Костяной Венец

– Но своровав один кристалл, ты ничего не решишь. Накажут охрану, поставят новый камень. Для колеса системы твоя кража, как назойливая муха, не больше. – он подцепил пальцем её подбородок, – Для всех магов нахождение в Энгхерлемме сейчас – испытание на терпение. Но Эльза Эйс – это не только дар Зоркости, ведь правда? – спустя секунду он отпрянул, поправил фрак и спрятал находку в белый платок из петлицы, – Инцидент с кражей исчерпан, извини за обыск, На выход.

– Вот так?

– Нет, не так. – он указал на причёску, – Надо привести это в порядок. Получится?

– Разберусь, – огрызнулась она, – Выйди.

Он кивнул и покинул коморку, почувствовав острую потребность охладиться. И скрыть то, что так натягивало штаны в весьма примечательной области:

– Уму непостижимо! На глазах у всей империи! – он растёр лицо руками и сделал дыхательную зарядку. Пальцы помнили бархат кожи, жар тела, дрожь в ногах Эль и эхо её сбитого трепещущего дыхания. А стройные бёдра в подвязках, сплошь увешанные мелкими ножечками? Как пьяный прокручивал в воспоминаниях кадры в полумраке коморки, – Актриса, сущая актриса.

И руки пахли ею. Не духами – ею! В ушах стоял её хрип – ну зачем?! Досчитал до десяти – не помогло, хлопнул пять раз в ладоши – вот он эффект: мысли начали концентрироваться на деле.

И картина ему не нравилась.

Минутами позже недалеко появилась не Эльза Эйс, а Луиза ди Плюси – идеальная светская дурочка. И вот словно изрядно пьяная, даже вульгарная, она вешалась на такого же пьяного Гарсива, растирая по его щеке свою помаду. Фредор куражился, а потом заметил Виктора, будто любимое развлечение и грушу для битья:

– Пожарный инспектор! А у нас здесь ничего не горит! – ухмыльнулся он и рассмеялся на непривычных для мужчины высоких нотах, – Или хотите ангажировать у меня даму? А я дам вам попользоваться, чисто из благотворительных побуждений!

Виктор вмиг ощетинился и нахмурил густые брови:

– Я попрошу вас впредь в подобном тоне о мистресс ди Плюси не выражаться.

– Фред, ты пьян! – звонко рассмеялась «Луиза», но щёки побагровели, выдавая стыд, – Лучше свежим воздухом подыши.

– Брось, моя прекрасная Лу! – он похабно прижал её к себе и дыхнул прямо в лицо перегаром, – Этот жандарм с тебя глаз не сводит, думаешь, незаметно? Надо помогать полиции, внеси свой вклад в эту непосильную работу! Тебе не впервой ублажать голодных мужчин… а я сегодня сыт! Что добру пропадать!

Луиза зачахла, будто теряя блеск брильянтов. Виктор отчетливо увидел какой пристально-яркой становится в недрах Эльза Эйс, проступая униженной натурой. Глаза в пол, натянутая улыбка и лично для Виктора чёткий диссонанс ролей. Хотя светская публика признало это забавным и подхватила шутку о бедном неудовлетворённом бастарде при власти.

Миг. И Виктор оказался рядом. Без усилий приподнял Эльзу как куклу за плечи и переставил подальше от мужских разборок. А затем дёрнул Гарсива на себя и поволок на улицу, по пути раздавая слугам и охране распоряжения по реанимации слишком пьяного гостя. Что произошло дальше, Эльза не знала, но пришла в себя уже в парковом лабиринте на лавочке. Чуть позже её нашёл старый друг:

– Держи. – он подал пунш и поднос с пирожными.

– Инспектор, жандарм, ещё и еду разносишь.

– Чёрной работы не бывает. Бывают чёрные мысли и поступки. – он спокойно сел на другой конец лавки и медленно закурил сигару, – Эль. Почему ты это терпишь?

Почему-то ей не хотелось ходить вокруг да около, прикидываться дурой и ускользать от ответа. Дым от сигары щекотал ноздри пряным вишнёвым табаком, Эльза вдруг осмелилась рассмотреть, как мерно и завораживающе курит Виктор:

– Потому что я зависима, Вик. Разве это секрет? Я содержанка. Любовница. Без вот такого баловня судьбы с толстым кошельком – я в этом городе никто.

– Может, тогда и даром не нужен такой город? – он сощурился и выпустил дым изо рта, – Город, где талантливой девушке приходится унижаться.

– В этой чёртовой империи мне везде придётся унижаться, мой наивный Вик. Я всю жизнь в бегах, разного повидала.

– И что, нет нигде места, где бы тебе спокойно жилось? – он не обвинял. Ни в чём. Просто поднимал темы, от которых больно, – Мир клином не сошёлся на нашей империи. В Иертонии нет гонений цыган, там, конечно, другая культура, другие законы, но они понятны и почти справедливы. Меньше социального расслоения, меньше свободы выбора, но там не садят в каталажку за цвет глаз.

– Ты, что ли, признаёшь несправедливость нашего законодательства? Знаменательный день.

– Не ёрничай.

– Да ты преданный пёс самодержавия!

–…Преданный гражданин своей империи.

– Императора или империи?

– Империи. Государства. Народа, который здесь живёт. – он повернулся к ней и снова нахмурился, – Да, это борьба с ветряными мельницами, но если я отступлюсь, то на моё место может прийти кто-то менее замороченный по части равноправия для всех граждан. Но всё это не так важно, Эль. Скажи лучше: зачем тебе эта игра? Игра, где тебя унижают.

– А у Фредо нет оснований меня унижать?

– Ты мне скажи. Есть ли у кого-либо право принижать достоинство другого человека? В нашей империи не всё гладко, но есть ведь достойные люди. У тебя же как на подбор все избранники – подлецы и мерзавцы. Не говори мне, что дело в деньгах, я не поверю. В той пятнадцатилетней девчонке с ветхим чемоданчиком достоинства и гордости было больше, чем в этой дорого одетой молодой женщине.

– А, может, ты обманываешься? Та девочка играла нечисто.

– Может. – отозвался он тихо. Эль коротко взглянула на него: плечи Виктора чуть поникли, задумчивый взгляд разглядывал едва освещаемую тусклым фонарём брусчатку под ногами, – Но я видел эту девочку другой. Есть надежда, что это веснушчатое чудо выжило за тонной бриллиантов и косметики.

На зелёных глазах проступили слёзы:

– Ты всё не отпускаешь…

Он просто кивнул и снова сделал затяжку, не собираясь открещиваться от очевидного.

– Ты ждёшь от меня каких-то слов? Я их могу произнести, но кому от этого будет легче?

– Смотря о каких словах ты говоришь… – она вдруг словно маску надела, улыбаясь слишком артистично.

Но мужчина не дал ей договорить, потушил не скуренную сигару, ловко попал в урну бычком, встал и подошёл с тяжёлым вздохом:

– Дуру играть непросто, да? – он убрал своевольную прядь за её ухо, – Пей свой пунш, Эли. Я доставлю тебя в резиденцию Гарсива, а то поздно уже.

Но она отмахнулась от его руки, как и от проявлений заботы:

– Я в состоянии сама добраться без жандармского конвоя.

– Я напомню тебе, что «Карнавал» тебя активно ищет. И не зря они толклись на подступах к городу накануне твоего переезда.

– Они уехали, Вик! Уж если твоя разведка не обнаружила табор в шестнадцать телег, то значит, они свалили к чёртовой бабушке!

– Так просто? – криво улыбнулся он, – Ну, допустим, я не доставлю тебя в резиденцию. Куда тогда? В ресторан? Я одну тебя не отпущу.

– Да что ты привязался? Я ловкая девочка! Всё сама! – она махнула ладонью перед его глазами и бросила ему в лицо его же запонки.

– Перестань. – вздохнул он и присел, поднимая упавшие подарки бабушки, – Зря ты так, Эль.

– Не трудись их поднимать, это дешёвка. К костюму не идёт.

Он выпрямился перед ней и смотрел поверх её головы:

– Это для тебя дешёвка. А для меня одна из немногих дорогих сердцу вещей. – из кармана он достал подарочную коробочку и без слов вручил девушке.

Тонкие пальцы подцепили крышку. Тихий нервный смешок:

– Ключ. – улыбнулась она, – От наручников? Или же… от окон ресторана?

– Ох, Эльза. – грустно улыбнулся он, – Ты ловкая карманница и орудуешь отмычкой, лучше любого местного форточника. Позаботишься об окнах сама. А это ключ от люка – там сложные замки. Универсальный. Не потеряй.

– Но зачем мне он, Вик?

– Чтобы мне было спокойней наверно. – он пожал плечами и развернулся, чтобы оставить ей возможность поступать так, как она хочет, и ехать туда, куда вздумается, – Драгоценности дарить мне не по карману, да у тебя и места свободного для них нет, – он криво улыбнулся, – Фредо перестарался, тебя смело можно под стекло имперской коллекции, как лучший из экспонатов.

Эльза побледнела и захлопала ресницами, рука непроизвольно потянулась к массивному ожерелью на шее:

– Плохая шутка.

– Помни про ту девочку, – он на секунду замер с закрытыми глазами, будто смотря фантом, доступный только ему, – Она разила не цацками, а необъятной внутренней красотой.

– Только ты её видел.

– А сейчас прячешь даже от меня.

Ушёл, давая свободу цыганскому взбалмошному духу.

* * *