Ангельд Чёрный: демон Недремлющего моря
– Ну-ка извинилась. За каждое слово свое грязное! И после того еще и рот пойдешь с мыльным порошком мыть, я за этим к тому же всех слуг проследить заставлю, чтобы спесь твою поубавить!
Ангелика была готова вновь ринуться в бой, припася не меньше едких и злых оскорблений тут же созревших на кончике ее острого языка, но ее неожиданно прервал скрипучий голос Симона Де Арнэ:
– Не стоит. Девушка достаточно ясно высказала свою принципиальную позицию. Полагаю, после всего услышанного, уже мой сын на брачное ложе с ней даже под угрозой смерти не ляжет. Мы, пожалуй, вынуждены отказаться от этого союза и откланяться.
– Отец, – внезапно возмутился Люмьен, – но ты же обещал мне…
– Тихо, юноша. – Сквозь зубы процедил граф и, поднявшись с места, потянул и его, бесцеремонно вцепившись сыну в ворот атласной черной куртки, расшитой золотыми нитями. – Мы уходим.
– Постойте, граф… – вскочил с места лорд Эндорф, – думается мне, не стоит заканчивать такое чудесное утро на столь скверной ноте. Тем более, что мне сложно не признать, как я виноват перед вами за дурное поведение моей дочери. Видно плохой из меня родитель, что не смог воспитать в ней уважение к…
– Полно вам, Майрон. – Скривился мужчина. – Мне ваши оправдания слушать еще отвратительнее, чем искреннее мнение вашей дочери о моем сыне и мне. Давайте покончим с этим.
– Но я настаиваю…
– Настаивайте сколько хотите, а мы уходим.
Лорд Эндорф поджал губы, явно не меньше оскорбленный той манере, в которой граф позволил себе с ним говорить. Он смерил убийственным взглядом дочь и, обойдя ее, попытался преградить дорогу спешно направляющимся к выходу гостям.
– Постойте. Позвольте хоть распорядиться подарки ваши отправить обратно вперед вас. Останьтесь на чай, пирожных отведайте!
– Нет уж увольте и сами давитесь своими сладостями, дорогой мой. А что до подарков – себе оставьте. Вон, пусть ваша неблагодарная дочь подивится, какими благами наше благородное и щедрое семейство готово было ее окружить, даже несмотря на вчерашний постыдный инцидент. – Сказал, словно выплюнул. А потом, уже спустившись к мощеной дорожке, ведшей от беседки в сторону дома и парадных ворот, добавил, скривив такую кислую рожу, что по всей округе у коров молоко наверно прямо в выменях свернулось: – Если бы меня боги одарили такой дочерью, я бы крепко припомнил все свои минувшие грехи и ушел в монастырь до конца жизни их отмаливать, надеясь что богам никак иначе не захочется со мной поквитаться!
Глава 9
Что ж, можно сказать, что все случилось как нельзя лучше. И пусть двери ее комнаты были теперь заперты аж на три замка, также как и ставни всех окон, – слишком уж хорошо старый лорд знал свою дочь, – учитель фехтования уволен, любимая шпага пополам переломана, а потрепанный манекен для тренировок выброшен на помойку, зато нежеланный брак с отвратительным Люмьеном остался в прошлом дурной шуткой уставшего от капризов дочери родителя.
Ангелика Эндорф готова была все простить отцу и смиренно дождаться когда же он сменит гнев на милость и простит ее, вновь вернув привычную ей свободу… Вот только рассвет следующего дня уже заглядывал сквозь щели запертых ставен, а она которую ночь не могла уснуть, думая о своем обещании сероглазому капитану «Мятежной Принцессы», которое теперь уже не по своей воле не могла исполнить.
Наверно он смертельно обидится на нее, когда поймет, что Ангелика не пришла проводить его в дальнее плаванье! С другой стороны она честного слова ему не давала. Да и в конце-концов, она же девушка, а все прекрасные девушки – ветреные натуры, уж это-то бывалый капитан должен знать.
Ах, все, да не все…
Ой, ну и что ж! Ведь наверняка у такого как он в каждом порту по почитательнице его притягательных серых глаз найдется – ну, не увидит как она ему платочком с пристани машет – на будущий же день все забудет и больше думать о ней не станет! И потом, о чем тут переживать, если Рэнд сам сказал, что в Манору вновь может никогда и не вернуться!
И все же, как не храбрилась Ангелика, как себя против него не настраивала, сердце у нее все равно щемило от какой-то странной и доселе неизведанной тоски… Такой же острой, какую она испытывала по морю в первые месяцы после возвращения «Морской Красотки» в порт, только куда более болезненной и душной. Такой, что аж плакать от обиды на всех вокруг хотелось, чего с Ангеликой Эндорф уже лет десять как не бывало.
Так и лежала она, распластавшись на ковре у камина, смотря в потолок над головой. Прислушиваясь к стуку своего сердца и тишине крадущегося к ее окнам утра… которую вдруг резко разорвал пронзительный женский визг.
– Отпустите! Отпустите! Да что же вы делаете! – кричала у самой ее двери одна из служанок, видно поставленная присматривать за ретивой госпожой – Стража! Стража! Стра…
Голос ее оборвался глухим ударом чего-то тяжелого об дверь покоев Ангелики и коридор с другой ее стороны наполнился металлическим шумом и топотом ног. Кто-то принялся сбивать замки, навешанные на нее лордом Энфордом.
Девушка подскочила на месте, едва не порвав непригодную для такой акробатики длинную ночную рубашку, и схватила чугунную кочергу со стойки у каминных принадлежностей. Встала с ней в боевую стойку у двери, нервно сжимая пальцами тяжелый инструмент на манер меча.
Удар, еще удар – и первый замок со звоном упал на пол. Дверь затряслась, словно кто-то в нетерпении толкнул ее плечом, пытаясь высадить, но она не поддалась. Да если б такое было возможно, она бы не была поставлена в комнате Ангелики…
– Пошли прочь! Кто бы вы ни были, подумайте еще раз, прежде чем вламываться сюда! – Охрипшим от волнения голосом прокричала она.
Кто-то жутко рассмеялся с той стороны и удары металла о металл стали еще яростнее и чаще. Второй замок не поддавался еще дольше первого, видно отец не поскупился и повесил настоящий амбарный, с толщиной дужки не меньше чем в собственный палец.
Бандиты? Воры? А кто же еще! Но вот так, посреди Маноры – столицы Ватундрийского королевства? Неслыханно!
– Здесь ничего нет для вас! Я же вооружена и живой не дамся!
Еще несколько ударов и звон металла, слетевшего таки с дверной петли, а после кто-то с той стороны ухнув, с неистовой силищей выбил дверь пинком ноги так, что она перекосилась, повиснув на одной петле из трех.
– Ах-ха-ха-ха! Смотрите, вот так улов – баба с кочергой!
Этот смех, мерзкий и хриплый, как же она не узнала его раньше…
Оттолкнув от себя полезшего вперед него сальноволосого Костара Делью, с перекошенной хищным азартом рожей, в комнату девушки шагнул вырядившийся в легкий кожаный доспех Люмьен Дэ Арнэ. Его темные волосы взмокли от пота и мерзко облепили высокий блестящий лоб, на рукавах и шпаге, которую он сжимал в руке виднелась кровь. Она медленно стекала по чеканному лезвию с витиеватым рисунком, скапливаясь в кровостоке и оставляя жирные алые капли следом за своим владельцем.
– Может поменяемся оружием? – Оскалилась Ангелика. – Тебе-то что шпага, что кочерга – все одно сейчас будешь кровью харкать на мой ковер!
Мерзкая улыбочка сползла с лица Люмьена, исказив губы в гримасе ярости.
– Тебе повезло что ты баба, Ангелика. Мертвую бабу трахать – это не мое. Так что убить – я тебя не убью, но вот невредимой оставить не обещаю! – Прорычав это сквозь зубы, мужчина принял атакующую стойку и быстрыми шагами сократил расстояние между собой и девушкой.
Первый удар пришелся точно в то место, где Ангелика стояла мгновение назад. Она просто отступила в сторону, выставив перед собой кочергу, закрываясь от следующей атаки. Стиль боя виконта Дэ Анрэ, если и можно его было хоть в пьяном бреду так назвать, был уже знаком девушке – атаки мужчины были медлительны и вялы, хоть он и вкладывал в каждый удар такую силу, что Ангелике с ее хрупким сложением ни за что было не отбыть напрямик.
– Мой предпоследний учитель фехтования любил говаривать, что по тому как человек фехтует можно узнать хорош ли он в постели. Так вот, Люмьен, ты меня не впечатляешь! – Фыркнула девушка и, ловко крутнув прутом кочерги вокруг шпаги противника, попыталась зацепить ее крюком, на манер мечелома. Но виконт внезапно оказался хитрее – просто отступил назад и выдернул из захвата свою шпагу, прежде чем Ангелика успела приложить усилие и довершить начатое.
– Ах ты ж мелкая шлюшка… значит трахалась с ним? – Взревел он, будто бы даже оскорбленно. – И что же стало с этим твоим учителем? Хуем коротковат оказался? Так брось эту хреновину, я тебе кое-что подлинше нее покажу!
– Нет. Просто очень скоро оказалось, что он лучше отвешивает сальные шуточки при дамах, чем фехтует… Прямо как ты, ублюдок! – Сказала девушка сквозь зубы и накрыла противника серией быстрых метких атак.
Глава 10
Ах, если бы только в ее руках была обоюдоострая шпага, а не тяжелая чугунная кочерга, которой даже острым концом было сложно сразить негодяя. Потому хлесткие удары сыпались по не скрытым доспехом частям тела Люмьена, оставляя болезненные синяки, а не кровоточащие раны.
Ангелика изо всех сил пыталась выбить оружие из руки виконта, целя ему в суставы и болевые точки, но мужчина как назло держал шпагу так крепко, словно она срослась с его рукой.
– Нузет! – Завопил он не своим голосом, получив особо ощутимый удар кочергой по морде, крюком рассекший ему щеку от оттопыренного уха до мясистого носа. И тут Ангелика совершила глупую ошибку, за которую ее не раз ругал еще первый ее учитель фехтования – сэр Моллер Грой, единственный из всех не уволенный девушкой, а погибший в нелепой драке в доках, – увлекшись противником, она перестала краем глаза смотреть по сторонам.
Сначала девушке показалось, что на голову ей обвалился целый потолок – но это был всего лишь сборник слезливых поэм некоего эльфийского поэта Эмендиля Лазурного. Ее извиняло только то, что сборник этот был толщиной почти в локоть!
Со злостью вогнав свою шпагу обратно в ножны и ногой выпнув кочергу из руки Ангелики, Люмьен навис над ней и одним движением оторвал от пола, схватившись за ночную рубашку на ее груди так, что тонкий и прочный ватундрийский хлопок затрещал как кухонная ветошь.
– Вот теперь и посмотрим кто сейчас будет харкать кровью на ковер! – прорычал он ей в лицо, брызжа слюной.
В следующее же мгновение мир перед поплывшем взглядом Ангелики сначала вспыхнул болью от мощного удара огромным кулаком под дых, а потом погас и оглох на мгновение, пока разум ее пытался вновь вернуть власть над ослабевшим телом.
Люмьен же тем временем с мерзким хохотом перехватил ее за длинные черные волосы, намотав их на кулак, и потащил следом за собой, точно собачонку на привязи. Слабо упирающуюся, поскуливавшую от боли, но бессильную против мощи в человеческой руке.
Он тащил ее куда-то дальше по коридору, заставляя голыми пятками упираться то в холодный каменный пол, то в ковры до хлюпа пропитанные чем-то влажным и липким – остававшимся на ее коже, а после запекавшимся на ней мерзкой шершавой корочкой.
Все это длилось и длилось, пока мужчина не отпустил ее волосы, швырнув едва оставшуюся в сознании девушку на ледяной мраморный пол, усыпанный острыми осколками фарфоровых ваз и раздавленными бутонами ароматных цветов.
Пионы… в воздухе пахло пионами и свежей кровью. Эти запахи, переплетясь, навсегда врежутся в ее память. Так, что все забудется, но сладко-стальной аромат все еще будет неприятно щекотать ноздри и холодить вены до самой ее смерти.
– Ангелика… – слабо простонал кто-то совсем рядом.
Девушка в ужасе распахнула глаза и увидела в углу комнаты своего отца, с руками, за спиной закованными в тяжелые кандалы. Лицо его было синим от побоев, борода неровно, местами вместе с кожей срезана с лица, один глаз заплыл, а из уголка губ по щеке стекала вязкая кровавая слюна, путавшаяся в разодранном вороте белой рубашки.
– Папа… папочка… – вокруг лорда лежало не меньше десятка тел: стражников, слуг и людей в таких же легких кожаных доспехах, которые были на Люмьене Дэ Арнэ и троих его прихвостнях. – Что же вы делаете, ублюдки! – Взревела девушка, не смотря на слабость пытаясь подняться с колен. – Неужели думаете что все это так просто сойдет вам с рук?! Да если король узнает…
– Король знает. – Раздался над ее ухом знакомый скрипучий голос.
Граф Симон Де Арнэ вышел из кабинета лорда Эндорфа в сопровождении четырех пикейщиков в цветах своего дома. Похоже вся его гнусная семейка собралась сегодня в ее доме. Так и не сумев подняться, Ангелика с четверенек перевалилась на другую сторону, чтобы видеть всех уродов, виновных в случившейся в ее доме резне. Чтобы каждого запомнить в лицо и позже лично перерезать всем им глотки от уха до уха!
– Лжец паршивый!
– Но, но… – хохотнул граф и длинным ногтем поддел большую сургучную печать, на конверте, который сжимал в руке.
Именную печать Гвендоэле Краснобородого с василиском и тремя геральдическими лилиями, рассмотрела Ангелика, не поверив притом своим глазам.
– Я, Гвендоэле Краснобородый, единственный и полновластный король Ватундрии, Капларских островов и всех людей и существ их населяющих… титулы, регалии, регалии… ага, вот. Объявляю подданного нашего, лорда Майрона Эндорфа, виновным в кровавых преступлениях против короны, смертоубийствах, казнокрадстве, морском пиратстве, махинациях и других видах подрывной деятельности, направленной на нарушение устоев нашего государства. За сим, Майрон Эндорф лишается личного дворянства, всех своих владений и имущества в пользу казны, с целью возмещения нанесенного им ущерба. Приговаривается к пожизненной ссылке в одинокую крепость на острове Мараккан, без права помилования!
– Это… это…
Это все был какой-то сон! Не бывает так, чтобы в один миг все перевернулось с ног на голову и обласканный вниманием справедливого короля, при котором страна благоденствовала и процветала, честный купец вдруг оказался… убийцей? Казнокрадом и пиратом? Нет! Все это было не про ее отца, здесь точно закралась какая-то ошибка…
– Вы… – свирепо выдохнула Ангелика, взглядом шаря вокруг в поисках доступного оружия – хоть кочерги, хоть острого черепка от вазы, лишь бы достаточно было чтобы подобраться к виновнику этой катастрофы и к горлу его приставит, заставив в штаны обделаться, но сказать правду. – Вы оболгали нас! Это же вы все подстроили! Мой отец не убийца и уж точно никакой не пират! Он честный человек, всю жизнь посвятивший верной службе короне!
Махнув рукой двум громилам тут же наставившим копья в грудь девушке, Симон Де Арнэ опустился возле нее на корточки, чтобы лучше видеть ее глаза, и медленно, смакуя каждое слово произнес:
– Не позднее чем пару недель назад к берегу прибило окровавленный шлюп с «Лунной Лилии», корабля на котором тетушка короля нашего, Гвендоэле Краснобородого, плыла к своему племяннику вместе с двумя пасынками от покойного второго мужа – дяди Родерика Первого Розамундского. Но в пути их вероломно взял на абордаж пиратский корабль и ни тетушки одного короля, ни двоюродных братьев другого не стало. Говорят детей, а мальчикам было всего шестнадцать и четырнадцать годков от роду, вшивое воронье пустило по рее, а вот женщине повезло куда меньше. Ее изнасиловали и растянули на грот мачте всем на обозрение. Я слышал, что когда наши матросы наконец разыскали «Лилию» в открытых водах и взошли на ее борт, то от нее уже мало что осталось – лицо склевали чайки, а крысы, проев брюхо, забрались в нее и поживились всем до чего не успели добраться птицы. А теперь подумайте еще раз своей хорошенькой головкой, Ангелика, и скажите откуда у вас на шее этот кулон со скрещенными стрелами – родовым гербом дома любимой тетушки нашего короля?
Глава 11
Девушка зло оскалилась и с усмешкой переспросила:
– Какой еще кулон? Завязывайте уже с нюханьем табака, граф. Я отродясь никаких украшений не носила и носить не собиралась!
– Вот этот. – Без тени улыбки ответил мужчина, выудив из-за пазухи своего дублета кулон на длинной золотой цепочке с искусной гравировкой и инкрустацией рубинами, изображавшей две скрестившиеся в полете стрелы. – Вы что же, не заметили? Я ведь всего мгновение назад сорвал его с вашей шеи. Полагаю, вам отец его подарил и вы не знали об истинной природе этого подарка? О том, сколько крови, боли и страданий он впитал, прежде чем украсить вашу лебединую шею.
– Ублюдок! – Взревела девушка и бросилась на графа, не взирая даже на выставленные в ее сторону копья, но не успела дотянуться. – Это твоих рук дело!
Мужчина отпрянул в сторону, нелепо повалившись набок, а Ангелику в тот же миг подхватили под руки двое его громил и зажали ее так, что девушке было ни вдохнуть, ни дернуться.
– Мои-их? – Усмехнулся Симон Де Арнэ, издевательски растягивая слова. – А как же сундуки с награбленным с «Лунной Лилии»? Серебряная посуда с розамундским гербом, сундучки с именными украшениями… да ваш отец не побрезговал даже портретом женщины, с которой так ужасно расправились его головорезы! Как знать… может это именно он тогда первым надругался над ней, а только после отдал тем животным, которые лишь довершили начатое?
Девушка раскрыла рот, не в силах сдержать возмущение, но на это ей просто нечего было ответить. Да и при ком здесь ей было взывать к справедливости? При сыне безжалостного убийцы или его людях, которые быть может и участвовали в расправе на «Лунной Лилии»?
Он все продумал, этот паршивый старый пес! Быть может и даром ему не сдалось сватать к ней Люмьена – ему нужно было лишь проникнуть в их дом и, под видом добрых намерений, оставить здесь улики против её отца… своего главного торгового конкурента и на суше, и на море.
Граф Симон Де Арнэ, приближенный его величества Гвендоэле Краснобородого, заработал свой титул и привилегии участвуя в королевских военных походах в качестве дипломата. А после них, выйдя на пенсию, принялся активно наращивать состояние, используя связи и отточенные навыки опытного переговорщика, да шпионских дел мастера. Вот только одного конкурента он никак не мог свести с экономической арены Ватундрийского королевства – ее отца, купца в третьем поколении и просто умного и удачливого судовладельца. Ведь корабли лорда Эндорфа, в отличии от кораблей Симона Де Арнэ каким-то чудом всегда возвращались в порт, несмотря на шторма и опасности, которые таило Недремлющее Море.
Так могло ли хоть что-то в целом мире раздражать всесильного графа больше, чем непотопляемый конкурент, отказывавшийся продавать ему свое дело!
– Вижу, вам впервые нечего сказать, милая Ангелика? – Победоносно улыбнулся граф. – Что ж, говорить ничего и не нужно. Ведь вы теперь никто. Дочь опаснейшего преступника и морского бандита, который сотни семей на берегу оставил без братьев, мужей и отцов. Полагаю, ни в одном доме Маноры, как и за его пределами, вам не то что черствого хлеба не пожалуют, но даже пнут, вздумай вы подыхать у чьего-либо порога. – Устало поправив сбившиеся на бок жиденькие волосья, едва-едва прикрывавшие блестящую лысину под ними, мужчина приосанился и, задумчиво разгладив длинными паучьими пальцами кружевные манжеты на рукавах, добавил: – После случившейся на «Лунной Лилии» трагедии, король выдал мне все полномочия на поиски и дознание преступников. Поскольку ваш отец волею его величества лишен гражданства Ватундрии в связи с найденными мной неоспоримыми доказательствами и уликами, иного суда над ним не будет. На Мараккане его ждет неминуемая смерть и забвение. Что же до вас…
– Отец! – Подал голос Люмьен, выступив из-за спины Ангелики. – Ты обещал ее мне.
– Да. – Скривился мужчина и на мгновение будто бы засомневался. – Что ж. Она твоя, раз обещал.
Услышав это, виконт преобразился – расхохотался громко и зло, приосанился, будто бы став при том шире в плечах и не боясь подошел к Ангелике близко, беспечно заткнув большие пальцы рук за широкий кожаный пояс с большой латунной бляхой. Посмотрел сверху вниз жадно, голодно и чуть склонился, сровнявшись с девушкой взглядами и дохнув на нее прокислым вином и вареным луком.
– За все в этом мире, моя сладкая, надо плати-ить! – Точь в точь как его отец манерно растягивая слова пригрозил он. – Ты унизила меня дважды, а я и одного раза еще никому не спустил! Что? Не мил я тебе? Зря не захотела ты стать моей женой… теперь станешь моей шлюхой!
Сказав это, Люмьен схватил ее за волосы и кивнув громилам, державшим Ангелику, дернул на себя, заставив развернуться к нему спиной и полным боли и ненависти воплем вцепиться в его руку, пытаясь освободиться. Но мужчина только поднял ее выше, заставив девушку встать на цыпочки и беспомощно цепляться пальцами за его доспех, в попытке уменьшить боль.
Довольно усмехнувшись, Люмьен дал знак своим людям и направился к дверям, таща за волосы девушку следом за собой.
– Отдам тебя в бордель к мадам Ирис и велю на цепь посадить если выкинешь что. Станешь моей личной дыркой! А будешь плохо себя вести, велю продавать только одержимым колдунам! Слышала когда-нибудь что рассказывают об их предпочтениях шлюхи? Ничего, услышишь, никуда теперь не денешься!
– Ангелика! – Судорожно воскликнул лорд Эндорф и взревел зверем, неведомой силой поднятый на ослабевшие ноги, побежал вперед, широкими плечами расталкивая прихвостней виконта.
Только и успев, что обернуться на него, Люмьен всего мгновение спустя был беспощадно сбит с ног навалившимся на него лордом и ему ничего не осталось, кроме того что разжать руку, выпуская волосы Ангелики, чтобы не рухнуть на пол плашмя, разбив при том лицо.
– Беги! – Прохрипел ее отец, который уже не смог бы подняться со скованными за спиной руками, а растерявшиеся из-за его неожиданного выпада головорезы и пикейщики, уже спешили к ним с другого конца комнаты, подхватывая выроненные копья и топоры.
И Ангелика побежала бы, если б в следующее же мгновение острый охотничий нож не блеснул прямо возле шеи ее отца, вонзившись в нее по самую рукоять.
– Нет… нн-не… Не-ет! – услышала девушка истошный крик… и будто бы кричала не она сама, а какое-то дикое, израненное животное – так страшно в этот момент звучал ее собственный голос. Мир вокруг будто потонул в этом крике, наполнившись звоном в ушах и глухими отголосками чьих-то голосов, шагов… ударов. Ангелика опустилась на колени, не в силах больше стоять на ногах и на четвереньках подползла к отцу, чей взгляд остекленел лишь только кровь перестала бить из этой глубокой, страшной раны на его шее.
Кажется, она что-то шептала, хватаясь за его еще теплые руки и давясь собственными рыданиями, которых не слышала. Кажется, к груди его прижалась, ощущая как кожа мерзко липнет к холодной алой влаге, успевшей пропитать его одежды и… то что не бьется. Сердце не бьется!, создавая в груди лорда Майрона Эндорфа мертвую тишину. И покой… которого она больше не узнает, пока эта же самая тишина не поселится в груди каждого из тех, кто был причастен к смерти ее отца.
Глава 12
Мадам Ирис, седоволосая пышногрудая ишмирка с кожей цвета крепкого кофе, была новой работнице совершенно не рада. Когда в “Дымчатый сапфир” под самое утро ввалилился виконт Дэ Арне, со своими опьяненными кровью и грязным триумфом горлопанами-приятелями, она доблестно попыталась выставить всех вон. Но, получив от Люмьена тугой кошель делариев, тут же присмирела и согласилась по крайней мере выслушать незваных гостей.
По началу женщина еще придерживалась своего мнения. Они с виконтом яростно спорили, перекрикивая друг-друга так, что на лестице из гостиной в спальни начали появляться все новые и новые сонные работницы “Дымчатого сапфира”. Но мадам Ирис это быстро пресекла, разогнав девушек обратно по их комнатам с помощью крепкого словца и кожаной плетки, которую для устрашения всегда носила на своем широком поясе.
Еще ли один кошель золотых или желание как можно скорее вернуться в теплую постель досматривать сны было тому виной, но в конце-концов женщина сдалась. Щелкнув пальцами и устало махнув рукой на бледную, как смерть, на ногах не держащуюся девицу, она подозвала сонных охранников своего борделя и велела им тащить бедняжку в подвал, да сажать на цепь. Потому что иначе от Люмьена, распаленного триумфом над своей обидчицей, и жаждущего немедленно заполучить свой трофей, было не осадить.
– Виконт, мне, как никому другому ясны ваши чаяния! – ласково промурлыкала ишмирка, преградив путь раскрасневшемуся от возмущения мужчине, – Но кто срывает недозрелый плод, тот никогда не вкусит его сладости. Раз решили мне ее доверить, так доверьте! Уж поверьте – я и не таким коготки, да острые зубки обламывала. Я-то знаю… я по глазам натуру вижу! Хотите, будет с руки вашей есть? Хотите ноги будет целовать и за каждый плевок или оплеуху спасибо говорить? Будет! Только дайте срок… ну, а если просто трахнуть ее хотели и у пристани выбросить, так зачем же будили тогда меня в такую рань? Справились бы сами и при том бесплатно!
Слова темнокожей хозяйки борделя подействовали на Люмьена лучше зелья благости и смирения – мужчина разомлел, расхохотался и, не переставая улыбаться широко и мечтательно, пригрозил мадам пальцем.