, люди забывают какую именно роль им сейчас играть. Купившие билет, томились от ожидания поезда, потом сбивались в очередь и торопились занять свои места. Осознание того, что им присвоено какое-то место, а они не находятся на нем, буквально сбивало их с толку. И каждое действие было систематизировано и имело четкую последовательность.
