Игра Реальностей. Эра и Кайд. Книга 2
– Обуйся во что-нибудь без каблуков, – скомандовали мне, когда рябящее пространство воздуха соткалось в осязаемый прямоугольник.
Обуйся? А одеваться не нужно, мы не на улицу?
Ладно, сейчас узнаю. В коридорном шкафу отыскала светлые теннисные туфли, вернулась, успела подумать о том, что для зимы на мне слишком легкие штаны и туника.
– Идем.
Мне протянули руку – я не торопилась ее касаться. Помнила, как сильно меня обожгло тогда, когда взялась за нее в последний раз в родном мире.
– Перетерпи. Это того стоит.
Он закрыл все щиты – я чувствовала.
Ладно, может, в этот раз не «долбанет»?
Больно почти не было, скорее электрическая дуга по телу – неприятно, но терпимо. К тому же отпустил он сразу, стоило нам оказаться… в ином измерении.
А как еще назвать столь разительную смену пейзажа, простора, освещения и климата? Была чуть влажная от разбрызгивателей комната – тесная и довольно маленькая, а теперь ни одной стены до самого горизонта, потому что перед нами… океан. Песчаная коса, влажный соленый бриз, бескрайнее, разрисованное закатными всполохами, небо. Лето.
(Paul Cardall – Father in Heaven)
Мы пришли на берег? Для чего?
Другой уровень?
Будь это подобием свидания, Кайд бы не торопился, но сейчас он выглядел настороженным, заставил меня посмотреть на часы.
– У тебя есть час. Не больше. На установку межмировых порталов требуется разрешение, но за пятьдесят минут они не придут – я отчитаюсь.
– Кто?
Его напряжение передалось мне.
– Комиссионеры.
«Межмировых?»
– Где мы?
Он не ответил. Пояснил другое:
– Вернешься сюда же, дверь будет здесь, никто другой ее не увидит.
– А ты?
Спросила зачем-то, слушая, как шумит совсем рядом прибой – непривычно после зимы слушать шуршание накатывающих на песок волн. И что «ты»? Что именно хотела этим вопросом прояснить?
– Вернись вовремя. – «Иначе подставишь меня». – А теперь иди. Тебе туда.
И мне указали в сторону вползшего на побережье и отгородившего эту часть живой стеной от посторонних глаз тропического дерева.
Я не понимала, где я и зачем мне идти «туда». Но пошла.
А через минуту показался вдалеке дом, который я никогда не видела с этой стороны.
Дом… отца и матери.
Я на Литайе.
Меня «обрушило» прямо на песок коленями, ворвалось внутрь ощущение свершившегося. Волны, соленый воздух – мой родной мир. Тепло, потому что это Сантафия – восточный берег Эргерского моря. Потому что эти ракушки – мои ракушки, потому что под этим песком – глубоко-глубоко – скрыт огромный кристалл Литаниума.
Дома.
Я плакала, как маленькая девчонка, и сама не знала почему – то ли от горя, то ли от счастья, то ли от обиды, что все это не происходило так долго. А после поднялась, наспех отряхнула колени и побежала. У меня пятьдесят минут.
На веранде, кажется, фигура, нет, даже две…
– Мама-а-а, – орала я, как в детстве, – маа-а-ам-а-а-а!
«Это я-я-я!»
А вслед мне невидимый тягучий взгляд – непривычно ласковый и недолгий.
– Как так можно было! Ну как?! – отец ругался по-настоящему. Но выглядел не злым, а держался за сердце. – Она билеты собиралась покупать к тебе, все нервы мне извела. Ну, хоть позвонить можно было?
А я обнимала мать так крепко, как только могла. Она плакала не слышно – вздрагивали плечи. Деревянный пол внешней веранды залит розовым светом; качались в кадках цветы.
– Мама…
Она не могла даже ответить. Лишь отец, как заведенный, все ворчал, что так не делается, что так можно раньше времени в гроб, что «телефон ведь никто не отменял»… и выглядел очень обиженным. Сам как ребенок.
– Папа…
И прятал глаза, когда следом я обняла его.
– Дочь, не делай так больше.
– Ты прости… Вы простите, что я так долго не звонила. И еще за то… (сложно это говорить), что у меня всего пятьдесят минут. Я проездом.
Стол внутри накрыли наспех, снесли на него все, что есть – чай, вазочки с печеньем, шоколад, остатки утреннего пирога. Суетились, что не успеют, а потому выспрашивали главное – жива, здорова? Почему не писала, нашла кого-то? По глазам видели – нашла. «Не болеешь, денег хватает? Когда приедешь снова?»
Потихоньку отпускало маму, отлегло на сердце у отца: «Вернулась, живая». Все остальное можно было пережить, забыть и простить. Собственно, они и не сердились, но волновались сильно. Больше года – это как же…
А я сидела в просторном зале за столом напротив широкого окна, откуда открывался удивительный вид на безбрежный водный простор, и не знала, что запоминать. Как пахнет эта комната? Морщинки вокруг глаз мамы, ее улыбку? Поседевшую шевелюру и бороду отца? Шум волн, запах корицы от пирога, ощущение того, что где-то за спиной в одной из спален спрятана шкатулка с моими детскими вещами?
Литайя. Кайд привел меня на Литайю – просто пришел, взял за руку и отвел в проход.
Я, как ребенок, которого впервые привели в магазин сладостей, буду судорожно пытаться запомнить и утащить с собой в памяти все, что увидела, хоть на деле не смогу впитать и десяти процентов запахов. Буду корить себя потом за это – что не рассмотрела все спокойно, не позволила атмосфере проникнуть в кожу, слишком волновалась.
И пусть. Унесу, сколько смогу.
Я здесь… Полчаса до «выхода».
У них все хорошо, пенсию назначили достойную – не зря потратили годы на преподавание; сестра приезжает часто, а с ней племянники и племянницы – тогда в доме шумно. Но места, хвала Агнессе, много, а уж шум моря под окнами и вовсе круглосуточная благодать. Что? Нет, купаются не часто, сейчас не сезон, а вот гуляют по побережью каждый вечер.
– …такие рестораны здесь, такие улочки красивые… Ты приедешь в следующий раз, сходишь с нами?
– Конечно, схожу.
Они радовались. А внутри меня все дрожало от хрустальной благодарности – самые ценные пятьдесят минут.
И я впервые здесь после собственной смерти. Где-то далеко отсюда так и живет Рори, ищет, наверное, других Мен – выслуживает погоны. Сволочь. Но не буду о нем, на плохое настроение нет ни времени, ни желания.
– Недавно построили музей морских животных и рыб, мы ходили на открытие…
Они рассказывали, что вспоминалось и приходило на ум; я же смотрела на забытую на кресле открытую книгу, которую в обед читала мама, потертый футляр от очков отца, висящую на стене картину-пейзаж, которую раньше никогда не видела.
Он много для меня сделал. Кайд. Сам не знал, насколько.
Отчаянно сильно хотелось задержаться, провести здесь ночь и следующее утро. Даже неделю.
Когда-нибудь.
– Мне пора.
Их речь как обрубило. И теперь мой образ впитывали они – уже более спокойные, расслабленные. Завтра займутся своими делами мирно, без дергающей внутри иглы – мысли о срочной покупке билетов в столицу.
– Я приеду, как только смогу.
– А звонить? – маме очень хотелось хоть иногда разговаривать.
– Я… что-нибудь придумаю.
«Попрошу Бернарду, упаду в ноги Кайду…»
Мне просто здорово знать, что у них все хорошо. Дальше придумаю, как быть.
– Я побежала. Меня… ждут.
Обнимали меня долго. Отпускали неохотно; кричали над берегом чайки.
(Sleeping at last – Already Gone)
Почему я думала, что он сидит там – на песке возле двери?
Кайда не было – ушел.
И бежать больше не имело смысла – запинаться, нестись, чтобы не опоздать. В запасе еще шесть минут, я успела. Никого не подвела, запихнула в собственную память, как в трюм корабля, столько «добра», сколько сумела. Позволила себе одну долгую минуту любоваться прогорающим закатом, удивительным свежим воздухом, отсутствием снега. Смотрела, как кружат над волнами птицы, как полыхает раскрашенное розовыми и оранжевыми полосами небо.
Один из самых счастливых моментов жизни – такой останется со мной до конца. Не потускнеет, не потеряет важность, за десятки лет не выцветет.
Все, три минуты… Пора.
В портал, неспособная оторвать взгляд от Литайи, я шагнула спиной.
Вновь тихая стеклянная комната – зимний сад. И всего одна оставшаяся дверь. Кайда в моей квартире нет, его присутствие я бы почувствовала сквозь стены.
Ушел.
На теннисных туфлях песок – их теперь хотелось поставить на отдельную полку и иногда касаться, перетирать на подушечках пальцев воспоминания, как песчинки. Позволять врываться в голову шуму побережья, слушать размеренный крик сытых птиц. Запах родного дома, матери и отца.
За этот подарок я его поцелую. Если смогу.
Обувь я снимала аккуратно, как сапер. Понимала, что глупо пытаться что-то сохранить, но не могла отказать моменту в трепетности. Спрятала ее, как планировала, на отдельной полке. Теперь чайки изредка будут кричать из моего коридорного шкафа.
(Paolo Vivaldi – Last Love)
В квартиру на бульваре Аттика я шагнула босой – знала, что ступлю на ковер. Снова Уровни, Лоррейн, снег за окном.
Тот, кого я искала, стоял у спинки развернутого лицом к телевизору дивана, оперся на нее ягодицами, о чем-то думал. Лежали на бархатной ткани его ладони; плечи расслаблены, лицо спокойно. На мое появление Кайд отреагировал лишь взглядом – смотрел, как я приближаюсь, как встаю близко-близко.
А я впервые сократила между нами дистанцию настолько. До десятка сантиметров, до возможного близкого касания – хотела уловить запах. И уловила. Пахла парфюмом тонкая шерсть водолазки, пахла чрезвычайно сексуальным мужчиной кожа на мощной шее – и я пропала. Стояла и балдела, как наркоман, вдыхала и не могла надышаться, понимала, что буду грезить о постели с Двартом всю оставшуюся жизнь. Но сегодня другой день, не такой, как все – сегодня мне все можно.
– Ты помнишь, – послышалось тихо как раз тогда, когда я раздумывала, можно ли коснуться губами щеки, – что я все еще многократно сильнее тебя?
Да, он же держит щиты на максимальных мощностях, чтобы меня не упаковало в стальную клетку прессом.
– Помню.
«Прости…»
И отступила на шаг.
«Боже, этим ароматом я буду дышать всю оставшуюся ночь».
И плевать, что все мои чувства на лице написаны.
– Я хотела… как-нибудь тебя отблагодарить. За подарок.
Кайд смотрел, и я путалась в его взгляде, как в лабиринте из вельветовых полотен. Вдруг поняла «как».
– Ты хотел слияния… Я готова. Сейчас.
«Согласна на полное, до самой глубины…» Ведь, если быть честной, оно приятно и мне.
А он все так же смотрел. Не оживился, как когда-то, не выдал заинтересованности, которой, похоже, не испытывал.
– Хотел.
Взгляд не расшифровать.
– Больше не хочешь?
Вопреки логике царапнуло. Сейчас я открыта, искренна и ранима – мягкая девчонка, которой просто хочется выразить спасибо.
Обидно, если не хочет – это придется пережить, как когда-то остальное. Просто захлопнется где-то в глубине еще одна дверь.
– Теперь я хочу от тебя другого, Эра.
«Не все потеряно?»
– Чего?
– Доверия.
Ответ меня не удивил даже, потряс. Это все равно, что за сорванный с клумбы цветок попросить вдруг душу.
– Доверия?
– Да. Полного. Безоговорочного.
Я ушам своим не верила.
– Зачем оно тебе?
«Тело, я еще понимаю…»
– Почувствуй сама.
– Не хочу, извини… Не буду. – Полное доверие, это когда падаешь в космос без страха, когда летишь и знаешь, что поймают, когда везде «мягкие борта». А меня в моем падении не поймают, я была уверена. – Ты прекрасно подделываешь любые чувства, я в них больше не верю.
Жаль, что не вышло отблагодарить по-человечески, что всплыло на поверхность нечто такое, чего я не могу… не готова дать.
Взгляд синих глаз напрягся, потяжелел. Кайд почти незаметно сжал челюсти – получил «отпихивание» в грудь, «обиделся».
– Спасибо тебе… еще раз.
Я развернулась и зашагала к проходу. Чертовски жаль было почему-то уходить. А позади шла откровенная борьба – я чувствовала ее каждой клеткой. Напрягшемуся Дварту хотелось применить силу. Догнать, остановить, уложить на лопатки, зажать запястья. И каким-то непостижимым образом втолковать мне, глупой девчонке, что-то важное. Щиты частично сорвало – меня повело так, что едва не подкосились колени; он держался. Я тоже.
Просто магнитное поле, которому невозможно не подчиняться. Главное, выйти из зоны действия…
Благодарность – да. Доверие – нет.
Потому что, когда проваливаешься в кого-то, есть шанс потерять себя. А этого мне не хотелось.
У самого полотна мерцающего воздуха двери мне вдруг стало ясно – он сдерживает себя, чтобы не причинить мне боли, чтобы не обидеть. А внутри лава; я помнила, как трудно ее сдерживать.
Вопреки всему разочарованию в таком окончании вечера, ощутила, что люблю его. Сильного, безудержного, сложного.
Просто не готова… отдать душу. Сделать то, что мне на самом деле больше всего хочется сделать и то, чего я больше всего боюсь.
Зачем обернулась перед уходом, не знаю.
Потемневший взгляд синих глаз шпилит. Однажды этот мужчина настигнет меня как шторм, запеленает в свои облака, свяжет руки и ноги, и тогда путь к свободе действительно только один – через доверие.
«Я убегу от тебя до этого. Или после. Тебе меня не получить».
«Найду в любом из миров».
«Отыщу способ».
«Нет».
«Да».
«Нет».
Он сломит любой из моих способов. Но я все равно отыщу путь к победе, даже если в конце.
Зачем тебе мое доверие – можно спросить еще раз?
Почувствуй – ответит снова.
И мы зайдем на круг.
– Спокойной ночи.
Меня в свои объятья принял влажный, пахнущий цветами и тугими зелеными листьями, зимний сад.
Глава 4
(Bruno Sanfilippo – Pianette)
Есть выражение – «бес попутал».
Меня этим утром попутал не бес, а предрассветный сон, в котором чудилось, что Портал на Литайю так и стоит в моем зимнем саду – мерцает у стены слева, переливается белесыми всполохами, зазывает внутрь.
Сну я поверила, как верят желанной правде: едва проснулась, сразу решила – сейчас схожу туда, только переобуюсь…
И вспомнила – закрыт. Он исчез с моим прибытием обратно.
Накрыла свинцовая грусть. Когда теперь?
Залитая утренним светом кухня – мирное помещение, прождавшее хозяйку всю ночь. Новый паркет под ногами не скрипел; послушно молола зерна кофе-машина. Вскоре стояла на столе кружка с ароматным напитком – я грела об нее пальцы.
Вечером на балконе, глядя, как ложится поверх наметенных округлых сугробов свежий снег, я задавалась вопросом, что же на самом деле ощущает по отношению ко мне Кайд? Сначала послал подальше, затем передумал, вчера и вовсе пришел с подарком, заговорил о доверии. Что ему в конечном итоге нужно, как узнать? Что сделать, чтобы осязаемо проявились чужие чувства, чтобы стало понятно? Вопрос свой я, как обычно, отправила наверх, и отправилась спать.
И никогда бы не подумала, что сон об открытом Портале явится прямой перемычкой, мостом, ведущим к ответу.
И откуда взялась только под мерное покачивание сосновых веток идея попробовать?
«Попробовать восстановить проход».
Ненадолго, всего лишь на сутки. Поместить себя в ту линию реальности, где он все еще открыт.
«Это наказуемо».
Может быть. Но наказывает все равно Кайд. Нельзя? Так придет и щелкнет по носу, рыкнет в крайнем случае. Стушуюсь, кивну, скажу, что все поняла.
«Но если получится, я наведаюсь к своим еще раз. Пусть ненадолго, только на чай. Один раз…»
Интуиция моя волновалась, как штормовое море, а все равно желала попробовать. Казалось, все настолько свежо в памяти, что сейчас только закрою глаза, сдвину себя на микрон вбок по вибрации – никто не заметит. После толкну дверь в цветник, а там…
«Перемещением» себя из ветки в ветку я занималась, сидя на диване в гостиной. Глаза закрыты, дыхание ровное. Представляла, что дверь никогда не закрывалась, что для меня открыли ее насовсем. Уплотняла свою веру в это, проникала сквозь сопротивляющееся знание о том, что «было не так».
«Никто не знает, как все было на самом деле. Всё иллюзии».
Было так, как я скажу, как представлю теперь.
Портал внизу так и стоит, мерцает, зовет. Всегда там был. Всегда открыт…
Сделавшись сгустком легкой и чистой энергии сознания, я рассматривала его внутренними глазами – любовалась тем, что вскоре ожидала ощутить наяву. Уже почти могла потрогать, сместилась в убеждение «он там есть» на девяносто девять процентов…
И вдруг, выбив меня из процесса, внизу прозвенел дверной звонок.
Это был самый неудачный клиент в самое неудачное время из всех возможных.
И я собиралась ему отказать. Собственно, спускаться вообще не стоило, но хлестнуло через край раздражение, и, отвлекшей меня в самый ответственный момент «сволочи», я собиралась посмотреть в лицо.
Открыла дверь. Посмотрела.
И ощутила, как будто на моей шее, одновременно с защелкнувшимися на запястьях невидимыми наручниками, затянулась арканная петля.
(Future Heroes – Into The Darkness)
Я никогда не видела его раньше – высокого темноволосого гостя с очень въедливым взглядом, – но поняла моментально – «не клиент». Этот пришел не за помощью, а за мной. Внутрь втолкнул тугой аурой, вошел, закрыл за собой дверь. Представился.
– Отдел по борьбе с энергетическими правонарушениями.
И мне стало плохо. Накатила вдруг тошнота, слабость, принялись неметь руки.
«Коллега Кайда…» Черт, как можно было быть такой дурой, не догадаться, что в своем отделе Дварт работает не один?!
Дышать почти невозможно – гость тошнотворно силен. Опасен, холоден и совершенно ко мне равнодушен. Я словно в центре черной, состоящей из тягучей наэлектризованной энергии, воронки, а рядом тот, кто в любую секунду поставит лапу на грудь и надавит. Ощущение капающей с клыков слюны, медленного дыхания и размеренного сердцебиения. Даром что на вид гость как человек – глаза зеленоватые и ясные, мышцы тела под одеждой рельефные, – внутри он переплетение ядовитых проводов.
Конец мне… дура…
– Пройдемте наверх.
Он хотел туда, где я творила «непотребство». Двигался по моей квартире так, будто смотрел не глазами, а шел за ощущениями. Принюхивался, улавливал малейшее изменение фонов, следовал к эпицентру. А меня тянуло следом, как привязанную.
Вот мы и у дивана. Тот, кто не представился, лишь на секунду дернул крыльями носа, и меня жестко припечатало к обивке, с которой я поднялась сразу после звонка. Встал напротив – неумолимый, как прототип древнего бога, – спросил, подразумевая, что будет вести монолог:
– Поговорим?
И я со всей мочи, чувствуя, как немеет сознание, мысленно заорала: «К-А-А-А-А-Й-Д!»
Проход, из которого вышел тот, кого я звала на помощь, открылся за моей спиной.
«Две секунды? Три?»
Дварт среагировал молниеносно.
И теперь один «титан» стоял напротив другого. Между ними я с невидимой петлей на шее, не позволяющей толком дышать.
– Кардо?
Вопрос к незнакомцу.
– Тоже рад тебя видеть, Кайд. Решил, вот, за завтраком просканировать пространство. И наткнулся на нарушителя. Занимайся своим, я разберусь.
«Раз уж пришел».
Тяжелая тишина в ответ. После выверенный по словам ответ:
– Этот объект находится полностью под моей юрисдикцией.
– Вот как?
Тот, кого назвали Кардо, играючи проверил на прочность петлю, которую создал. Полюбовался ей секунду.
– Знаешь, что этот «объект» только что пытался сделать? Открыть несанкционированный проход между мирами.
Я вжалась в диван. На душе дерьмово, потому что сказанное – правда.
– Я разберусь.
– Но я уже здесь.
Взгляд незнакомца на меня внимательный, суровый – под ним, как под катком.
– Я сказал, что разберусь сам.
Со стороны Кайда неприязнь, как смесь арматуры и бетона.
Кардо словно не слышал. Обрушил внимание на меня:
– Итак, вы признаете, что пытались создать портал?
«Не создать, – хотела я пояснить. – Перевосстановить».
Но не смогла, потому что дышать аркан еще кое-как позволял, а вот говорить – совсем нет.
И только хрип из горла.
– Этот портал здесь вчера поставил я, – отрезали сзади.
«Интересно», – коллега Кайда теперь смотрел иначе. Заинтересованно, но очень холодно. «Пойдем, поговорим?» – пригласил взглядом, получил молчаливое согласие, и «титаны» отлучились в соседнее помещение.
А у меня как будто нет ног. Тело ледяное, сердце бьется кое-как, а внутри сокрушающее знание – я его подставила.
Кайд.
(Audiomachine – Redshift)
– Как интересно… – Макс смотрел, прищурившись. – Ты поставил здесь вчера портал между мирами?
– Я о нем отчитался.
И уже получил свой выговор.
– Молодец. Теперь я должен отчитаться о том, что его пытались восстановить.
«Делай, что считаешь нужным. И уходи».
Кардо уходить не спешил, размышлял, сопоставлял детали.
– А у нее, должно быть, неординарные способности, чтобы провернуть такой трюк, не находишь?
Дварт молчал. Лишь наливался гневом, как черный бутон, ощущение Максовой петли на шее Эры творило с ним странное – хотелось ударить. Удар будет настолько сильным, что дом, скорее всего, рухнет. А еще прицельным. Он чувствовал, как автоматически на фоне собирает мощь, концентрирует ее, призывает еще, еще, еще. Дрейк был прав – он нестабилен. Разум затапливал темный туман.
– Она моя, – сообщил Кайд ровно и на этот раз прямо.
– Вот как? А она об этом знает? Не заметил на ее пальце твоего кольца.
– Уходи.
– Сходить, что ли, померить ее мощность?
«Может, она будет интересна и мне…»
– Только через твой труп.
Сквозь поры Кардо начала проникать ненависть – собираемую Двартом мощь он чувствовал.
– Интересной дорогой идешь, Кайд. Покрываешь преступника, готов применить силу против коллеги. Что дальше?
«Узнаешь», – его глаза, наверное, больше не синие, а очень-очень темные с яркими искрами – предельный гнев, перетекший в абсолютное спокойствие.
– Ты. Меня. Удивил.
Процедил Макс, прежде чем уйти. А во взгляде так и завис вопрос: «Она действительно того стоит? И если да, то нужно к ней присмотреться…»
За последнее Кайд был готов открутить и голову, и яйца.
Коллега ушел. Не насовсем, временно.
Дварт с остервенением сбросил с шеи Эры чужую невидимую петлю.
* * *Эра.
«Он сделал мне подарок», а я его подставила. И еще слышала две фразы: «Сходить, что ли, померить ее мощность?» и «Только через твой труп».
Через… твой… труп?
Кайд был не просто зол, предельно зол. Пришел по первому зову, защищал меня после того, что я натворила.
Мне редко было так муторно, как теперь. Он выгнал этого второго из моего дома, сдернул с меня аркан, принял одну часть удара на себя, вторую от Комиссии – примет позже.
Плохо на душе, стыдно.
«Сделал человек подарок».
Черт бы мой утренний сон и желание прояснить, как относится ко мне Кайд. Хорошо относится, наверное, лучше, чем я сегодня того заслуживаю.
Тому, кто вошел в комнату через минуту, я едва могла смотреть в глаза. Лицо жесткое, брови хмурые, черты укоризненные.
– Спасибо, – пробормотала, как смущенная школьница, которая сначала сама же поощряла хулиганов ее задирать, затем заорала: «Спасите!»
«Что ему будет?»
Хотел, наверное, как белый человек работать, теперь будет мотаться по инстанциям…
– Нельзя, – произнес одно слово.
«Нельзя было этого делать».
– Я знаю, прости…
Хотелось добавить, что больше не буду, что это была всего лишь минутная слабость, что я не думала о том, что придет тот, другой. Добавить можно было многое, но слова – просто слова. А мой позвоночник холодил морозный узор синих глаз.
Еще недавно в ответ на вопрос: «А ты умеешь быть простым?» – он отвечал: «Ты проверь».
Проверь.
Сейчас мне, как никогда, нужна была эта простота Кайда. Его умение прощать, его приятие, его человечная мягкость… хотя бы чуть-чуть.
«Не отталкивай». Только как об этом сказать?
– Поужинай со мной вечером…
Не время и не место для такого предложения. И еще глупее прозвучало: «Я закажу нам пасту. С томатным соусом».
А между строк: «Просто побудь, не уходи, не злись».
Я впервые открывалась снова – приглашала, проявляла слабость.
Дварт открыл портал. Развернулся и ушел, не проронив ни слова.
Я же в полной мере ощутила всю глубину и смысл слова «бессилие».
* * *Бернарда.
Земля. Ленинск.
(Paolo Vivaldi – Something About You)
Мак на Земле – никогда не привыкну к пересечению миров.
К «Березкам» мы шагали все по тому же бурому снегу-каше. Аллертон в темной куртке с воротником под горло, плотных джинсах, военных ботинках; изо рта пар. В кармане рубашки паспорт на имя Михаила Анатольевича Лаврова. Я за его размеренным шагом едва поспевала, волновалась, спотыкалась. В конце концов, Чейзер взял меня под локоть.