Частный детектив Илья Муров
Тут Илья Алексеевич умолк, оглядел присутствующих, остался доволен их слегка ошарашенными физиономиями и, не встретив возражений со стороны протоколиста, двинул дальше по заранее намеченному маршруту.
– Как вы знаете, убитого обнаружил я. Обнаружил не случайно, а в результате…
– Убитого? – дернулся протоколист.
– Неслучайно? – присоединился к нему кто-то из сослуживцев.
– Не люблю хвастаться, но ваше удивление вынуждает меня заняться этим. Ставлю сто против одного, – Муров извлек из бумажника сторублевую купюру и лихим небрежным жестом уверенного в своей фортуне игрока хлопнул ею по столу. Полупустой графин испуганно звякнул о стеклянный поднос, на котором стоял, – вслед за совершенно пустым стаканом, проделавшим то же самое мгновением раньше. – Ставлю сто против одного, что аутопсия подтвердит безупречную логику моих рассуждений: труп неизвестного является результатом чьего-то злого умысла, а вовсе не жертвой несчастного случая, вроде переохлаждения, как вы поторопились в своем протоколе изобразить…
– Ничего такого я в протоколе не изображал, – возразил дознаватель и для вящей убедительности захлопнул папку и запер ее на кнопочку. – Мы знаем о трупе только то, что он мертв. И больше ничего, к сожалению. Пока…
Наш отставник чуть не расцеловал милиционера за такие слова, словно специально позаимствованные им из какого-нибудь крутого боевика, повествующего о подвигах Шелла Скотта или Дэйва Феннера. Однако сдержался и продолжил:
– Тело это может быть трупом безвестного бомжа с такой же вероятностью, как и трупом другого человека, например, из числа лиц, пропавших без вести…
– Послушайте, гражданин Муров… то есть Муравушкин, свои соображения вы изложите как-нибудь в другой раз. Сначала ответьте на следующие вопросы, – потерял терпение дознаватель и, недобро косясь на сторублевку, принялся вновь распатронивать свою папку.
Между тем гражданин Муравушкин, не дожидаясь вопросов, вытащил из кармана несколько блокнотных листков, испещренных ровными и ясными письменами.
– Здесь все изложено точно и последовательно. Когда я обнаружил труп, в каком состоянии, что заметил, что предпринял и какой разговор имел со свидетельницей Кулешовой О.Г. Я понимаю, копам не нравится, когда их работу выполняют любители – как они нас, частных детективов, называют…
– Кому-кому не нравится? – попытался кто-то с соседних столов озадачиться, однако получилось это у него неважно, поэтому Муров не отвлекся, не сбился, но закруглил фразу и положил листки своих показаний, скрепленные собственноручной подписью, рядышком с сиротливой сторублевкой. Закругление звучало так:
– Но я вам не мешаю, напротив, прошу вас заняться вашим делом – расследовать обстоятельства смерти этого несчастного «лжеподснежника». Со своей стороны обещаю не только не препятствовать следствию, но всячески помогать ему. Причем бесплатно, на общественных, так сказать, началах…
Дознаватель принужденно откашлялся, взял листки, пробежался по ним глазами, еще раз кашлянул и, стараясь ни с кем не встречаться взглядом, произнес:
– Эти показания не имеют свидетельской ценности. Я не могу приобщить их к делу. На все есть общепризнанная форма, которую я не имею права нарушать…
– Я понимаю и обиды не держу – покладисто согласился Илья Алексеевич. – Можете вызвать стенографистку, я продиктую свои показания по всей форме, она расшифрует, отпечатает, я подпишу…
Кто-то из присутствующих, не удержавшись, хихикнул, но понимания не нашел, даже напротив: «у, провокатор!» – сказали ему неодобрительные взоры остальных – «и так сидим, крепимся из последних сил а ты – хихочки»… «Провокатор», якобы смутившись, исчез за дверью, благо сидел неподалеку от нее.
– Стенографистка в декрете, – терпеливо объяснил протоколист. – Так что придется нам с вами, гражданин Муравушкин, по-старинке в вопросы-ответы поиграть. Я спрашиваю, вы неторопливо и обстоятельно отвечаете. Или предпочитаете и дальше ваньку валять?
– Послушайте, товарищ…
– Старший лейтенант Стеблов.
– Тем более – уже старший лейтенант, на руках у вас нераскрытое убийство, а вы предлагаете мне в какие-то игры играть. Послушайте моего совета: если вас, как сыщика, мучат сомнения, то вам остается одно – действовать! Только действием можно развеять сомнения. Отработайте для начала личную жизнь трупа…
– Ой, дядя, – заржал кто-то из присутствующих, – окстись! Какая может быть личная жизнь у трупа?
Муров обернулся на ржание, заметил новое лицо, очевидно, только что вошедшее, быстро проанализировал наружность (сопатка толстомордая, глазки маленькие, хитренькие, одет небрежно, но удобно, повадки нагловатые, в одном ухе электронный усилитель звука, на вид лет тридцати пяти), определил профессиональную принадлежность, пожал плечами, дескать, хозяин – барин, и продолжил как ни в чем не бывало:
– Алгебра следствия требует, прежде всего, заняться личностью пострадавшего. Если человек убит, значит было в его жизни нечто такое, чего никто не знал. Элементарный вывод из факта предумышленного убийства…
– Предумышленность надо еще доказать, – возразил задетый за живое публичной лекцией старлей Стеблов. – Мы же не можем пока доказать, что вообще имело место убийство. Никаких следов насилия при наружном осмотре обнаружено не было, сами знаете…
– Не мне вас учить, товарищ старший лейтенант, но все же позволю себе напомнить вам кое-что из наследия великого Холмса: «Мы можем ошибиться, доверившись слишком очевидным фактам. Каким бы простым поначалу не показался случай, он всегда может обернуться гораздо более сложным». Вот вы обратили внимание, например, на мышцы трупа: какой судорогой они были сведены?
– Умереть – не встать! – простонал кто-то из присутствующих, однако, вопреки смыслу своего стона, не умер, но встал и тоже скрылся в коридоре.
– Например – обратил, товарищ частный сыщик без лицензии. Эта судорога называется предсмертной, и без нее, к вашему сведению, ни одна приличная агония не обходится, – отбрил профессионал дилетанта. Дилетант не обиделся, скорее напротив, был польщен доверием: еще вчера он был просто бывшим пожарным, отставником-огородником, а сегодня лучшие детективы города обсуждают с ним насущные проблемы их высокого ремесла. Это ли не доказательство правильности его выбора?!
– А что касается Шерлока Холмса, которым вы меня попрекнули, – невозмутимо продолжал старлей в том же назидательно-просветительском духе, – то он говорил и другое, на мой взгляд, более подходящее к нашему случаю. «Теоретизировать, не имея данных, – говорил ваш любимый герой, – значит совершать грубейшую ошибку. Незаметно для себя человек начинает подгонять факты к своей теории, вместо того чтобы строить теорию на фактах».
– Браво! – расплылся Илья Алексеевич в довольной улыбке, что, однако, не помешало ему возразить: – Впрочем, какое из высказываний великого сыщика более применимо к данному преступлению – вопрос дискуссионный. – И, доверительно понизив голос, полюбопытствовать: – Пресса присутствует с вашего разрешения, товарищ старший лейтенант?
Старлей с некоторым сожалением уставился на свидетеля, как бы говоря: м-да, на солнце ты, дядя, перегреться не мог, не грело оно еще сегодня, а вот головкой удариться – вполне. Жаль, меня это уже начинало забавлять…
Но Муров понял замешательство мента по-своему:
– Как? Значит вы не в курсе? Вон, видите за моей спиной возле дверей такого мордатого, с наушником в одном ухе? Явный журналюга, нюхом чую…
Поскольку убавление звука «прибабахнутым» дяденькой никого из присутствующих не оставило равнодушным, в комнате при этом сообщении царила такая тишина, что нашего отставника слышно было даже в коридоре. В результате все дружно воззрились на толстомордого. Толстомордый расплылся в улыбке:
– Прямо в яблочко, дядя. Так оно и есть – журналюга я, собственный корреспондент еженедельника «Криминальная Хроника России» Лазарь Подхалюзин. Вот моя аккредитационная карточка, – толстомордый отвернул лацкан пиджака и продемонстрировал всем белый, заключенный в пластик, прямоугольничек, снабженный цветной фотографией. С фотографии скалилась в объектив точно такой же улыбкой точно такая же толстомясая физиономия, так что ни у кого не возникло сомнений в том, кто на ней изображен. Даже издали.
Подхалюзин подошел к столу старлея Стеблова, вынул из заднего кармана брюк бумажник, отслюнил несколько зеленых купюр и положил их рядом со сторублевкой.
– Я принимаю ваше пари, но на моих условиях. Лично я уверен, что это труп обыкновенного подснежника, потому ставлю триста долларов против ваших ста рублей на то, что я прав, а вы ошибаетесь. Согласны?
Наш детектив, как мы знаем, не был стяжателем, и вообще относился к деньгам равнодушно, но тут на карту (буквально и фигурально) была поставлена его профессиональная честь, к тому же традиции частного сыска не только не запрещали держать пари, но, можно сказать, почти поощряли утирать носы властям подобными демаршами.
– Считайте, что эти триста долларов уже мои, – заявил наш отставник и, не сдержав смущения, улыбнулся извиняющейся улыбкой, дескать, не сочтите за бахвала, но сами понимаете, положение обязывает, все же не кто-нибудь, а детектив, причем частный…
– Вы что, совсем офонарели? – не скрывая раздражения, осведомился старлей Стеблов. – Это вам что, букмекерская контора или все-таки милиция?! А ну-ка очистите стол от посторонних предметов!
– Баксы столу не посторонние, – возразил журналюга и, отслюнив из того же бумажника еще столько же, положил чуть в сторонке от первых. – Вам, господин старший лейтенант, я предлагаю пари на тех же условиях, что и господину Мурову. Триста баксов против ста рублей, что этот неизвестный умер насильственной смертью…
– Ловко! – похвалил кто-то из присутствующих. – В любом случае этот парень обменяет свои баксы на рубли по льготному курсу: тридцать три доллара за рубль!
– Не факт, – возразил кто-то другой из той же компании. – Есть риск все проиграть, если вдруг окажется, что это труп «подснежника», убитого по заказу наемным киллером…
Один только старший лейтенант Стеблов не поддался общему веселью, оставшись верным своему персональному раздражению.
– Знаете, как это называется? – указал он на сиротливую кучку зелени и, не дожидаясь ответа, просветил: – Дача взятки должностному лицу при исполнении им служебных обязанностей. И свидетелей у меня… – и он выразительно обвел рукой помещение, полное шокированных очевидцев неслыханного преступления.
– Ну, – с сомнением протянул Подхалюзин, оглядывая присутствующих, – было б нас на порядок больше, за редкий случай массовой галлюцинации еще могло бы сойти. Правда, не за библейский, когда пять тысяч оголодавших мужиков наедаются двумя рыбками, а за уфологический, – когда толпа очарованных обывателей таращится на метеорологический зонд, полагая, что лицезреет боевую летающую посуду иноземных захватчиков… Кстати, генерал Мартов, Виктор Вячеславович, предупреждал меня относительно ваших приемчиков и приколов. Лазарь, будь осторожен с этими приколистами, а в особенности со старлеем Стебловым – стебком в пятом поколении… Но, как изволите видеть, совету вашего областного начальства я не внял и вот мне, пожалуйста, не успел оглянуться, а уже нарвался на фирменную мульку старшего лейтенанта Стеблова…
Телефонный звонок на столе упомянутого старлея избавил последнего от необходимости как-то реагировать на фамильярное заявление журналиста, а нас – от стараний эту реакцию запечатлевать для потомков во всей невообразимости ее оттенков и нюансов. Изложить же телефонные реплики для автора особой трудности не представляет.
– Оперуполномоченный старший лейтенант Стеблов, – представился старлей и застыл, впитывая ценную информацию. По-видимому, характер информации был неоднозначен, изящно выражаясь, полифонический, поскольку рот у Стеблова свело в ироническую улыбочку, тогда как в глазах, помимо обычной смышлености, проявилась настороженность.
– Ясно, Сергей Андреевич, и поддержку корреспонденту окажем, и службу нашу трудную покажем, если потребуется, можем даже побиться об заклад… Это я так, к слову, товарищ подполковник. У нас тут небольшое букмекерское дельце наклевывается… А как же, о генерале Мартове ваш, то есть наш подопечный уже доложился, обставился… Есть висяков не скрывать!.. Кстати, Сергей Андреевич, вы в курсе, что у нас в городе частный сыскарь завелся? Я не шучу, я плачу. Уже успел трупешник нам подкинуть, дело о предумышленном убийстве шьет… Утверждает, что лицензии не имеет, но разве можно их брату частнику верить? Наверняка работает по наводке какого-нибудь теневого денежного мешка…
– Это клевета, лейтенант! – оскорбился наш отставник, не удержавшись в рамках профессионального хладнокровия, в которых твердо положил пребывать своей увлекающейся натуре.
– Скорее провокация, – уточнил Подхалюзин.
Остальные дружно изобразили полное отсутствие интереса к происходящему, а самые решительные и трудолюбивые даже попытались вернуться к своим делам («Итак, вы, гражданин Штиблеткин, утверждаете, что у вас на вещевом рынке было украдено фризовое пальто китайского производства?» – «Не китайского, гражданин начальник, а канадского, и не пальто, а три дубленки, и не украли, а нагло сперли из-под самого носа… Я разорен, я в отчаянии! Разрешите смотаться на пять минуточек в рюмочную для поддержания подорванного несчастьями здоровья и восстановления утраченных душевных сил?..» И так далее.).
Стеблов дал отбой и с подчеркнутым интересом взглянул на журналиста.
– Значит, очерк о буднях подмосковного угрозыска писать собираетесь, Лазарь… извините, не знаю как по батюшке…
– Н-да, знание классики русской драматургии среди личного состава МВД оставляет желать лучшего. Лазарь Елизарович я, Денис Валентинович…
– Вижу, к нашей встрече вы подготовились, – улыбнулся старлей почти что любезной улыбкой, – чего о себе сказать не могу: не знал, не чаял, не гадал, не перечитывал, текучкой занимался…
– Надеюсь, ваши необдуманные слова о денежном мешке были сказаны в шутку, старший лейтенант? – напомнил о себе наш частный детектив и, не дожидаясь подтверждения, обратился к журналисту:
– Я принимаю пари на предложенных вами условиях, и предлагаю третейским судьей старшего лейтенанта Стеблова. Вы согласны?
Журналист успел только кивнуть, – Стеблов вмешался:
– Я тоже принимаю пари и в порядке ответной любезности предлагаю третейским судьей Муравушкина.
– Заметано, господа, – хихикнул Подхалюзин и, усилием недюжинной воли подавив дальнейшие проявления неуместной смешливости, немедленно объяснился: – Деньги все равно редакционные, так что кто бы из вас ни выиграл пари, в результате победит истина. А истина – это то, что наш еженедельник призван нести в читательские массы. Единственное требование – чтобы истина была занимательной, то есть не слишком прописной и в меру скандальной…
– Представьте себе, я так и думал, что пари – задание вашей редакции. Такие штучки с ходу не выдумываются и с кондачка не предлагаются, – поделился своей проницательностью старлей Стеблов и мило ухмыльнулся.
– Так я пойду, товарищ старший лейтенант? – проявил нетерпение Илья Муров. – Вам-то что, у вас вон целый штат помощников, а мы, частные детективы, как волки-одиночки, ногами кормимся…
– Ножками Буша, – сострил в сторону (почти себе под нос) старлей, затем подуспокоился, полюбопытствовал:
– А куда вы спешите, если не секрет? В морг?
– В морг? – удивился Муров и тут же пожалел об этом. Глупо, непрофессионально. Детектив не должен ничему удивляться. Что бы ни произошло, он обязан сохранять твердость духа, спокойствие, наблюдательность и цепкость. И наш отставник поспешил исправить досадную оплошность отменной игрой при сносной мине:
– Ну да, в морг, куда же еще? Пропуск дадите? Или хотя бы по телефону их там предупредите, чтобы не чинили препятствий…
– Я, конечно, всего лишь коп – медный лоб, но за четыре года службы в угрозыске кое-чему научился. К примеру, тому, что, чем меньше народу знает об оперативно-розыскных мероприятиях, которые вы намереваетесь предпринять, тем выше вероятность их успешного исполнения…
– Вот черт! – чертыхнулся сам себе наш отставник. – Это же азы! Это же я знаю! Совсем из черепушки вылетело…
– Да, но, Игорь Валентинович, – вмешался Подхалюзин в профессиональную беседу двух сыщиков, – его же могут элементарно не подпустить к телу потерпевшего. Сами знаете – административный восторг-с…
– Если он настоящий частный детектив, а не понарошечный, то справиться с этим восторгом для него не проблема. Правильно я говорю, господин Муров?
– Именно, – кивнул наш отставник и заторопился. – Я пойду?
– Скатертью дорожка, Илья Алексеевич. Когда ждать результатов?
– Минимум, через три дня, – не задумываясь отрезал Муров и, помахав на прощание ручкой, устремился на выход, напряженно раздумывая: на кой ляд ему сейчас переться в морг, и если не в морг, то куда ему в таком случае переться?
– Не боитесь, что действительно до чего-нибудь докопается? – спросил Подхалюзин Стеблова, как только Муров покинул помещение.
– Таким, как он, докапываться нет необходимости, – устало пожал плечами старлей. – Всё сами в лучшем виде придумают…
ГЛАВА IV
в которой рассказывается о том, что случилось с нашим детективом
после того, как он покинул здание отделения милиции
Оказавшись на Центральной улице, Илья Алексеевич впал в еще большую задумчивость и, устремив очи долу, двинулся абы куда, лишь бы на месте не топтаться – и так столько драгоценного времени с этой ментурой потерял!..
Из задумчивости его вывел чей-то голос, судя по тембру, женский, уравновешенный, вежливый, немолодой.
– Извините, пожалуйста, вы нас не сфотографируете?
Муров очнулся от дум, огляделся и установил, что находится на площади Победы, где посреди зеленой клумбы возвышается постамент с танком Т-34. Под постаментом престарелая пара пыталась запечатлеться на пленку на фоне легендарного бронированного гроба на гусеничном ходу.
– Да-да, конечно, – пробормотал Илья Алексеевич, принимая из рук благообразной дамы (назвать ее старушкой не решился бы даже отъявленный невежа) фотоаппарат с краткой и доходчивой изустной инструкцией по его эксплуатации, и наводя объектив на постамент.
– Пониже, пожалуйста, – попросила дама и взяла своего спутника под руку.
Пока наш отставник наводил пониже, с дамой успела случиться неприятность, – у нее потек левый глаз.
– Опять ты, Софочка, переборщила с косметикой, – мягко заметил ее спутник, тоже с виду никакой не старичок, а презентабельный мужчина преклонных лет.
– Косметика тут, Феденька, ни при чем, – возразила дама, утирая белоснежным платочком слезящийся глаз. – Просто эта правая линза очень какая-то неудачная…
– Может быть правая линза и неудачная, – согласился Феденька, – но слезится у тебя левый глаз…
– Не придирайся, пожалуйста, к мелочам!
– Линзы! Контактные линзы – вот что блеснуло у трупа под фонарем! – возопил вдруг наш отставник совершенным Архимедом.
– Что, простите? – ужаснулась своей непонятливости благообразная парочка.
– Да так, ничего, – смутился в ответ Илья Алексеевич. – Это я о своем, о частном, о постороннем… – И решительно заглянул в глазок объектива: дескать, подтянулись, приосанились, сказали «изюм» и замерли в ожидании птички…
Вместо птички фотоаппарат выдал молнию, да такую яркую, хлесткую и неожиданную, что Муров едва не выронил из рук это чудо японской техники. Пришлось для верности повторить операцию. И на этот раз фотоаппарат в руках Ильи Алексеевича не шелохнулся.
– Спасибо вам огромное! Не хотите ли и вы на фоне этой славной боевой машины сфотографироваться? Мы обязательно пришлем снимки по вашему адресу… Хотя, что это мы, глупые? Коль вы здешний, значит наверняка у вас есть такая фотография, – выражали, как умели свою признательность супруги.
– Скажите, пожалуйста, сколько стоит такой фотоаппарат? – пресек поток благодарностей наш детектив.
– На нашу пенсию его, увы, не купишь, – улыбнулись печально они. – Нам его внук подарил и для нас он бесценен… Вот, ездим по местам нашей фронтовой молодости и фотографируемся… право, даже сами не знаем – зачем… Наверное, от скуки…
Муров нетерпеливо взглянул на часы, любезно попрощался со славной четой и понесся в направлении рынка, где можно было купить почти все, в том числе фотоаппарат. И только оказавшись на рынке, в пока еще редком потоке покупателей, наш отставник сообразил, что наличности у него не хватит не только на фотоаппарат, но, пожалуй, даже на пленку. Колебания были тяжки, но непродолжительны: в случае чего (то есть проигрыша пари – что, по мнению Мурова, было верхом нелепости, ибо ни в одном детективном романе ни один частный детектив ни разу не оказался в проигрыше), он восполнит недостающую сумму из пенсии. Ну а если выиграет это самое пари (в чем сомневаться не приходится, что он, собственно, и делает, то есть не сомневается), то и беспокоиться не из чего. Уговорив, таким образом, свою щепетильность не дурить, не вставлять палки в колеса набирающему ход следствию, он поспешил в обменный пункт валюты, где ему из ста долларов мигом сотворили почти три тысячи рублей, взяв за это чудо всего ничего – каких-то двадцать рубликов комиссионного сбора…
Купив в точности такой же фотоаппарат как у четы («Кэнон» – поправил наш детектив продавца, – а не «Санόн») и две кассеты с пленкой к нему, Илья Алексеевич поспешил к своему жигуленку, оставленному им на служебной автостоянке отделения милиции. Хотя до больницы, в которой находился морг, было рукой подать, но глупо было носиться по городу пешком, имея в своем распоряжении автомобиль. Конечно, это не «бьюик» и даже не «крайслер», но все же транспортное средство, способное доставить из пункта А в пункт Б со скоростью 60, а то и все 80 километров в час. Само собой, наш детектив со временем собирался приобрести более скоростную машину, – не ради роскоши и даже не ради самоутверждения, но чтобы иметь возможность уходить от погони или, наоборот, преследовать врага. То есть в сугубо профессиональных целях…
Кстати, о врагах, – вдруг вспомнил Илья Алексеевич почти у самых ворот больницы, занимавшей большой помещичий дом ХVIII века, и… проехал мимо, пристально глядя в зеркало заднего вида. С задним видом на первый взгляд все обстояло самым обычным образом, то есть никто за ним не следил, не прятался коварно в потоке машин, поскольку и машин никаких не было. Но это только на первый взгляд. Кто знает, что выяснится после третьего или четвертого взгляда?.. И детектив Муров поехал это обстоятельство выяснять.
Он петлял по улочкам городка, внезапно тормозил, неожиданно изменял маршрут движения на прямо противоположный, вводил в заблуждение, включая правый поворот, а поворачивая налево, наконец, пару раз даже вышел из машины и, прошмыгнув проходными садами и огородами, вновь вернулся к ней, но уже с другой, противоположной стороны. Напоследок он достал свой рабочий блокнот и записал в него номера, цвета и марки всех появившихся в поле его зрения автомобилей. Лишь после этого, убедившись в отсутствии пресловутого хвоста, он позволил себе подъехать к воротам больницы.
Морг, разумеется, находился в подвале. Войдя в это печальное, навевающее жуть, помещение и, завидев служителя, мужчину примерно одного с ним возраста (правда, не такого подтянутого, проницательного и смышленого), Муров поступил так, как заранее спланировал, а именно: предъявил свое устрашающее краснокожее удостоверение пенсионера МВД.
– А говорили, частный сыщик заявится, – разочарованно протянул служитель, – взятки совать будет…
– Кто говорил? Стеблов? – насторожился Муров.
– Не, не Стеблов, какой-то доброжелатель…
– Какой еще доброжелатель? – подозрительно прищурился детектив.
– Я же сказал: какой-то…
– Голос описать можете?
Служитель озадаченно поскреб в затылке, наскреб, ответил:
– Дык разве ж голос опишешь? Его ж слушать надо…
– Мужчина или женщина? – не оставлял попыток хоть что-то выяснить наш отставник.
– Да вроде как мужик, только либо очень простуженный, либо с большого бодуна…
Ясно, смекнул Муров, через носовой платок говорил.
– Голос молодой или старый?
– Да чего вы взъелись на меня, товарищ… уж не знаю, как там вас по званию… ну, допустим, майор… Я у него паспорта не спрашивал, по телефону все равно не видно…
– Ну ладно, – смилостивился Илья Алексеевич, сделав зарубку на память (вычислить и разоблачить звонившего по кличке «Доброжелатель»), – покажи мне того жмурика, что сегодня утром доставили.
– Так его ж увезли давно.
– Как увезли? Кто? Куда? По какому праву?
– Да с часа полтора как. Менты из соседнего району. Документы показали, все как полагается. Говорят, мол, наш это жмурик, потому как в нашем району дубу дал. А раз, говорят, в нашем, значит нам и отчитываться. У них-де и протокол уже нарисован, и постановление имеется, в общем, все бумаги налицо, кроме самого лица, ну то есть жмурика этого…